Уитнот-холл

Маргарет в тот момент не осознавала, какое ей будет уготовано будущее. Отец, злой как черт, мать - мольбы и проклятья срывались одновременно с ее губ. В Лондоне солнечное лето, плескалась лодки на Темзе и бежали корабли. Из окна запертой спальни Маргарет Барклей видела, как покидает дом кухарка, за ней водитель, все горничные, а потом отец выходит стройной походкой джентльмена в направление делового района. Дверь, запертая на ключ открылась, зашла мать. Маргарет Барклей вспоминала этот момент не раз, нужно было бежать тогда, было бы все по-другому. Высокая прическа по эдвардианской моде, морщины спрятаны под слоями пудры, ни одного выбившегося волосы - осанка с достоинством, никаких лишних слов, участливых взглядов, дом Барклей - строгость общественных правил и никаких чувств, ни к кому. - Ты раскаешься, - прошипела мать, - дрянная девчонка, я должна была предполагать, что вырастает из тебя! Я вложилась в твое воспитания, - мать раскидала все книги по полу, как ураган, остановилась, - я была добра к тебе! Ты могла испортить репутацию наследнику всех Барклей! Зов дурной крови и плоти…. Вместо сэра Монтгомери выбрать учителя брата?! В голове не укладывается! Но грехи и пороки искупаются, когда их пресечь вовремя, - закончила мать, ушла из комнаты с гордо поднятой головой, не забыв запереть на ключ. По Темзе бежали кораблики, стоило открыть окно и перелезть, бежать в чем есть… Томас был жив, Жюли держала кондитерскую на Тули-стрит, подруги, машина в гараже, шкатулка перед глазами, набитая золотом, подаренным тетей Ив, старая экономка в своем доме в южной Шотландии, они были дружны, мисс Грей была добра, как Жюли. Тогда ей было куда идти! В тот момент, когда Маргарет рассматривала из окна запертой спальни Лондон она не могла предположить, что ее ждет - «Томас Хендерсон имел образование, род, герб, предков, а то, что он вынужден зарабатывать себе на хлеб… в их кругах часто делали - выдавали девиц за лишившихся поместий и средств молодых людей. Томас Хендерсон был их круга и красив, добр, умен больше, чем многие, особенно, Джорджи. Ничего страшного не произошло, разрешиться миром» - думала та Маргарет за дверями свой запертой спальни, в тех тонких кружевах на платье, с нежной кожей на руках и наивностью двадцати с небольшим. Вернулся отец, приказал собрать небольшой чемодан, посадил в машину. Вокзал Виктории. Птицы, много лиц. Лучший пулмановский вагон, покачивались шторки. Маргарет Барклей много раз пыталась заговорить, оправдываться, уговаривать, отец был глух и зол. Маргарет в первый раз ужаснулась тогда - перед ней сидел чужой человек, жестокий и ненавидящий, тот человек, которого описывали в обществе, шептались за спиной, говорили «Дьявол Барклей». Сошли на маленькой станции - никого, летние холмы и поля. «Запрет в деревне» - думала та Маргарет, - «напишет Томасу все как есть и он ее выручит». Остановился черный Форд, извилистая дорога, в деревне отец приказал водителю их покинуть и сам сел за руль. - Я бы тебя удушил, Маргарет, но во мне есть вера и добродетель. Бог есть и он спросит меня за отнятую жизнь. А ты искупишь свои грехи, так как Богу угодно, - Майл Барклей был спокоен, как всегда, - Твой Томас сам выберет петлю, с отцом Монтгомери и самим Джоржди я договорюсь. Оплачу сполна, скупиться в таком щекотливом вопросе не буду. Все, что я нажил и нажила Ив достанется моему сыну, а ты… Выйдешь замуж за американца, отправишься на границу с Канадой, медведи, озера, никто и никогда из нашего круга не проверит есть ты там или нет. - За кого? Когда? Майкл Барклей не ответил, машина вплывала в ночь. Блеклый свет фар. У Маргарет и тогда был шанс выскочить, но она раздумывала о словах отца, ожидала увидеть сельский дом вдали от всех, пару слуг, почту в деревне и представляла себе американца их круга, живущего на границе с Канадой. Опустилась совсем ночь, когда появились очертания монастыря. Майкл Барклей равнодушно посмотрел на прощание: - Двадцать четыре года я был хорошим отцом для блудницы. Пусть спасется твоя душа! Маргарет Барклей увели внутрь. В холоде темных стен Маргарет Барклей перестала существовать. Надзирательницы такие же молодые женщины, как она. Сила рождалась в Мэгги постепенно, вместе с осознанием, что заточение навсегда, что нет никого американца, что отец тот самый ужасный Барклей, как про него перешоптовались в обществе. Бежать некуда, говорить не с кем, те, которые пережили роды, очень немногие, прониклись проповедями, заповедями, назиданием, поверили, что они заблудшие души. Их сломали, как многих на протяжении многих веков, вытряхнули из них человеческое нутро до такой степени, что они не отличали собственных детей от чужих - одноликих сирот за жизнь и смерть которых уплачено наперед, как за Маргарет Барклей…