Je vais te faire mal

      Чем сильнее Фима хотел наступления следующего дня, тем медленнее, казалось, шло время. Все чувства обострились, душа требовала узнать всю правду, и терпения едва хватало, чтобы пережить очередную ночь. С утра кусок в рот не лез, поэтому Ефим обошёлся кружкой кофе и порцией вдохов через ингалятор. Стандартный набор астматика, завтрак можно было считать законченным.       Дождавшись нужного времени, он быстро набрал сообщение брату, чтобы тот собирался, и выдвинулся к нему навстречу. Поездка обещала быть долгой и довольно неловкой, но ничего страшного. Фима был настроен серьёзно — они должны сегодня решить все проблемы. И точка. Дальше тянуть просто невыносимо. Если младший опять уйдёт в отказ, он его к стулу привяжет и не отпустит, пока не узнает всю правду. До такого доводить не хотелось, но, если понадобится, сделает что-то подобное без раздумываний. Если Фима упирался, как баран, его было уже не остановить.       Дисс ждал брата возле подъезда и, заметив его машину, тут же подошёл и забрался на своё сидение. Да, именно так. Это стало сидением младшего, и старший лишь галочку поставил напротив этого пункта. Выглядел Одя намного лучше, чем пару дней назад, и от его хоть и насмешливой, но улыбки в душе разлилось тепло. Вместе они отправились к Ефиму, переговариваясь на нейтральные темы. Неплохо, лучше уж так, чем сидеть в полной тишине. Голос младшего брата успокаивал. Он соорудил на голове небрежную причёску, сквозь которую проглядывали родные корни тёмного цвета. Пора обновить покраску, но старший не понимал, зачем он вообще красится. Чёрные волосы ему шли больше. — Почему краситься начал? Захотелось поменять стиль? — спросил у брата Фима. — Типа того, — пожал плечами Дисс. — Так мне нравится больше. С пирсингом смотрится лучше. — Понятно. Сам красишься? — Ага. Тебя не обмануть, бог стрижек.       Ну, в этом была истина. Любому профессионалу стоило только раз взглянуть на его голову, чтобы всё понять. Ничего критичного, но Ефиму хотелось сделать ему приятно. — Давай я покрашу тебя? — почувствовал, как Одя пристального на него смотрит. — Сделаю круче, чем в любом вашем питерском салоне. — Какие громкие слова. Ладно, как-нибудь потом, — и после тихо добавил себе под нос. — Если ты до этого времени не уедешь.       Если не уедешь… Логично, Фима не мог бесконечно торчать в Санкт-Петербурге. И скоро придётся вернуться в свою привычную рутину. Но мечты, что Одиссей всё-таки поедет с ним, продолжали теплиться где-то в самых далёких глубинах души.       Наконец братья добрались до нужного адреса. Как Дисс и думал, брат снял квартиру в центральном районе недалеко от центра Питера, что на него было похоже. Денег старший не жалел, но эта информация не особо была ему интересна. Пусть Ян думал, что он себе нашёл «богатого папика», — это было далеко не так. Он никогда не искал себе обеспеченного ухажёра, если нужно — заработает на всё сам. А то, что его брательник стал таким состоятельным человеком — факт занимательный, но не шибко важный. Деньги Фимы младшего не интересовали.       Его интересовал он сам. А в каком именно смысле до конца не понимал.       Поднявшись до квартиры, Ефим первым делом пропустил брата, а затем зашёл сам. Квартира была однокомнатная, но просторная, как и многие похожие квартиры в этом районе. Дисса интересовала местная архитектура, потому он отправился на экскурсию, недовольно цокая на свежий ремонт. «Всю аутентичность убили, изверги!». И Фима не мог с ним не согласиться. Но выбирать не приходится, что есть то есть. Жить долго здесь он не планировал.       Утолив своё любопытство, Одиссей удобно уселся на диванчик возле окна, закинул на него ноги и стал ждать от Фимы чай, словно король. И выглядел он внушительно на дорогой мебели со всей своей внешностью — порванные джинсы, футболка с вызывающей надписью «Не имей мне мозги, имей лучше меня», с пирсингом на лице, а в ушах серёжки и длинная цепочка. Провокационный и колючий, дерзкий и смелый. И, по прошествии времени, Ефим смог привыкнуть к нему и начал думать, что ему всё это очень шло. Обновлённый младший притягивал взгляд. — Что будешь? Чай, кофе? — поинтересовался у Оди старший, выглядывая из проёма кухни. — Чай, — ответил брат, утыкаясь в телефон. Занятой какой, весь в делах. Забавный.       Ефим нагрел воду в чайнике, заварил в кружках пакетики чая и вместе с ними вернулся к брату. Сел рядом, бедром подвигая длинные ноги Дисса в сторону. Вот же вырос, куда не глянь — всюду его ноги. Аж завидно. — Ты чего таким высоким стал? В кого вымахал, интересно. — Ну явно не в тебя, — сострил Одя, забирая из рук Фимы кружку. — Сам по себе такой красивый. Завидуешь? — Да, — не стал скрывать Ефим. — Привык быть всегда выше тебя. Защищать, оберегать… Не так просто привыкнуть, что ты уже давно взрослый. — Ничем помочь не могу, — в глазах младшего промелькнул недобрый огонёк, а брови нахмурились. — Хватит обмениваться любезностями. Не для этого мы собрались. — Согласен, — старший сделал глоток, задумчиво помолчал. Тщательно всё обдумав, начал говорить. — Я позвонил маме. Поговорили. Не скажу, что это был приятный разговор. Но я узнал то, что было нужно. — Я и не сомневался, — хмыкнул Дисс. — Хотя странно, что они со своим любимым сыном не такие откровенные. Я-то думал, что один козёл отпущения. Неудачный отпрыск. Позор семьи. — Прекрати. Ты не такой. — Кто знает. И что узнал новенького? — Почему, — отведя взгляд от кружки, Фима перевёл его в глаза брата, — ты не говорил, что хочешь поступить в Питер? И что родители заставили тебя поступать в наш универ?       Младший резко замер, зависая на полпути с кружкой возле рта. Секунда, и он убрал её в сторону, развалился на диване и дерзко уставился на Ефима в ответ. — Ха, и что бы ты сделал? Смог бы переубедить наших стариков? — Может быть. — Интересно, как. Ты их не слышал, тебя не было рядом, когда мы спорили до хрипоты. Тебя никогда не было, ты был занят собой. И на меня тебе было плевать. — Почему ты так говоришь? — с этим Фима был категорически не согласен. По его мнению, он делал всё, чтобы по максимуму участвовать в жизни своего младшенького. В силу своих возможностей. — В этом и проблема, Дисс. Расскажи ты мне, мы бы смогли что-то придумать. Я бы не бросил тебя в одиночестве.       Не сразу Одиссей ответил. Он прикусывал нижнюю губу, покручивал шарик пирсинга над бровью и хмурился всё сильнее. Что-то усиленно обдумывал. Придя внутри себя к некому соглашению, тихо заговорил. — Я не оправдал ожиданий наших «дорогих» родителей. С самого начала и до конца. Это ты у них был распрекрасным, идеальным сыночкой, о котором только и говорили. Фима то, Фима сё… А что я? Никчёмный, слабый и тупой, да ещё и голубой. А наш папочка не смог пережить, что его сын такой. Любитель мужиков. И твои слова ничего бы не изменили. — Ты не можешь это знать, — было больно слышать в словах Оди столько неприкрытой боли. И злости. Издав протяжный вздох, Ефим тяжело провёл рукой по лицу. — Если бы я только знал… — А ты знал, — неожиданно выдал Дисс, заставляя удивлённо на него посмотреть. — Что, уже забыл? Не строй из себя такого несчастного. Ты ничем не лучше, чем они.       Стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, младший встал и подошёл к окну. Присел на подоконник, подгибая под себя ногу. И заговорил пропитанным горечью голосом: — Вряд ли ты это помнишь. Ты слишком был занят своими делами. Отношениями, работой, хрен знает ещё чем. Строил из себя любящего и надежного брата, но кем был в итоге? В курсе? —Таким и был, — Фима продолжал ничего не понимать. — Не помню, чтобы ты мне говорил… — Конечно. Не помнишь. Сказать, что ты ещё не помнишь? Например, как даже не попытался защитить, когда отец меня пинками из дома выгнал? Защитник хуев нашёлся, а на деле ничего. Пустой пшик. — Но… я… — стало мгновенно стыдно. Старший не знал, что ответить. Он действительно ничего не сделал, чтобы остановить отца. И это грызло его изнутри. — Нет мне оправдания. Могу лишь сказать, что не думал, что ты сбежишь. Иначе я бы поговорил с родителями и всё решил. — Ничего бы ты не решил, — Одя отвёл взгляд на пейзаж за окном. — И никто бы не смог. Особенно тот, кто интересовался мной не больше, чем своей очередной подружкой. И не пытайся со мной спорить. Одиссей много раз пытался поговорить с братом, рассказать ему о том, насколько собственные родители не понимали его. Со стороны могло показаться, что он глупый подросток с наивными мечтами, но это было далеко не так. Он тщательно готовился к поступлению, ходил на все дополнительные занятия, чтобы сдать нужные предметы на максимальный балл. Но мама с папой были категорически против и не стали даже слушать младшего сына, постоянно напоминая, что он совсем не такой, как его брат. И ему ничего не светит. Лучше забыть все свои детские мечты, пойти туда, куда они хотят, и делать только то, что решат за него родители. Никому не было интересно, что думал об этом сам Дисс. И ему приходилось поддаваться, ломать себя и страдать, что его никто и не пытается услышать. И в своей собственной семье он лишний и чужой. И, что самое обидное, старшему брату он тоже был не нужен. Ефим делал вид, что он весь из себя такой понимающий и любящий, при этом вечно занятый и обращающий на брата внимание не больше, чем на случайного приятеля. Когда Одя пытался поговорить с ним, вечно куда-то уходил, переносил встречи на потом, и, если они всё-таки собирались вместе, больше говорил с родителями, сидел в телефоне или занимался своими делами, а слушал брата в лучшем случае в пол уха. В их очередной односторонний диалог младший и поведал, что хочет поступать в другой вуз. Не туда, куда его уже пристраивают родители. Пытаясь найти в брате поддержку, получил только общие слова и реплики по типу «всё будет хорошо». Фима, не отводя взгляд от важного чата в телефоне, неловко похлопал Одиссея по плечу и сказал: — Всё образуется. Не переживай, родители не хотят тебе плохого. Держись, jeune. А после ушёл, не удосужившись даже посмотреть на расстроенного братишку. Дисс снова оставался один на один со своими проблемами. Семья была холодна по отношению к нему, но в душе теплилась надежда, что всё ещё может измениться. Поэтому, в отчаянной попытке на хоть какую-то отдачу, частичку понимания и теплоты, младший не сдержался и рассказал о своей ориентации. Секрет, тщательно им хранимый, о котором он поведал лишь своим, как ему казалось, самым близким людям. И что получил в ответ? Очередную порцию непонимания и осуждения. В целом, он ожидал ненависти от отца-военного в свою сторону, и молчание мамы, которая пряталась за спину муженька, тоже. Но что по-настоящему ранило, сделало больно так, как никогда раньше — полное безразличие старшего брата. Он не заступился, когда младшего выгнал из дома отец, не пытался нормально поговорить или помочь в безвыходной ситуации. Да, всё случилось очень быстро, буквально за несколько дней отчаявшийся Дисс исчез из жизни семьи, но Ефима это никак не оправдывало. А как в этой истории оказался замешан Дима? Всё просто. Судьбоносная встреча произошла, когда Одиссей в растерянности сидел в парке рядом с домом после того чёртового признания, не зная, что ему делать дальше. Возвращаться домой ни в коем случае нельзя, проситься к Фиме — тем более. Гордость не позволит. Он мог бы спокойно написать своим друзья, попроситься жить к ним. Но почему-то не хотел. Желание с кем-то делиться своими проблемами отсутствовало более чем полностью. Да и страшно, вдруг его никто не сможет принять? Таким неидеальным, со своими минусами и плохими привычками. Кстати, об этом. Пришло время покурить, немного успокоить напряжённые нервы. Стоило младшему Шерину закурить и сделать первую затяжку, рядом на скамейку плюхнулся парень с капюшоном на голове, закрывающим лицо. От возмущения аж дар речи пропал — что за наглое вмешательство в личное пространство? Захотелось послать этого обнаглевшего товарища куда подальше, но сделать это он не успел: парень стянул капюшон, и под ним блеснули огромные голубые глаза, взгляд остановился на родимом пятне с правой стороны лба. И именно по нему он смог узнать человека перед ним. — Дима? Дмитрий Пашков широко улыбнулся, мимолётно кидая взгляд на сигарету в руках Дисса. Это был парнишка, с которым они два года назад были в одной группе в детском лагере. Тогда они хорошо задружились, но дальше ворот лагеря их дружба не пошла. Как-то потерялись в потоке личных забот и перестали общаться, и до этого дня Одя и думать о нём забыл. И теперь эта встреча казалась нереальной и весьма удивительной. — Привет! Сначала не понял, ты ли это или нет. Всё-таки ты, — улыбчиво поведал Дима. — Очень рад тебя видеть. — Я тоже, — от младшего не скрылось пристальное внимание Димы на его сигарету. — Хочешь покурить? — Нет. Не курю, — отказался Пашок. — Просто удивился, что ты куришь. — А что? Мне не идёт? — Не знаю… Думаю, идёт. Выглядишь таким взрослым. Слова Димы смогли развеселить грустного Одиссея, и он слабо улыбнулся, в быстром темпе докуривая сигарету. Дышать дымом на и так пассивного курильщика не хотелось. Слово за слово, и парни разболтались, не замечая проведённого времени вместе. Им было о чём поговорить. Неожиданно Дима пригласил Одю в гости, а он возьми и согласись. Без всяких размышлений, что для него было странным и поспешным действием. Но Пашок вселял в него уверенность и позитивные эмоции, чего ему сейчас безумно не хватало. Они пришли к нему домой, заварили себе чай и, взяв из холодильника торт после вчерашнего Дня Рождения папы Димы, завалились в его комнату. Болтали много часов подряд, разговаривали обо всём на свете, почти не замолкая. Тогда Дисс узнал, что Дима собирается поступать в Питер на архитектора. Удивительное совпадение, и именно тогда, когда младший был максимально разочарован в себе! Его поразила сила воли Димы, упёртость и умение отстаивать личные границы и интересы — в своём пути он был уверен на все сто процентов и никому не давал увести себя с намеченного плана. Пока Пашков во всю рассуждал о предстоящем поступлении, сам Одиссей глубоко задумался о будущем. Да, его давно никто не признавал, не принимали всерьёз и считали глупеньким, но разве он с этим согласен? И пусть в него не верят — ничего не мешало начать жизнь заново. Сделать всё так, как хочется ему. И, если Дима ему позволит, отправиться вместе с ним. Туда, где его ждал выбранный и желанный вуз. Больше он не сомневался.       От долгого повествования у Дисса запершило в горле. Он сделал быстрый глоток остывшего чая, глубоко вздохнул. Постарался расслабиться. Было непросто рассказывать кому-то о своих личных переживаниях. В особенности старшему брату. Он уже отвык лишний раз раскрывать душу.       Задумавшись, Фима не спешил нарушить многозначительную тишину между ними, пытался загасить чувство давящего стыда, накрывающего с головой. Он так хотел помочь любимому человеку, так хотел быть ему опорой и поддержкой, настолько переполнялся самодовольством и принимал их братскую связь как должную, не заботясь о чувствах брата, что даже не заметил, как проебался по всем фронтам. Бесполезный и жалкий. Это он был такой, но никак не младший. Дисс был одиноким и напуганным подростком, который самостоятельно пытался разобраться с жестоким внешним миром. И сделал это так, как умел. Осуждать его было бы крайне лицемерно со стороны старшего. — Понятно. И что в итоге? Ты смог поступить на робототехнику? — Да, — брат не отводил взгляд от жидкости в кружке. — Смог. Понадобился год, чтобы заработать на жизнь и обучение. Баллы-то у меня высокие по ЕГЭ были. Тут родители обосрались по полной, зря считали бездарностью. — Ты большой молодец, и я, хоть это прозвучит неуместно, горжусь тобой. От всего сердца. — М-да, звучит крайне своевременно, — хмыкнул Одя. — Но всё равно спасибо.       Лицо Одиссея оставалось относительно спокойным, но по приподнятым уголкам губ было понятно, что ему приятна похвала. Мгновение, и улыбка превратилась в поджатые ниточки, прикусанные зубами, а брови сошлись на переносице. — Я не всё рассказал. Он же избил меня, когда я вернулся от Пашка домой за вещами. Нормально так отмутузил, до сих пор остался шрам на левой лопатке. — Он? — зачем-то спросил Фима, понимая, о ком идёт речь. Вариантов тут было не много. — Батька. Маман и не подумала заступиться за меня, хотя наверняка слышала мои мольбы остановиться. После этого я решил, что не хочу иметь с этой семейкой ничего общего.       Слушать болезненные слова Оди и дальше было невыносимо. В данный момент Ефима переполнял не только едкий стыд, но и безмерное чувство жалости. Брата было жалко до такой степени, что хотелось просто взять и спрятать его от всех далеко-далеко туда, где его никто не сможет найти. И в своих эгоистичных попытках спасти jeune неизбежно снова сделать больно. Все злые слова младшего, его колкости и недовольство в сторону старшего брата больше не казались лишь актом безосновательной агрессии.       Желая приласкать обделённого любовью братишку, мужчина поднялся с дивана и подошёл к нему, встал впритык. Дисс проводил его прищуренным взглядом, в котором чётко отслеживалось недоумение, но возражать не стал, когда старший обнял его, притянул к себе поближе и прижал к груди. Уткнувшись лицом в приятно пахнущую рубашку Фимы, переполняясь обволакивающим ароматом шоколада с кардамоном, ураган отвратительных эмоций в душе Одиссея начал медленно отступать. Тепло чужого тела приятно согревало его измученное сердце. — Не вздумай говорить, что всё будет хорошо, и ты всё осознал, понял?       Ефим слабо улыбнулся, услышав бурчание брата в районе груди. Руки сами потянулись к его светлым волосам, мягко прошлись по ним, спустились ниже и обхватили лицо, слегка отодвигая его от себя. Теперь они смотрели друг другу в глаза: безмерная серая грусть в идентичный серый океан спокойствия. — Не скажу. К сожалению, я не могу вернуться в прошлое. И обещать, что всё изменится, было бы не честно по отношению к тебе, — старший набрал в грудь так нужного ему воздуха. — Просто хочу, чтобы ты знал. Я хочу исправить то, что успел натворить своим бездействием. — И как? — Не знаю. — Хах, — близость Фимы волновала Дисса, но он стойко продолжал смотреть в его глаза. — Зато честно. Никаких громких обещаний и слов. Не прикопаешься. — Прости. Постараюсь стать для тебя лучшим. И любить тебя так, как ты этого заслуживаешь.       Слишком серьёзным был Ефим, говоривший настолько проникновенные слова. А на щеках младшего проступил неожиданный румянец. Да такой, что ему позавидовал бы помидор. — Ты понимаешь, как звучат твои слова? Словно в любви признаёшься. — Так и есть. — Ты же понял, о чём я, — заулыбался Одя. В глазах блеснул игривый огонёк. — Ни один парень не говорил мне нечто подобное. Даже когда хотел трахнуть. — Глупый, — старший легко щёлкнул брата по носу и убрал руки. Напоминание о других парнях неприятно резануло по сердцу, заставило незаметно напрячься — с ориентацией Дисса он не примирился до конца. А то, что родного брата трогали какие-то левые мужики… Отвратительно. — Пойдём прогуляемся? Не против? — старший подал младшему руку, как галантный кавалер, а тот прикоснулся к ней своими холодными пальцами. — Пришла моя очередь рассказывать о себе. Если ты захочешь слушать.       Молча кивнув, Одиссей спустился с подоконника и послушно пошёл за братом, не отпуская его руку. У Фимы была такая тёплая ладонь… И она согревала душу через кожу, пускала по телу тысячи разрядов тока. Невыносимо приятных и жгуче болезненных одновременно. Что ж, стоило признаться себе окончательно и бесповоротно. Старший сводил его с ума.

***

      После того тяжелого разговора прошло два дня. Дисс работал, поэтому братья не могли встретиться в это время. Но это больше не было проблемой — они постоянно переписывались в соцсети. Ожидая выходных младшего, Фима ездил по делам, знакомился с новыми людьми и искал поставщиков, в то же время строча брату сообщения. От его издёвок он недовольно хмурился, а от забавных фразочек еле заметно улыбался. Приятно, когда ты можешь без всяких проблем общаться со своим родным человеком. И он больше не пропадёт из поля твоей видимости, резко и неожиданно. А будет отвечать тебе с тем же энтузиазмом, переполняющим каждую клеточку тела.       После особо удачно подписанного соглашения на поставку элитных средств для волос, на телефон довольного старшего пришло новое сообщение. И оно было на редкость сухим, без уже привычной игривости или насмешливости Оди. И оттого интриговало.       «Слушай, свободен завтра? Есть идея»       «Для тебя свободен всегда. Что за идея?»       «Предлагаю завалиться ко мне и устроить вечеринку. Мы так и не отметили твой приезд».       В точку. Не отметили, да и когда им было это делать? Внимание отвлекали бесконечные споры и ругань, не до празднования было, что очевидно. Но идея Ефиму понравилась.       «Я только за. Во сколько мне подъехать?».       «Давай вечером, часиков в семь. Бухать днём — моветон. Согласен?».       «Хах, говоришь как алкоголик. Но спорить не буду. Согласен».       «Договорились. С тебя алкоголь, с меня похавать. Ты в алкашке разбираешься лучше».       Хм, как грамотно отмазался. Слишком хитрым был его брат, старшему его не переиграть. Только не на его поле. Но эта черта в характере Дисса ему ужасно нравилась.