Брат против брата (Brother Against Brother)

      Вирс сел рядом с доктором в маленьком кабинете Бракстена и обратил внимание на настольный терминал мужчины. Датапад Бракстена с данными о жизненных показателях Пиетта лежал сбоку, возле кружки с кафом. Он установил капельницы с необходимым лекарством и передал принцессе пульт управления.               Девушка была бледна, но спокойна, когда села в кресло рядом с Пиеттом. Когда Фирмуса проинформировали о ситуации, он кивнул и прикусил нижнюю губу. Затем он выдохнул и встретился взглядом с Максом.               — Я задавался вопросом. Вам двоим нужно перестать выглядеть так, будто вы застрелили щенка. Никто из вас не находится в хорошем положении, и я могу мыслить достаточно широко, чтобы понять, что в долгосрочной перспективе все это призвано меня защитить. Не то чтобы вы должны были чувствовать себя обязанными. — Он пронзил Вирса взглядом.               — Мы уже обсуждали это, Фирмус, и я должен.               — Если бы я был кем-то другим, ты бы так же яростно возражал против того, что собираешься сделать?               Вирс потер голову: — Возможно, не так яростно. Но да, полагаю, я могу с уверенностью сказать, что я бы против этого возражал.               Пиетт склонил голову: — У вас есть свой долг, а у меня свой, генерал. Я бы попросил об одной вещи.               Он перевел взгляд с Вирса на принцессу. — Вы, эмм… вы случайно не сохранили мою форму?               Фирмус. Ты — упрямый ублюдок.               Макс точно знал, почему он спрашивал. Униформа была его броней. И большая часть его хотела бы, чтобы он мог подарить это своему другу.               — Пиетт, — вздохнул он. — Ты в медотсеке не без причины.               — Капитан, — взмолилась принцесса, — в этом нет необходимости, чтобы...               — Я думаю, что есть, — тихо ответил Пиетт. — Вам нужно помнить, с кем вы разговариваете. Я понимаю, что Вирс дал вам представление о том, кто я такой. И я это ценю. Но... в этом сценарии я — враг.               — Это может быть правдой для других, — твердо сказал Макс. — Но не для меня. И, Фирмус, ты недостаточно здоров...               — Пожалуйста, дайте мне это достоинство, — перебил капитан, сверля его карими глазами. Вирс заколебался и, наконец, уступил, чтобы пойти и согласовать это с доктором. Потому что, конечно, он сохранил форму Пиетта.               Теперь капитан сидел напротив принцессы, опрятный и безупречный. Бракстен нашел удобное кресло — оно было старым и потрепанным, но достаточно мягким и высоким, чтобы Пиетт мог откинуться на спинку. Доктор настоял на том, чтобы капельницы оставались, и тщательно все переделал, как только Вирс помог Фирмусу надеть форму.               Было странно видеть его таким сейчас, спустя столько времени. Но там сидел капитан Леди, несмотря на кислородную канюлю и похудевший вид. Макс знал, что его друг был бы более расстроен из-за этого, если бы ему пришлось остаться в медицинской одежде. И в другом сценарии при допросе это было бы эффективно. Но Вирс знал, что подобное все равно ни к чему их не приведет. Самое меньшее, что он мог сделать, это вернуть Пиетту его достоинство и хоть какой-то контроль.               — Капитан Пиетт, — начала принцесса. — Вы — капитан ЗСР «Палач», это верно?               — Да, — ответил Пиетт, выпрямив спину, и его лицо уже слегка блестело от пота. Температура была в пределах допустимого уровня, но Бракстен не скрывал своего свирепого взгляда на показания приборов.               — «Палач» — флагман Вейдера, — продолжила девушка. У нее на коленях был датапад, с помощью которого Мон также могла отслеживать происходящее и отправлять вопросы.               — Я не могу ответить на этот вопрос, — твердо ответил Пиетт.               У Вирса было такое чувство, что ему скоро надоест это слышать.               Ее высочество вздохнула. — Вы являетесь частью высшего руководства «Эскадры Смерти», капитан. Таким образом, вы обладаете глубокими знаниями о передвижениях флота.               Пиетт пристально наблюдал за ней, ничего не отражая на своем лице.               — Я знаю, что вы... некоторое время отсутствовали на своем корабле. Тем не менее, конечно, недостаточно долго, чтобы аннулировать ваши следующие предполагаемые пункты назначения. Где в это время будет находиться «Эскадра Смерти»?               Пиетт слегка приподнял одну бровь: — Вы же знаете, принцесса, что я не могу вам этого сказать.       Она слегка нахмурилась, увидев что-то на датападе, а затем ее рука коснулась панели управления сбоку от нее. И первая доза препарата правды попала в организм Пиетта.               Капитан сглотнул, но сохранил свою позу, единственным признаком того, что на него это подействовало, было то, как сжались его челюсти. Принцесса почти отражала выражение лица Пиетта, и Вирс знал ее достаточно хорошо, чтобы видеть, что ее поза кричала об отвращении к тому, что она делала.               — Я повторяю вопрос, капитан, где «Эскадра Смерти», скорее всего, будет в это время находиться? Вы знаете, что мы не сможем нанести ей большого ущерба. Но мы хотели бы ее избежать.               Хороший ракурс, и он был уверен, что принцесса имела в виду именно его. В данный момент у них не было планов пытаться атаковать самую элитную эскадру имперских сил.               — И у вас есть… мой ответ, принцесса, — вежливо ответил Пиетт, по его лицу скатилась капелька пота. Вирс знал, что он мог бы вынести гораздо большее. Делал так. Это не заставило его чувствовать себя лучше из-за того, что Фирмус сейчас терпел.               — Очень хорошо, — сказала она, ее глаза были большими на бледном лице. — Возможно, мы к этому вернемся. Знает ли Империя на данный момент о нашем местонахождении?               — Вы помните, что меня не было на моем корабле более двух недель, ваше высочество, — сказал ей Пиетт и, наконец, откинулся назад, чтобы положить голову на высокую спинку кресла.               Бракстен издал недовольный звук, но, что бы ни говорили ему показания, это не заставило его вмешаться.               — У вас все же может быть эта информация, — продолжала принцесса, ее маленькие ладони очень крепко сжимали датапад. — Знает ли Империя о местонахождении нашего флота?               — Я не могу ответить на этот вопрос, — заявил Фирмус.              В течение следующих двадцати минут допрос продолжался в том же духе. Время от времени его нарушали мучительные приступы кашля Пиетта, и каждый из них, казалось, причинял принцессе боль, поскольку ее дискомфорт становился все более очевидным. Вирс обнаружил, что не может перестать разминать колено. Он хотел бы походить по комнате, но кабинет Бракстена был слишком мал.               Доктор зарычал, когда на его датападе тихо пискнуло сообщение.               — В чем дело? — спросил Вирс, хотя был почти уверен, что знает.               — Принцессе было приказано дать ему вторую дозу. Она спрашивает мое мнение.               Карк.               — И?..               Доктор ткнул пальцем в свой датапад: — Он может с этим справиться. Они не предназначены для причинения вреда. Это больше похоже на то, чтобы быть...               — Под спайсом, — закончил за него Вирс.               — Верно, — ответил Бракстен. — Просто... Если бы он был совершенно здоров, он смог бы отоспаться почти без побочных эффектов. Но поскольку его организм в данный момент находится в беспорядке...               Доктору не нужно было заканчивать. Вирс с самого начала это понимал. Знал, что это произойдет. И, Сила побери, если Мон Мотма настоит на третьей дозе, он официально запротестует.               Он определенно мог видеть эффект второго вливания на своего друга. Пиетт выглядел отвратительно и щурился на молодую женщину напротив него.               В то время как генерал был благодарен Альянсу за то, что тот воздерживался от употребления каких-либо наркотиков, Империя начала бы с того, что все это было бы еще намного ужаснее, чем он себе представлял — оказаться на этой стороне событий, добровольно позволить Пиетту пройти через подобное…               Вирс себя презирал.               Его наказанием было не спускать глаз со своего друга, наблюдать, как капитан держится так же стойко, как он и ожидал, хотя теперь и совсем обмяк в кресле. Принцесса сделала паузу, чтобы подать ему стакан воды, и Пиетт медленно отхлебнул, изо всех сил стараясь, чтобы его руки при этом не дрожали. Вирс знал, что капитан достигает своего предела.               О, не в том смысле, что он дал бы принцессе что угодно. Но его тело скоро должно было сдаться.               — Почему лорд Вейдер так сильно хочет заполучить коммандера Скайуокера? — спросила девушка, снова усаживаясь.               — Я не могу сказать, — ответил Пиетт хриплым от кашля и усталости голосом.               — Какова следующая намеченная цель для наших линий снабжения? — сказала она.               — Я не могу… Я не могу ответить на этот вопрос, — пробормотал капитан.               Совершенно неожиданно принцесса наклонилась вперед и положила руку ему на плечо: — Пожалуйста, капитан Пиетт. Я... я ненавижу это делать. Если бы вы могли просто дать нам что-нибудь маленькое — что-нибудь, что, конечно, не может много значить для вас или Империи...               И даже в таком истощенном состоянии эта бровь поднялась при предположении, что он что-нибудь добровольно им выдаст. В то же время, это была самая ясная реакция, которую он дал за те три часа, что они провели здесь. Вирс сжал на колене кулак. Острое желание Пиетта защищать было его слабостью и его силой.               Несомненно, его друг видел, как несчастна ее высочество. Он знал, что случилось с ней в руках имперцев. Большое сердце Фирмуса посочувствовало бы этому. Сама того не желая, принцесса приблизилась к тому, что действительно могло повлиять на сидевшего напротив нее офицера.               Он ничего ей не даст, Вирс это знал, но видел, что Пиетт был тронут.               — Принцесса, — сказал он, — во многих отношениях я хотел бы это сделать. Но… Я уже объяснял, что мой первичный долг — перед моим кораблем и командой. Я не могу дать вам что угодно. У нас обоих есть шпионы. Если я капитулирую, и это станет известно имперским силам, последствия понесу не я, а мои люди. Конечно, вы можете понять, что я... не могу позволить этому случиться.               Датапад на коленях принцессы мигнул. Она отпустила руку Пиетта и поднялась.               — Извините, я на минутку, — сказала она и вышла из комнаты, несомненно, направившись к ним. На мониторе Пиетт закрыл глаза, воротник его униформы потемнел от пота.               Несколько мгновений спустя принцесса вошла в кабинет Бракстена. Она коснулась своего датапада, и перед ними возникла голограмма Мон Мотмы.               — Мон, я не дам ему еще одну дозу. Я не думаю, что мы к чему-то придем. Если вы попросите меня дать ему третью дозу, я думаю, мы перейдем черту.               В маленьком теплом кабинете внезапно стало довольно прохладно.               — Лея…               — Мон. Я знаю, что мы сейчас в отчаянии. Вот почему так решающе важно, чтобы мы не позволили себе идти на компромисс в отношении нашей морали. Пожалуйста.               Последовала пауза. Затем сенатор повернулась к Бракстену.               — Каково ваше мнение, доктор?               Молодой врач сжал губы, затем заговорил.               — Мэм, если бы у него было приличное здоровье, мы могли бы продолжить. А так… это на нем скажется. Не могу сказать, насколько это здорово, но я обеспокоен, учитывая наши ограниченные возможности лечения. Я бы рекомендовал нам воздержаться.               — Генерал? — сказал сенатор, поворачиваясь к нему.               Ему многое хотелось сказать. Но его гнев ни к чему их не приведет.               — Я знаю, что Пиетт может справиться и справлялся с гораздо худшим, чем это, никогда не сдаваясь, — он сделал паузу, отогнав ужасные воспоминания. — Но давление, которое вам нужно оказать на него, чтобы что-либо получить, наверняка приведет нас на территорию военных преступлений.               Он сказал это как можно спокойнее и не мог отрицать, что почувствовал удовлетворение, когда чандрилланка слегка вздрогнула.               — Я бы так не поступила... — она сделала паузу и взяла себя в руки. — Очень хорошо. Я знаю, как это было трудно. Лея, спасибо...       — Пожалуйста, не надо, — прервала принцесса, ее прекрасные черты исказились от самообвинения. — Я ничем не горжусь.               Мон Мотма кивнула, и ее изображение погасло.               Бракстен немедленно поднялся: — Я собираюсь дать ему все, что в моих силах, чтобы противодействовать последствиям. Мне понадобится ваша помощь, Вирс, чтобы вытащить его из проклятой униформы и уложить в постель. Я беру назад все, что когда-либо говорил о том, что вы упрямы. Карк.               Генерал положил руку на плечо девушки, оцепенело стоявшей в кабинете.               — Подождите минутку, — сказал он ей. — Я скоро вернусь.               Пиетт сделал некоторое усилие, чтобы выпрямиться, когда увидел, что они входят, и Вирс пренебрежительно махнул рукой.               — Нет. Мы закончили. Поздравляю, повстанцы теперь понимают, насколько ты чертовски упрям, — он постарался, чтобы его голос звучал непринужденно, но, без сомнения, ему это абсолютно не удалось. Бракстен сделал инъекцию чего-то, и выражение лица Пиетта несколько смягчилось.               — Спасибо, — прошептал он. — Меньше... тошнит...               Он подчинился их помощи в том, чтобы снова переодеться из униформы в медицинскую одежду, двигаясь очень медленно, прежде чем они уложили его обратно в постель. Пока Бракстен восстанавливал капельницы, Вирс вернулся к принцессе.               Она быстро вытерла лицо, когда он вошел в кабинет, но ее глаза были покрасневшими. Он понял.               — Ваше высочество, — мягко сказал он, — я думаю, вам следует подойти и поговорить с ним.               Она горько рассмеялась.               — Я не думаю, что после этого он захочет меня видеть. Я его не виню. Так...               — Принцесса, — настаивал он, ожидая, пока она посмотрит ему в глаза. — Пиетт ценит вашу позицию. И я знаю своего друга. Он захочет утешить вас. Ему бы это помогло.               Она сделала вдох и выдохнула, вытирая лицо и пытаясь казаться хоть немного спокойной.               — Очень хорошо.               Она была чем-то, эта маленькая мятежная принцесса. Ломаемая снова и снова, она каждый раз брала себя в руки и снова собиралась с силами. Майре бы она понравилась. Та с радостью удочерила бы ее…               Он остановил себя, зайдя слишком далеко в этом направлении мыслей, когда они оба вошли в комнату Пиетта.               Этот карий взгляд понимающе встретился с его глазами, прежде чем вернуться к принцессе.               — Пять минут, — сказал Бракстен. — Он должен поспать.               Вирс подошел к потрепанному креслу, предусмотрительно оставленному доктором, и пододвинул его поближе к кровати Пиетта, прежде чем в него опуститься. Принцесса подошла и встала рядом с ним, медленно переплетая пальцы, но смело глядя в лицо их имперскому пленнику.               — Мне очень жаль, — тут же сказала она. — Мне очень жаль, капитан... Я...               — Ваше высочество, — опередил ее Пиетт. На взгляд Вирса он выглядел ужасно. Такой бледный и вымотанный. Но этот тон... Он узнал бы его где угодно. Сострадание, которое он проявлял к детям или молодым офицерам, теперь предоставлялось мятежной принцессе. — То, что только что произошло, было самым гуманным допросом, который у меня когда-либо был. Не ваша вина, что я болен. И не ваша вина, что у вас был долг попытаться заставить меня говорить...               — Нам не нужно было употреблять наркотики, — яростно заявила ее высочество.               — Возможно, и нет, — согласился он. — Но я знаю, что вы допрашивали меня, чтобы этого не пришлось делать Максу, верно?               Он слишком хорошо его знал.               — Да, — прорычал Вирс.               Пиетт протянул девушке руку: — Я ценю, чего вам стоило это сделать, — тихо сказал он. — Без обид, ваше высочество.               Она посмотрела на него, а затем на его протянутую руку, страдание отразилось на ее тонких чертах: — Я обещала, что мы не будем этого делать, капитан. И я нарушила это обещание. — Вирсу стало больно от стыда, который она явно испытывала из-за того, что потерпела неудачу в своем собственном разуме.               — Принцесса, — сказал Пиетт, — Вы обещали, что меня не будут допрашивать, как это сделала бы Империя. Вы никогда не говорили, что я вообще избегну допроса. — И эта бровь изогнулась в знакомой Максу манере — его друг был самым убедительным.               Сильное волнение отразилось на лице принцессы, но она твердо взяла его за руку и пожала ее.               — Вы очень великодушны, капитан Пиетт. Пожалуйста, извините меня, джентльмены.       И она с достоинством покинула комнату. Они немного помолчали.               — Ты вызвался, верно? — спросил Фирмус в наступившей тишине.               — Да, — ответил Макс, наблюдая за ним. — Я бы избавил ее от этого.               — А она хотела избавить тебя, — задумчиво произнес Пиетт.               Мог бы также воспользоваться случаем, чтобы напомнить своему другу, почему это было так.               — Принцесса знает, что я уже достаточно навредил нашей дружбе, — спокойно ответил он. — Я ей благодарен.               Он наблюдал, как капитан обдумывает это, а затем Пиетт очень слабо улыбнулся: — Я тоже благодарен, Макс.               Если он все еще был «Максом», у Вирса была надежда, что, возможно, они не все испортили.       ***************              Было так жарко. Пиетт знал, что в комнате было не так уж тепло, что, в основном, дело было в нем. Но это было ужасно — быть таким горячим. Он не был уверен, как долго здесь пробыл. По его лучшим предположениям, прошло пять дней. Из-за лихорадки и того, что повстанцы не хотели, чтобы он имел слишком четкое представление о том, что происходило за пределами его медицинской тюрьмы, это было трудно оценить.               Верхняя часть его одежды была довольно влажной от пота, и он беспокойно заерзал, ненавидя то, каким слабым себя чувствовал. Это была, без сомнения, самая тяжелая инфекция дыхательных путей, из тех, что он перенес. И, вдобавок, самая длительная. Врач-мятежник — Бракстен — делал все, что мог, и Пиетт это знал. Но факт оставался фактом: у них просто не было таких ресурсов, как у Хенли. Бракстен сообщил ему, что интубация — последнее средство, и Пиетт действительно хотел этого избежать. Он чувствовал себя достаточно беспомощным. Невозможность нормально говорить или есть приводила его в ужас.               Вирс и принцесса присутствовали, когда накануне Бракстен серьезно все излагал. Если Пиетта придется интубировать, это означало, что он действительно должен быть на госпитальном корабле. Это, в свою очередь, означало более широкое раскрытие его присутствия тем, кто с радостью использовал бы его в качестве источника информации.               Он узнал выражение лица Макса, когда ему на это указали. Его друг любой ценой был готов защитить его от этого. Дело в том, что... они легко могли арестовать Вирса, и Пиетт все еще был бы в их власти. И он действительно не хотел, чтобы Макс оказался в таком положении.               Итак.               Он был полон решимости победить проклятый кашель, не нуждаясь в дальнейших мерах.               Но тот оказывал ему карковски серьезное сопротивление. Один из мониторов над головой запищал. Скорее всего, это был температурный. Он чувствовал себя так, словно какой-то демон разжигал огонь у него в голове.               Монитор снова запищал, но Бракстена не было. И теперь, совершенно неожиданно, голова Пиетта оказалась зажатой в тиски.               Нет, нет, нет.               Ему удалось пережить без этого свой плен с отколовшейся группой и пять или шесть дней на борту корабля мятежников. Мигрень не могла проявиться сейчас.               Но она это сделала.               Капитан слегка застонал, закрыв глаза рукой. В комнате было не слишком светло, но в подобных случаях любой свет был ужасен.               Он выглянул из-под своей руки и осмотрел комнату. Активировалось ли освещение голосом?.. И если это было так, то был ли у него способ это контролировать?               — Свет на 25 процентов, — приказал он. Ничего. Что ж, вот и ответ на этот вопрос. Стоп. Эта панель у двери. Она была для освещения? В конце концов, эти корабли были более старыми. Вопрос был в том, сумеет ли он до нее добраться? Ему придется снять капельницы…               Это сделало бы многих людей несчастными. В настоящее время, он был глубоко несчастен. Кашель выбрал этот момент, чтобы прорваться сквозь него и прямо через череп в раскаленной добела агонии.               Когда Пиетт снова смог видеть и дышать, то нащупал кнопку, которую показал ему Вирс. Чтобы сообщить своему охраннику, что ему что-то нужно. Но он был вполне уверен, что это был Кливиан, и хотя этот человек будет его охранять, он не был уверен, что тому захочется помочь. Он все равно нажал.               Ничего.               Ладно. Он должен был выключить свет, иначе в следующий раз его могло стошнить, и справятся ли с этим его легкие и мышцы желудка…               Капитан осторожно вытащил одну капельницу. Затем другую. Писк его мониторов стал более настойчивым. Он поднял канюлю над головой, сразу же почувствовав недостаток кислорода. Но Пиетт упорствовал, отдаленно признавая где-то в своей голове, что он находится в том, что Макс любил называть «режимом упрямого ублюдка».               Пиетт спустил ноги с кровати и с облегчением поднялся на ноги, благодарный за пушистые носки, когда коснулся пола. Он ухватился за кровать и попытался снова обрести равновесие. Карк, он был жалок. Он добрался до изножья кровати, и тогда настал момент истины. Сможет ли он сделать это без поддержки?               На что последовал резкий ответ, когда он отпустил кровать, и тут же ноги его предали, с грохотом упав на пол. И, наконец, дверь открылась, когда он поднялся на четвереньки, яркая вспышка полыхнула у него перед глазами.               — Что, крифф?..               Кливиан обязательно должен быть таким громким?               — Вы серьезно пытаетесь сбежать? — недоверчиво спросил коммандер, стоя в нескольких футах от него.               — Нет... — Пиетт не осмелился покачать головой, просто осторожно сел на пятки и прищурился туда, где, по его мнению, могло быть лицо Кливиана. — Просто... хочу выключить свет. Головная боль...               — И все это из-за головной боли? — недовольным тоном спросил молодой человек. — Это...               — Пожалуйста, — выдавил Пиетт, когда боль превратилась из ужасной в мучительную. — Мигрень... Я...               Пауза. Затем тихий вздох.               — О, ради карка... — затем его обхватили сильные руки, Пиетта осторожно подняли на ноги и отвели на несколько шагов назад к кровати, где Кливиан помог ему опуститься обратно.               — Я не знаю, как их снова подсоединить, капитан. Все, что я могу сделать, это выключить свет и предупредить Бракстена. Сегодня была помолвка, и на ангарных палубах... много народу. Держитесь.               Пиетт не вообразил, что коммандер стал говорить тише. Кливиан еще раз неуклюже подоткнул вокруг него одеяла, а затем быстро направился к двери. Свет исчез, что было облегчением, хотя Пиетт держал глаза закрытыми.               — Бракстен идет, сэр, — прозвучал голос Кливиана рядом с ним после паузы, а затем что-то холодное коснулось лба Пиетта, заставив его дернуться.               — Просто холодный компресс, — сказал ему пилот. — Я нашел один… Не знаю, что делать при мигрени. Это нормально?               Действительно помочь ему могло только лекарство от мигрени, но это был неожиданно добрый жест, и холод немного помог, хотя капитан и задрожал.               — Слишком?               — Нет, — жалобно прошептал Пиетт. — Проклятая лихорадка. У меня мурашки по коже. Это хорошо. Спасибо... Спасибо вам, коммандер.               Долгая пауза.               — Знаете, если бы я был на вашем корабле в таком положении, я бы, скорее всего, сейчас кричал с дройдом-допросчиком, — сухо заявил Кливиан где-то над ним.               Пиетт это прекрасно знал. — Что... вы хотите, чтобы я…сказал? — выдавил он, решительно стиснув зубы, чтобы не закашляться. Он был уверен, что если выпустит это наружу, то потеряет сознание от боли. — Должен ли я отвечать за... имперские силы, коммандер?               Еще один удар за правым глазом, и он не смог сдержать стона.               Еще один долгий страдальческий вздох.               — Нет. Я просто... я не представлял, что имперский капитан может выглядеть таким маленьким комочком чистого страдания.               Действительно, нахальство мятежников было из ряда вон.               — Крифф... с вами, — слабо прорычал Пиетт, но, к его удивлению, пилот усмехнулся.               — Это так говорят с парнем, который вам помогает?               — Я почти... добрался до выключателя… когда вы вошли. Так что вам… не пришлось бы помогать... мерзкому имперцу, — парировал Пиетт, как можно язвительнее.               Раздражающий парень снова хихикнул, прижимая холодный компресс к виску и плотнее укутывая Пиетта одеялами, когда тот задрожал: — Ну, проклятье, теперь я начинаю проникаться к вам симпатией, капитан.               — Не... волнуйтесь... — сообщил ему Пиетт. — Я... уверен, что это пройдет.               — Хм.               Затем появился Бракстен с умелыми твердыми руками. Он снова вставил капельницу и поспешил за шприцем, затем вернулся, чтобы ввести его содержимое в шею Пиетту.               — Мелантромин, — сказал он, и Пиетту захотелось заплакать от блаженного облегчения, которое это принесло. — Не могли мне сказать, что вы склонны к этому, сэр?               — Зачем? — пробормотал он, совершенно измученный теперь, когда тело позволило ему расслабиться. — Какое это имеет значение?               Осторожные руки заменили кислород вокруг его головы, и это тоже помогло, хотя в груди все еще было ужасно тесно.               — Держите, — снова раздался голос Кливиана, и он открыл глаза, чтобы посмотреть, как коммандер накрывает еще одним одеялом бледно-голубое покрывало, которое принесла ему принцесса. Оно было тяжелым и теплым.                — Спасибо, Хобби, — сказал Бракстен, глядя на показания Пиетта и хмурясь. — И, капитан, это имеет значение, потому что ваши приступы кашля будут легче их вызывать. Хотите верьте, хотите нет, но я не слишком горю желанием оставлять вас в агонии.               Его неодобрительный взгляд был почти так же хорош, как у Хенли, даже в затемненной комнате. Но Пиетт это оценил. У этих повстанцев было очень мало припасов — он хорошо знал, как сильно Империя давила на их линии снабжения. Так что для них поделиться тем, чем они могли, со своим заключенным было великодушно.               И, по-видимому, даже у Кливиана было сердце, хотя Пиетт был уверен, что пилоту не понравилось бы, если бы он на это указал.               — Спасибо, — хрипло сказал он Бракстену и, поймав взгляд Кливиана, ему тоже кивнул.               Как он и ожидал, коммандер, уходя, пренебрежительно махнул рукой.               — Приказано убедиться, что вы в безопасности — просто выполняю свой долг, — коротко сказал он.               Верно.