4
Прощай, Берди!
1987 СентябрьОоо, мы на середине пути,
О, живём молитвами.
Возьми меня за руку, и мы сделаем это — клянусь.
Легкий удар в затылок заставил Мартина отвлечься от учебника по макроэкономике. Он вытащил наушник из уха и оглянулся. На задних партах Барт, сев на столешницу, громким полушепотом рассказывал Нельсону и Милхаусу о своих новых похождениях: «А потом я ему вмазал». «Серьезно?» «Ты сомневаешься, Милли?» С первых парт на них поглядывали сестры Макльберри. Шерри поправляла волосы, касалась сережки-колечка в ухе и бросала заинтересованные взгляды на Барта, всем видом показывая, что не прочь присоединиться к разговору популярных хулиганов старшей школы. Сидящая за правой партой от Мартина Никки, не обращая ни на кого внимания, писала эссе по истории США к следующему уроку. База данных — эта кличка прилипла к Кайлу с младшей школы — за партой слева увлеченно рисовал в тетради. От урока прошло уже пятнадцать минут, а мистер Глассока, учитель по экономике, так и не пришел. Мартин перевел взгляд: у его ног лежала свернутая в четыре раза записка. Еще раз осмотревшись, он поднял ее. «Чо слушаешь?» Вопрос застал врасплох. И как тут ответить? А главное, кому? Пожав плечами, он вдел наушник в ухо и вернулся к чтению: «Экономический рост — это долговременное увеличение реального объема…» Перелетев через плечо, в центр учебника упал еще один смятый кусок бумаги. «Не, ну серьезно, чувак». Вновь оглянувшись, Мартин поймал взгляд Нельсона. Тот тут же отвернулся и уставился на Симпсона, словно искренне интересовался его бахвальством. Барт как раз нагнулся к рюкзаку и сейчас копошился в нем, продолжая тараторить. В плеере сменилась песня: Дебби Харри в свойственной ей дерзкой манере пела о том, что она, как истинный сталкер, будет преследовать объект своей страсти до самого конца. То ли подстегнутый драйвом музыки, то ли тем, что сам Нельсон Манц спросил его мнения, он начал отстукивать ритм ладонью по парте. Сел вполоборота, кинул взгляд в окно — лето и не собиралась уходить из Спрингфилда, — насмешливо пропел. Если Нельсон хотел конспирации, то фиг ему. Так или иначе, я найду тебя. Я заполучу, заполучу, заполучу, заполучу тебя! Так или иначе, я завоюю тебя. Я заполучу, заполучу, заполучу, заполучу тебя! Голоса в классе стихли, и все взгляды устремились к нему. Мартин знал, что его считают выскочкой: с начальной школы он не раз лез со своим мнением на рожон, поправлял и спорил с учителями, вступал в дебаты, когда стоило промолчать. Попытки привлечь внимание иным способом обычно кончались провалом. Юмор, построенный на игре слов и смыслов, скорее отталкивал, чем привлекал подростков. К выпускному классу к нему попривыкли, и теперь, если нужно было сорвать урок или потянуть время, порой обращались за помощью. Это даже льстило, особой популярностью среди одноклассников он не славился. Мартин привык не нравиться, но быть полезным — дать списать домашку или контрольную, подтянуть по предмету, постоять на шухере. Но сам по себе — нет. Когда-то он прочитал в одной книжке по психологии, которую подсунула ему мама, что подростки зациклены только на себе. Не ясно, на что конкретно хотела указать миссис Принс, но в то, что когда-нибудь станет легче, верилось с трудом. Поэтому сейчас, когда все взгляды были устремлены к нему, он почувствовал, как от шеи к щекам поднимается жар. Никто не одернул и не предложил заткнуться. Во взгляде Нельсона, который сейчас смотрел на него так, словно видел впервые, вспыхнул заинтересованный огонек. Мартин, следуя за голосом Дебби Харри, продолжил. Я встречу, встречу, встречу, встречу тебя! Однажды, может быть, на следующей неделе, Я встречу тебя, я встречу тебя! Неожиданно к нему присоединилась Никки. Не поднимая головы от тетради, она начала отстукивать по парте кончиком ручки, точно попадая в ритм. Еще несколько человек, кто отбивал ногой или руками, кто вплетал свои голоса в его, вторили им. Барт, неизменный заводила, вскочил на парту и фальшиво заголосил: И если свет будет погашен, Я поеду за твоим автобусом в центр города И посмотрю, кто там тусуется. Мартин видел, как Нельсон, прикрыв глаза, щелкал пальцами в общем ритме. Господи, это было так весело! Класс превратился в единый живой организм, сонастроенный друг на друга. Ошеломительно! В класс вошел учитель. С новым учеником. — Успокаиваемся. Мистер Симпсон, сядьте на место, — строго сказал мистер Гласскок. Мистера Гласскока, пожилого учителя, голос которого напоминал скрежет бумаги, а на вид — «Дракулу» Бела Лугоши, сложно было ослушаться. В кассе тут же стало тихо, Барт сполз на стул, не проронив ни единой насмешки. Учитель тяжело сел за стол. — Это Донни Грейс, — представил он молодого человека, который с вызовом посмотрел на класс, стоя напротив доски. — Директор говорит, что мистер Грейс учился с вами пару месяцев в четвертом классе, а потом его перевели в новую школу. — В двадцать вторую, — вставил парень. Мартин постарался припомнить. В тот год было так много новичков, что память его не могла выделить из общей толпы Донни. Несмотря на его враждебный взгляд, выглядел парень весьма симпатично. Скользнув взглядом с косухи, украшенной множеством заклепок, на подкаченные ноги в плотных темных джинсах, Мартин предположил, что перед ним рокер или спортсмен. — А, приятель! Я тебя помню! Ты вернулся, иди к нам, — позвал Барт, и Донни улыбнулся, чуть расслабившись. — Подвинься, Милли, — он толкнул сидящего рядом Милхауса, и тот под общий смех повалился на пол. — Порядок в классе. Садитесь, мистер Грейс. А мы начнем. Кто мне скажет разницу между простыми и привилегированными акциями? Мартин поднял руку. Проходящий мимо Донни задел его локтем, заставив вздрогнуть. Не хотелось бы стать причиной насмешек очередного хулигана. Только недавно компания Барта перестала его доставать. Никто не знал, почему. Ходило так много слухов: кто-то говорил, что мистер Принс позвонил Гомеру, но Мартин знал, что это неправда. Отец со средней школы игнорировал издевательства над сыном, повторяя: «Ты должен научиться постоять за себя. Сам». Самое вероятное, что Барту просто стало скучно, и он нашел нового хилого ботаника. Но Донни, видно, заметив его испуганный взгляд, улыбнулся. — Классный бомбер. И прошел дальше.*****
В этом году мистер Ларго, учитель музыкального театра, предложил старшим классам поставить на Рождество пьесу. Совет долго выбирал из пьес Шекспира, но, по итогу, поддавшись популярному веянию, решил остановиться на хите 60-х — «Прощай, Берди»*. Сюжет был прост: Рок-исполнитель едет в небольшой городок в Огайо, чтобы дать прощальный концерт и поцеловать свою самую большую поклонницу, после чего отправится в армию. Когда мистер Ларго раздал им сценарии, Мартин подумал: не жизнью ли Элвиса был вдохновлен мюзикл? — Многих из вас я знаю, но пробы все равно придется пройти, — сказал Дьюи Ларго. — В конце октября жду вас в актовом зале. Подготовьте любую партию. — Он посмотрел на сценарий в своих руках. — У нас несколько мужских ролей. Баритоны — приветствуются. Девушки — сопрано и меццо-сопрано. После окончания урока Мартин подошел к учителю. — О, мистер Принс, — улыбнулся Ларго. — Жду вас на пробах? Думаю, вам бы подошла роль Альберта Петерсона. Интересно, чем? Тем ли, что он невротичен и слаб характером, а родители легко манипулируют им? Хотя сыграть главную роль — звучало заманчиво. — На самом деле, я бы хотел попроситься в оркестр. — О, хорошо. Жаль, конечно, терять такой талант. Ваша игра доставляет мне большое удовольствие. Не рассматриваете колледж искусств? Я мог бы дать рекомендацию. Мартин вздохнул. В начале месяца он разослал письма в самые престижные институты Америки, но знал, что отец примет только приглашение из Лиги плюща. Какой уж тут театр, куда там. Он-то и в оркестр просился лишь с одной целью, чтобы не травить себе душу перед выпуском. — Попробуйте хотя бы на роль кого-то из массовки, Мартин, — предложил Ларго и хлопнул его по плечу. — Не унывайте. Все будет хорошо. Да уж, очень хотелось бы. Всю неделю он разучивал «Один парень» на фортепиано и так увлекся, что в процессе начал напевать партию Конрада. Музыка в их доме, словно волшебная палочка творила чудеса. Очень занятое семейством Принсев, живущее только по устоявшемуся расписанию, начало паломничество в комнату Мартина. Сначала к нему заглянула мать. Сев рядом, она внимательно наблюдала за его игрой, а затем напомнила, что нужно держать спину и не забывать о движениях локтя, иначе все напряжение идет в кисти. «Спасибо, мам». Через два дня к нему постучал Монти и уточнил, не надоело ли ему играть одно и то же, и не хочет ли он добавить партию фортепиано в «Голодные сердца» Гарретта Стивенса? Мартин согласился. После выпуска их отношения со старшим братом совсем разладились. Тем для разговора не находилось, большую часть времени Монти отсутствовал либо в гараже, либо в колледже. В колледже Искусств, кстати говоря. Мартин до сих пор помнил ту знаменательную ссору: отец чуть не выгнал брата из дома, когда тот заявил, что не пойдет по его стопам, а выбирает профессионально заниматься музыкой. Мама — профессиональный сапер семейных конфликтов — привычно схватилась за сердце. Бомба продолжила тикать, отложив взрыв на пару месяцев. Отец с Монти так и не помирились. Живя в одном доме, они научились не пересекаться, а за общим столом успешно игнорировать друг друга. Поэтому, когда Монти позвал его с собой в гараж, Мартин, чувствовал себя подобно Нельсону Манделе**, который за свои убеждения пошел на радикальные меры и сел на пожизненное. В выборе между братом и отцом, ответ был очевиден. В гараже их ждал полный состав «Красной угрозы». — Привет, младшенький, — сказала Шона и затянулась сигаретой. Джереми приветливо махнул рукой и вернулся к настройке гитары. Мартин кивнул в знак приветствия, стараясь не пялиться. Он так давно их не видел! Монти выпустился пять лет назад и давно никого не звал к себе. А раньше они частенько зависали с Шоной. Она даже играла с ним в Подземелья и Драконов! Господи, как же он соскучился. К глазам подступили предательские слезы, он сделал глубокий вдох, чтобы сдержать их. Дверь сзади распахнулась, и в гараж ввалился запыхавшийся Нельсон. Волосы его были растрепаны, щеки алели, от тяжелого дыхания быстро вздымалась грудь. — Ну, ты как обычно, Манц. — В следующий раз начнем без тебя, — хмыкнула Шона и кинула окурок в железную банку из-под томатного супа. — Да, черт. Этот старый хер… — Знаем, знаем, Жирный Тони использует тебя как собачонку. Но, милый, не бывает и не может быть при капитализме действительных «свобод» для эксплуатируемых. — Женщина начала цитировать Сталина в стенах моей обители, — театрально закатил глаза Монти и ударил по барабанам, издавая торжественный звук. Джереми фыркнул. — Я думал, вы против коммунизма***, — опешил Мартин, подразумевая название их группы. — Хотя ты и права. У капитализма нет никаких моральных этических ценностей. Я читал недавние сводки статистики. Вы знали, что уровень преступности вырос в бедных районах в последние годы? — Да ну, — буркнул Нельсон, ни к кому не обращаясь. Он вставил штекер от гитары в розетку. — Не может быть. — Нет-нет, он сечет, — перебила его Шона и со всей серьезностью обратилась к Мартину. — Пацан, такие, как ты, нужны в наших рядах. Сладостное чувство похвалы разлилось в груди. Как будто он на мгновение стал частью их дружной тусовки. Губы его непроизвольно растянулись в широкой улыбке. Ему снова было десять, он получил свою первую грамоту за вулкан в конкурсе Естественных наук. — Прекрасно, — протянул Монти. — А теперь вы можете, наконец, заткнуться, и мы поиграем? Нельсон неразборчиво проворчал себе под нос, повесил синий джинсовый жилет на вбитый у входа гвоздь и прошел к импровизированной сцене. За ним змеей потянулся длинный провод. Мартин удивился, как им тут не тесно: большую часть гаража занимало музыкальное оборудование — колонки, стойка под несколько гитар, барабанная установка и синтезатор. Между всем этим торчала подставка с микрофоном. Со стен на них смотрели звезды рока, здесь были Бонни Тайлер, A-ha, Modern Talking, Aerosmith, Кенни Логинс и многие другие, малознакомые группы. Из-за того, что окно было одно и то сломано, в гараже стоял сигаретный кумар. Как они тут выживали, оставалось загадкой. Мартину очень хотелось на воздух. — А зачем ты позвал Марти? Без обид, чувак, — спросил Джереми. Еще со школьных времен лучший друг брата хорошо к нему относился и, похоже, единственный всегда называл его по имени. — Хочу попробовать добавить синтезатор в Голодные сердца. А потом прокатим его по нашим песням. Мы же давно хотели разнообразить звук. Возражений не последовало. Похоже, Монти был лидером «Красной угрозы». Мартин зачем-то посмотрел на Нельсона, но тот, зажав пальцами струны на ладу, прислушивался к звуку. — Мелкий, не тормози. Мартин подошел к синтезатору, включил его, коснулся пальцами клавиш и ощутил под подушечками тонкий слой пыли. Откуда брат его вообще притащил: видок у него был такой, словно до этого инструмент жил на помойке. Даже название модели стерлось. Чтобы настроиться, он по привычке наиграл детскую пьесу Томпсона, самую первую, которую сыграл в свои пять лет. Я отправляюсь в страну музыки! Буду тренировать ухо, глаз и руку. Сделав чуть громче, Мартин кивнул на вопросительный взгляд Монти. Пару часов спустя он вывалился из гаража усталый, с уверенностью, что никогда не выведет из кожи никотин, и очень, очень счастливый. Ребята оценили его игру, пускай местами приходилось на лету импровизировать. Высшей похвалой, которую Мартин когда-либо слышал от Монти, стало предложение присоединиться к ним на ближайшем концерте. — Конечно, если у тебя хватит духу, — поддел его брат, когда они двинулись в сторону дома. Мартин понимал, о чем он. После той крупной ссоры отец полностью переключился на младшего сына. Если раньше его контроль ощущался неприятным давлением, то теперь Мартин точно зверь попал в западню. За плохие оценки — четверку! — лишали карманных денег, путь в будущее однозначен и не обсуждаем. И любое напоминание о старшем, неудавшемся проекте, каралось недельным обжигающим молчанием. После безуспешных споров Мартин официально бросил музыкальный кружок и оркестр, предпочитая тайно играть в одиночестве, когда дома никого не было. А тут, смотрите, как осмелел. Казалось, его храбрости должно было хватить с лихвой после той репетиции. Но в субботу вечером к нему зашел отец и сдержанно попросил перестать шуметь. Мартин кивнул, давя вспышку раздражения, и закрыл крышку фортепиано. После того случая он с разрешения мистера Ларго практиковался на переменах в музыкальном классе. Там в середине недели его и нашел Донни. Мартин опустил руки на колени. В животе урчало, глаза слипались, ноты плыли между строчек. Он сыграл увертюру уже раз пять, но каждый раз сбивался на одном и том же куске. Надо больше спать. Зачем он только решал эти дурацкие уравнения по математической статистике? С учетом его недавней победы на олимпиаде с уровнем в разы сложнее, чем школьные тесты. Разумные аргументы, но как еще обуздать зудящую тревогу? Голос отца в голове монотонно повторял: Ты должен быть лучшим, а иначе какой в тебе смысл? Ты хочешь разочаровать меня? Стать как твой бездарь-старший брат? Я еще взыщу с него за все те деньги, которые мы с мамой в него вложили. Желудок свело от боли, и он потянулся к рюкзаку. Сегодня был четверг, а значит мама положила пирожки с мясом. В детстве он всегда расстраивался, если хулиганы отбирали его ланч. Миссис Принс готовила по расписанию, ради сына она никогда бы не повторила ни одно блюдо. До конца перемены оставалось десять минут. Пирожок был на вкус как пластик с холодным фаршем. Хотелось апельсинового сока, и если сейчас уйти, он успеет добежать до столовой. Позади хлопнула дверь. Мартин обернулся и застыл с приоткрытым ртом, увидев в дверях Донни, кусок непережеванного хлеба упал на рубашку. Черт. — Эй, привет. Не помешаю? Тут такое дело… Смахнув крошки, размазав фарш по светлой клетчатой ткани, Мартин совсем скис. — Все нормально? Донни не насмехался, а выглядел искренне обеспокоенным. Это немного… настораживало, учитывая, что с первого дня возвращения в школу он не расставался с Симпсоном. — Э, да, — Мартин почесал затылок. — Что хотел? — Я случайно подслушал твою игру. Кстати, она потрясная, — Донни сделал несколько осторожных шагов, словно охотник подкрадывался к жертве… — Дьюи… мистер Ларго, — поспешно исправился он. — Предложил мне спросить, мог бы ты позаниматься со мной? Я хочу попробоваться на роль Конрада. Мартин хмыкнул. Конрад Берди — суперзвезда рок-н-ролла с неоднозначным прошлым и непредсказуемым характером. Занятно, конечно, но, с другой стороны, лучше Донни, чем Барт. — Чем я могу помочь? Донни в два шага оказался рядом с ним, подхватив по дороге стоящий неподалеку стул и сел рядом с фортепиано. Такое стремительное сближение смущало еще сильнее. — Я готовлю «Абсолютно искренне». Ты сможешь сыграть? Мартин взял в руки тетрадь и перелистнул пару страниц. Поставил на подставку и, сверяясь с нотами, наиграл мелодию. Донни расцвел. — Отлично. Можно я попробую? — и вступил, когда музыка заиграла вновь. Пел он неплохо, голос его, лирический баритон, подходил под нужный тембр. Вот только некоторые верхние ноты звучали…плоско. Повторив дважды, Мартин снял руки с клавиш и взглянул на него. — Ну как? — смущение Донни располагало, захотелось сказать без обиняков. Тем более мистер Ларго это точно услышит. — Низы классные, но начиная с фа первой октавы звук такой, словно ты начинаешь петь из неправильной позиции. — Не понял тебя. — Ну, — Мартин попытался объяснить свои ощущения. — Не думаю, что проблема в том, что ты не можешь взять ноту. Вот давай, — Он наиграл мелодию распевки и пропел «ми-мэ-ма-мо-му», как они делали на уроках вокала, затем дал возможность Донни повторить за ним. Вышло лучше, чем в песне. — Слышишь, никаких проблем? Но в песне ты… возможно, дело в том, что ты зажимаешь гортань? Я не совсем в этом разбираюсь… — Так, а ты сможешь мне помочь? Я ни черта не понял, о чем ты, но мистер Ларго был прав — ты гений. На щеках Мартина выступил румянец. Сложно было сопротивляться такому искреннему восхищению. Зажатая, голодная до внимания и тепла часть, раскрылась и потянулась к Донни как к солнцу. — Конечно, никаких проблем. Мы можем распеваться вместе. — Вот и славно! — парень хлопнул себя по коленям и встал. — Тогда встретимся после уроков? Следующие три недели они готовились к пробам. Мартин играл, а Донни пробовал раз за разом преодолевать высокие ноты. Удивительно, как теряется человек, когда сталкивается с собственным неумением. Интересно, будь здесь Барт, оставил бы он весь свой фарс? Хотелось на это посмотреть. Но Мартин с удивлением отмечал, что не испытывает злорадства или высокомерия, а вот искреннее желание помочь — да. Он восхищался теми, кто мог довериться ему. Так он помог Милхаусу пересдать контрольную по биологии, когда родители чуть не выгнали того из дома за неуд. Так в прошлом году он помогал Нельсону с химией. Иначе бы его оставили на второй год в десятом классе. Мартин знал, что это бы раздавило его, он и так был на два года старше одноклассников. Донни выделялся из всех своей смелостью. Правда, во время уроков он никогда в сторону Мартина не смотрел и даже не здоровался, зато в музыкальном классе уделял внимание с лихвой. Однажды он вскочил и начал танцевать нечто, отдаленно напоминающее свинг. — Марти, ты мне послан Богом. Твоими стараниями я получу эту роль! Ты должна быть искренней! Ты должна быть искренней! Ты должна чувствовать это здесь. Мартин не заметил, как стал позже приходить домой. Время сжалось. Садился за учебники, но перед глазами стоял прошедший день. Сотни раз прогонял в голове репетиции, засыпал и просыпался с мыслями о Донни. Кажется, он ему нравился. Немного чудной, но обаятельный, а эти его восторженные взгляды. «Марти, ты лучше всех. Ты такой умный. Если бы не ты…» А эти его касания невзначай к плечу, локтю, к шее. Он стал задерживаться в ванной. В вечер перед пробами Донни проводил его до дома, и они застряли на пороге, болтая о предстоящем дне. Мартин продрог, переступал с ноги на ногу, но не прощался. Все происходящее напоминало ему романтическую сцену из подросткового сериала; если бы они только могли стать обычной, нормальной парой — с поцелуями у дверей, с возможностью ходить на свидания, держаться за руки. А потом вспомнил, как пару дней назад отец читал сводку новостей, как на двух откровенно обнимающихся парней напали и жестоко избили скины. Мартин полагал, что если в Спрингфилде и остались открытые геи, они, как и большинство, вскоре уедут в Сан-Франциско, Нью-Йорк или Новый Орлеан. Сам он собирался поступить точно так же. На следующее утро Мартин проснулся разбитым: снилось, что пальцы перестают его слушаться, прерывая пьесу на одном и том же месте. Его выгоняют из оркестра, из школы, из дома. В подворотне его ловит Барт и с дико выпученными глазами гонит вместе с шайкой собак до границы города. После чего он просыпается и снова идет на пробы, где пальцы перестают его слушаться… Мама приготовила завтрак — хлопья и тосты, но кусок не лез в горло, и, когда она вышла из кухни, еда полетела в мусорное ведро. Уроки пролетели за секунду, и после обеда, стоило Мартину очутиться в актовом зале, его охватило такое безразличие, какое часто бывало на олимпиадах и любых конкурсах. Да какая разница, пройдет он или нет? Это все равно ни на что не влияет. Мартин был единственным музыкантом в оркестре, и его пропустили первым. Его охватило сильное чувство дежавю: сейчас все повторится, пальцы собьются, его выгонят… Поэтому, когда в зале раздались жидкие аплодисменты, он встрепенулся, вырываясь из транса. На ватных ногах Мартин дошел до первого ряда и рухнул в кресло. Сердце бешено билось. Проходящий мимо мистер Ларго доброжелательно кивнул ему. Следующие полчаса шли пробы актеров. Подростки всей старшей параллели соревновались за роль Альберта. Лицо Дьюи Ларго оставалось бесстрастным, и невозможно было угадать о его предпочтениях. Мартин задремал. Разноголосье вплеталось в грезы, и воспаленный от усталости и волнения мозг рождал странные образы: люди превратились в птиц, но продолжали петь, а затем учитель достал ружье и, как в «Утиной охоте»****, принялся стрелять по ним, приговаривая: «Плохо, слишком плохо. Мне жаль, я не могу терпеть такую фальшь». Когда весь зал был усыпан окровавленными трупами, в чувства его привел Донни. — Ты слышал?! Ты слышал?! — он потянул его за руки с кресла и крепко сжал в своих объятиях. У Мартина перехватило дыхание: как эта птица смогла на него напасть, где мистер Ларго и его меткий прицел? — Меня утвердили! Дьюи сказал, что я идеально подхожу! Если бы не ты! Это все ты! Реальность ворвалась в мозг пульсирующей головной болью. Мартин нащупал съехавшие на лоб очки и поправил их. Лицо Донни стало четче, как и мир вокруг. — Ты отличный учитель! Тебе нужно преподавать. — Не унимался парень. — Давай куда-нибудь сходим? — Сходим? Вдвоем? — Пончики у Жирного Лэда, например? Ты любишь пончики? Мартин замялся. Он так давно никуда не выбирался. С начала года у него не нашлось и дня на Подземелья и Драконов с Уэнделлом и Базой, хотя они неоднократно звали его в игру. Им удалось затащить даже Никки — Уэн сох по ней уже третий год и считал это своей маленькой победой. Казалось, если он сейчас согласится, то предаст друзей. Если они, конечно, об этом узнают. Мартин нерешительно глянул на Донни. Стоило ли оно того? — А когда? — Прямо сейчас. Ты же не занят? В затылке засвербило, захотелось оглянуться — не продолжение ли это сна. Воспоминания о Барте и своре собак, которые гнали его до границы Спрингфилда, четко встали перед глазами. Он обнял себя за плечи, поежился. В полутьме актового зала реальность и сон смешивались, нужно было выбраться на улицу и впервые за день поесть. — Я угощаю. — Ладно, — уступил Мартин, словно именно это стало решающим аргументом. Погода совсем испортилась. С самого утра лил дождь. Когда они вышли из школы, дорожка до стоянки превратилась в кашу из пожухлых листьев и земли. Они добежали до старенькой красной Ауди. Внутри пахло дешевой елочкой, на зеркальце заднего вида висел крестик на хлопковой нити. Мартин встряхнул волосами, капли попали на лобовое стекло и лицо Донни. Тот, рассмеявшись, стер воду с щеки, завел машину и включил радио, из которого заиграл Ночной странник: «Не говори мне, что любишь меня. Не говори мне, я не хочу знать». Всю дорогу Мартина нервировало молчание. Он покосился на расслабленного Донни: тот держал руль одной рукой, а пальцами другой отбивал ритм песни. — Ты знал, что благодаря этой песне Странники стали популярными? Они заняли то ли 35-е, то ли 40-е место в чартах пару лет назад? — О. Ясно. Машина проехала мимо огромной фигуры рыжеволосого мужчины с пышным пончиком в руке и завернула к автокассе. Донни сделал заказ и оглянулся на Мартина. — Молочный коктейль? — Клубничный. — Мой любимый. Спустя пару минут с бумажным пакетом в руке из окошка высунулся Джереми. На светлых волосах его красовалась фирменная кепка с логотипом в виде пончика. — О, привет, Марти. Давно не виделись. Монти сказал, что ты завтра придешь. — Постараюсь. Позади нетерпеливо загудели, пришлось спешно прощаться и припарковаться на стоянке. Дождь лил нещадно, стекла в машине слегка запотели. Донни протянул ему пакет из которого пахнуло ванилью и сахаром. — А что завтра? — «Красная угроза» выступает у Мо. Группа моего брата. — Ого, ты тоже? — он откусил мягкое тесто, и глазурь шоколадными усами осталась над верхней губой. — Можно мне прийти? Ты потрясно играешь. Мартин долго смотрел на его губы, поэтому, когда наконец сообразил, о чем речь, Донни наклонился ближе. Молочный шоколад был приторно сладким. Вообще, все должно было быть не так. В фантазиях — и только в них — все начиналось с того, что Мартин рискует и признается своему брату, что, кажется, только кажется! — в первом классе ему нравился мальчик из лагеря. После тщательного анализа реакции Монти он планировал рассказать об этом Уэнделлу как первому и единственному лучшему другу. Где-то… после выпускного. Сейчас он был на этапе: сказать лично или отправить письмо из Гарварда? Но абсолютно точно Мартин не планировал целоваться с парнем на стоянке у кафе на глазах у старшеклассников Спрингфилда. Вздрогнув, он резко дернулся назад, чуть не влетев в стекло затылком. Донни тут же подхватил его за шею, пытаясь смягчить удар, что испугало Мартина еще сильнее. — Постой, прости, — крик потонул в шуме дождя, когда он поспешно открыл дверь и выбрался из машины. Волосы и бомбер тут же намокли, а ледяные струи закатились за шиворот. Стекла очков запотели, смазав, отдалив от него реальность. Донни выбрался следом. — Марти! Остановись! Мартин не хотел кричать, ему даже говорить не хотелось. От тревоги и страха стало трудно дышать. Обхватив себя за плечи, он развернулся и быстро зашагал в сторону остановки. Подняв очки на лоб, он оглянулся. Мир превратился в смазанные блики, но привычных силуэтов, в которых можно было угадать людей, в округе не наблюдалось. Хотелось поскорее вернуться домой. Пешком отсюда, конечно, не добраться, но автобусы еще должны ходить. — Я тупой. Я все неправильно понял. Думал, что ты… Прости, Господи боже, я такой дебил, — Донни догонял его быстрым шагом. — Я — что? — голос охрип, Мартин не сбавлял темп. — Похоже, тупой тут только я. Признайся, тебя подослал Барт, и все это тупой розыгрыш? — Чего? При чем тут Барт? Донни догнал его и, схватив под локоть, рванул на себя. Гнев опалил легкие. Очки упали на переносицу, и Мартин с раздражением выдернул руку. Блин, ему всего-то оставалось доучиться каких-то полгода. — Прости меня. Господи, что я тут делаю? Мартин отступил на шаг. Мимо них проехала машина и припарковалась на стоянке. Это была подержанная тойота Манцев. Мотор заглох, и вскоре наружу выбрался Нельсон с Лизой. Прижавшись друг к другу, они, пытаясь уместиться под джинсовкой, смеясь, добежали до пончиковой. Перед тем как дверь за ними захлопнулась, Мартин увидел, как девушка обвила Нельсона за шею и притянула к себе. Их отношения не были тайной. Они были вместе уже два или три года. И раньше Мартина это особо не трогало. Но сегодня… его жизнь напоминала плохое кабельное кино про парня-гея. Конец очевиден — страдать будут все. Почему-то в голову лезла дурная мысль, что Лиза обогнала его во всем. Но что бы это значило? Он перевел взгляд на Донни. По худощавому лицу с очень высокими скулами струями стекала вода. Перед ним стояла мечта любой девчонки — спортивный, высокий, с волевым подбородком парень. Не совсем во вкусе Мартина, но… На смену пришла другая мысль: а почему бы и нет? Вы в тени фонаря, на улице льет дождь, и тут никого нет. Разве это не романтика. Да и, конечно, Донни еще тот красавчик. Разве не ты уже раз пять спускал, представляя, как эти крепкие руки срывают с тебя одежду? Адреналин в крови, остатки следов шоколада на губах Донни, горечь и непонятное раздражение на Лизу Симпсон. Мартин сделал шаг навстречу, ближе, положил ладони на мокрую кожаную куртку. Если вас кто-то увидит — тебе несдобровать. Заткнись, просто поцелуй его. Похоже, ты ему нравишься. А если мелкая Симпсон выйдет из кафе и донесет на тебя Барту? Ну а разве Донни не сможет тебя защитить? Он же все это начал. Когда их губы соприкоснулись вновь, в голове Мартина что-то раскололось, в груди схлопнулась бомба. Сердце зашлось в дикой тревоге; кровь прилила к ногам, он словно бегун ждал команды, чтобы рвануть с места. Рот настолько онемел, что, когда в него проник чужой язык, Мартин не сразу сообразил, что происходит. — Может, вернемся в машину? Я уже ног не чувствую, — спросил Донни с улыбкой. Они вернулись в Ауди. Мартина била дрожь, зубы отбивали азбуку Морзе, мозг из последних сил сигналил: сос, остановись, ты еще можешь все отыграть назад. Но куда ему. Смелость — или отпетость — Донни пробила все границы. Да Господи, только за то, что он дважды поцеловал его на улице в маленьком городке, стоило того, чтобы влюбиться в него. Правда же? Это же было так откровенно. Романтично. Эксцентрично. Эгоистично? Мартин надеялся, что после сна его охватит то волнение, о котором пишут в книгах. А пока, пристегивая ремень безопасности, он вел внутри себя бой между страхом, отвращением и любопытством. Выигрывало нервное возбуждение. — Я могу заехать за тобой завтра перед школой? — предложил Донни, выезжая со стоянки. В зеркале заднего вида из кафе вышли Лиза и Нельсон с пакетом пончиков в руках. Мартин, лишенный голоса, кивнул. Это было безумие. Голос, кричащий о безопасности, замолчал.***
Данте был прав. Ад существовал на земле, и Мартин прошел все его круги в следующие полгода. Поначалу все было… мило. На следующее утро вместо приятного волнения пришла паника: Донни растреплет всем об их поцелуе. Оказавшись в школе, Мартин вглядывался в знакомые лица в поисках презрения или злых насмешек, но никто не обратил на него внимания. Кроме Уэнделла и Никки, которые приветливо помахали ему рукой. На следующий день и через неделю ничего не изменилось, и Мартин успокоился. Они стали больше зависать вместе. После репетиций задерживались в музыкальном классе или прогуливались до дома Принсев. Мартин не решался пригласить Донни к себе, не зная, как представить его родителям. Прийти в гости к Донни было невозможно, так как его фостерная семья из пяти человек жила в двухкомнатной квартире в центре города. Первое время они прятались в темных переулках но, когда погода совсем испортилась, тусили в его машине или в школьных подсобках. Донни умело целовался. Не давил, не пытался перейти на вторую базу, и Мартина это устраивало. Говорить о том, что между ними происходило, он не решался и был рад, что Донни тоже не заводил этой темы. В ноябре мистер Ларго объявил, что посовещавшись с администрацией, было принято решение перенести «Прощай, Берди» на Пасху. В этом году она выпадала на девятнадцатое апреля, за месяц до окончания школы. Почему-то эта новость расстроила Мартина. Не то чтобы он думал, что после выступления их странные отношения закончатся, но мысль о том, что придется продолжать таиться и прятаться от Вигама, который уже косо на них посматривал, утомляла. Набравшись смелости, Мартин пригласил Донни к себе с ночевкой. Он все продумал. Легенда для родителей была проста: в этом году он сдружился с бедным парнем-сиротой и теперь хочет помогать ему с поступлением в колледж. А чтобы они не спешили, Донни мог бы иногда оставаться на ночь. И если мама легко купилась, то отец после недолгого размышления согласился с условием, что дверь в комнату будет всегда открыта. Мартин знал, что отца беспокоило массовое курение подростками марихуаны, о другом он вряд ли и помыслить мог. Но, услышав приказ, все равно залился краской. Так Донни стал зависать у него дома. Сначала изредка, но все чаще оставался на несколько дней. Даже отец попривык к нему; за завтраком они обсуждали бейсбол и спортивные новости. Близость, возникшая между ними, смягчила нервозность. И однажды утром, проснувшись раньше будильника, Мартин посмотрел на лицо парня, спящего на полу у его кровати, и признался себе: я думаю, что влюбился. Донни был хорошим. Почти всегда. Смущало два момента: Мартин скучал по друзьям и интересным беседам. Как-то так вышло, что их общение с Уэнделлом, Никки и Базой прекратилось. Не то чтобы у него совсем не было времени, просто стоило ему упоминать о друзьях, как Донни менялся в лице. Да так быстро, словно внутри него перещелкивал выключатель. Вот — улыбка — вот — обиженный, острый взгляд. Однажды, когда они остались одни дома, он накричал на него после очередного упоминания D&D. Гнев прокатился от челюсти до живота, но Мартин подавил его. Хорошо, ладно, в конце концов найдется другое время. Надо подождать, когда Донни остынет, и выбрать благоприятный момент для повторной беседы. Но его так и не нашлось. После Рождества стало ясно, что у его парня, как и у Джекила, был свой Хайд. То он — нежный, ласковый и безумно нуждающийся в Мартине. Тот Донни мог, прикрыв дверь, забираться к нему в постель, шептать ему страстные признания, касаться губами раскаленной кожи, доводить до исступления — они как-то неожиданно перепрыгнули сразу на третью базу! — своими ловкими руками. То наружу вырывался тёмный брат-близнец — холодный, отстраненный и порой несправедливо жестокий. Смена происходила порой так резко, что Мартин не успевал сориентироваться. Вот он уже на грани оргазма, и тут Донни сует ему в рот свой член со словами: «давай, твоя очередь, сладкий, покажи, как ты меня хочешь», — а после заваливался спать. Стоило им переступить порог класса, как на лице его вырастала холодная маска, губы кривились в усмешке. Донни шел к задним партам, где его ждал Барт с Милхаусом. Он один из первых откалывал унизительные шутки в сторону Мартина, когда тот делал доклад или выступал у доски. После в музыкальном классе происходило новое преображение: слезы, мольбы и клятвы в преданной любви. — Я не могу пойти против Барта, — повторял он. — Тогда у меня никого не останется. «А я, — думал Мартин, — разве я не считаюсь?» И, конечно же, прощал его. Но хуже всего, что Донни был скучным. Кроме репетиций им не о чем было говорить. Его интересовали бейсбол, модные шмотки, дискотеки, сплетни и журналы для юношей, из которых он вычитывал советы «5 советов, как стать популярным». Станьте примером для подражания, обязательно занимайтесь спортом, подчеркивайте свою сексуальность властным голосом, водите тачку и не забывайте платить за девушек. Цена успеха невелика! Мартин с его гиковскими наклонностями явно проигрывал. Чего стоила его комната: постеры с которых на тебя сурово смотрел Скайуокер, книжные шкафы, ломящиеся от научной фантастики, где Лем теснил Герберта, Азимова и Пратчетта. Попав сюда в первый раз, Донни внимательно все осмотрел, покрутил в руках кубики для ролевых игр, фигурку дварфа и не задал ни одного вопроса. Ни одного! Мартин подозревал, что они разные, но можно же было сделать вид, что ему хоть каплю интересно. Но Донни, видимо, пришел к другому мнению и стал подсовывать ему журналы. Слегка наставительно рассказывал о новых протеиновых смесях, о том, что стоит брить подмышки, потому что запах пота никого не красит. И да, Марти, а ты не хочешь заняться бегом? А то дряблые руки и обвисший животик совсем не возбуждают. Однажды он даже попытался завести разговор, какие девушки нравятся Мартину, отчего тот оторопел. Секс тоже изменился. Теперь Донни только брал, порой так грубо, что Мартину хотелось плакать. После он стоял в душе, пытаясь смыть отвращение и чувство беспомощности, утешая себя: он тебя любит, он хочет лучшего для тебя, просто у него плохое настроение, и тебе нужно подождать, подобрать лучший момент. Пока все не повторялось вновь, и слова больше не приносили облегчения. Наступил канун Пасхи. — Сыграй что-нибудь? Так люблю, когда ты поешь. — Донни лежал на парте, закинув руки под голову. Час назад прошла финальная репетиция. Мартин сказал, что сегодня они должны ночевать по отдельности, чтобы выспаться. Настроение было омерзительное. Как и полгода назад перед пробами, сразу случилось несколько вещей: отец узнал, что он помогает брату в «Красной угрозе», и выставил условие: ночевки с Донни или группа. Ненавидя себя, Мартин выбрал отношения. Пока он признавался брату, что не сможет больше играть с ними, так и не смог поднять взгляд от пола. Тот раздраженно вздохнул и ушел, ничего не сказав. До сих пор не пришло письмо из Гарварда, и Мартин боялся, что нервы отца скоро сдадут. А еще дико хотелось спать. Он так плохо ел и мало отдыхал последнее время, пытался заниматься спортом, пытался учиться, пытался жить, что… выдохся. Руки сами начали наигрывать мелодию. Сложно было объяснить, почему эта песня его всегда успокаивала. Я слышал, тайный был аккорд, Что Давид играл, и был рад Господь, Но музыка тебя ведь не волнует? Там после кварты квинта шла, Минор упал, мажор восстал, И сочинял царь, сбитый с толку: Аллилуйя! Скрипнула дверь. Мартин продолжил играть. «О, привет, Нел. Чего хотел?» «Я зашел за гитарой, но могу зайти позже…» Неожиданно сильное раздражение охватило Мартина. Выдохнув, он доиграл песню до конца, нервно ударив по клавишам, и остановился. Обернулся и с вызовом посмотрел на Нельсона. За последние месяцы они пересекались только на уроках и в гараже, но особо не общались. Сейчас в его взгляде читалась та же заинтересованность, как и в сентябре, когда Мартин пропел пару строк из «Так или иначе, я найду тебя». А еще спокойствие. Мягкость. Сердце Мартина пропустило удар. Он внезапно провалился в бездну жалости к себе. — Донни, братан, — произнес Нельсон, облокотившись на дверной косяк. Он сложил руки на груди и насмешливо прищурился. — А ты хоть в курсе о чем песня? Услышав свое имя, Донни встрепенулся и с опаской посмотрел на Мартина. О, это был плохой знак. Недавно выяснилось, что у Донни — сильный комплекс неполноценности, и если тот оказывался где-то лучше, его охватывал сильный гнев. А так как Мартин был лучшим учеником школы, гневные тирады обрушивались на него каждый день. Он невольно съежился под пристальным взглядом. Лучше бы Нельсону идти своей дорогой. — Чего? О чем ты? — О, Принс, я был о тебе лучшего мнения. Еще скажи, что ты ему про квинтовый круг не рассказывал. Мартин замер. Господи, Манц, заткнись. Не надо над ним насмехаться. — Вам хоть поговорить есть о чем? — фыркнул Нельсон и оторвался от дверного косяка. Он подошел к стене рядом с фортепиано и снял с нее гитару. — Да, блять, о чем вы? Мартин как в тумане следил за его передвижениями по комнате. В ушах оглушительно стучала кровь, Донни пылал от гнева. — Некоторые вещи не могут существовать вместе, Дон. Так создал Бог. Аллилуйя! — Нельсон отсалютовал, не оборачиваясь у выхода. — Ладно, свидимся. Когда дверь за ним закрылась, Мартин вскочил и подхватил рюкзак. Всего двадцать шагов, и он будет на свободе, только бы успеть обогнуть парту. — Я пойду домой. Надо доделать доклад по истории. — Да объясни мне хоть, что, блять, это было! — Донни вскочил и метнулся в сторону Мартина. Тот уже успел нажать на ручку двери, но тот, схватив его за кисть, рывком вернул обратно в класс. Сердце зашлось, когда сильные руки прижали его к стене рядом с шкафом, где стояли учебники и нотные тетради. — Между вами что-то есть? — мятное дыхание ударило Мартину в нос. Очки сползли на подбородок, жар чужого тела окружал его, внутри все сжалось от ужаса. Донни запустил руки под его рубашку; оцепенев, Мартин даже не попытался вырваться. Рюкзак соскользнул с локтя и упал у ног. Все происходило слишком стремительно. — Вы что, считаете себя самыми умными? Руки Донни скользнули под ремень джинс, он потянулся, оставив болезненный укус на нижней губе. Хотелось закрыться от настойчивых прикосновений, спрятаться. Ощущение походило на то, когда его избила компания Керни. Мартин попытался увернуться, уперся руками ему в грудь, но ураган было уже не остановить. Слегка стянув штаны, Донни перехватил его запястье и с силой потянул вниз, заставляя накрыть ладонью свой член. — Ты же любишь меня, да? Скажи, что любишь меня, — прорычал он, продолжая покусывать нижнюю губы. Во рту возник привкус металла, Мартин сдержал рвотный позыв. — Скажи, что хочешь только меня, а не тупицу Манца? Говорить в принципе ничего не требовалось. Просто сделай, что он хочет. Зажмурившись, Мартин быстро, рвано двигал кулаком, пока, наконец, рядом не послышался гортанный стон. Вязкая жидкость испачкала его ладонь, и Донни слегка обмяк. Выскочив из медвежьих объятий, Мартин подхватил рюкзак и выбежал в коридор, добежал до мужского туалета. Остановился у раковины, выкрутил до упора ледяную воду: пальцы тут же онемели. Мыла не было. Донни нашел его спустя пару минут. — Я думал, ты слижешь для меня, — послышался довольный голос. Он всегда растягивал слова после оргазма. Словно долбанный кот, объевшийся сметаной. — Ну, Марти-и. Не обижайся. Ну я был неправ, но и ты тоже. Зачем было смотреть так на этого дебила? Мартин вскинул подбородок и посмотрел на него через зеркало. Донни подошел к нему вплотную и крепко обнял за талию. В отражении он увидел их: растрепанного полноватого подростка с лицом в красных пятнах, разбитой губой, вжатого другим парнем в край раковины. Руки Донни держали крепко, словно он был кубком в долбанном бейсбольном матче. — Мы же всегда будем вместе. Только ты и я, навсегда. Правда? О нет, нет, нет, нет. — Конечно, Донни, — голос сорвался в шепот. — Я же люблю тебя. — Вот и славно, — он зевнул. — Провожу тебя домой? — Да, отлично. Хочешь остаться?***
В июне на выпускной позвали «Красную угрозу». Они ворвались с каверами на все популярные рок-песни, и маленький спортивный зал дрожал от криков и топота школьников. Нельсон перебирал струны гитары. Глубокий голос Шоны, слегка искаженный плохим звуком микрофона, отражался от стен спортивного зала. «Блэк Вельвет» и этой улыбки мальчика… «Блэк Вельвет» и этого неспешного южного стиля - Новой религии, которая поставит тебя на колени. «Блэк Вельвет», пожалуйста! Донни обнял Мартина со спины, его горячие ладони некомфортно прожигали сквозь ткань рубашки. Он не сопротивлялся, даже не смотрел по сторонам. Завтра все закончится. Письмо из Гарварда пришло неделю назад, и Мартин подумал, что так чувствуют себя заключенные, узнавшие о досрочном освобождении. Вокруг них ученики подняв стаканчики с газировкой, явно разбавленной дешевым спиртным, подпевали и танцевали в такт мелодии. Монти, зажмурив глаза, упоенно отбивал ритм на барабанах. Такого наслаждения Мартин не видел у брата уже давно. Точно не до того, как тот съехал из дома месяц назад. Горький ком поднялся к горлу. Мотив «Люби меня нежно…» заставляет их плакать в проходах. Его стиль двигаться был как грех, таким сладким и правильным. Всегда стремясь к большему, он, уходя, оставлял вас желать… Господи, думал Мартин, ты на лучшем дне своей жизни. Ты лучший ученик школы. И имя твое будет освещаться еще как минимум год, пока мелкая Симпсон окончательно не превзойдет его. Рядом парень, который так сильно любит, что от этого порой больно. А ты… Взгляд его выхватил лицо Нельсона. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу, взгляд был сосредоточен на древке бас-гитары. И эти пухловатые пальцы удивительно ловко перебирали струны, без ошибок справляясь со сложной партией. Мартин столько раз следил за ним на репетициях, но на сцене тот был бесподобен. Расслабленный, собранный, само спокойствие. На последнем куплете Нельсон подошел к микрофону и запел вместе с Шоной. Та привалилась плечом к его боку и нежно улыбнулась, поймав его взгляд. Каждое слово каждой песни, спетой им, было посвящено тебе. Он исчез со вспышкой, это произошло так стремительно, Что ты могла поделать?.. В этот момент Нельсон посмотрел в зал, и сердце Мартина замерло, когда ему показалось, что их взгляды пересеклись.Отвращение от прикосновений стало почти нестерпимым, и он уже готов был вырваться из цепких объятий Донни. Но тут Шона закинула Нельсону руку на плечо — для этого ей пришлось привстать на носочки — и потянулась вперед. Почувствовав, что она заваливается, тот выпустил гитару и подхватил ее в объятия. Зал одобрительно загудел, когда девушка прильнула к нему. Алый след помады неровно отпечатался на его губах. Монти ударил по барабанам, Джереми вторил ему на электрогитаре. Шона выпрямилась, бросив насмешливый взгляд в сторону Нельсона, и допела последний припев. Мартин обмяк. Ты лучший ученик школы. Рядом с тобой человек, который любит тебя больше жизни. В конце лета все закончится. Гарвард ждет тебя. Чем ты недоволен? Наслаждайся.