Перехлест волны

Пять лет назад в деревне под Калугой выдалось жаркое лето. Отец, которому дом после смерти бабки перешел по наследству, истребовал у матери сына, чтобы помог привести старую хибару в надлежащий вид для продажи. Он даже обещал им отдать какую-то часть вырученных средств, потому что, мол, “причитается”. Денег этих Панфилов, горбатившийся два летних месяца почти в одиночку, так и не увидел, но это лето запомнилось ему совсем не ремонтом. Марк, неожиданно вымахавший за прошлый год, но еще тощий, как тростина, разгуливал в одних шортах, и на третий день уже маялся от солнечных ожогов. Обмазавшись, по старой бабушкиной науке, сметаной, он валялся дома, когда услышал во дворе чьи-то голоса. – Да я точно говорю, он ничей, – говорила какая-то девчонка. – Тут бабулька жила, давно еще, а потом умерла. Уже лет десять пусто. – А чьи тогда трусы висят? – сомневалась вторая, видимо, заметив постиранное панфиловское белье, которое он вывесил сушиться наружу. Сразу стало стыдно – какие-то посторонние обсуждали его трусы. Марк, забыв про горящие плечи, подскочил и высунулся на улицу. – Вы чего тут забыли? – неприветливо буркнул он. Перед ним стояли две девчонки, совершенно точно не деревенские. У одной из них на шее висел фотоаппарат. – Ой… – залепетала вторая. – Пошли, Алис, тут занято… – Привет, – бесстрашно сказала та, что с фотоаппаратом. – А ты живешь теперь здесь? – Не живу, просто ремонт приехал делать, – смутился Марк. Ему не хотелось, чтобы кто-то подумал, что он действительно может жить в таком жалком домике. – Это бабушкин, отец продавать собрался… Девчонка с фотоаппаратом засияла. – А я тебя, кажется, помню. Ты ж… Марк, правильно? Я Алиса. Мы с тобой играли тут, когда нам по шесть было. Вспоминалось медленно, но четко – еще когда была жива бабушка, и Марк почти все время проводил у нее, летом они действительно играли с какой-то девочкой. Их даже бабушка дразнила “жених и невеста”... – Помню, – сказал он. – У твоих родителей здесь дача. Вон там, – он махнул рукой куда-то в сторону поля, за которым и впрямь начинался дачный поселок. Алиса улыбнулась. – Вот здорово. Марк, нам бежать надо, но ты заходи, если дом помнишь. Мама будет тебе рада. Панфилов согласился, хоть и не думал всерьез заявиться в гости. Но через два дня, занимаясь крыльцом, он полоснул себе по пальцу. Рана была неглубокая, но противная, и кровоточила, не унимаясь. В доме не нашлось даже носового платка, чтобы замотать, да и нужно было обработать, чтобы не было заражения. В деревне, конечно, был магазин, но денег у Марка не было. И он решил сделать единственное, что пришло ему в голову – попросить Алису о помощи. Дом он нашел сразу – он был высокий, приметный, больше похожий на загородный коттедж, чем на простую дачу. Вместо огорода перед домом был разбит цветник, а по периметру протянулся красивый, но неприступный заборчик с кованой решеткой по верху. Был уже поздний вечер, спускались сумерки, и Марк нерешительно позвонил в звонок у калитки. Алиса вышла не сразу, как-то боязливо, но едва увидела Марка с намотанным на руку измазанным кровью подолом футболки, тут же переполошилась. Он еле убедил Алису в том, что ничего серьезного не произошло, но она все равно потащила его на кухню, где долго промывала и обрабатывала несчастный палец. После того случая они виделись почти каждый день. Обычно Алиса приходила вечером, когда спадала жара и Марк заканчивал работу, или он приходил сам, специально выбирая будние дни, когда родители Алисы уезжали в город. Они смотрели кино, гуляли, играли в бадминтон, ходили на речку, словом, предавались невинным шалостям, уместным даже для десятилеток. Вместе им было так же хорошо, как когда-то в детстве. Однажды, уже после темноты, они лежали в поле и рассматривали звезды. Марк показывал Алисе созвездия, вычисляя их, необыкновенно яркие, в темном июльском небе. Вокруг не было ни души, но они все равно говорили шепотом, будто эти созвездия были их общей тайной, которой нельзя было ни с кем делиться. Панфилов и сам не понял, как это произошло, но еще секунду назад он вытягивал руку в небо, указывая Алисе на Лебедя – а в следующий момент они уже целовались. С Алисой все было легко и просто. От нее вкусно пахло дорогим шампунем, она была ласкова, но настойчива, и совершенно не умела обижаться. Но важнее всего было то, что Марк, к тому времени уже целый год проживший в неспадавшем оцепенении от мысли, что его привлекают мужчины, наконец-то почувствовал себя… нормальным. Ему понравилась девушка, и он понравился ей – что может быть лучше? Значит, все, что происходило с ним до этого – просто превратности переходного возраста, которые можно забыть, как страшный сон. Они встречались весь август, и это мало чем отличалось от прежней дружбы, но теперь в любой момент Алиса могла остановиться, чтобы чмокнуть его в губы, и каждый раз Марк послушно отвечал. Он никогда не начинал первым – как думал, из джентльменства. Но ему просто не приходило в голову, что он хочет ее поцеловать, потому что на самом деле ему хотелось вовсе не целоваться – ему хотелось просто знать, что он кому-то нужен. К концу августа дом был приведен в чувство – Марк почти всю работу сделал сам, и безумно собой гордился. От тяжелой работы он даже возмужал – сам он не мог оценить, но так говорила Алиса. Она вообще не скупилась на комплименты. Так Марк узнал, что у него красивые глаза, красивые руки, что он хорошо поет, пишет интересные стихи и еще много чего другого. Если бы для любви не требовалось влечения, он бы окончательно и бесповоротно в нее влюбился. Алиса первая на его памяти, после, пожалуй, бабушки так беззастенчиво его хвалила, ничего не требуя взамен. В тот памятный вечер они сидели в бабушкином доме – Алиса пришла с фотоаппаратом, когда еще стояло солнце, чтобы сделать красивые фото для продажи, и осталась после заката. Они уже привычно валялись на старой тахте в обнимку, болтая о всякой ерунде, как вдруг она сказала: – Марк… ты ведь скоро уезжаешь, да? – Да… отец через три дня меня заберет. Через неделю школа. – Значит, времени осталось немного? – Ну, да… – с тяжестью на сердце подумал Марк. Ему не хотелось возвращаться домой, где все пресно и по-старому, не хотелось расставаться с человеком, который так ему дорог. Он хотел сказать что-то еще, но Алиса не дала договорить: – Я тебя хочу. – Что? – не понял он. – Хочу. Тебя. Марк, давай займемся любовью, – так и сказала “любовью”, как в каком-нибудь французском фильме. Панфилов не мог ей отказать. Но переступить через себя и заставить собственное тело отреагировать так, как должно реагировать тело пятнадцатилетнего пацана на жмущуюся к нему красивую и дорогую ему девушку, он тоже не смог. – Марик, ты чего? – пробормотала она растеряно, когда Панфилов, окончательно сдавшись, откатился в сторону и отвернулся. Он боялся оглянуться и увидеть на лице Алисы обиду – все-таки наверное это паршиво, когда тебя не хотят… но она заставила его посмотреть на себя, и ее лицо не выражало ничего, кроме беспокойства. – Все в порядке? У тебя что-нибудь болит? Или ты устал? – Нет, Лис, у меня ничего не болит, – отозвался Марк. – Я просто… Лис, я обманщик. – В смысле? Ты мне наврал? Если ты хочешь сейчас признаться, что это не ты жил тут в детстве, то это уже вообще не важно… – Нет, послушай, – он перебил ее нескончаемый поток фантазии и сел на тахте. – Дело не в этом. Дело в том, что, кажется… кажется, мне вообще не нравятся девушки. Любая другая на месте Алисы бы смертельно обиделась и ушла, но она осталась и полночи выспрашивала у Марка о его проблемах. Именно ей он впервые открылся, и до этого момента она была единственной живой душой на земле, не считая тех, с кем он позже сходился, кто знал о его ориентации. – Так, выкладывай, – заявила Алиса, когда перед ними выставили два бокала со сладким гранатовым вином. Она настояла, чтобы Марк к ней присоединился, не принимая возражения, что еще только обеденное время – у нее время вообще текло по-своему, и какие-то человеческие вещи вроде привычного расписания для нее не существовали. – Да, это отец… – буркнул Марк и выложил все детали недавнего разговора. Не умолчал он и о последнем. – Я ляпнул, не думав, а теперь понимаю, что зря я это. Вдруг он матери позвонит… – Ой, а она как будто верит каждому его слову, – фыркнула Алиса. – Нет, но она начнет переживать, что подумают обо мне другие. А она и так уже завела разговор, что пора бы мне найти девушку. – Делов-то, – Алиса пожала плечами. – Хочешь, я твоей девушкой притворюсь? Скромная студентка искусствоведения Алисочка Красовская, лучший выбор для вашего любимого сыночка, – проговорила она в нос и с важным видом поправила на носу невидимые очки. Это было так уморительно, что Марк не удержался и прыснул. – Ну тогда тебе придется до смерти ей притворяться. Потому что мама потребует жениться. – Черт, такого я не планировала. А ты уже думал, какие варианты? – Пока не успел. Это все… внезапно как-то пришло. – Да уж. Засада со всех сторон. – Мне бы как-то эти два года перекантоваться. А потом получить стипендию и уехать. – Так если все равно уезжать – можно ж и прикинуться. Два года будем делать вид, что вот-вот поженимся, а потом я сбегу с каким-нибудь проходимцем, – Алиса усмехнулась. У нее все проблемы решались просто – может, потому что родители ей в детстве нервы не трепали, а может, она просто такая уродилась. – Надо подумать, – фыркнул Марк. Идея была хорошая, но не беспроблемная – Алиса жила в Калуге и вряд ли смогла бы примчаться на смотрины по первому зову. Да и если сын бухгалтерши Инки женится, не окончив учебы, никакие увещевания матери, что им еще рано, не помогут. Да и в момент “расставания” мать кого-то из них живьем съест… Алиса вдруг пристально посмотрела на него и хитро улыбнулась. – А на самом деле как у тебя дела? – Ты о чем? – Об отношениях. Мне кажется, у тебя кто-то появился. – Почему ты так думаешь? – Интуиция. – Ну… – Алисе можно было рассказать все без стеснения, но Марк почему-то смутился. Наверное, потому что и сам еще не понял, есть там что-то или нет. – Есть один парень. Но он пока просто появился. Не у меня. – Расскажи! – у девушки загорелись глаза, и она навалилась на стол, внимательно рассматривая Панфилова. – Его… Тима зовут. Тимофей. Он… ну, в общем, там все сложно. – Сложно? А чего? Занят? Женат? Гетеро?! – Слишком умный, – хмыкнул Марк. – И слишком много думает. – Ты что, влюбился в препода? – Наоборот. Препод – это я. А он – мой ученик. Одиннадцатиклассник. И я даже не настоящий репетитор, а просто… взялся помочь ему, потому что у него катастрофа с физикой. – Ты же говоришь – умный. Зачем ему тогда помощь? – Лукаво спросила Алиса. – Потому что ему не интересно. Если бы он хотел, то сам бы в ней лучше меня разобрался. А я… просто пытаюсь показать, что физика – это тоже про жизнь. Просто с другой стороны. – Фотку покажешь? – Его? А, да, сейчас… – Марк замешкался, открывая чат, и тут сообразил, что показать не получится – вместо фотки у Тимы в профиле стояла какая-то черно-белая абстракция, а других его соцсетей он не знал. Панфилову это было и не нужно, потому что он и так мог воспроизвести его по памяти, до мельчайших деталей. – Видимо, не получится. Алиса притворно нахмурилась и взяла с Марка честное слово, что при случае он обязательно пришлет ей фотографию. – И в чем же тогда твоя проблема? – спросила она. – Он ведь по мальчикам? – Я вижу, что да. И вижу, что нравлюсь ему. Это… заметно. Но проблема в том, что он, кажется, еще сам этого не понимает. – То есть ты хочешь взять на себя великую ответственность открыть невинной душе эту сторону ее натуры? – Высокопарно, но… да. Хотя я не знаю, хочу ли я. Дело в том, что Тима планирует уезжать. Сразу после школы. В Германию. У него там отец, Тима поступит в университет… в общем, если я чего-то и хочу, то времени у нас немного. И я не уверен, что в это вообще нужно ввязываться. Алиса задумалась и поджала губы, сосредоточенно глядя на стоящий перед ней полупустой бокал. – Я слышала, что в Германии много стипендий для талантливых физиков, – наконец, произнесла она тихо. – Я тоже. К чему это? – К тому, что если ты хочешь, чтоб он тебя дождался, надо действовать уже сейчас. Панфилов оторопел. В этом была вся Алиса, с ее любовью к четким планам, не признающим условностей, и тягой к непременным хэппи-эндам. Он вообще порой не понимал, как ей живется в этом сложном мире, вернее – как этот мир до сих пор терпит в себе Алису. – Ты… ты это серьезно? – Абсолютно. Если он, как ты говоришь, действительно палится, что ты ему нравишься, и он нравится тебе – седлай эту волну и прогни под себя изменчивый мир. В конце концов, вроде именно этим, вы, физики, и занимаетесь.