Хроники Ф1 (2004-2005 год)

Бахрейн. Пятница Ральф задумчиво сидел возле своего трейлера. Задали же ему Рубенс с Дэвидом задачку! Поиграть на нервах старшего брата. И всё это ради чего? Ради того, чтобы этот предатель Дженсон опять был весел и счастлив?! Ральф устало покачал головой. Нет, Дэйву он отказать не мог. Стоило только немцу подумать про Култхарда, мысли его мгновенно переключились в другое русло: и почему Дэвид везде носится с этим Бадоером как с писаной торбой? И не обращает на него, Ральфа, никакого внимания! «Предпочесть эту макаронину переваренную… МНЕ?! ДиСи определённо рехнулся. Надо будет посоветовать ему у врача провериться. Ах, Дэвид, если бы ты знал, как я скучаю по твоим крепким объятиям, по страстным поцелуям, и по хриплому голосу, который так незабываемо произносил… Ральфи… Ральфи…» - Ральфи!!! – сердито позвал его совершенно не голос Дэвида. - А… что? – Шумахер-младший вынырнул обратно в реальность, и увидел стоявшего рядом напарника. - Ральф, ты вообще хоть что-нибудь вокруг замечаешь? Я зову-зову, а от тебя ноль внимания… - Ярно поправил выбившуюся прядь. – Такой молодой, а уже глохнешь, - грустно произнёс он. - Со слухом у меня всё в порядке. Просто я задумался… - И о чём же? Вот только не ври, пожалуйста, что о настройках машины для завтрашней квалификации. - О Дэвиде. Он постоянно вместе с Лукой! Никогда его одного не застать! И чего он только нашёл в этом итальянце недо… Ой, прости, Ярно… Трулли настороженно взглянул на немца, и присел рядом. - Ничего страшного. Я знаю от этого верное средство. Ральф с неподдельным интересом уставился на напарника. - Чтобы Лука отстал от Дэвида?! - Не совсем. Просто я хочу, чтобы ты сел, и глубоко задумался над тем, чего же такого интересного нашёл в тебе этот колумбиец, и чего нашёл в нем ты. Ральф, не стыдно вообще? Вы с Хуаном только помирились, а ты уже о походах налево думаешь! - Понимаешь, мы с Хуни вроде как снова в ссоре. - Надеюсь, ничего серьёзного? – в голосе Ярно появилась нотка напряжения. - Я тоже… надеюсь. Но у меня в последнее время такое чувство, что он и сам мне изменяет… - А, понятно, - Ярно криво улыбнулся и встал, собираясь уйти. – С финном… - Что-что-что? – Ральф вскочил следом. – Ты сказал "с финном"? Тебе что-нибудь известно? Ну, пожалуйста, Ярно… Будь другом… Трулли возвел глаза к небу. - Боже ты мой, Ральф! Да я пошутил! Это байка такая есть про финнов… Помнишь, Ковалайнен перед началом сезона всех на уши поставил, когда намекнул, что у Хаккинена могло быть что-то с Сенной? - Нет… - немец растерянно помотал головой. - Да чем ты вообще слушаешь?! В общем, суть в том, что если будешь спать с финном, то в гонке обязательно повезёт. - Финну? - Да нет же, тому, кто с ним спит. Бред, правда? Ральф ответил не сразу. А когда ответил, его голос был очень серьёзным. - Не скажи, Ярно… Приметы на пустом месте не рождаются… Теперь я кое-что припоминаю… Мне Дэймон Хилл что-то рассказывал, но это было давно, да и я особенно не слушал, что он по пьяни болтает… - Не бери в голову! – Ярно отвернулся. – Эта дикая история только и годится на то, чтобы пьяные ветераны новичков развлекали! Ладно, я пойду. И тебе, кстати, советую начальству на глаза показаться… Хотя бы для галочки. Ральф немного посидел, подумал. И поплёлся отмечаться у начальства. "Может, стоит получше присмотреться к отношениям Кими и Хуана? Нет, конечно, эта дурацкая история не выдерживает никакой критики… Но чёрт знает…" В моторхоуме Ральф поздоровался с Риккардо. - Ко мне Хуни не заходил? – шёпотом спросил он тест-пилота. - Нет, - так же шёпотом ответил Зонта. – А что, уже ревнуешь? - Да так… - Ральф неопределённо пожал плечами. Риккардо схватил Ральфа за руки, и уставился своими чёрными глазами в голубые глаза немца. - Тебя что-то тревожит… Ральфи, это из-за Хуана! - С чего ты взял… Я просто спросил… - Тебя что-то тревожит! – повторил бразилец уже увереннее. – Расскажи, доверься мне! Или мы не друзья? – спросил он, уже обнимая Ральфа. - Ну… ладно… В общем Хуни… - Подожди, не здесь! А то ещё Ярно услышит, всем разболтает,… Пойдём ко мне… - продолжая безостановочно болтать, Риккардо отвёл вяло сопротивлявшегося Ральфа в свой трейлер. Там он пихнул немца на кровать, достал бутылку вина и разлил по стаканам. - Вот, друг, возьми! – сияя улыбкой, он дал Ральфу стакан, и, держа другой в руках, сел рядом. – Твоё здоровье, Ральфи! И твои победы! Риккардо проследил за тем, как коллега глотнул вина. - Вкусно, - оценил Ральф после первого глотка. И выпил стакан до дна. Зонта сделал вид, что пьёт, и поставил стакан на стол. - Ну что, Ральфи, полегчало? Давай, рассказывай, ещё лучше станет! - Ты думаешь, у нас с Хуаном всё хорошо? Нет… Теперь уже нет! - Сейчас точно полегчает, - Зонта забрал пустой стакан и сунул Ральфу в руки свой. Шумахер-младший мигом опустошил и его. У Риккардо наготове была уже третья порция… В конце концов немец игриво посмотрел на бразильца. - А ты милашка… - Спасибо, я знаю, - Риккардо придвинулся к Ральфу поближе. – И ты просто чудо! - Это и я… знаю… - Ральф потянулся к бутылке с вином. – Налей мне ещё немного! - Хватит! Тебе и так уже совсем хорошо. - МНЕ ХОРОШО?! – из глаз Ральфа брызнули слёзы. – Ты не знаешь, насколько мне плохо! Слушай… Хуни мне изменяет, Дэвид меня бросил, а Оливье грозится опозорить меня перед всеми! - Ну-ка… про Паниса поподробнее… Ральф прижал Риккардо к себе и поцеловал. - Скажи, Рик… ты спал с Оливье? - Нет, - скривился Зонта. - А я спал! Бразильский гонщик вдруг поперхнулся, и начал безостановочно хохотать. - Что? В самом деле? - Не понимаю, что здесь смешного, - обиделся Ральф, и, пряча глаза, проговорил еле слышно: - Между прочим, в постели он многим даст фору. - Ну надо же! – Зонта продолжал смеяться, на глазах его даже появились слёзы, - Прости, Ральф, просто не думал, что попаду в самую точку! Значит, старый французишка действительно ходит от Ярно налево?! Немец удивлённо посмотрел на Зонту. - Налево? Ты имеешь в виду… - Да-да, Ральфи, это именно так называется. До Шумахера-младшего, наконец, дошло. - НЕТ, Рик, ты чего?!! Это давно было! И всего один раз! С Трулли они тогда не встречались. - Ты уверен? – смеяться Риккардо уже перестал, но улыбка с его лица не сходила. - Уверен, - пробурчал Ральф. – Немецкий позор в Японии, Сузука-2003. Такое не забывается. - Ладно-ладно, Ральфи, если не хочешь, можешь не рассказывать… Но язык немца, развязанный сухим итальянским вином, работал уже сам по себе. - Нет, Рик, я скажу, - Ральф всхлипнул, - Я не могу в себе это больше держать! И если Панис хочет первым сказать это, у него… От новой ошибки Шумахера-младшего спас телефон. Зазвонив в кармане джинсов, он заставил немца вздрогнуть и прекратить льющийся изо рта поток слов. - Д-да, М-Михаэль, - жалобно произнес он в трубку. - Ральф, ты в порядке? – голос старшего брата был не на шутку встревоженным. - Н-не знаю, …ик! Голова очень кружится. - Ты пьян??? – теперь голос Михаэля дрожал от возмущения. - Н-нет, Рик-кардо просто уг-гостил ме… Но закончить ему Шумахер-старший не дал. - Как ты можешь?! – казалось, что Михаэль сейчас взорвётся. – Я понимаю, что ты тревожишься за Хуана, но это ещё не повод напиваться перед заездами! Если хочешь, вечером мы слетаем к нему в больницу, но сейчас, ты прекратишь пить и немедленно явишься ко мне!!! - В б-больницу? – пролепетал обескураженный Ральф, пытаясь проморгаться. Потом глаза его неожиданно прояснились. – ХУНИ В БОЛЬНИЦЕ?! – И оставив до сих пор непонятно чему улыбающегося Зонту в трейлере, Ральф пулей вылетел за дверь. * * * - Что?? Что с ним случилось?? – Ральф прыгал возле боксов МакЛарен, кидаясь на каждого встречного, но так и не мог добиться ничего определённого. Несколько раз он пробовал дозвониться Монтойе, но Хуан Пабло звонки на мобильник игнорировал. На этот раз жертвой немца оказался Стив Хэллам, старший гоночный инженер «Серебряных стрел», который к несчастью для себя проходил мимо. - Мистер Хэллам, ну ответьте же мне! Ветеран Формулы-1 нехотя повернулся. - Ральф, пойми, у меня нет времени с тобой сейчас разговаривать. В команде очень непростая ситуация. - Ну мистер Хэллам!!! Хуан… Однако гоночный инженер уже скрылся из виду. - Алекс!!! – Ральф тут же подскочил к появившемуся в дверях Вурцу. – Алекс, скажи, в воскресение ты поедешь?? Австриец грозно посмотрел на нарушителя спокойствия. - Не издевайся, Ральф, ведь всё уже сам знаешь. - Неет!! Алекс, ну пожалуйста, Алекс, не уходи только!!! Вурц нехотя остановился и сфокусировал взгляд на неугомонном немце. - Ральф, мне кажется, или от тебя пахнет вином? Немец замолк, но только на секунду, проигнорировав заданный ему вопрос. - Алекс, что случилось с Хуаном? Почему мне никто ничего не хочет говорить? Он жив? Скажи мне только, он жив??? - Да жив твой Хуни, - в голосе австрийца чувствовалось раздражение. – К Имоле будет как новенький. Ральф заметно успокоился, и заговорил на полтона тише. - Но что с ним случилось? Когда он попал в больницу, и почему МНЕ об этом ничего не известно??! - Пару дней назад он упал неудачно. Когда в теннис играл со своим тренером. Кажется, повредил плечо или руку. Поэтому в Бахрейне его заменит Педро. А на последний вопрос, Ральф, ИЗВИНИ, я ответа не знаю. Вурц развернулся, и пошел по своим делам, но голос Шумахера-младшего снова остановил его. - Но почему поедет Педро? Ведь ты третий пилот, а не он?! Австриец горько сплюнул и прибавил шаг. * * * За две недели от Малайзии до Бахрейна Осси Ойкаринен, гоночный инженер Ярно Трулли и теперь по совместительству его близкий друг, очень много думал. Ответственность, которую он взял на себя, пообещав помочь Ярно разобраться с его проблемами, давила на него тяжким грузом, но откреститься от своих слов финн не мог. Слишком дорого было для него данное слово. Когда Майк Гаскойн в Австралии вызвал его на приватную беседу, в которой попросил наладить с Трулли более тесные дружеские отношения, Осси и представить себе не мог, чем всё это для него обернется. Нет, помощь ближнему, а тем более направленная на укрепление корпоративного духа, по-прежнему оставалась для финна основной жизненной ценностью, но узнав столько нового о мире Больших Призов, Осси испытал настоящий шок. Ещё в Сепанге, побродив вокруг трейлеров и собрав последние сплетни, финн просто ужаснулся. «Неужели всё это скрывают на протяжении стольких лет?» Иметь в любовниках партнёра по команде считалось здесь делом само собой разумеющимся, спать с боссом для продвижения по служебной лестнице – и вовсе чуть ли не обязательным. А как вам, скажите на милость, такая байка: «Переспишь с финном – повезёт в гонке»?! По возвращению из Малайзии Осси три ночи не мог сомкнуть глаз и целую неделю шарахался от каждого встречного с фирменным логотипом «Тойоты». Однако, немного успокоившись и поразмыслив, понял, что если за всё это время никто не заставил вступать его в сексуальный контакт с господином Хауэттом, Томита-саном или ещё кем-нибудь из вышестоящих, то бояться ему особенно нечего. А с Майком, Ярно и всякими сплетнями он в состоянии и сам разобраться. Однако что-то решить – гораздо проще, чем сделать. Медленно двигаясь по питлейну по направлению к родным боксам, Осси в который раз подумал, что гораздо проще ему было бы оставаться в неведении. Однако раз уж Империя Берни Экклстоуна приоткрыла ему свою тайную сторону, значит, для чего-то это было нужно. И прежде, чем предпринимать что-либо, самым правильным решением было посоветоваться с тем человеком, с которого всё это для него началось. - Майк! – окликнул финн технического директора «Тойоты», - Мне нужно поговорить с вами. Гаскойн, за что-то отчитывающий молодого техника, который стоял, опустив глаза, с самым виноватым выражением на лице, обернулся на голос. - Да-да, Осси, погоди минутку. И продолжил, обращаясь уже к провинившемуся. - И если что-то подобное повториться ещё раз, можете смело давать объявление о поиске работы в бесплатную газету! Потому что ни на что приличное вы рассчитывать уже не сможете. Вам понятно?! Парень шмыгнул носом. - Понятно, я спрашиваю? - Да. - Тогда идите на своё рабочее место и прочитайте ещё раз регламент. К болидам до конца этапа даже не приближайтесь. Судорожно кивнув, техник поспешил исполнять приказ. - И чему их только учат?.. – покачав головой, Гаскойн обратился к Осси. – Ты представляешь, если бы одна птичка не пропела мне об этом так называемом специалисте, Ральфа мы бы не досчитались уже на квалификации. Взглянув в озабоченные глаза финна, он поправился. - Ну, не Ральфа, конечно же, а его болид. От нашего брата Чемпиона мы не отделаемся, даже если сами того захотим. – Майк хохотнул. – Кстати, не видел его? С самого утра куда-то испарился, просто удивительно, что его не слышно. - Он, кажется, беседовал с Вурцем, у «МакЛарена». - И почему я не удивлен, что именно там? – улыбка Майка была доброй, но всё ещё напряжённой. «Видимо», - подумал Осси, - «этот техник действительно сильно напортачил». - Ты ведь о чем-то хотел поговорить со мной, – брови Гаскойна поднялись вверх, и он с любопытством посмотрел на инженера. – Так? - Да, - финн кивнул и отчего-то потупился. В этот момент он вдруг прекрасно понял, что ощущал провинившийся техник, стоя вот так же перед Майком, хотя сам никакой вины за собой не чувствовал. – Я хотел бы поговорить с вами о Ярно. Взгляд Гаскойна смягчился. - Да, Осси, я тоже хотел с тобой об этом поговорить… Может быть, мы присядем? Сердце финна отчего-то забилось сильнее. - Да, вы правы, лучше нам сесть. Технический директор похлопал инженера по плечу. - Ты молодец, - сказал он, присаживаясь за небольшой пластиковый столик с логотипом «Тойота», стоявший неподалеку. - Я очень благодарен за то, что ты сделал для Ярно. Ему просто необходима была дружеская поддержка… особенно после того, что случилось с его другом Стефано. Финн затряс головой, изображая согласие, и поправил соскользнувшие на нос очки. - Да, у Ярно… у него сейчас много проблем. - Я вот что хотел сказать ещё, - теперь во взгляде Майка не было и тени улыбки, - Если Ярно кажется тебе несколько странным… нервным или что-то вроде того, ты не обращай внимания. Понимаешь, у него жена должна родить первенца со дня на день, а вокруг складывается… не слишком приятная для него ситуация. Осси набрал в грудь побольше воздуха и тихо проговорил. - Мистер Гаскойн, Майк, я всё знаю. Технический директор продолжал смотреть на него немигающим взглядом. - Ярно всё рассказал мне… про свои отношения… здесь. И…, - финн сглотнул, - я обещал помочь ему. Теперь улыбка Гаскойна получилась вымученной. - Это я виноват, Осси, обычно технический персонал не в курсе того…, что у нас тут творится. Шепчутся, конечно, подозревают что-то, но напрямую никто ничего не говорит. И… - Майк на секунду прервался, - и если бы я не был так обеспокоен состоянием Ярно, я никогда бы не пошёл на этот риск. Ойкаринен молчал, не зная, что ответить на это откровение. - Ты сможешь простить меня? Финн осторожно кивнул. - Но я не понимаю… как это вообще может быть? - В Формулу-1 так просто не попадают, ты и сам это знаешь. А тем более боевыми пилотами. Многие уходят почти сразу, не выдерживая, кто-то наоборот цепляется до последнего, чтобы остаться. Ещё есть исключения, которым всё до лампочки: они подстраиваются под обстоятельства и продолжают гонять, не обращая ни на кого внимания. Но ты… - Майк снова прервался, - думаю, и сам скоро о них узнаешь. - А вы? Начальники? – Осси боялся поднять взгляд, снова и снова представляя себя на месте того провинившегося техника. Гаскойн состроил гримасу. - Напрямую влиять на отношения между пилотами мы не можем. - Конечно, - тут же поправился он, исключения встречаются и здесь. – За примером можно далеко не ходить. Ведь Ярно рассказывал тебе о Бриаторе? - Немного. - В «Феррари» ситуация ещё более сложная. Осси наконец поднял глаза и встретился с Майком взглядом. - А у нас? - У нас, - технический директор кисло улыбнулся, - у нас всё пустили на самотёк. Я не знаю, хорошо это или плохо, наверное, всё-таки хорошо… но, Джон, например, совсем не интересуется, что происходит в команде между пилотами, лишь бы результат был. Господина Томиту вообще понять сложно, недавно, он сказал мне, что я лезу не в своё дело. Другие молчат. А обстановка между тем накаляется. Если я правильно понял, наш тестер Риккардо метит на роль основного пилота, используя для этого не совсем честные методы. Но когда я сказал об этом Джону, он парировал, что это просто здоровая конкуренция, и вмешиваться не стоит. – На щеках Майка выступили красные пятна, было заметно, что он нервничает. – А я не могу этого так оставить, ты понимаешь меня, Осси? Ведь ты хороший парень, ты должен меня понять! Ральф с Хуаном – отличная пара, даже если у обоих черти в голове, Оливье с Ярно – это вообще мечта для любой команды. Ты знаешь, почему партнёрами становятся в большинстве случаев напарники? Финн помотал головой. Руки его дрожали. - Потому что политика любой команды, а уж тем более любой японской команды, направлена на укрепление корпоративного духа. Тебе ведь известно об этом? Я знаю, для тебя хорошие отношения в коллективе играют особенно важную роль! И если кому-нибудь из наших агентов становится известно о возникающих между пилотами симпатиях, того или другого стараются переманить на сторону конкурента. А если это невозможно, попросту развести, поссорить. Но иногда, - Майк понизил голос, - иногда речь идёт о простых человеческих чувствах. И я рад, что Хуан с Ральфом продолжают оставаться парой, даже не смотря на то, что выступают теперь за разные команды. Ты понимаешь меня? Иногда можно наплевать на корпоративную этику, когда речь идёт о чувствах! Финн продолжал молча смотреть на технического директора, пытаясь заново осознать только что услышанное. - Поэтому я попросил тебя помочь Ярно, зная, что тебе предстоит испытать, когда перед тобой откроется правда, хотя, в принципе, не имел на это никакого права. И сейчас, разговаривая с тобой, я рискую остаться без работы. - Ярно просил меня выяснить, - голос финна понизился до полушепота, - спит ли Панис с Ральфом. Вы… вы считаете, что всё это сплетни Риккардо? Взгляд Гаскойна прояснился. - Ты хочешь узнать моё мнение? Если так, то я говорю, да. Но, по правде сказать, зная нашего Ральфа, лучше всё это выяснить у него самого. Может быть, у этой байки ноги растут и из другого места. Вполне возможно, что из «Рено». Осси кивнул, вставая. - Вы не волнуйтесь, я держу слово. И для Ярно я сделаю всё, что в моих силах. Майк улыбнулся. - Спасибо тебе… И ещё раз прости. Финн снова кивнул. - Всё… будет хорошо. - Тогда иди. И постарайся забыть о нашем разговоре. * * * Дженсон Баттон мрачно рассматривал свои ботинки, когда его кто-то окликнул. - Дженс, отвлекись, есть разговор. Увидев Дэвида Култхарда, и маячившую за его спиной крепкую фигуру Баррикелло, британец тяжело вздохнул. - Дэйв, я же сказал тебе в прошлый раз, бойкот – значит бойкот, можете со мной не разговаривать. Мне всё равно, без вас проблем хватает. - Ты не прав, - Култхард подошел ближе, и положил ему на плечо свою руку. – Дженс, умерь гордыню, она тебя до добра не доведёт. Баттон открыл рот, собираясь сказать что-то обидное, но, передумав, снова закрыл его, а потом устало произнес. - Хорошо, что вы хотели? Теперь в разговор вступил Баррикелло. - Понимаешь, Дженсон, почти все ребята готовы простить тебя. - Все, кроме одного, если быть точнее, - добавил Култхард. - Давайте, я угадаю, кто не согласен? – с сарказмом произнес англичанин. – Неужто Великий Красный Баран… ой, простите, Барон, до сих пор держит на меня обиду? - Шутки тут не уместны, - отрезал Рубенс. – Ты сам знаешь, что натворил, связавшись в прошлом году с Эрьей , и, по-моему, сейчас должен глубоко раскаиваться. Или я не прав? Баттон не ответил. - Дженс, я всё понимаю, - снова завел Дэвид, - начало сезона превратилось для тебя в сущий кошмар. - Но мы решили… - Рубенс не закончил. - Мы решили, - подхватил Култхард, - что если ты сам, прилюдно, попросишь у Мики прощения, то Михаэль изменит своё решение. Глядя исподлобья, Дженсон продолжал хранить молчание. - Ну, что ты на это скажешь? - Рубенс… - наконец проговорил британец, в упор глядя на пилота «Феррари», - прежде, чем я соглашусь ответить, можно спросить тебя кое о чём? Бразилец сдержанно кивнул. - Я понимаю, почему возвращения Мики хотел Михаэль, или даже ДиСи. Но почему ты встал на его сторону? Баррикелло улыбнулся. - Ты ведь не знал, Дженсон, что это именно я попросил Мику вернуться. * * * Фернандо только что закончил переодеваться, когда услышал стук в дверь своего трейлера. - Хейкки, это ты? Заходи! – позвал он. – Тебе надо было бы поторопиться, я уже оделся. Дверь отворилась, и внутрь осторожно заглянул человек. Алонсо остолбенел. - Ярно? - Флавио нет здесь? – шепотом поинтересовался итальянец, оглядываясь по сторонам. - Нет, - Фернандо был совершенно сбит с толку. – Проходи сюда. Прикрыв за собой дверь, Трулли сделал два шага по направлению к Алонсо и остановился. - Нандо… - Ярно смотрел куда угодно, но только не на испанца. – Мне кажется, мы не должны оставаться врагами. Фернандо почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Что это? Земля остановилась? Ярно сам пришёл к нему для того, чтобы помириться? - Ярно, - испанец подскочил к бывшему напарнику и, придерживая его за плечи, усадил на небольшой мягкий стул, - Ты… это серьёзно? Итальянец кивнул. Не говоря больше ни слова, Фернандо обнял его так крепко, насколько у него хватило сил. * * * - Я не верю, что это происходит на самом деле, - Алонсо продолжал обнимать Ярно, и по щекам обоих катились слёзы. – Ты знаешь, как это важно для меня? Ради тебя, только ради тебя я смог измениться. Итальянец судорожно мотал головой, не пытаясь, однако, высвободиться из крепких испанских объятий. - Для меня это тоже важно, Нандо, очень важно. Но мы теперь будем просто друзьями. Алонсо, казалось, его не слушал. - Как я мог быть таким несдержанным, как мог только подумать, допустить, чтобы кто-то причинил тебе боль? Я был просто идиотом, идиотом! - Нано, послушай меня! – Трулли шептал ему в самое ухо, - Мы оба были не правы, и оба виноваты. Ещё тогда, когда спутались с Хуаном и Ральфом. Но сейчас, всё по-другому, у тебя есть Хейкки, а у меня Оливье, но это не значит, что мы должны оставаться врагами. Ты очень дорог мне, Нандо, и мне очень дорого всё, что у нас было. Испанец, наконец, начал что-то понимать. - Хейкки? – спросил он удивлённо. – Оливье? Но я думал, что мы… - Нет, Нано, нет, - устало пробормотал Ярно, отрываясь от плеча Фернандо. Тот недовольно проворчал. - Но с Хейкки у меня ничего серьёзного… - не закончив, Фернандо опустил глаза, - Прости, Ярно, я не хочу начинать всё сначала, это глупо. Мы ведь только что снова помирились. Трулли благодарно кивнул. - Значит, - Алонсо с сожалением взглянул в глаза итальянцу, - бросать своего французика ты пока не намерен? - Нет, Нано. - Но ведь он не будет возражать, если мы прошвырнемся со старым приятелем по магазинам и посмотрим, как обстоят в Манаме дела со шмотками? Лицо итальянца озарила улыбка. * * * Этой ночью Марку Уэбберу приснился Дженсон. Он просил у Марка прощения, говорил, что уже давным-давно перестал думать о Михаэле, и что хочет быть только с ним прямо здесь и прямо сейчас. Потом он начал медленно снимать с себя одежду, пока не остался в одной кепке с логотипом «БАР Хонда», подошел к Марку вплотную и набросился на него, как изголодавшийся зверь. Этой ночью Уэббер проснулся один на мокрой постели и, чертыхаясь, поплёлся в ванную, понимая, что опять не выспался и вряд ли покажет хорошие результаты на пятничных свободных заездах. Чертов Баттон преследовал его, сон повторялся без малого две недели. Когда он приснился в первый раз, Марк про себя попенял Култхарду за разговор, который тот учинил ему в Сепанге, когда попросил пересмотреть свое отношение к предательству Дженсона, и может быть, даже простить его. Второй раз Марку даже понравилось. Находясь на невидимой тонкой границе между сном и пробуждением, он подумал, что простить Дженсона было бы очень даже неплохо. Но когда сон приснился в третий, а потом и в четвертый раз, Уэббер понял, что у него, похоже, начались проблемы. - Я не должен впускать его в свою чертову голову! – скрипя зубами, Марк забрался в ледяную ванную и, спустя всего несколько секунд, выскочил оттуда как ошпаренный, чувствуя, как по охлажденному телу снова разливается знакомое тепло. – Я в состоянии сам справиться со своими проблемами. Однако, ещё в четверг вечером, прибыв в Бахрейн, он понял, что ошибся. Выкинуть Баттона из головы никак не получалось. Куда бы он ни пошел, он постоянно натыкался на кого-нибудь из «Хонды», а имя «Дженсон», казалось, звучало из-за каждого угла. В ночь с четверга на пятницу, лежа в постели в арендованном для него номере отеля и ожидая, пока ему присниться знакомый сон, Марк даже подумал о том, чтобы встать и поискать по коридорам и ресторанам Баттона, чтобы, наконец, поговорить с ним (а если повезёт, то воплотить сон в реальность), но проклятая гордость до утра удерживала его на месте. Заснул он около пяти, и, естественно, сон про Дженса, со всеми его последствиями, не заставил себя долго ждать. Именно поэтому днём в пятницу на трассе в Сахире Марк чувствовал себя разбитым и подавленным. Перебросившись с Ником, который тоже отчего-то был мрачнее тучи, парой ничего не значащих фраз, Уэббер попытался сосредоточиться на предстоящей квалификации, и дал себе слово выжать из машины всё, на что она была способна. От мрачных мыслей его отвлек Фелипе Масса, появившийся откуда-то в поле его зрения. - Кажется, жара на всех действует угнетающе, - пробормотал Уэббер, глядя на унылое лицо бразильца, топтавшегося рядом с гоночным инженером Хайдфельда, что-то у него выспрашивая. – Эй, Фелипе! Бросив что-то на прощание инженеру, Масса приблизился к австралийцу. - Да, Марк? - А с тобой что? Вид такой, будто лимонов объелся. Без сахара. - Да так, - Фелипе скривился, - Дела командные. Уэббер хмыкнул. - Все вы ими прикрываетесь. Что стряслось? - Да с Жаком немного повздорили. Бывает. - Действительно, бывает, - кивнул австралиец и коротко хохотнул, - а тем более, с Жаком. - А ты не смейся. - Да не смеюсь я, - Марк потрепал Фелипе по волосам. – Может быть, хочешь немного… отомстить Жаку, пока у вас снова не наступила идиллия? - Нет, - покачал головой бразилец, - как-нибудь в другой раз. - Как скажешь, - Уэббер не стал настаивать. По правде говоря, он и сам не был уверен в том, что ему сейчас хочется мстить виновному по определению Вильневу подобным образом. Мысли снова вернулись к злополучному сну. - Скажи лучше, где твой напарник? - А? Так вроде должен быть где-то здесь, - Марк покрутил головой, в поисках Ника, - Может, уже на трассе. - Ладно, - Масса кисло ему улыбнулся, - сам найду. А тебе, по-моему, не мешало бы заглянуть в «Хонду». - Что?! Что ты сказал? – Уэббер сердито на него уставился. - Не злись, но, по-моему, ты всё время смотришь в ту сторону, - бразилец весело подмигнул ему и поспешил к объявившемуся Хайдфельду. * * * Михаэль с ходу набросился на Ральфа, не давая тому опомниться. - И где тебя черти носят, скажи на милость? Полчаса назад сказал, что явишься, а сам пороги МакЛарен обтираешь? Да ещё в таком виде! – Семикратный шумно втянул носом воздух. – Да от тебя разит, как от прокисшего бочонка у Трулли в погребе! Как ты собираешься начальству на глаза показываться? - Да я уже показывался, с утра… Шумахер-младший неожиданно вспомнил данное Дэвиду с Рубенсом обещание поиграть у брата на нервах. - А ты… ты такой злой, что до сих пор Дженсона простить не можешь! – выпалил он. Михаэль пробормотал какое-то ругательство. - Ральф, не переводи тему, бойкот Баттона к твоему поведению не имеет никакого отношения! - Но мама учила нас быть добрыми и прощать чужие ошибки! - Пьянство на рабочем месте – это не ошибка, это приговор, - прошипел Красный Барон, хватая Ральфа за грудки и притягивая к себе. – А ещё это удел слабаков! Брат Чемпиона пристыжено опустил глаза. - Прекрати, Михаэль, на нас смотрят. Прекращать Шумахер-старший не собирался, но руки опустил. - Между прочим, завтра здесь будут Коринна и Кора. - Что, опять? – заныл Ральф, - я ведь сказал ей сидеть дома. - Не опять, а снова, - отрезал Михаэль. – Значит, плохо сказал. - Ну ладно, Майк, прости, я больше не буду. Это Риккардо виноват, он меня напоил. - Не перекладывай вину на посторонних. - Рик не посторонний, он из моей команды. - Значит, следи лучше за теми, с кем общаешься. - Ну хорошо, хорошо, скажи лучше, ты знаешь, как себя Хуни чувствует? Он, правда, в порядке? – Ральф шмыгнул носом, - На звонки не отвечает! - Насколько я знаю, травма у него не очень серьёзная, - Михаэль скривился, - Так что ты можешь оставить боксы МакЛарен в покое. Мимо прошёл Кими, сдержанно поприветствовав их кивком головы. Братья ответили ему тем же. Проводив его взглядом, Ральф насупился. - Какой-то он странный стал в последнее время, тебе не кажется? На себя не похож. - Может, влюбился? – пошутил Михаэль, но брат его шутку не оценил. - Пусть это делает… не на рабочем месте! – отрезал он и отвернулся, глядя в сторону трассы, на которой показалась «Рено» Физикеллы. - Ты ревнуешь! – Михаэль похлопал брата по плечу и улыбнулся. – Ревнуешь, значит, любишь, - проговорил он уже тише, чувствуя, как улыбка сползает с лица. Ральф, казалось, вовсе не замечал перемены настроения брата. - После той истории в бильярдной все только и говорят, что они любовники! К тому же – партнеры по команде. К тому же, Кими – финн! – последний аргумент прозвучал из уст Ральфа особенно горько. Михаэль взглянул на него с подозрением. - Ты что, веришь сплетням, которые гуляют по паддоку? Глаза Ральфа были снова полны слёз. - А что, если верю? А что, если Хуни поверил? Ведь он так мечтает стать чемпионом! Михаэль не ответил. Обняв брата за плечи, он повел его в сторону трейлеров. * * * Напоив Фелипе крепким кофе, и присев рядом с ним на корточки, Ник Хайдфельд с каким-то странным упоением слушал, как молодой бразилец рассказывает ему о своих проблемах с Вильневым. - Ник, ну ты представляешь?! Тогда Жак сказал мне, что на квалификации я должен проехать хуже него! Но ведь это неправильно! Я не мог так поступить! Я сказал ему, что так дело не пойдёт, а он как треснет кулаком по столу! Хайдфельд представил всё это, очень живо представил. Ухмыляющаяся рожа Вильнева с маленькими поросячьими глазками, скрывающимися за линзами очков; его рука, бьющая по столу, взгляд, полный презрения и превосходства… И Фил, маленький затравленный зверек, который не может за себя постоять. Вот бы ударить по этой чертовой физиономии, так, чтобы сразу и наверняка! Впечатать эти глупые очки Вильневу в нос, услышать, как он кричит от боли, заставить его много-много раз просить у Фелипе прощения! Невольно Ник улыбнулся. Он не был по натуре своей кровожадным, но эти мысли приносили ему странное облегчение. - Прекрати смеяться, Ник, сейчас же! Мне тогда не до смеха было, я еле от него слинял! А у него, между прочим, наготове были наручники. Бывший пилот «Заубер», вынырнув из глубин подсознания, смерил друга растерянным взглядом. - Вильнёв пытался ударить тебя? - Ну… я не знаю, я оказался быстрее, он меня не догнал. - И что ты будешь делать дальше? - Не знаю… - повторил Фелипе, и на секунду задумался, - Я пришел просить совета у старого друга. Глаза Хайдфельда блеснули. - Старый друг просит тебя предоставить ему решить самому эту проблему. А ещё он говорит тебе: Не приближайся к Вильневу ближе, чем предписывает тебе регламент. Фелипе нахмурился. - В регламенте нет ничего про нас с Жаком. - А это значит, - Ник заглянул другу в глаза и сказал как можно серьезнее, - не приближайся к нему в принципе. * * * Сдержанно поприветствовав братьев-Шумахеров, которые почему-то толкались возле боксов МакЛарен (шпионили?), Кими Райкконен проследовал к своему болиду. Жара, стоявшая над трассой в Сахире давила на него, не давая сосредоточиться, и путала и без того тяжелые мысли. Почему-то страшно хотелось выпить, а уикенд ведь только начинался: впереди были свободные заезды, два этапа квалификации и, собственно, гонка. «Ведь обещали, что в Бахрейне будет не так жарко, как в Малайзии!» В последнее время Кими ловил себя на мысли, что стал слишком раздражительным и почти всегда недовольным, но пока финн списывал это на пресловутую жару и не слишком удачную гонку, которую он провел в Сепанге. «Ну вот, не меньше 50 градусов по Цельсию, а то и все 60», - думал он, забираясь в кокпит и выруливая на трассу, - «А в гонке целых 57 кругов<,/i> Нет, до того момента, когда в воскресение перед ним появится клетчатый флаг, он не возьмет в рот ни капли спиртного, а вот потом… <i>«А потом, если повезёт, всё начнётся с призового шампанского на подиуме…» Как часто говаривал Рон: «Боже, Храни Королеву, она нам может ещё пригодиться». Резина прогрелась почти моментально, и болид сразу набрал хорошую скорость. «Боже, храни Мишлен», - пронеслось в голове у Райкконена. И всё-таки, что Шумахерам могло понадобиться у его боксов? «Не иначе, Ральф пришёл мириться с Хуаном Пабло, а без старшего брата войти постеснялся» Кими прыснул, болид тут же повело, и финн моментально вернул на лицо привычное непробиваемое выражение. «Нет, только шуточек здесь не хватало» Машина снова его слушалась, и финн прибавил скорости. «А ведь Монтойя не так давно угодил в больницу… Это значит, его не будет по крайней мере весь этот уикенд… А если повезёт, врачи не допустят его и до гонки в Сан-Марино… А если очень повезёт, его жена Конни успеет родить к этому времени, и у Хуана все мысли будут только о ребёнке…» Кими снова улыбнулся, не теряя, однако, контроль над ситуацией. В последнее время очень мало кому удавалось видеть его улыбку, почти всегда он прятал её под шлемом, оставляя открытыми только холодные голубые глаза. Его теперь всё чаще сравнивали с Микой, называя красивым прозвищем Айсмен. Когда-то, может быть, ещё совсем недавно, даже год назад, Кими обрадовало бы такое сравнение, но сейчас он считал, что перерос Летучего Финна. И пусть чемпионат ещё ни разу не покорился ему, в отличие от старшего товарища, Чемпиона 1998 и 1999, пройдёт совсем немного времени, и он переплюнет самого Шумахера-старшего. «Я сделаю то, что не смог сделать Мика, и я никогда не позволю себе его слабость…» Время ещё позволяло ему об этом думать. «В Формуле-1 должна наступить эра финнов», - размышляя так, Кими ещё сильнее вдавил педаль газа. «Мы с Хейкки… Мы с Хейкки…» Но мысль никак не хотела складываться в целое предложение, и финн отпустил её, растворяя в своем подсознании. Он снова подумал о том, как хорошо, что Хуана Пабло не будет на этом гран-при, и опять слегка улыбнулся. Повышенное внимание колумбийского напарника давило на него не меньше малазийской и бахрейнской жары. «Пусть только он снова помирится с Ральфом или найдёт себе кого-то ещё, только не будет путаться у меня под ногами…» Несколько лет Кими удавалось избегать всего этого, несколько лет его никто не трогал и ни к чему не принуждал. Несколько лет Кими не лез в эту чехарду сложных взаимоотношений между пилотами и начальством, не обращал на неё внимания, и думал только о том, что скоро, очень скоро он добьется всего, к чему стремится его душа. В прошлом году всё изменилось, он сам не заметил как «втянулся», помогая Мике решить его проблемы с Михаэлем, Эрьей и Рубенсом, и вот, теперь уже сам думает о том, что было бы здорово, если бы они с Хейкки остались вдвоем. Тогда он сказал бы молодому тестеру «Рено», что сам станет его наставником, что слушать бредни Алонсо и Бриаторе только себе дороже, тогда он нашёл бы способ избавиться от Хуана, и они с Хейкки в МакЛарене создали бы свою собственную команду мечты. Только вдвоём, под чутким руководством Рона. Кими стиснул зубы и до боли сжал руль. «Нет, нет, только не снова эти мысли!» Прикрыв веки, так, чтобы видна оставалась только тонкая полоска света, финн сбросил скорость. Эта молчаливая дуэль с самим собой продолжалась уже больше месяца, и Кими чувствовал, что сдаёт позиции, проигрывает. И снова ему страшно захотелось выпить чего-нибудь крепкого. «Виски… Виски будет в самый раз. А ещё лучше водка…» * * * Манама. Бахрейн. Поздний вечер пятницы. В полутемном номере пятизвездочного отеля, расположенного на самом краю Манамы (до трассы в Сахире отсюда было порядка 35 километров) в этот вечер собрались четверо. Из дальнего угла комнаты, где стоял колченогий торшер, светила всего лишь одна электрическая лампочка, ватт на 40; остальной свет оставался выключенным, отчего серьезные лица собравшихся казались особенно мрачными и таинственными. - Итак, - молодой человек с выгоревшими волосами в спортивной футболке и кепке, сползавшей ему на глаза, начал собрание. – Я рад, что пришли все, получившие моё приглашение! - Кри, послушай, ты можешь объяснить, зачем столько таинственности? – ещё один парень, темноволосый и облаченный в подобие спортивного костюма, говорил почему-то шепотом. - Не перебивай, Патрик, сейчас я всё объясню. Двое оставшихся слушали молча, с немым почтением глядя на лидера их компании. - Итак, я начну сначала! Я очень рад, что все вы пришли. Если бы кто-то не смог или отказался, вся моя затея пошла бы коту под хвост! Всем вам должно быть известно, что новичкам в Формуле-1 нет почета. А уж если новичок пришел не в топ-команду, а к заведомым аутсадерам, вроде «Минарди» и «Джордан», то и отношение к нему будет соответственным. Вероятно, вы знаете, как закончили наши предшественники. Зольт Баумгартнер и Джанмария Бруни были с позором выставлены за пределы паддока, о Джорджио Пантано совсем ничего не известно. И только один человек, – тут голос парня снизился до благоговейного полушёпота, - Ник Хайдфельд, выбился из грязи в князи. В прошлом году оказавшись в «Джордане», он не стал сдаваться, много работал, и вот, в этом году его пригласили в «Уильямс»! Мы тоже так можем! Нам повезло, нас четверо, и пока не поздно, за нашими плечами только две пройденные гонки, в наших силах объединиться и изменить ситуацию, повернуть колесо фортуны в нашу сторону! - Но как? – темноволосый парень с красивыми глубоко посаженными черными глазами, кожа которого в полумраке казалась бронзовой, подал голос. – Что мы реально можем сделать, если наши болиды хуже, чем у других? - Мы можем бороться, Нараин! Можем обхитрить своего врага! Из спортивной сумки, примостившейся на полу рядом с диваном, лидер группы достал четыре продолговатых предмета. Один он оставил себе, а три других раздал присутствующим. - Это рации, - произнес он торжественно, опережая готовые прозвучать вопросы. – Они нам будут нужны, чтобы держать связь друг с другом, когда мы будем на расстоянии. Молчавший до сих пор человек, тоже темноволосый с тонкой черной бородкой, на лбу которого пристроились солнцезащитные очки, внимательно осмотрел полученный прибор и скептически покачал головой. - Я всё равно не понимаю, как это может нам помочь, Крис. - Хорошо, Тьяго, я объясню! – лидер группы сдаваться не собирался. – Как только кто-то из нас узнает что-то важное, любую мелочь, которая может иметь значение, он тут же передаст её остальным, и мы сразу примем меры. - Но как же мобильные телефоны? – робко поинтересовался Нараин. - Вот-вот, - согласился с ним Патрик. Рации – это прошлый век. Это раньше считалось круто, пока мобильники не придумали. - Фу, какие вы неромантичные, - проворчал Кристиан, но тут же замолчал, подавив вертевшуюся на языке непристойную фразу. – В органах, между прочим, до сих пор рации используют. Но если и это для вас не аргумент, хорошо, верните мне реквизит и разойдёмся по-хорошему. - Да ладно тебе, – Патрик, которому необычная идея напарника уже начинала нравиться, поплотнее сжал в руках рацию. – Я, в принципе, не против радиосвязи. А вы, ребята? Тьяго неопределенно пожал плечами, а Нараин, который очень не любил оставаться в меньшинстве, пробормотал что-то неопределенно-утвердительное. Кристиан заметно приободрился. - Вот и отлично. А если мы будем общаться с помощью раций, нам просто необходимы красивые позывные! Первый-второй не годится. Во всех фильмах, которые я смотрел, агенты с числительными кликухами плохо кончали. - Вот-вот, фильмов ты насмотрелся, - шепотом пробормотал Тьяго, но никто больше его не поддержал, поэтому пилот команды «Джордан» предпочел замолчать и не вступать в дискуссию. - Значит, с этого момента, - продолжал между тем Крис, - вы будете звать меня …ну, например, Скала… Нет, лучше Вихрь… Или… - пилот наморщил лоб, - Спайдер! Ты, Патрик, будешь Птеродактиль! Тьяго – Тигром, а Нараин… Картикеян… Вот! Нараин теперь – Камасутра! Взглянув на остолбеневшего Картикеяна, который открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, остальные дружно захохотали. Скоро обозначенный Камасутра не выдержал и присоединился к ним. Теперь обстановка в полутемном гостиничном номере больше не казалась такой таинственной, а пилоты «Джордана» и «Минарди» мрачными и чужими. В комнате дорогого отеля на краю столицы Бахрейна собрались члены одной Команды. - И первое, что нам нужно будет сделать, - Кристиан Альберс, похоже, просто упивался ролью лидера этой новоиспеченной группировки, - найти себе партнёра из другой команды. Это будет нашим первым заданием! Чем выше будет располагаться эта команда в Кубке Конструкторов, тем больше шансов у нас будет зацепиться за место в следующем сезоне, как это удалось сделать Нику. - А с кем в прошлом году спал Хайдфельд? – невинно поинтересовался «Птеродактиль» Фризахер, чем вызвал неодобрительный взгляд Камасутры, который зачарованно слушал Криса. На лице Спайдера появилось печальное выражение, смешанное всё с тем же слепым обожанием. - А этого я, к сожалению, ещё не выяснил. Но вполне вероятно, что этим человеком был финн. - Финн? – удивлённо переспросил Тигр. - Вы разве не слышали? Если вы переспите с финном, вам гарантированно повезёт в предстоящей гонке! Теперь все трое смотрели на Альберса с благоговейным трепетом. Радуясь, что смог вернуть полное внимание аудитории, Крис торжественно произнес. - Поэтому вторым заданием для нашей группы будет найти финна и переспать с ним. Лучше по отдельности, но можно и всем вместе. Насколько я знаю, финнов у нас в паддоке двое, Ковалайнен и Райкконен. Поэтому двое берут на себя Кими (пусть это будут ребята из «Джордана»), а нам с Птеродактилем достанется финн из «Рено». - Я знаю, ещё у Трулли инженер – финн! – воскликнул Камасутра, но Альберс в ответ покачал головой. - Обслуживающий персонал нельзя трогать, вы же знаете… Ну, - продолжил он, на секунду задумавшись, - другие финны пусть остаются на крайний случай, если с этими двумя ничего не выйдет. * * * Суббота. Манама. Около 23 часов. Это был чудесный, замечательный вечер, Фернандо давно не чувствовал себя так хорошо, как сегодня. Сначала они с Ярно отправились в торговый центр Манамы, где с удовольствием ходили по магазинам, подолгу останавливаясь перед каждым и с интересом разглядывая витрины. Потом они пешком прогулялись до рынка, где накупили восточных сладостей и разных сувениров, и допоздна ещё бродили по старому городу, подмечая все краски столицы Бахрейнского княжества. Этот вечер просто не должен был закончиться так скоро, Алонсо не мог допустить даже мысли, что завтра всё снова пойдёт своим чередом, поэтому любыми способами он пытался отсрочить момент расставания. - Ярно, ну пожалуйста, давай ещё посидим в этой кафешке. Мы даже не попробовали их знаменитый мухаммар! - Но, Нано, - Трулли смеялся, - ведь я же сейчас лопну! С такими успехами нам завтра понадобятся болиды на размер больше! - Ну и что? Понадобятся, значит достанем! Ярно помрачнел. - Тебе Флавио может быть и достанет. Алонсо возвёл глаза к небу, правой рукой обнимая итальянца за талию. - Вот только Флава нам здесь не хватало! Ярно, ну в самом деле, ты можешь испортить любой, даже самый романтический вечер! - Кто бы говорил! – на лицо Трулли вернулась улыбка. Они подошли уже совсем близко к дверям отеля. - Ну может ещё по чашечке зелёного чая, у нас в баре? - Нандо, я же сказал тебе, в меня совсем ничего больше не лезет! - Тогда давай ещё немножко погуляем, прямо здесь по территории! Или… - Алонсо пришла в голову сумасшедшая идея, - давай искупаемся?! Ну пожалуйста, Ярно, тут есть бассейн, прямо на крыше отеля! Итальянец с беспокойством поглядел на часы. - Нам вставать завтра рано! - Ну пожааалуйста! - Ну… - Ярно всё ещё колебался, - Только если один раз, и быстро! - Я тебя обожаю! – недолго думая, испанец чмокнул Трулли в уголок губ и, схватив не успевшего опомниться итальянца за руку, почти полетел в сторону отеля. Уже на крыше, на ходу сбрасывая с себя одежду, пилот «Рено» подхватил бывшего напарника на руки и закружил в объятиях. - Ярно, Ярно, как всё прекрасно! Трулли не отвечал. Казалось, внутри у него кипит отчаянная борьба. Это был шанс. Шанс, которым просто необходимо было воспользоваться. Не отпуская итальянца, Алонсо зашептал: - Я ведь чувствую, ты не хочешь никуда идти! Останься здесь, со мной, и всё будет как прежде… Нет, всё будет лучше, чем прежде, гораздо лучше! Не давая Ярно опомниться, Алонсо ступил в воду, запрокидывая его голову и припадая к губам, о которых мечтал так долго. Всё самое тайное и сокровенное, о чем он даже боялся подумать, вдруг стало реальностью. Ведь только вчера… - Мама!!! – завизжал Трулли, вырываясь, и выскакивая из бассейна – Что это??? Тысячи испанских ругательств так и застыли у Фернандо на языке. С дальней стороны крыши, которая оставалась в тени, на них смотрели два ярких зелёных глаза. Ярно уже пятился в сторону выхода, с кончиков его волос капала вода. Алонсо закрыл и снова открыл глаза. Таинственный зверь продолжал на них пялиться, не мигая, фосфорицирующие точки глаз сместились только немного в сторону. Неожиданно Трулли разрыдался. - Я виноват, - сквозь слёзы зашептал он, продолжая отступать к двери, - я не должен был позволять себе этого, особенно сейчас, после того, что случилось вчера в Ватикане. Я глупец, слабак, поддался мимолётному порыву… Алонсо сделал шаг навстречу неизвестному существу, которое, будто испугавшись испанца, тоже немного отступило, но голос Ярно остановил его. - Нет, Нандо, нет! Пойдём отсюда! Мы просто не должны были сюда приходить! Не делай новую ошибку! Нам и так до конца жизни с тобой не отмыться. Недовольно хмыкнув, испанец последовал совету своего товарища и, подхватив одежду, направился следом за ним к выходу с крыши. Как только шаги двух пилотов стихли, кто-то, прятавшийся в тени, шумно выдохнул и, погасив инфракрасные очки нового поколения, полученные накануне в составе набора для Тайного Розыска, нажал на рации кнопку приёма. - Тигр-Тигр, это Птеродактиль, как слышишь меня? Приём! …Кажется, я только что случайно снял лучшее хоум-видео этого года! Проводив Трулли до двери его номера, Фернандо сделал последнюю попытку. - Ну, Ярно, может быть, ты передумаешь? Но итальянец был непреклонен, в ответ он только покачал головой, и со словами «Нет, Нандо, я же сказал, мы только друзья!», гордо удалился в свою комнату. Алонсо ничего не оставалось, как только возвратиться к себе, и, вызвав по местному Хейкки Ковалайнена, попытаться хоть как-нибудь скрасить вконец испорченный вечер. Оставшись один и продолжая глотать бегущие по щекам слёзы, Ярно Трулли достал мобильный телефон, и в первый раз за этот месяц набрал знакомый номер. На том конце ответили очень быстро. - Оливье… - голос итальянца почти срывался, - Ты нужен мне. Я скучаю! * * * Марк Уэббер снова лежал без сна. Накануне гонки он пообещал себе наглотаться снотворного и до утра спать здоровым богатырским сном, но в последний момент что-то его остановило. Теперь часы над головой громко тикали, за окном оглушительно стрекотали цикады, а из коридора то и дело доносились чьи-то голоса и громкий топот. Ко всему прочему кран в душевой кабинке дал течь: капли падали на пол, громыхая подобно забиваемым в землю сваям. Эти ночные звуки сливались для Марка в одну сплошную какофонию, которая била по мозгам, ни на минуту не давая ему отключиться. - Какая к черту гонка… - перевернувшись на бок и прикрыв голову подушкой, австралиец ещё какое-то время пытался заставить себя успокоиться. Но куда там! К цикадам, крану и часам добавился характерный шум за стенкой. Кажется, Алонсо пригласил в номер Ковалайнена. - А вот не пойти бы вам …?! – закричал Уэббер, со всего маха ударяя кулаком по стене. На мгновение шум стих, но потом послышался приглушенный смех, и веселье в стане «Рено» продолжилось с новой силой. В исступленной злобе австралиец вскочил с постели. Нет, идея со снотворным всё-таки была правильным решением. Однако, оглядевшись вокруг, Марк не нашёл ничего похожего на аптечку, в которой могли находиться необходимые ему препараты. Единственным, что хоть как-то могло сойти за снотворное, была непочатая бутылка «Джонни Уокера», стоявшая в мини-баре. Но пить накануне гонки Уэббер не собирался. К тому же, совсем не факт, что виски подействует на него именно как снотворное. «Значит, - подумал Марк, - «Остаётся ещё один вариант: поискать портье и попросить таблетки у него». Кое-как нацепив на себя футболку и джинсы, Уэббер выбрался в пустынный ночной коридор и побрел на поиски обслуживающего персонала, не забыв перед этим со всей силы ударить ногой в дверь к неугомонным «реношникам». Когда Марк почти добрался до холла с лифтами, нос к носу он столкнулся со своим бывшим напарником по «Ягуару». - Крис? – удивился он, пропуская Клина вперёд, - А тебе что не спится? - Да вот, - австриец не упустил возможности прижаться к бывшему любовнику, - Ищу на свою голову приключений. - Ты уверен, что именно на голову? – проворчал Марк, успевая однако ущипнуть Криса пониже спины. – Чего же ты не пошёл к ДиСи? Или сегодня очередь Тонио? - А кто тебе сказал, что я не туда направляюсь? – губы Клина разошлись в нахальной улыбке. – Да, кстати, - крикнул он вдогонку, уже почти скрываясь из виду, - номер Баттона 325-й, это этажом выше! От злости Уэббер скрипнул зубами. Однако, как ни сопротивлялся австралиец самому себе, ноги сами привели его на третий этаж, к злополучному номеру, который назвал ему бывший напарник. Опомнился он только тогда, когда постучал в дверь, сжимая в руках пресловутую бутылку «Джонни Уокера». Бежать теперь было слишком поздно. - И какой черт принес кого-то посреди ночи? – послышался за дверью сонный голос, потом какая-то возня, и на пороге появился Баттон, одетый в белые кальсоны до колен и странную кружевную шапочку. - Ты?! – Дженс поперхнулся. У Марка вдруг перехватило дыхание. Мысленно он уже прижимал Баттона к ближайшей стенке и срывал с него остатки одежды. Из последних сил австралиец отогнал наваждение. - Дженс, послушай, мы можем поговорить? - Поговорить? – брови Баттона приподнялись. – А как же ваш знаменитый бойкот? Разве для того, что бы говорить со мной, вам не надо сначала получить разрешение герра Шумахера? Уэббер сжал виски΄. - Дженси, мы все тогда погорячились. И ты в том числе. - Погорячились… - британец горько рассмеялся, - Да, наверное, погорячились. - Мы… можем обо всём забыть. И всё… начать сначала, - слова давались Марку с трудом. Дженсон был слишком близко, такой красивый и такой доступный. – Ведь мне… не холодно и не жарко, от того, что Хаккинен не вернулся в паддок. Меня тогда другое взбесило. Ты ведь врал, что хочешь перейти в «Уильямс» из-за меня, на самом деле всё было в чертовом Михаэле! Баттон продолжал молча смотреть на него. - Ведь все давно знали, что ты сохнешь по Барону! И я не сдержался! Я ведь… совсем не считаю, что ты крыса. Англичанин презрительно усмехнулся. - Крыса… Предатель… Тварь… Как вы ещё меня называли? - Дженс… - А ты, между прочим, хотя бы научился получше скрывать своих любовников! - Дженсон… - Ладно, Алонсо. С ним в прошлом году только дурак не успел перепихнуться. Ладно, Крис, он всё-таки был твоим напарником. Но ДЭВИД! Вот это, по-моему, переходит всякие границы! А сколько было тех, о ком я не знал и даже не догадывался? Ты говоришь – Михаэль! А ведь так, по секрету, чисто между нами, с Михаэлем у меня НИ РАЗУ ничего не было! С тех пор, как мы с тобой начали встречаться, ты был у меня ЕДИНСТВЕННЫМ мужчиной в паддоке! Ральф, Ярно, Жак…Я порвал СО ВСЕМИ! И я почему-то думал, что на тебя я могу рассчитывать. А оказалось, для Марка Уэббера я был просто очередной игрушкой, развлечением на ночь. И теперь ты говоришь мне, что хочешь всё это вернуть? Нет уж, господин Уэббер из команды «Уильямс», увольте! - Дженс… Всё будет по-другому! - Потому что сегодня ночью ты не нашёл себе партнёра, который помог бы тебе расслабиться перед гонкой? Так? Ведь я же знаю, что накануне гран-при тебе просто необходима хорошая разрядка! - Нет, Дженсон, я просто… Я не знаю, что со мной происходит! Я просто не могу больше ни о ком думать! - Твой поезд ушёл, - прошипел англичанин и постарался захлопнуть дверь, но Марк успел подставить ногу. - Дженсон, ну подожди, прости меня, я не хотел, чтобы всё так получилось! Всё было как в его сне, только с точностью до наоборот. Неожиданно Уэббера охватило странное чувство. По мускулам его разливалась сила. Сила, которая просила… нет, просто требовала немедленного выхода. - Пошёл вон! – Баттон попытался отпихнуть его, но Марк уже протиснулся внутрь и захлопнул за собой дверь. Шапочка слетела со лба англичанина, открывая аккуратно уложенные волосы. «Не такие, конечно, как у Трулли, но есть за что ухватиться». Бутылка виски с глухим стуком приземлилась на ковер и откатилась в сторону. Баттон продолжал отчаянно сопротивляться. - Ты сволочь, - выдыхал он, чувствуя, как крепкие руки австралийца приподнимают его над полом, а потом со всей силы швыряют на кровать, а губы Уэббера впиваются в район подбородка. – Не… ненавижу тебя! - Но Дженс, милый мой Дженс, ведь нам было так хорошо вдвоём, ты разве не помнишь? Конечно, помнишь, как такое можно забыть?.. Марк совершенно потерял голову. Навалившись на Дженса, целуя его лицо (эти губы, такие сладкие губы), руками удерживая его на месте, он кое-как сорвал с него кальсоны, и попытался перевернуть англичанина на живот. Однако, тот, изловчившись, больно укусил Уэббера в щеку и, ногтями до крови расцарапал его плечо. - Не..на..ви..жу… Глаза Марка на мгновение прояснились, но тут же их снова заволокла дымка. - Что ты сказал? Повтори, мне нравится, когда ты говоришь, я так люблю твой голос! Скажи это снова! Скажи, как тебе хорошо. С отчаянным криком, ухватив первое, что попалось ему под руку, англичанин со всего размаху, ударил Уэббера по голове. Послышался звон, и ночник, стоявший на прикроватной тумбочке, разлетелся на множество осколков. Боль отрезвила австралийца. Ослабив руки, он с удивлением смотрел на капельки крови, которые, срываясь с его лица, падали на шею и плечи Дженсона, образовывая на них замысловатый рисунок. Баттон тоже перестал сопротивляться, он лежал тихо, закрыв глаза, и только крупная дрожь сотрясала его тело. - Дженс, прости, - пробормотал Уэббер, всё ещё загипнотизированный видом собственной крови, - Я ведь не хотел, чтобы так получилось... Баттон с трудом приоткрыл глаза и повернул к нему свою голову. - Убирайся прочь, - проговорил он еле слышно. – И не смей приближаться ко мне больше. Никогда! Словно в трансе Марк поднялся, и на негнущихся ногах сделал несколько неуверенных шагов к выходу. Кровь продолжала струиться по его лицу, плечо, расцарапанное Дженсоном, сильно саднило. И ко всему вдобавок снова заболели не так давно залеченные ребра. - Я никогда… - начал он, но вопль Баттона заставил его замолчать на полуслове. - Прочь!!! Не говоря больше ни слова, Уэббер побрел к двери. Остановившись на пороге, он оглянулся. Дженсон всё ещё сидел на кровати, обхватив руками колени, и от взгляда, которым англичанин наградил его напоследок, Марку захотелось выть. * * * Воскресение. Трасса Сахир. Примерно за час до гонки. Джанкарло Физикелла, устроившись на заборе, молча наблюдал за тем, как трассу готовят к предстоящей гонке. Темные очки закрывали глаза итальянца, скрывая от стороннего наблюдателя всю гамму чувств, застывших на его лице. Мимо туда-сюда пробегал технический персонал «Рено» и «Феррари», болиды которых силами Михаэля и Фернандо заняли первую линию стартового поля. Самому Физико сегодня, как и две недели назад, не повезло. Не смотря на выбранные вчера настройки и хорошую форму, которую он показал в первой части квалификации, утром его машина повела себя странно, как будто бы за ночь её взяли и подменили. В результате второй пилот самой перспективной в этом сезоне команды, первый победитель сезона 2005, откатился далеко назад. И совсем не был уверен, что в гонке его не будут ожидать те же проблемы. К тому же Физико, как и очень многие в паддоке, был просто ошарашен новостью о смерти Папы, которая пришла вчера из Ватикана. Глядя на черные носы болидов «Феррари» и шлем Ярно Трулли с надписью «Спасибо, Папа», который в срочном порядке заказали для пилота «Тойоты», Джанкарло думал о том, какая же хрупкая и ненадёжная эта штука под названием Жизнь. Предаваясь грустным размышлениям, пилот «Рено» даже не заметил, как к нему приблизился его приятель Такума Сато, и молча сел рядом. - Вы все грустите, - тихонько проговорил японец, глядя себе под ноги, - И мне тоже грустно. - Таку, - Физи устало похлопал по плечу товарища, - Да, просто сегодня такой день. - И Дженсон, - Сато продолжал таращиться на свои ботинки, - сегодня очень плохо выглядит. Мне кажется, бойкот – слишком жестокое наказание. - Наверное, ты прав. - Нам надо снова начать говорить с ним. - Думаю, надо. Ведь Дэвид, кажется, собирал подписи. Неожиданно Сато гневно взглянул на Физико. - А ты знаешь, мне всё равно, что они решат. Я буду говорить с Дженсоном, даже если они скажут, что нельзя! Джанкарло с удивлением посмотрел на бывшего напарника, который никогда раньше не позволял себе таких резких высказываний. В глазах японца он увидел смесь самых разных чувств, совершенно для него нехарактерных: гнев, ярость и непонятно откуда появившуюся там злобу. - Таку, с тобой всё в порядке? – Физи осторожно коснулся ладони Сато, но тот поспешно отдернул руку. - Перестань, Карло, - проговорил он, оглядываясь по сторонам, - Пожалуйста, пообещай мне, что никогда больше не будешь так делать! - Ну, хорошо, - теперь итальянец выглядел совершенно сбитым с толку. – Но скажи, что с тобой происходит? Но Сато, мотая головой, спрыгнул с забора и быстрым шагом засеменил по питлейну в сторону боксов «Хонды». - Таку?! – Физикелла собрался последовать за ним, но на пути у него выросла худощавая фигура в черно-красной кепке и форме «Минарди». - Джанкарло, постойте! – вездесущий Патрик Фризахер, из кармана которого всё ещё торчал черный прямоугольник рации, замер, пристально глядя на встревоженного пилота «Рено». - Да? Зажмурившись, а потом, резко открыв глаза, Птеродактиль на одном дыхании выпалил. - Джанкарло, вы не согласитесь со мной встречаться?! - Встречаться?? – переспросил Физико и его брови медленно поползли вверх. Сегодня определённо был очень не удачный день, «катастрофически неудачный», - как будет думать итальянец вечером, после окончания гонки, в которой ему предстояло сойти вторым после заглохшего на питлейне Кристиана Клина. - Ну да, - Фризахер понял, что сморозил глупость и попытался выкрутиться, - Тут ведь все этим друг с другом занимаются… Я так думаю. Сообразив, что сказал ещё большую глупость, Патрик пристыжено замолчал. - Если думаете, значит в «Минарди» вас ничему не учат! - оскорбленный до глубины души Физико, с гордо поднятой головой проследовал мимо. С тяжелым вздохом, Фризахер снова поднёс к губам рацию. - Приём, ребята, это Птеродактиль. С Ромулом тоже ничего не вышло. * * * Осси едва смог улучить момент, чтобы остаться наедине с Ральфом. Здраво рассудив, что от Риккардо он правды всё равно не добьется, финн стал искать пути сближения с младшим братом Семикратного. Но в пятницу Ральф почти не показывался в родной команде (а если и появлялся, то в компании старшего брата), в субботу к нему приехала Кора (а к этой женщине-катастрофе Осси боялся даже приблизиться), а всё воскресное утро до начала второй квалификации, Ральфи снова толкался возле боксов «МакЛарен», что-то там вынюхивая. И наконец за час до начала гонки Шумахер-младший соизволил заглянуть в свой трейлер, возле которого финн его и перехватил. - Ральфи, погоди! – негромко окликнул Осси, быстрым шагом приближаясь немцу. – У тебя найдётся для меня минутка-другая? Ральф остановился, с удивлением глядя на финна, будто стараясь что-то вспомнить. Видимо, вспомнив, широко ему улыбнулся. - Да, конечно… извини, не помню как тебя зовут? - Осси. - Да, конечно, Осси! Ты хотел что-то передать мне от Ярно? - Ну, не совсем, - финн снова смутился, - но можно и так сказать. - Проходи! – Ральфи гостеприимно распахнул двери своего трейлера, и финн послушно вошёл внутрь. Первое, что бросилось ему в глаза, была большая розовая открытка, на которой ярко-красным фломастером было выведено «Хуни, скорее поправляйся!». - Ой, прости, - немец тоже заметил открытку и, покраснев, поспешно бросил на неё свою кепку, - Я не прибрался. - Ничего страшного! – улыбнувшись, Осси присел на предложенный ему стул. – Обычная история. - Точно! – поняв, что финн не проявляет к открытке ни малейшего интереса, Ральф тут же расслабился. – Так что там случилось у моего горе-напарника, если для беседы со мной он присылает своего гоночного инженера? - На самом деле, - Осси понизил голос, - Ярно не знает, что я с тобой разговариваю. - Правда? – Ральф оживился, - Тогда мне стало совсем интересно! - Дело в том… - инженер снял очки и начал протирать их извлеченной из кармана салфеткой. Проделав эту процедуру, он снова нацепил очки на нос и пристально посмотрел на немца. - … что сейчас я, наверное, должен признаться. Теперь Ральф выглядел полностью заинтригованным. - Мне… известно обо всё, что творится в паддоке. Я имею в виду тайную сторону. Ваши отношения с Хуаном Пабло… Лицо Шумахера-младшего вытянулось. - Только не говори, что ты ТОЖЕ собрался меня шантажировать!!! За ЧТО мне всё это?! Почему снова я? Почему ты не выбрал кого-нибудь другого для… - Нет-нет, дослушай меня до конца! - … для своих издевательств? Почему, чуть что, крайним всегда оказывается именно РАЛЬФ?! - Я не собираюсь тебя шантажировать! - Правда? – немец смотрел на него полными слёз глазами, - И ты не будешь говорить Хуану про меня гадости? - Не буду! - И Дэвиду тоже? - И Дэвиду тоже! - И Михаэлю? - Да никому, никому я ничего про тебя не буду рассказывать! Только Ярно хочет… - И Рубенсу? И Оливье? И Майку? - РАЛЬФ!!! – от собственного крика у Осси заложило уши. – Ярно хочет знать, не изменяет ли Панис ему с тобой?! - Чего? – немец с удивлением посмотрел на финна, потом до него как будто бы что-то дошло. – Нет, я же говорил Риккардо, что это было всего один раз, в 2003-м! Они с Ярно стали встречаться только через год! Ты больше слушай этого бразильца! Михаэль говорит, что общение с Риккардо до добра не доведёт! - Спасибо! – голос финна снова обрел вежливое спокойствие, - вот и всё, что я хотел у тебя узнать. - Правда? – Ральф с недоверием посмотрел на финна. – А почему Ярно сам не мог у меня спросить? В ответ финн только сдержанно улыбнулся, и поднялся, намереваясь уйти. - Удачной гонки, Ральф, береги себя и… ваши отношения с Хуаном Пабло. Шумахер-младший кивнул и неожиданно весело посмотрел на инженера. - А ты ведь, кажется, по уши влюбился в Ярно? Щеки Осси Ойкаринена вспыхнули ярким пламенем. - Что ты такое говоришь? - Всё в порядке, - Ральф показал финну большой палец. – Добро пожаловать к нам! Только ты это… будь осторожен, ладно? Финном в паддоке быть очень опасно. Особенно в этом сезоне. * * * Михаэль с Рубенсом стояли в тени, укрывшись под большим красно-белым зонтиком, в центре которого застыла гарцующая лошадь – символ «Феррари». Оба потягивали «Ред Булл» из небольших пластиковых стаканчиков и неотрывно смотрели в сторону пит-лейна, оживленного сейчас словно перекрёсток в час пик. Лица обоих были напряженными и сосредоточенными. - От Мики ничего не слышно? – Рубенс поинтересовался как бы невзначай, вопрос был задан бесстрастно-скучающим тоном. - Нет, - на лице Красного Барона не дрогнул ни единый мускул. – Видимо, он слишком занят в ДТМ. Баррикелло кивнул, и снова они минут на пять замолчали. Кто-то из технического персонала «Минарди» раскатал огромный, просто фантастических размеров шланг, и теперь безуспешно пытался скрутить его в узел. На помощь подоспел второй техник, кажется, из «Заубера», и уже вдвоем они, вцепившись в шипящее и извивающееся чудовище, кое-как вытолкали его с проезжей части. - Видел, как Телепузик бесится? – Рубенс надул щёки и принялся вращать глазами во все стороны, изображая грозного босса «Феррари», - После того, как мы снова отказали ему, он, кажется, места себе не находит. - Второй раз он даже и не предлагал, - усмехнулся Михаэль. – Видимо, вспомнил свой стол в Сепанге. - Зато я сегодня стартую из боксов, - бразилец сухо рассмеялся, - Но наша маленькая малазийская проказа того стоила! Теперь уже захохотали оба. Неудачное начало сезона для команды «Феррари» было прежде всего связано с кознями Телепузика. Жан Тодт, прихоти которого пилоты теперь выполнять отказывались, срывал на них злость любыми доступными ему способами, что, естественно, плачевно сказывалось на общекомандных результатах. На прошлом гран-при Рубенс и Михаэль в отместку устроили на столе начальника небольшую «потасовку». - Ко мне он, однако, пока благосклонен. – Семикратный втянул в себя последние капли энергетика, и бросил стакан в ближайшую урну. – Либо на что-то ещё надеется, либо готовит мне сюрприз на гонку. - Я думаю, - Рубенс потянулся, и его стакан присоединился в урне к «баронскому», - что результаты команды для него тоже… имеют значение. По крайней мере, это касается твоих результатов. Я для него в принципе всегда был пустым местом. Немец в ответ нахмурился, но возражений у него не нашлось. - А ты сегодня был молодцом, - Баррикелло приобнял своего напарника, - почти достал этого выскочку Алонсо. Михаэль помрачнел ещё сильнее. - Знаешь, меня настораживает такой неожиданный прогресс «Рено». Подобной прыти я ожидал скорее от «Маков». - Видимо, Алонсо находит с Бриаторе больше взаимопонимания! И снова пилоты «Феррари» дружно захохотали. - Ещё бы! – давился Красный Барон, - Алонсо знает рычаги давления на начальство, и нажимает на них самым эффективным образом. - Не хотел бы я оказаться на его месте! - А я был… - Михаэль вдруг перестал смеяться, - и ни за что на свете не пожелаю оказаться там снова. Даже… если это означает, что Седьмой был моим последним чемпионским титулом. - Что? – Баррикелло в недоумении посмотрел на партнера, - Неужели под опекой Флава хуже, чем под руководством Телепузика? Михаэль провел рукой по мигом вспотевшему лбу. - Я не знаю, что хуже, Рубиньо. Просто Флав… Знаешь, он ни перед чем не остановится. Жан, конечно, редкостная сволочь, но… он что ли попроще. Не знаю, как сказать правильно. - Ладно, можешь не объяснять. Я думаю, это можно понять, только на своей шкуре испытав. А мне, к счастью, с Бриаторе работать не «посчастливилось». Михаэль благодарно посмотрел на напарника. - Знаешь, что я думаю? Телепузик помучает нас ещё одну, от силы две гонки, а потом его личное самолюбие всё же уступит место самолюбию командному. - Ты погоди, - проворчал Баррикелло, - с тобой он, может быть, и закончит шутить, а вот на мне ещё отыграется. Одного чемпиона для команды вполне достаточно. - Всё будет хорошо. А иначе мы ему «малазийские столы» после каждой гонки будем устраивать. - А я-то в принципе-то не против! – глубокомысленно изрёк Рубенс, чем вызвал новый взрыв обоюдного хохота. Отсмеявшись, бразилец снова напустил на лицо серьёзное выражение. – Я вот ещё… - Ммм? - Не зря спросил тебя о Мике. - Что? – между бровей немца появилась морщинка, - Только не начинай снова, Рубиньо, прошу тебя! - Я не начинаю. Я просто хотел сказать, что Дженсон готов просить у него прощения, в присутствии всего пелетона. Он подтвердил это в субботу утром. И я ещё раз хочу тебя попросить о том, чтобы Ассоциация сняла бойкот. Официально. Михаэль задумчиво потёр переносицу. - Ты попросил его извиниться перед Микой? - Да, мы с Лукой и ДиСи решились на это, потому что не могли больше видеть, как мальчик страдает. Говорю тебе, он в самом деле раскаялся. Ты посмотри, на кого он стал похож? – Баррикелло кивнул в сторону, и немец, проследив за его взглядом, наморщил лоб. Дженсон и впрямь выглядел неважно. Стоя рядом с парочкой журналистов, которые усиленно его о чем-то расспрашивали, он ежеминутно озирался по сторонам, как будто чего-то опасаясь. Сам он казался осунувшимся и бледным, как будто всю ночь не сомкнул глаз, его пальцы выбивали на ноге барабанную дробь, а взгляд был напряженным и каким-то затравленным. - Да уж, - Красный Барон почувствовал что-то вроде раскаяния. – Ну, если ты говоришь, что он согласен просить у Мики прощения… - Я это гарантирую. - Тогда после гонки я скажу о снятии бойкота. - Вот и славно, - Рубенс улыбнулся и тепло поцеловал Михаэля в щёку. * * * До гонки оставались считанные минуты. Во всех уголках земного шара, куда прогресс протянул свои цепкие лапы, а прямую трансляцию не отменили в связи с неожиданной кончиной Папы Римского, уже начался предстартовый отсчет времени, и на сотнях тысяч телеэкранах появилась знакомая заставка ФИА Ф1. Множество людей здесь, в Сахире, и по всему миру застыли в ожидании спортивного праздника, который спустя две недели вновь открыл перед ними свои двери. Берни Экклстоун, в окружении нескольких пит-бейби, одетых сегодня необычно скромно и даже почти целомудренно, важно прошествовал вдоль трассы, здороваясь с приглашенными звездами, и на несколько минут остановился рядом с Жаном Тодтом, нашептывая ему что-то в самое ухо. Совсем рядом Флавио Бриаторе делал последние наставления своему любимцу Алонсо, который, счастливо улыбаясь, то и дело стрелял глазами в сторону расположившейся на второй линии стартового поля «Тойоты». Михаэль, вокруг которого суетилось сразу несколько человек в красной форме, поддерживая над ним зонтик, подавая шлем и помогая забраться в болид, задумчиво глядел прямо перед собой. Ярно Трулли, печальный и сосредоточенный, вдруг счастливо улыбнулся, когда его гоночный инженер подбежал к нему и прошептал несколько слов на ухо. Марк Уэббер, уже забравшийся в болид, пытался стать как можно менее заметным, что не укрылось от внимательных глаз его партнёра Ника Хайдфельда, который, расположившись прямо перед ним, только на «грязной» линии стартового поля, то и дело бросал не него удивленные взгляды. Чуть поодаль, Ральф облаченный в свой гоночный комбинезон, перчатками пытался набрать на телефоне смс-ку, а Педро де ля Роса, которому судьба приготовила шанс показать сегодня всё, на что он был способен, с упоением поглаживал нос своего болида. Стеклянный взгляд Кими Райкконена был устремлён в пространство, финн никого не видел и слушал только свой внутренний голос. Кристиан Клин чему-то усмехался себе под нос, Джанкарло Физикелла пытался отыскать взглядом Сато, а Дженсон Баттон, необычайно бледный, никак не мог надеть на голову свой шлем. Сразу несколько арабских шейхов в белых тюрбанах, обвешанные золотом как новогодние ёлки, вели светскую беседу в vip-зоне, а в отдалении стайка их жен, скрытых от постороннего взгляда разноцветными чадрами из самых дорогих шелков, о чем-то взволнованно перешептывалась. Трасса Сахир, сконструированная гениальным архитектором Германом Тильке была полностью готова к тому, чтобы принять свой второй по счету гран-при Королевы Автоспорта. * * * Осси Ойкаринен, который прошептал на ухо Ярно всего лишь четыре слова – «Он не изменял тебе», четыре слова, заставившие итальянца улыбнуться и тут же выбросить из головы все грустные и тревожные мысли, надел наушники и поспешил вернуться на капитанский мостик. Майк Гаскойн был здесь же. Глядя в монитор, на котором застыла машина Ральфа, он что-то вещал в микрофон, медленно выговаривая каждое слово, как будто бы барахлила связь или человек, с которым он общался посредством радиосигнала, не очень хорошо его понимал. Финн также устремил свой взгляд к мониторам. Болиды уже поехали на прогревочный круг. Кто-то, кажется «Ред Булл» так и остался стоять на питлейне, и сейчас механики судорожно заталкивали его обратно в бокс. К счастью, ни с кем из «Тойот» такой неприятности не случилось. Осси внимательно следил за Ярно, который без проблем занял свое место позади Алонсо. «Он был действительно так рад услышать, что Оливье не изменял ему. В тот момент, когда я сказал это, его глаза наполнились светом. И он как будто стал ещё красивее, если только такое возможно…»,/i> Финн покраснел от собственных мыслей. Допускал ли он возможность, что когда-нибудь может влюбиться в мужчину? В коллегу, с которым ему предстоит так много работать, и которого он должен научиться понимать с полуслова? Думал ли он когда-нибудь, что судьба сыграет с ним злую шутку, приоткрыв дверь в неизвестный, тайный мир ровно настолько, чтобы он мог просунуть в неё свой нос, и тут же захлопнув её? <i>«Ведь если это так, если допустить, что Ральф прав, и я действительно влюбился в Ярно, я никогда не пойду против его чувств. Или пойду?» Осси смотрел на экран, сигнальные огни погасли и девятнадцать болидов рванули на первый из 57 кругов гран-при Бахрейна. «Нет, это всё ерунда. Я не могу влюбиться в Ярно. Это всё нервы, мои нервы! Я столько узнал за последние две недели. Кажется, у меня нервный срыв…» Трулли не потерял позиции, он продолжал прорываться вперёд вслед за Алонсо и Михаэлем, которые уже успели оторваться от основного пелетона и всё наращивали скорость. «Я не должен был ничего этого знать!» «Но тогда я не помог бы Ярно, и не увидел сегодня его улыбки…» Кажется, Майк заметил появившееся на лице финна выражение. Технический директор «Тойоты» оторвался от изучения телеметрии и с заботой посмотрел на инженера. - Осси, тебе нехорошо? – спросил он вполголоса, как будто боялся, что за всем этим шумом, творящимся в боксах и на трассе, его кто-нибудь может услышать. - Всё в порядке, - ответил финн, опуская глаза, - Просто сегодня очень уж душно. - Это точно, - Майк снова повернулся к экранам, - Сегодня в паддоке все какие-то переваренные. - Все кроме Алонсо. Вы посмотрите, у него снова лучший круг. - Ну, - протянул Гаскойн с улыбкой, - чтобы заставить этого парня хотя бы вспотеть, 42-х градусов явно будет не достаточно. Алонсо – уникальный экземпляр, у него внутри как будто… эта… батарейка Энерджайзер! - Розовый кролик? - усмехнулся финн. - Вот-вот, вроде того. Кстати, раз уж мы заговорили… - Майк ещё на полтона понизил голос, теперь финну приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы его расслышать, - хотел спросить, ты случайно не в курсе, как у этого Кролика обстоят дела с нашим Ярно? Вчера, я видел, они уходили вместе. Неужели всё-таки помирились? - Я… я точно не знаю, - Осси тоже заговорил шепотом, - Я сказал Ярно ещё в Малайзии, что помириться с Фернандо было бы… очень хорошо. Но на счет всего остального, в смысле… того… что они… По лицу финна расползались темно-красные пятна, голос его в любой момент готов был сорваться, и Майк, видя это, успокаивающе положил руку ему на плечо. - Осси, не волнуйся. - Да, простите. - Я понял, что ты имеешь в виду, ты хочешь сказать, что отношения Фернандо и Ярно не стали такими как прежде, такими, какими были до их ссоры. - Да! – с облегчением выдохнул финн, - Мне кажется, Ярно не станет доводить до этого снова. Он говорил мне, что не станет, и я ему верю. А то, что они помирились, это ведь совсем не плохо, правда? - Конечно, я тоже так думаю, просто хотел убедиться… Смотри-ка, «Рено» горит… Физикелла… Странно, мотор был кажется новый… - На секунду лицо Гаскойна напряглось, но почти сразу к нему вернулось прежнее выражение. – Ладно, не мои это теперь заботы. - И в прошлой гонке он сошел… - Просто сегодня снова не его день, - Майк отвернулся и снова что-то забубнил в микрофон. А гонка меж тем всё набирала обороты. Алонсо один за другим штамповал лучшие круги, срезая на каждом по несколько десятых, Михаэля, который всё это время не отставал от него, но и не приближался, неожиданно развернуло на гравии, и вслед за вторым пилотом «Рено» Красный Барон выбыл из гонки. Рубенс, стартовавший из боксов и успевший отыграть целый ряд позиций, неожиданно сдал, и пропустил вперёд сразу несколько болидов соперника. К третьей четверти гонки трасса Сахир, над которой продолжало висеть душное марево, не досчиталась уже шестерых пилотов. В перерывах между радиосвязью, Майк и Осси продолжали тихонько переговариваться, не забывая выключать микрофоны. В тот момент, когда бедный Дженсон Баттон, которому предстояло стать седьмым и последним пилотом, не попавшим в итоговую классификацию, намертво заглох на последнем пит-стопе, технический директор «Тойоты» задал, наконец, тот вопрос, который вот уже несколько дней вертелся на языке, и не давал ему покоя. - Я вот ещё что хотел у тебя спросить… – Майк сказал это, сложив на груди руки, и глядя в район переносицы Осси, - Можешь считать это деловым предложением. Инженер снова напрягся, изо всех сил, однако, стараясь этого не показывать. - Всё действительно зашло слишком далеко. Ты знаешь слишком много, больше, чем любой гоночный инженер любой из команд, и тебе вряд ли удастся просто забыть об этом. Ты вхож внутрь паддока, Ярно доверяет тебе и делится своими секретами. Ко всему прочему, ты финн, а финны, как ты уже понял, в этом сезоне снова в моде. Всё это… можно использовать нам на благо. Информация, которую ты можешь получить, представляет для команды огромную ценность. Ты понимаешь, о чем я? Глаза Осси расширились. - Вы предлагаете мне шпионить?! - Не совсем, - Майк слегка растерялся. – Я предлагаю тебе объединиться, чтобы вместе держать ситуацию под контролем. Я ведь уже говорил, что нашему руководству по большому счету нет дела до отношений между пилотами. Поэтому мне приходится работать практически в одиночку. Конечно, у меня есть агенты, но их возможности существенно ниже, чем твои. К тому же… я чувствую ответственность за то, что с тобой сейчас происходит, и не могу этого так оставить. Мне кажется, понимая, что твои знания идут на пользу команды, ты быстрее сможешь примириться с ними. - Я никогда не сделаю что-то, что может навредить Ярно! – горячо зашептал финн, чувствуя, как краска продолжает приливать к его щекам. – И я никогда не выдам его секреты. - Этого не потребуется. Ты же знаешь, Ярно мне далеко не безразличен, как, впрочем, и Ральф. И моя задача состоит в том, чтобы создать им обоим наиболее комфортные условия для борьбы. И это в равной мере относится как к технике, так и к психологии. Поэтому, предлагая тебе союз, я, прежде всего, прошу у тебя помощи именно в этом деле. - Я буду помогать Ярно? – прошептал Осси, вытирая выступивший на лбу пот. - В том числе. Ты будешь сообщать нам… в данном случае мне, только то, что посчитаешь нужным. Основная информация должна касаться наших пилотов и тестеров, но все события, которые покажутся тебе важными, ты тоже не должен оставлять без внимания. Это то, что может пригодиться нам в будущем. Я дам тебе времени на раздумья, скажем, до следующего гоночного уикенда. А в Имоле, отдохнувший и разобравшийся в себе, ты дашь мне ответ. - Я… - финн замолчал, но потом резко кивнул и продолжил. – Хорошо, Майк, я подумаю. Технический директор вздохнул с облегчением. Самая сложная часть разговора была позади. Осси не ответил категорическим отказом, а значит, всё было в его руках. Вполне возможно, мечта наладить агентуру не хуже чем в «МакЛарене» - а конюшня Рона Денниса славилась своими агентами – ещё могла стать реальностью. - Майк, - инженер покосился на начальника, но тут же отвел глаза. – А откуда появилась эта история про финнов? - О, - Гаскойн тяжело рассмеялся, - вот этого я уж точно не могу тебе ответить. Такое случается время от времени, на свет то и дело всплывают разные истории вроде этой сплетни. Несколько лет назад, я точно помню, по паддоку бродила похожая байка про японцев, только в ней всё зависело ещё от времени суток и погоды. - Да, - Осси медленно повернулся к монитору. До конца гонки оставалось всего четыре круга. Алонсо лидировал, а Ярно уверенно шел на втором месте. Третьим был Кими, но его отставание от Трулли было слишком велико, чтобы ликвидировать его за оставшееся время. – Финнам повезло гораздо меньше. - Это ещё что, - не согласился Гаскойн. – Есть байки куда более глупые и опасные. Слышал истории об имольских привидениях? - Нет, - инженер растерянно покачал головой. Гаскойн отвернулся и пробормотал себе под нос. - В Сан-Марино обязательно услышишь. Я в этом даже не сомневаюсь. * * * Кими Райкконен сдержал данное себе обещание: на протяжении трёх дней он не брал в рот ни капли спиртного. Зато теперь, стоя на подиуме рядом со счастливым Алонсо и немного растерянным Трулли, держа в руках бутылку газированной воды (и никаких вам градусов, только сладкая вода и газ), весь мокрый и взъерошенный, он понял, как тяжело дался ему этот уикенд. В голове гудело, в глазах плясали разноцветные искорки, пульс был не меньше восьмидесяти, а в пересохшем горле нестерпимо жгло. Третье место, и ещё шесть очков в общую копилку. Совсем неплохо, но можно было проехать лучше. Вот, Педро, сходу вскочил на пятое место, хотя в последний раз в гонках участвовал давно. Это – результат, а третье место для претендента на чемпионский титул – так, посредственность. Кими представил, как заходит в номер и открывает мини-бар, где все эти дни его честно дожидалась бутылка виски. Наконец-то он сможет составить ей компанию и отблагодарить за ожидание. А впереди ещё три недели перерыва, и целых семнадцать дней, чтобы не видеть эти опостылевшие рожи. Всё не так уж плохо. Если подумать, то жизнь прекрасна. - Эй, ты чего? – Алонсо смотрел на него как-то странно. Губы всё ещё растянуты в глупой улыбке, правая рука на талии Трулли, но глаза настороженные, как будто что-то подозревает. «Лучше продолжай раздевать взглядом бывшего напарника под звуки Марсельезы, у тебя это хорошо получается, только ко мне не лезь» - Что «чего»? - Ничего. Улыбнись! «Ну, нате вам, пожалуйста, а ещё что сделать? Сплясать?» Кими изобразил на лице подобие улыбки. Получилось не очень правдоподобно. - Нандо, не приставай к нему! – раздался со второго места голос Трулли, - Не видишь, человеку нехорошо. «Спасибо, заметили» - Да это не человек, - Алонсо засмеялся, хлопая финна по плечу. – Это робот! - Нандо, прекрати! Кими снова перестал обращать на них внимания. Что с них взять? Один – реношник, другой – бывший реношник, оба испорченные донельзя. В начале 2004-го считались самой красивой парой паддока. В конце – поссорились. Теперь, кажется, опять помирились. «Извращенцы…» «И почему Хейкки пошел именно в «Рено»?» Гимны, наконец, отзвучали, все кубки были получены, а газировкой брызгаться никто, кажется, не собирался. Оставалась пресс-конференция и вечеринка, на которую можно не пойти под каким-нибудь благовидным предлогом, а завтра он уже будет дома, подальше от этой изнуряющей жары, подальше от всех и от самого себя. Кими чувствовал, что сейчас он не хочет видеть никого, даже любимую девушку Дженни. «Уехать, забыться, выпить…» Финн для порядка помахал механикам «МакЛарен», бросил им вниз так и не открытую бутылку газированной воды, спустился с подиума сам и поплелся на встречу с журналистами. Конференция прошла как в тумане. Его о чем-то спрашивали, он отвечал на автопилоте, даже не глядя на собеседников, лишь время от времени припадая к бутылке с холодной минеральной водой. В конце концов, остался только этот вкус – ледяная вода, обжигающая горло, всё остальное превратилось в какую-то мутную пленку, сквозь которую Кими едва различал лица присутствующих. Когда всё, наконец, закончилось, финн с облегчением вздохнул, и поспешил выйти на воздух, пропуская вперёд о чем-то снова заспоривших Алонсо и Трулли. - Это на самом деле был призрак, Нандо! Мы очень плохо сделали, когда пришли туда! - Не говори ерунды! Просто кто-то пошутил неудачно. Надо было сразу тащить тебя в свой номер. - Нандо!!!!!!! - Да шучу я, глупый итальянец, не собираюсь я уводить… Окончание фразы финн уже не расслышал. С мыслями о доме, о Дженни и о мини-баре он, не спеша, двинулся к моторхоуму «Серебряных стрел». Народу вокруг было немного, зрители с трибун почти успели разойтись, технический персонал попрятался в боксы, а те, кто остался, не обращали на финна никакого внимания, слишком занятые своими делами. Кими был уже рядом с «Заубером», когда вдруг резко остановился, прислушиваясь. Так и есть, возле боксов его бывшей команды кто-то дрался. Шум борьбы был настолько очевиден, что перепутать его ни с чем было нельзя. Не могло быть никаких сомнений, совсем рядом кто-то снова устроил потасовку. «Мне кажется, или я слышу голос Ника?» Нахмурившись, Кими, не раздумывая, поспешил на звуки. * * * За боксами «Заубер» действительно кипело настоящее сражение. Кристиан Альберс, который до появления Кими был единственным свидетелем, не принимавшим участия в драке, и не пытавшимся растащить дерущихся, что-то кричал, свистел и хлопал, похоже полностью поглощенный азартом баталии. Всё остальное смешалось в переплетении рук, ног и других частей тел. Вопящий и матерящийся на разных языках комок катался по земле в туче пыли, за которой было не разобрать ни лиц, ни даже цветов клубной атрибутики. Кими остановился в нерешительности, не представляя, что ему делать дальше: то ли бежать за помощью, то ли самому попробовать вмешаться, и тут встретился взглядом с пилотом «Минарди». Альберс, оторвавшийся от схватки, смотрел на него с удивлением, страхом и уважением одновременно, что в сочетании с открытым ртом голландца выглядело весьма комично, но первый номер «МакЛарен» едва ли обратил на это внимание. Из кучи-малы вдруг раздался особенно горестный вопль, и от неё отделился взлохмаченный Фелипе Масса, сжимавший в руках круглые, кажется вильнёвские, очки. Одно из стёкол треснуло и осыпалось прямо в руках бразильца. - Жак! – закричал Фелипе, пытаясь опять вклиниться в «кучу», в которой, похоже, осталось всего двое дерущихся, но ему никак это не удавалось – вновь и вновь он оказывался отброшенным в сторону. – Ник, пожалуйста, перестань!!! Не медля больше ни секунды, Кими с разбегу прыгнул на драчунов, хватая кого-то за ноги и со всей силы прижимая к земле. Тут же финн получил мощный удар в челюсть, отчего его и так тяжелая голова наполнилась звоном, словно большой колокол в соборе Нотр-Дам, по которому врезал звонарь Квазимодо. Кими резко вдохнул, но ноги не отпустил, и тут же ему на помощь подоспел Альберс. Пилот «Минарди», решивший вдруг отказаться от роли стороннего наблюдателя, навалился сверху, впечатывая в землю Кими и отчаянно дергающегося под ним человека, которого общими усилиями они, наконец, сумели обездвижить. Всхлипывающий Масса тем временем вцепился в другого и, стуча зубами, пытался ему что-то сказать, однако слова тонули в потоке слёз и междометий. - Кто-нибудь, сбегайте за помощью! – прохрипел Кими, чувствуя, как к звону в голове добавился барабанный бой трёх сердец: его собственного и двух человек, между которыми он оказался зажат. В глазах совсем потемнело, дышать было тяжело. С облегчением финн почувствовал, что Альберс приподнимается, потом услышал топот бегущих ног, за которым последовал короткий звук удара и обжигающая боль в правом виске. Последний раз тяжело вздохнув, пилот «МакЛарен» провалился в спасительную темноту. * * * Первое, что увидел Кими, когда очнулся, была ярко-красная кепка с логотипом «Феррари». - Это рай или ад? – пробормотал он, приподнимаясь на локтях, и нос к носу столкнулся с нагнувшимся над ним Михаэлем. - Это паддок, - ответил Барон глубокомысленно, отнимая от его головы такую же красную, как и кепка, «грелку» со льдом. – Не вставай. И только тут Кими понял, что лежит на небольшой жесткой кровати, обложенный со всех сторон подушками и пледами. Горевшая под потолком лампа дневного света больно резанула глаза. - Где я? – пробормотал финн, жмурясь и поворачивая голову. - Лежи и не двигайся, тебе говорят! Ты в моём трейлере. Скажи лучше, как себя чувствуешь? Тебе нужен врач? Кими мотнул головой и поморщился от глухой боли, ударившей по вискам. - Никакого врача. - Уверен? - Да. Красный Барон молча рассматривал финна, всё сильнее хмуря брови, и наконец с пониманием дела произнес. - Это не та история, которую следует выносить за пределы паддока, ты прав, Кими. - Что я здесь делаю? – спросил финн в ответ, изо всех сил стараясь восстановить в памяти последние события. Но единственным, что приходило в голову, был подиум и сияющая до ушей рожа Алонсо-победителя. – Я ведь третьим пришёл, правильно? - Правильно, правильно, - послышался откуда-то из-за пределов видимости голос. Кажется, Баррикелло. – Тебя сукин сын Вильнёв вырубил, и ты потерял сознание. - Вильнёв? – вспомнилась пресс-конференция, одуряющая духота конференц-зала и вкус ледяной минералки во рту, но дальше память упорно отказывалась идти на уступки.- Но… почему? - А вот это мы скоро узнаем, - отчеканил бразилец, тоже приближаясь к кровати и участливо склоняясь над финном, отчего Кими стало не по себе. К счастью, Рубенс тут же поднялся и, не сказав больше ни слова, вышел, громко хлопнув дверью. - Мы-то надеялись, ты нам всё расскажешь, - с раздражением пробормотал Шумахер, возвращая Кими ледяную «грелку». Финн тут же приложил её к больной голове – над правым глазом вздулась здоровенная шишка. – Но если нет, продолжим пытать Массу и Хайдфельда. «Драка в «Заубере», - неожиданно пронеслось в голове у Райкконена, но ни жестом, ни голосом он не выдал возвращающейся к нему памяти. - Тем не менее, я рад, что ты в относительной норме, - Михаэль потрепал финна по плечу, чем вызвал у того непреодолимое желание немедленно вскочить с кровати и убежать восвояси. Кими сдержался. – Отдыхай. Не возражаешь, если один не в меру хамоватый тип, который по странному стечению обстоятельств очень о тебе тревожится, посидит тут с тобой? Поболтаете о зимней рыбалке… ну, чем там ещё финны интересуются? Кими нахмурился, не сумев определить, говорит Шумахер серьёзно или просто над ним издевается. Однако по большому счету ему было всё равно. Отрицательно помотав головой, финн отвернулся к стенке. - Вот и отлично. – Михаэль отошёл от кровати, и Кими стал ждать, когда раздастся звук хлопнувшей за ним двери. Вместо этого снова услышал голос Барона, который на полпути остановился. – Ты не волнуйся, мы этого так не оставим. Уже выходя из трейлера, Михаэль крикнул куда-то в сторону. - Эй, Ковалайнен, можешь зайти! – И вот тут показное спокойствие Кими дало, наконец, трещину. Прижимая лёд к пылающему виску, снова приподнявшись, он смотрел, как светловолосый и светлоглазый парень, пропустив хозяина трейлера на улицу, осторожно заходит внутрь, и судорожно пытался решить, притвориться ему спящим или смертельно больным и уставшим. Вместо этого он с ужасом понял, что губы сами собой растягиваются в непривычной широкой улыбке. - Хейкки… - произнёс он помимо воли имя молодого тестера «Рено», который, подойдя ближе, молча сел рядом и взял его за руку. * * * Быстрым шагом одолев пит-лейн, Михаэль приблизился к конференц-залу, где должен был состояться общий совет Ассоциации пилотов, и на минуту остановился, размышляя. Сначала немец планировал, что соберёт всех в отеле незадолго до плановой вечеринки, и там, в рабочем порядке, объявит о снятии бойкота с Баттона. Ох, как же не хотелось ему этого делать! Да, англичанин страдал, и, глядя на него сегодня перед гонкой, Шумахер даже почувствовал что-то вроде легкой жалости, однако гораздо сильнее и приятнее было совсем иное чувство. Упоение. И даже злорадство. Сказать по правде, Михаэль просто упивался страданиями Дженсона, хотя и не мог осознать полностью их природу – вряд ли дело тут было в простом прекращении общения с паддоком. Но что бы там ни было, Баттон заслужил это. Заслужил каждой клеточкой своего гребаного мозга, который надоумил его согласиться на предложение Эрьи. А Михаэль ни сколько не сомневался, что это было именно её предложение: англичанин сам вряд ли смог бы до такого додуматься. Резко вздохнув, Шумахер-старший сделал пару наклонов вперёд, и до крови сжал кулаки, давая волне жгучей ненависти постепенно сойти на нет. Это было неправильно. Какой-то частью своей души, Михаэль понимал, что не должен так ненавидеть Баттона, но иногда просто не мог с собой ничего поделать. Часто ему казалось, что изнутри него, поднимаясь от сердца, рвётся демон сокрушительной силы, и если его не удастся сдержать, случиться что-то непоправимое и ужасное, как уже было однажды. В такие минуты Михаэлю хотелось поговорить с Флавио. Но сдержать данное Рубенсу обещание было для него сейчас особенно важно. И именно этому чувству удавалось пока победить все остальные. С каждым днём Красный Барон всё яснее осознавал, что теряет над собой контроль. И вместе с этим в нем просыпалось чувство вины, сильное и отчаянное, которое разрывало его изнутри и не давало сосредоточиться ни на чем, даже на гонках. Пока Михаэлю удавалось скрывать всё, что с ним творилось (или он только думал, что удавалось), но время шло, и прятаться становилось всё тяжелее. Теперь же потасовка в «Заубере», о которой они с Рубенсом знали только то, что поведал запыхавшийся и взмокший пилот «Минарди» («Кажется, его фамилия Альберс?»), сбила и без того неустойчивый план Михаэля, и всё приходилось перекраивать заново. Показательный суд, который предложил провести Дэвид Култхард (а пилоты «Феррари» не стали спорить) был сейчас тем, что меньше всего было нужно Шумахеру. И, тем не менее, он согласился провести его, взяв на себя привычную роль лидера Ассоциации пилотов. Однако был во всём этом и один приятный момент. На импровизированной скамье подсудимых оказался не кто-нибудь, а Жак Вильнёв. Не давая очередной волне злорадства накрыть его, Михаэль быстро преодолел оставшиеся до конференц-зала, превратившегося сейчас в зал суда, метры. * * * «Зал суда», в котором совсем недавно Кими Райкконен мучился от головной боли, высиживая положенные 15 минут пресс-конференции, был необычайно оживленным. На первом ряду, где обычно сидели призеры, нашел себе место мрачный Вильнёв, который без своих очков казался маленьким и каким-то несолидным, что не мешало ему, как обычно источать волны вульгарного высокомерия. Теперь совершенно бесполезные разбитые очки лежали перед ним на столе, и Жак предусмотрительно положил на них руку. По бокам от Вильнёва расположились Дэвид Култхард, Лука Бадоер и недавно вернувшийся в зал Рубенс Баррикелло – все трое молчаливые, с непроницаемыми лицами. На втором ряду, по краям пристроились Масса и Хайдфельд, и если Ник выглядел спокойным и решительным, то руки бразильца тряслись, а сам он был бледен и дышал слишком часто и неглубоко. Между старыми друзьями пустовало место, предназначенное Михаэлю, который должен был появиться с минуты на минуту, третий же ряд оставался незанятым. Там где обычно толпились галдящие журналисты, собралась не менее шумная толпа остальных пилотов первой Формулы. Они перешёптывались, искоса поглядывая то на «подсудимых» и их «прокуроров», то на Дженсона Баттона, сидевшего в стороне от всех и каким-то непостижимым образом сумевшего провести на собрание подругу. Англичанин, самозабвенно обнимая девушку, ни на кого не обращал внимания. Дверь отворилась, и все напряжённо замерли, ожидая появления Шумахера-старшего, но это был всего лишь «ред-булловец» Льюцци, обрядившийся зачем-то в костюм арабского шейха. - О, Дженси притащил с собой девчонку, - сходу бросил он, протискиваясь на своё место рядом с Кристианом Клином. – Это потому что нормальные мужики с ним говорить отказываются. Получив неодобрительный взгляд Култхарда и Рубенса и лёгкий пинок от Ральфа, Льюцци наконец сел, и тут же был атакован своим напарником, который, глядя на Баттона, что-то зашептал итальянцу на ухо. «Ред-Булловцы» дружно захохотали. - Дженс? – подала голос девушка, - Что он такое сказал? - Не обращай внимания, - меланхолично отмахнулся Баттон. – В команде «Ред Булл» все давно сидят на энергетиках, поэтому шутки у них такие плоские. Как только всё закончится, мы отсюда сразу уедем, не возражаешь? – И англичанин снова прикрыл глаза, притягивая девушку к себе поближе. - Но Дженс, - возразила гостья, - А как же вечеринка? «Ред-Булловцы» снова разразились дружным хохотом, что на этот раз не осталось без внимания Култхарда. - Крис! Тонио! – грозно скомандовал он, - А ну-ка быстро расселись друг от друга! Понурившись, Клин замолчал, а Льюцци покорно поднялся и снова принялся протискиваться между пилотами. - А у них там дисциплина! – прошептал общепризнанный герой гонки Педро Де Ля Роса сидевшему рядом с ним Риккардо Зонте. Тот, оторвавшись от разговора с Робертом Дорнбоссом, многозначительно протянул: - Ещё бы. Сказал бы я, что там у них, вот только при девушке как-то неприлично. - С чего бы вдруг ты вспомнил о приличиях? Зонта пожал плечами, переключаясь на своего собеседника из команды «Джордан», а большая часть зала, среди которых был и Педро, снова обратила свой взгляд к подружке Дженсона. Девушка, смутившись, с беспокойством стала тормошить друга. - Дженс, почему они все на меня так смотрят? И почему тут больше нет женщин? Что тут вообще происходит? Зачем ты вызвал меня в эту глухомань так срочно? Ведь знал же, какой у меня напряженный график! Что это ещё за собрание? И когда же, наконец, будет вечеринка??? Баттон пробормотал в ответ что-то неразборчивое и, увлекая за собой девушку, поднялся. Однако не успел он сделать и шагу, как был остановлен суровым возгласом Култхарда. - Дженсон, оставайся на месте! Михаэль и с тобой хотел поговорить. А вот даме твоей действительно не мешало бы выйти. Не говоря ни слова, под удивленным взглядом подруги, англичанин опустился на место. Девушка, поджав губы, села с ним рядом. Компания боевых пилотов «Минарди» и «Джордан», которые для простоты окрестили свою группировку «ДжиМ», пристроилась в дальнем углу, тихонько перешёптываясь и изредка бросая взгляды то в одну, то в другую сторону. Всё чаще в зоне внимания Спайдера, Птеродактиля, Тигра и Камасутры оказывался тест-пилот «Джордана» Роберт Дорнбосс, который, сидя между Зонтой и Вурцем, чувствовал себя более чем уверенно. - Вы видите, он положил руку на колено этому бразильцу! – Картикеян с укором посмотрел на своих приятелей. – Ведь он один, а делает такие успехи! - Да ты просто запал на него, - проворчал Монтейро, - Я вижу, как ты на него постоянно пялишься. - И всё же, - Фризахер задумчиво потёр переносицу, - с Зонтой он нашёл общий язык. Альберс промолчал и, только тихонько вздохнув, мечтательно уставился в потолок. - Эй, Спайдер! – окликнул его напарник, - Ты с нами? Или где? - А? Что? – пилот «Минарди» часто заморгал. – Ты что-то мне сказал, Патрик? - Я говорю, ты с нами? Или летаешь где-то? Кристиан широко улыбнулся. - А ну колись! – тут же набросился на него Монтейро. – Неужели ты уже с кем-то… - Тише! – шикнул Картикеян, - Баттон притащил сюда девушку! Тигр неодобрительно посмотрел на англичанина и его подругу, но продолжать не стал. - И какого хрена? - Вы ведь слышали, он в прошлом году что-то сделал и теперь никто с ним не разговаривает! - А кто-нибудь в курсе, что именно? - Да хрен его знает… - Тигр, ты сказал слово «хрен» уже два раза за минуту! - Не отвлекайтесь от темы! Спайдер ещё не раскололся! - Да, Спайдер, давай рассказывай! Альберс стрельнул глазами на трибуну, где собрались главные действующие лица. - Неужели ты… с Култхардом…! – открыл рот Фризахер, но тут же получил от Альберса сильный тычок. - Молчи, ископаемое! Скажи лучше, знаешь ли ты по какому поводу это собрание? - Будто ты знаешь! - А вот знаю! - Ну??? - Видите Вильнёва? - Ну! - Он чуть не убил Ника и этого… своего напарника. А финн, Райкконен, вообще чудом жив остался! Если бы не я, сейчас тут было бы четыре трупа! - Ты??? – три пары глаз уставились на Альберса с немым почтением. - Ага… - Спайдер многозначительно вздохнул, - Я спас Ника… - Ты гонишь, Спайдер! – Монтейро с недоверием посмотрел сначала на Кристиана, потом на основную трибуну, но в голосе его совсем не было уверенности. – Точно гонишь! Если б это было правдой, ты бы тоже сейчас там сидел. Как свидетель! Альберс насупился. - Да ты же знаешь, что в паддоке нас и за людей-то не считают. Но Ник… Я надеюсь, теперь он меня запомнит. - Лучше б ты финна спасал, - проворчал притихший Фризахер, в голосе которого проскользнула явная нотка зависти. – А то с Ковалайненом у нас всё равно ничего не выходит. - Мне послышалось, или кто-то сказал «Ковалайнен»? – Тонио Льюцци в белом тюрбане и с золотыми серёжками в обоих ушах вклинился между Монтейро и Картикеяном. – Осторожно, ребятки, дяде Флавио может не понравиться, если вы попробуете отобрать у Нанито его игрушку. - Тшшшшшшш!!!!!!! – тут же зашипели на него со всех сторон взволнованные гонщики. - Мда… - итальянец обвёл взглядом присутствующих. – Баба на корабле – это всегда к беде. Эй, дядя Дэйв! – крикнул он, обращаясь к Култхарду. – Как на счёт того, чтобы всё-таки выдворить леди с собрания, на котором ей быть не положено, и продлить бойкот Дженсика ещё на пару десятков лет? - Помолчи, - ДиСи с каменным лицом смотрел прямо перед собой. – Мы дождёмся Михаэля. Пусть он с этим разбирается. - Дженс? – вышеупомянутая леди с удивлением взглянула на англичанина. – Какой ещё бойкот? И тут наконец дверь распахнулась, и в зал вошёл председатель. Лицо Михаэля Шумахера было серьёзным и сердитым. Едва скользнув взглядом по «трибунам», он тут же обратился к единственной даме. - Луис? – его голос был так же сух, как и застывшее на лице выражение. – Луис Гриффитс? Женщина с достоинством кивнула и беспокойно посмотрела на Дженсона, но тот отвел глаза. - Я, конечно, очень сожалею, что мне приходится говорить это, но я вынужден попросить вас покинуть это собрание. Мы будем обсуждать сугубо секретные вопросы. - Но Дженсон… - начала девушка, но Михаэль оборвал её на полуслове. - Ваш молодой человек немного… забывается. Он не имел никакого права приводить вас сюда. Луис снова обиженно посмотрела на англичанина, но он так и не поднял глаз. - Я вообще не должна была приезжать сюда, Дженсон! - Ну почему же? – ответил за Баттона Михаэль, - Бахрейн – очень любопытное место, и тут несомненно есть, на что посмотреть. Однако пока не закончится собрание, вам придётся подождать вашего друга в ближайшем кафе. Сам Баттон так и не проронил ни слова. В глазах его застыла обида и глухая ненависть. - Тогда я подожду на улице! – Луис, гордо вскинув голову, последний раз окинула взглядом притихший зал и вышла, не забыв на прощание хлопнуть дверью. - Вот и отлично, - молчавший доселе Рубенс благодарно посмотрел на Михаэля. – Без тебя мы как-то не решались этого сделать. - А зря, - Семикратный сердито посмотрел вслед покинувшей помещение девушке, - Прекрасно ведь помните, что было в прошлом году! Молчаливый и даже какой-то пришибленный Баттон вдруг резко поднялся с места. - Я должен пойти за ней! – проговорил он полушепотом. - Сядь, кому сказано! – хором крикнули Рубенс, Михаэль и Култхард, и англичанин, скрипя зубами, снова опустился. - Ничего с ней не случится, - проворчал ДиСи, - Симона тоже ждёт меня снаружи и не возникает. А тащить женщину на наше собрание, даже не зная, по какому оно поводу – это просто верх безрассудства. Ты сам так не считаешь, Дженсон? Англичанин не ответил. Злобно сверкнув глазами, он снова уставился в пол. - От этого товарища я ничего другого и не ожидал, - прошипел Михаэль, проходя на своё место на воображаемой трибуне. – ДиСи, ты уверен, что решение, которое мы приняли, не будет большой ошибкой? - Нет, - Култхард покачал головой, - Я боюсь, если мы его не одобрим, Дженсон наделает ещё больше глупостей. За ним нужен глаз да глаз. - Ну хорошо, - кивнул Шумахер, устремляя свой взгляд на необычно тихого Вильнёва. – Однако этот пункт нашей программы мы оставим напоследок. А сначала обсудим то, из-за чего мы собрались здесь так срочно. Кхм… Рубенс, - обратился немец к партнеру, - обрисуй ребятам ситуацию. - Хорошо, - Баррикелло встал, - Итак, сегодня вечером, после окончания гонки, имело место… серьёзное нарушение правил. Жак Вильнёв, Ник Хайдфельд, а также оказавшийся рядом Фелипе Масса устроили драку прямо возле боксов «Заубера». - Я вам говорил! – громко зашептал Кристиан Альберс. Льюцци, который уже никого не стесняясь, в открытую обнимал пилотов «Джордана», посмотрел на него с интересом. - Что? И ты там был? - Был! – начал Альберс, но тут же замолчал, поймав на себе грозный взгляд Баррикелло. Проследив взгляд бразильца, Михаэль провозгласил: - Свидетелей мы будем слушать, если до них дойдёт очередь! Продолжай, Рубенс. - У нас также есть пострадавший, Кими и свидетель – один из пилотов «Минарди», со слов которого мы и узнали о происшедшем. Под сердитым взглядом Вильнёва Альберс весь как-то сжался, и как будто бы даже стал ниже ростом. Льюцци кое-как дотянулся до его руки. - Не боись! Если что, мы тебя отобьём. Теперь уже все четверо пилотов-аутсайдеров смотрели на итальянца с уважением и восхищением. - А ты, Тонио, был бы поосторожнее в выборе партнёров, - шикнул сидевший неподалёку Дэвидсон. – А то рискуешь превратиться в ещё одного Алонсо. - А разве быть Алонсо так плохо? – поднял брови итальянец. - Разговорчики! – рявкнул Култхард. - Итак, - снова взял слово Михаэль, - Не слишком приятная картина, вы не находите? Когда мы с Рубенсом прибежали к «Зауберу», то нашли там Кими – он был в нокауте, снова сцепившихся Вильнева и Хайдфельда, и Массу в почти невменяемом состоянии. И никто из них не смог толком объяснить, что случилось. Вильнёв и Хайдфельд молчали как рыбы, Масса причитал что-то маловразумительное, а у Райкконена вообще ударом, похоже, отшибло память. И знаете что? Почему-то я даже не сомневаюсь, кто развёл всё это дерьмо! Вильнёв, на которого тут же устремилось несколько десятков пар глаз, возвёл взгляд к небу и глухо засмеялся. Альберс высоко поднял руку, и с возгласом «Пожалуйста, можно я расскажу, как всё было!» умоляюще уставился на «судей», но никто из них не обращал на него внимания. - Да, господа, вы читаете мои мысли, - Михаэль, выбравшись из-за трибуны, стал расхаживать взад и вперёд. Он чувствовал, что его «несёт», но уже не мог остановиться. – А теперь я попрошу мсье Вильнёва встать, и вот здесь, перед всеми поведать эту занимательную историю, участником которой он стал. Желательно в красках и со всеми подробностями. А мы послушаем и решим, сколько во всем этом правды, и какого наказания заслуживает каждый из действующих лиц! Рука Альберса медленно опустилась, и сам он снова вжался в сидение, втихоря жалея, что их новый защитник Льюцци сидит сейчас не рядом с ним. Жак Вильнёв, в правой руке всё ещё сжимающий свои сломанные очки, с презрением оглядел зал и глухо проговорил. - А что вам сказать? Правду? А если правда в том, что Хайдфельд, - фамилию немца Жак просто выплюнул, - пришёл ко мне после гонки для того, чтобы избить, разве кто-нибудь из вас, тупых баранов, ненавидящих меня только за то, что я чемпион мира, поверит мне? Лицо Шумахера старшего стало багровым. Резко развернувшись на каблуках, он в упор посмотрел на Хайдфельда. - Ник? Что ты на это скажешь? Голос пилота «Уильямс» был негромким и спокойным. - Вильнёв угрожал Фелипе. - Нет! – закричал с места Масса, - Ник, ты всё неправильно понял! - Помолчи, Фил, - немец всем своим видом олицетворял безмятежность и хладнокровие, - Вильнёв угрожал тебе, и заслужил это. - Он такой… такой…, - зашептал Альберс на ухо Фризахера, - такой… смелый! - Классический любовный треугольник, - со знанием дела пробормотал себе под нос Зонта. Михаэль, Дэвид и Рубенс переглянулись, но общий вопрос озвучил Алонсо. - А Райкконен тут причём? - Наверное, просто проходил мимо, - пожал плечами Ник, - Кими часто оказывается не в том месте и в не то время. - Ладно, допустим, - Михаэль устало потер переносицу. По всему выходило, что какими бы ни были причины или мотивы, весь сыр-бор заварил именно Хайдфельд. Волна, на которой Шумахер произнес свою последнюю тираду, снова схлынула, уступив место ставшим уже привычными утомлению и пустоте где-то внутри. – Фелипе, у тебя есть, что добавить? - Да!!! – Масса, которому наконец дали слово, вскочил, и отчаянно жестикулируя, с жаром затараторил. – Ник хотел защитить меня, он ни в чём не виноват! Просто он всё неправильно понял, ошибся, и всё потому, что я сказал ему недавно, что Жак за мной погнался. Но на самом деле он не хотел сделать мне ничего плохого, честно-честно! Жак очень хорошо ко мне относится! И я говорил об этом Нику, но он не поверил, и сегодня прибежал к нам в боксы, когда увидел, что Жак сошёл за круг до финиша. Он хотел поговорить с ним про меня, и когда я вернулся, они поспорили и …ну, подрались немножко. Только не надо их наказывать, они, правда, совсем ни в чем не виноваты, и это больше не повторится! Я обещаю! А Кими тут правда совсем не причем, он полез разнимать Жака и Ника, и ему случайно заехали по голове. Альберс подумал было снова поднять руку, чтобы сказать, что всё на самом деле было совсем не так, но, посмотрев на Вильнёва, а потом и на Михаэля, решил, что лучше с этим не связываться. Спокойнее будет. Шумахер тем временем внимательно вглядывался в раскрасневшееся лицо молодого бразильца. - Ты уверен, что Вильнёв не угрожал тебе? – спросил соотечественника Рубенс, - Не бойся сказать нам, мы сможем тебя защитить. - Да нет же! Ник просто ошибся! Не наказывайте Жака, пожалуйста! И Ника не наказывайте! Михаэль перевёл взгляд с Массы на Вильнева, а с Вильнева на Хайдфельда, и вдруг понял, что ему абсолютно всё равно, что будет дальше, а весь этот «показательный суд» просто цирковое выступление, рассчитанное на публику. Виноват Вильнев или нет, угрожал ли он Фелипе, какая разница? Если Хайдфельд готов защищать старого друга (да, просто друга, в этом сомнений у Михаэля не было), то почему бы и нет? Пусть защищает. А если Масса любит ходить по острию ножа, любит те издевательства, которым подвергает его напарник, то это его право. Мальчик, который прошёл школу «Феррари» имеет право на маленькие слабости. - Ну, хорошо, - сказал Шумахер, отступая, и практически каждый в зале уставился на него с немым удивлением. – Если ты так хочешь, мы поверим тебе, и забудем об этой истории. - Михаэль? – ДиСи выразительно смотрел на Вильнёва. – Ты уверен? - Мне всё это не нравится, - проворчал Рубенс. - Мне тоже, - на миг в глазах Михаэля вспыхнула искра былого гнева, но тут же погасла, стоило ему только посмотреть в полные искренней благодарности глаза Фелипе. – И тем не менее, на этот раз мы оставим всё как есть. Но если что-то подобное повторится ещё раз, и не обязательно, что с участием Вильнёва и Хайдфельда, так просто никто уже не отделается. - И зачем был нужен весь этот цирк? – пробормотал Алонсо, который, откровенно скучая, начал заплетать из волос Трулли мелкие африканские косички, и заканчивал как раз девятнадцатую. – Надеюсь, теперь мы сможем пообедать. Зонта, который внимательно за ними наблюдал, тихонько усмехнулся себе под нос. - Значит, мы можем идти? – обрадованный Масса весь даже напрягся. - Да, - кивнул Михаэль, - твоими стараниями. - И не забудьте зайти к Кими, - мрачно добавил Култхард, которому очень не понравилась странная мягкость Михаэля. – И по крайней мере перед ним извиниться. - Спасибо! – Фелипе уже порывался сорваться с места, остальные тоже поднялись, но Шумахер-старший жестом остановил их. - Погодите, господа, ещё минуту внимания. - Но Мааайк, - заныл откуда ни возьмись появившийся у него под боком Ральф, который последние минут десять сидел как на иголках, - Теперь мы должны поехать к Хуни в больницу! Ты обещааал! - Я сказал, погоди! – Михаэль сердито посмотрел на брата, - Никто не говорил, что собрание уже закончилось. Ральф обиженно замолчал, а по залу прокатилось недовольное бормотание. Те, кто уже успел подняться, снова сели на свои места. - Это не займёт больше пяти минут, - проворчал Михаэль, - Дженсон, встань и подойди сюда. Угрюмый англичанин нехотя поднялся и приблизился к главной трибуне. Ропот вокруг усилился, кое-где по залу прокатились смешки, а Шумахер вдруг понял, что угасший вроде бы гнев снова к нему возвращается. - Для начала, скажи-ка нам, Дженсон, - Михаэль специально сделал ударение на имени пилота, - действительно ли ты раскаиваешься в своём проступке? Я думаю, никому не надо повторять, каком именно? Зал снова одобрительно загудел. Англичанин, чувствуя себя сейчас жалким и униженным, прошептал. - Да. - Я не слышу! - Да, - повторил Баттон уже громче. – Я виноват, и я раскаиваюсь в том, что не дал Мике Хаккинену возможности вернуться в паддок. И я прошу прощения у вас и у него. На бледном лице Дженсона заиграл нездоровый румянец. Каждое слово давалось ему с огромным трудом. - Тогда, - голос Красного Барона эхом прокатился по вдруг притихшему залу, - я принимаю твоё извинение, и с этого момента бойкот объявляю снятым. У Мики ты будешь просить прощения позже. И пусть, - голос Михаэля опустился до полушепота, - это послужит тебе уроком. После этих слов Такума Сато вскочил с места, подбежал к своему напарнику, и что-то зашептал ему на ухо. Но Баттон только отмахнулся, и Сато обиженно замер. - Теперь я могу пойти к своей девушке? Англичанин поднял глаза, и встретился взглядом с семикратным чемпионом мира. Минуту они неотрывно смотрели друг на друга. - Ещё один вопрос, - взгляд Михаэля был острым как бритва, а голос почти проникновенным. – По какому праву ты привел на собрание женщину? На мгновение губы Баттона сжались в тонкую бесцветную линию, а потом он громко и четко проговорил. - Вы все мне надоели. Михаэль холодно улыбнулся. - Вопросов нет. Ни на кого не глядя, Дженсон Баттон поспешил к выходу. Голос Красного Барона нагнал его возле самой двери. - Ник, скажи мне, а куда подевался Марк? Почему твоего напарника нет на собрании? На мгновение Дженсон замер, но тут же взяв себя в руки, вышел, так и не услышав ответа Хайдфельда. * * * Луис ждала его у самой двери, ни в какое кафе она не пошла. Прислонившись к стенке здания, подставив лицо вечернему солнцу, девушка слушала музыку – даже на расстоянии Дженсон мог слышать мелодию r-n-b, гремевшую в небольших серебристых наушниках. - Пойдём, - англичанин заставил себя улыбнуться. – Прости, что так вышло. Луис открыла глаза и, заметив своего друга, вытащила наушники. - Ты что-то сказал? - Да. Я говорю, прости меня, что так вышло, и давай поскорее вернёмся в отель. Девушка нахмурилась, и, подхватив Дженсона под руку, бодро зашагала по пит-лейну. - Объясни мне, что у вас там происходит? Почему они разговаривали с тобой в таком тоне? - Они все идиоты, - непроизвольно Дженсон сжал кулаки, - Думают только о себе, а прикидываются, что заботятся друг о друге. Сплошная показуха. И фарс. - Дженс, это здоровое самолюбие, - Луис ущипнула друга пониже спины, - Мне кажется, раньше тебя такие вещи не сильно волновали. - На этот раз показательное выступление устроили против меня. - И чем же ты им так насолил? - Так, ерунда, ничего серьёзного, - при этих словах Баттон почувствовал, что краснеет, - Но Шумахер и кучка его прихвостней решили показать молодняку, что бывает, когда ты у них не в чести. На моём примере. - Дженс, милый, мне кажется, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. Хотя наказывать тебя бойкотом – это, конечно, полный бред, я считаю. Ты поэтому позвонил мне вчера ночью и попросил приехать? Они действительно так сильно тебя достали? К румянцу англичанина добавилось сильное сердцебиение, но к счастью, девушка пока не обращала внимания на эти симптомы. - Да, что-то вроде того. И ещё я очень по тебе соскучился. - Ох, Дженс, ты стал в последнее время таким чувствительным! Но это так мило! – рука Луис всё ещё блуждала по его бедру, - Ладно, так и быть, черт с ней, с этой вечеринкой. Давай вернемся в отель и посмотрим, как ты сможешь попросить у меня прощения. * * * Михаэль вышел из зала вслед за Дженсоном и, не обращая внимания на нытьё семенящего за ним Ральфа (из связных слов можно было разобрать только два, «Хуни» и «больница»), направился к своему автомобилю. Всё пошло совсем не так, как он рассчитывал. Вильнёв снова ушёл от наказания, и он сам настоял на этом, хотя даже на секунду не усомнился в словах Хайдфельда, о том, что Жак угрожает несчастному Фелипе. Сам Ник тоже легко отделался, а ведь за потасовку его, по-хорошему, следовало наказать. Если уж Хайдфельд привык решать вопросы кулаками, пусть делает это на нейтральной территории, а не рядом с боксами, где может быть куча свидетелей и журналистов. «Устроить Вильнёву тёмную», - почему-то Михаэлю казалось, что больше половины паддока поддержала бы эту затею. А Дженсон? Этот идиот, так неудачно в него влюбившийся? Он был похож на бледное привидение, и, наверное, ему следовало быть с ним мягче. Хотя бы ради Рубенса и его чувств. Да, Дженс предатель, да, он закрыл Мике путь в «Уильямс» и «Хонду», но по сути, Мика ведь неплохо устроился в ДТМ. «Он даже не позвонил мне, ни разу…» Эту мысль Красный Барон постарался отогнать. Кажется, в прошлый раз они всё решили, и в этом вопросе была поставлена жирная точка. И подлость Баттона только помогла укрепить их давшие трещину отношения с Рубенсом. «Не позвонил, не приехал, не написал ни одной чертовой смс-ки» «Он знает, пока я его не вижу, всё спокойно» «Но это уже не так!» Михаэль снова до боли сжал кулаки, на которых уже засохли прошлые кровоподтеки, и распахнул переднюю дверцу машины, забираясь внутрь. Ральф, продолжая скулить, не дожидаясь приглашения, устроился с ним рядом. Михаэль повернул ключ и завёл двигатель. Если бы Мика был рядом, как в прошлом году, когда они скрывали его от Эрьи… «Тогда всё бы началось сначала!» «Но Рубенс ведь был согласен! И Мика тоже!» «Ты эгоист, Михаэль, ты чертов эгоист!» Машина резко сорвалась с места, и Ральф, ударившийся лбом о стекло, что-то недовольно проворчал, но Михаэль опять не разобрал ни слова, за исключением уже знакомых «Хуни» и «больница». А что бы случилось, если бы Мика в самом деле вернулся, и был бы сейчас партнером Уэббера в «Уильямсе»? Как бы они общались? Михаэль попытался это представить, но у него ничего не вышло. Не видеть Мику, и почти ничего не знать о нём было плохо, но находиться с ним рядом и не иметь возможности дотронуться, поцеловать его – во сто крат хуже. «Значит, предательство Дженсона было во благо?» Михаэлю казалось, что он сходит с ума. Мысли путались в его голове, и он никак не мог принять какого-нибудь решения, к тому же, как всегда перед гонкой в Имоле (а до гран-при Сан-Марино оставалось всего две с половиной недели), его охватило всё нарастающее беспокойство, которое, вкупе с мыслями о Мике, в самом ближайшем времени грозило обернуться нервным срывом. «Всё получилось так, как получилось» «А если бы у тебя была возможность всё изменить, как бы ты поступил?», - шепнула вдруг совесть. «Этого не было, ты слышишь, не было!» «Сколько ещё ты будешь прятаться от себя самого?» - Михаэль!!! – от звонкой оплеухи и жара, который тот час же наполнил всю левую сторону лица, семикратный чемпион мира пришел в себя. Ральф, что есть мочи, вцепился в руль и пытался ногой дотянуться до педали тормоза. – Я сказал, если ты хочешь, чтобы в больницу к Хуни доставили два трупа… Михаэль резко ударил по тормозам, отчего его младший брат снова влепился головой в стекло. - Если я ещё раз услышу от тебя слова «Хуни» или «больница», один труп я тебе точно гарантирую! Здесь и сейчас! - Следи за дорогой, - проворчал Ральф, потирая ушибленный затылок, - Чуть не впилился в дерево, а ещё Шумахером называется. Красный Барон снова завёл машину и вывел её на дорогу. - Между прочим, если бы не я, два трупа в размазанной тачке мы бы уже получили. И кто бы потом объяснял нашим жёнам, детям и любовникам, что мой брат просто заснул за рулём, потому что утомился, отчитывая Баттона?! - Ральф, заткнись! - Ты должен быть мне благодарен! - Хорошо, - Михаэль снова начал вскипать, - Что я могу сделать, чтобы отблагодарить тебя? - Отвези меня к ХУНИ в БОЛЬНИЦУ! В беззвучной ярости Шумахер-старший прибавил газу, разворачивая машину в сторону аэропорта. * * * Когда Дженсон вышел из зала, а Михаэль с как всегда голосящим Ральфом, последовали за ним, остальные растерянно переглянулись. Кто-то встал, некоторые остались сидеть на местах, с недоумением, написанным на лицах, глядя на отошедших в сторону Баррикелло, Култхарда и Бадоера. Только Вильнёв, недобрым взглядом стрельнув в Хайдфельда (тот, впрочем, в долгу не остался), и посчитав, что Михаэль отошёл уже достаточно далеко, чтобы не столкнуться с ним по дороге, сунул в карман разбитые очки и покинул здание. Масса проводил его печальным взглядом, но следом не вышел. Бразилец снова сел и, достав из кармана потрёпанный блокнот, принялся судорожно его перелистывать, как будто что-то выискивая. И снова за всех сказал Алонсо. - Теперь точно всё? Мы можем, наконец, пойти пообедать? - Идите, - буркнул Баррикелло, даже не оборачиваясь. - И стоило поднимать такой шум?.. Кивнув Ярно, и протягивая ему руку, приглашая пойти с ним, Фернандо отступил на несколько шагов к двери и остановился. Трулли с опаской посмотрел в сторону Зонты, но тот снова о чем-то увлечённо беседовал с Дорнбоссом, и даже не повернулся в их сторону, поэтому итальянец поспешил присоединиться к ожидающему его «реношнику». Вместе они вышли. Остальные парами или небольшими группками, самая многочисленная из которых состояла из пилотов «Джордана» и «Минарди», Льюцци и примкнувшему к ним Дорнбоссу (улыбнувшись напоследок Зонте и хлопнув того по плечу, Роберт предпочел тестеру «Тойоты» общество своих одноклубников) тоже постепенно подтягивались к выходу. Клин, бросив на них удивлённый взгляд, остался ждать Култхарда, который между тем, как будто бы что-то вспомнив, высоко поднял руку. - Педро, погоди! Де ля Роса, который уже почти дошел до двери, остановился и повернулся к шотландцу. - Да? - Подойди сюда. Испанец молча приблизился. Баррикелло, бросив ему что-то одобрительное, отошёл в сторону, а Лука с тихим вздохом сделал два шага назад и замер, делая вид, что рассматривает трибуну. - Послушай, - Дэвид тепло улыбнулся Педро, - Ты сегодня был просто великолепен! С возвращением тебя! И спасибо за красивую гонку. Де ля Роса слегка покраснел. - Ох, ДиСи, не за что! Но это было правда здорово! Я конечно желаю Хуану скорейшего выздоровления и всё такое, но, согласись, гонка в боевых условиях гораздо круче, чем тесты. - Это правда. Я бы, наверное, не согласился быть тест-пилотом. А вот телепузиком, пожалуй, да. Култхард замолчал, глядя на расширившиеся от удивления глаза испанца, и густо рассмеялся. - Педро, столько лет в Формуле, и до сих пор не выучил наш сленг. Телепузиком, конечно, не в буквальном смысле. Это значит боссом, директором. Краски на лице испанца прибавилось. - Ааа… Никогда не слышал, чтобы мы так называли Рона. - В лицо его никто так и не назовёт. Да ты не заморачивайся. Хочешь выпить? Сегодня за мой счёт. Угощаю! Уэббера ты сделал шедеврально. ДиСи поймал грустный взгляд Бадоера. - Лука, сколько раз тебе говорить, не стой в тени как чужой! Бадоер, немного приободрившись, вернулся. - Ну, Педро, что скажешь? Испанец, от души улыбаясь, покачал головой. - Нет, Дэйв, спасибо, но сегодня я пас. Хочу отоспаться. Трезвым. В следующий раз с удовольствием соглашусь, если ещё предложишь. - А почему бы и не предложить? – шотландец снова засмеялся, а Лука окончательно погрустнел. – Давай, не забывай старых знакомых. И с Алексом там поаккуратнее. Он, конечно, добряк, но всё равно сильно переживает, что этот шанс не ему достался. Де ля Роса закивал. - Конечно, Алекс тут совсем не виноват. - Вот именно. Ладно, Педро, если отказываешься выпить, бывай. А мы всё-таки пойдём отметим это дело. - Конечно! – испанец весело подмигнул. – До встречи. И удачно вам повеселиться. * * * Выйдя на свежий воздух, Витантонио Льюцци снова нацепил на голову снятый в помещении тюрбан, и грозно посмотрев на семенивших следом Альберса, Фризахера, Монтейро, Картикеяна и Дорнбосса, важно сообщил. - Ну что, гарем, пришло время выбрать любимую жену на сегодня. Глаза его спутников оживлённо заблестели, и итальянец от души расхохотался. - Вы что, серьёзно хотите? - А почему нет? – Монтейро осторожно коснулся белого рукава «шейха» кончиками пальцев. – Ты, конечно, не финн, но выглядишь соблазнительно, особенно в этом костюме. - Что, правда что ли? Мне идёт? – Тонио всё больше веселился, - А я-то надеялся, что народ придёт в ужас. Ладно, в следующий раз переоденусь в Человека-Паука. - Паук тебе тоже пойдёт, - Тигр украдкой посмотрел на странно отчуждённого Спайдера. - Знаешь что, а ты мне нравишься, - Льюцци хищно щёлкнул зубами, изображая не то акулу, не то крокодила, - Сегодня моей любимой женой будешь ты. Монтейро довольно улыбнулся и с чувством превосходства посмотрел на своих товарищей. Шейх-Льюцци, заметив это, нахмурился, и произнёс с типичным южным акцентом. - Нет, дарагой, так дело не делается. Друзей своих бросают только слабые мужчины. Сильные мужчины своих друзей в обиду не дадут. Так, мужики? Фризахер и Картикеян с силой закивали, Альберс и Дорнбосс остались к его словам безучастными. - Вот ты, - Тонио показал пальцем на Картикеяна, - разве не замечаешь, что вот он, - теперь палец ткнулся в Дорнбосса, - готов съесть тебя вместе с одеждой? Камасутра, вздрогнув, покосился на тест-пилота и тут же, покраснев, отвел глаза. - Или он тебе совсем не по вкусу? Не нравится? - Н-нет, почему же… - Нараин снова посмотрел на Роберта, хлопая густыми ресницами, тот обнажил в улыбке все свои 32 зуба. - Тогда за чем дело стало? Идите прочь, и не теряйте времени даром! Переглянувшись в очередной раз (Роберт всё так же широко улыбался, а бронзовая кожа Картикеяна напоминала оттенком варёную свёклу), они отошли в сторону, о чём-то быстро переговорили и наперегонки побежали к стоянке трейлеров. - За-ме-ча-тель-но, - Льюцци с удовольствием на лице, проводил их взглядом, и повернулся к Фризахеру. - Теперь ты. Птеродактиль напрягся. - Но мне не нравится Спайдер… в смысле, Кристиан. - Спайдер? – Тонио слегка приподнял брови, а Альберс грозно посмотрел на напарника. - У вас, я смотрю, любовь к паукам. А ты у нас кто, Крестоносец или Птицеед? Всё, в следующий раз точно одеваюсь Спайдер-меном. Буду самым популярным человеком в паддоке. - Это шутка, - процедил Альберс, испепеляя Фризахера взглядом. Тот, поняв, что прокололся, виновато смотрел в землю. - Да не парьтесь вы! Передо мной-то уж точно. Можете называть друг друга, как вам вздумается, вы мне от этого только больше нравитесь. А вдвоём я вас даже на войну не отправлю, не то, что в койку. Тебе предлагаю, - палец снова уперся в Патрика, - пойти утешить Алекса Вурца. Это «МакЛарен», если не в курсе. В отеле, я думаю, ты легко найдёшь его в баре. Алекс чудный парень, но больно уж комплексует по поводу своего роста. Впрочем, - губы Льюцци снова растянулись в улыбке – весёлой и совершенно беззлобной, - сегодня этот рост стоил ему пяти очков для «Маков» и всеобщего признания. - Это как? – заинтересовался Фризахер. - Да в болид он не поместился, разве не слышали? Об этом уже с пятницы баллады слагают. Вместо него поехал де ля Роса – и сразу на 5 очков. Вурц теперь ещё больше загрустил, ведь старина Рон в Сан-Марино скорее всего опять Педро выставит, и даже длинный болид теперь Алексу не поможет. Кстати, о нашем испанце-счастливчике, - Тонио подмигнул хмурому Альберсу, - Он сегодня один и трезвый. Попробуй составить ему компанию. Кто знает, может и он к паукам неравнодушен? Фризахер захихикал. - Не получится, - довольный Монтейро покачал головой, - Крис в Хайдфельда втюрился по уши, а подойти боится. - Ах, вот оно в чем дело… - итальянец покосился на Ника, который, стоял неподалёку и что-то яростно нашёптывал на ухо Фелипе, накрыв его руку своей ладонью, а второй отнимая у него блокнот. - Мдааа, с этим могут возникнуть проблемы… - итальянец сочувственно оглядел своих спутников, - теперь-то ясно, почему наш паучок такой странный. На собрании трещал без умолку, а сейчас будто воды в рот набрал… Эй, не парься! – Тонио ловко смахнул с Альберса командную кепку «Минарди». Мы для тебя что-нибудь в следующий раз придумаем. А пока, правда, попытай счастья с Педро. Он славный малый. Спайдер внимательно посмотрел на итальянца, который, ни с того ни с сего, стал проявлять о них такую заботу. - А с какой радости ты будешь нам помогать? «Ред-булловец» посмотрел на пилотов «Минарди» едва ли не с обожанием. - Вы чуднЫе, - проговорил он, смешно растягивая слова. – И вы мне нравитесь. Так пойдёт? Кристиан, всё ещё с сомнением на лице, медленно кивнул, соглашаясь. * * * Когда Луис и Дженсон добрались до отеля, солнце уже стояло совсем низко, и его лучи приобрели красновато-оранжевый оттенок. Англичанин чувствовал себя немного лучше. Рука Луис, крепко сжатая его пальцами, придавала уверенности, но обида на паддок и чувство раздавленного унижения были всё ещё очень сильными. Войдя в двери и поздоровавшись с портье (молодой мужчина, сияя дежурной улыбкой, вежливо сказал им «Добрый вечер»), они направились к лифтам. - А какой у тебя номер? – девушка, казалось, и вовсе забыла о недавнем раздражении, и теперь весело щебетала, цепляясь за Дженсона, то и дело заглядывая ему в глаза. – Там есть джакузи? - Кажется, да. Перед глазами Баттона всё ещё стояли ухмыляющиеся лица пилотов, присутствующих на собрании, а в ушах звучал их шепот и приглушённый смех. Среди всего этого в голове словно эхом повторялся вопрос Михаэля, заданный Нику в самом конце собрания. Тот самый вопрос, ответ на который потонул для него за закрытой дверью конференц-зала. Чертова сволочь Уэббер действительно не явился на собрание, а сегодня весь день смотрел на него таким печальным взглядом, что руки Дженсона просто чесались – так хотелось ему врезать по ненавистной физиономии. «Эти руки, которые прижимают его к кровати, вдавливают так сильно, что невозможно даже вздохнуть. А в глазах огонь, неприкрытый огонь первобытной страсти. И нет больше сил сопротивляться. Ещё чуть-чуть, и он сломается, уступит, поддастся этим рукам, и этим губам, целующим его так яростно…» Двери лифта распахнулись, и мужчина, увлекая за собой девушку, почти бегом устремился к двери своего номера. Не задумываясь, отворив дверь электронным ключом-карточкой, англичанин пропустил вперёд подругу, а сам застыл на пороге. Всё в этой чертовой комнате напоминало о вчерашней ночи. «По его щекам бегут слёзы, дрожащей рукой он берёт телефон и набирает номер Луис. Девушка отвечает не сразу, и Дженсон думает о разнице во времени между Бахрейном и Великобританией. - Дженс? Что случилось? - Приезжай завтра в Сахир, пожалуйста, Луис, ты нужна мне. - Но Дженс, ты же знаешь, мой график… - Луис, милая, я прошу тебя…» Сейчас в номере что-то изменилось. Баттон не мог точно сказать, что именно было по-другому, но чувство было очень сильным, даже слегка пугающим. Луис, между тем, спокойно войдя внутрь, первым делом направилась в ванную. Через несколько секунд щелкнул выключатель, и до Дженсона донёсся её восторженный возглас. - Ох, Дженс, это так чудесно! Голова девушки высунулась из приоткрытой двери, на губах сияла восторженная улыбка. - Ты, правда, такой милый! «Милый?» Англичанин покосился на дверь. Если он правильно помнил, ванная комната была самой обычной. Да, кажется с кафелем в сиреневых тонах и ванной-джакузи, но не более того. Никаких унитазов из золота или чего-нибудь подобного, что могло вызвать у его подруги такой восторг. И в этот момент Дженсон вдруг понял, что его так беспокоит. Запах. В номере пахло розами и, кажется, чем-то ещё. Какими-то восточными благовониями. Англичанин похолодел, сердце гулко застучало в груди. Кажется, когда Луис открыла дверь ванной, запах усилился. «Но откуда здесь взяться цветам?» На негнущихся ногах он приблизился к подруге, которая тем временем успела избавиться от джинсов и стаскивала с себя блузку, …и застыл, не в силах поверить представшей перед глазами картине. Если бы он в этот момент говорил, то, без сомнения, лишился бы дара речи. Ванная комната буквально утопала в цветах. Вдоль стен стояли ведра, вазы и какие-то кувшины, полные роз: красных, белых, кремово-желтых, оранжевых, и жемчужных лилий, и ирисов всех оттенков синего. Сама джаккузи была полна воды, и от неё волнами поднимался пар, а там, словно лоскутное одеяло, плавали лепестки роз. Здесь оттенков было даже больше, и у Дженсона просто зарябило в глазах. Розовый, темно-бардовый, оранжевый, красный, белый, желтый, ярко-алый и даже синий. «Сколько же роз погибло ради этой ванны?» Англичанин прислонился к двери, чтобы не упасть, и тут же увидел ответ на свой немой вопрос. К душевой кабинке скотчем была приклеена бумага с коротким предложением, которое объясняло всё. Тысяча извинений, как тысяча лепестков в этой ванне. Прости меня. Только твой Чтобы не закричать, англичанин крепко стиснул зубы, из левого глаза выкатилась предательская слезинка. - «Тысяча извинений»? – Луис тоже прочитала послание, оставленное без сомнения Марком Уэббером (своими силами он это сделал, или с помощью персонала гостиницы – это не имело ровным счетом никакого значения), но истолковала его по-своему. Глаза девушки наполнились сумасшедшим блеском, а голос вдруг стал на два тона выше. – Значит… ты всё-таки купишь мне «Бентли»??! Что оставалось делать бедному Дженсону? Только молча кивнуть и отдаться во власть объятий девушки, которая с радостным воплем бросилась ему на шею. «Бентли…» Дженсон, не споря, позволил снять с себя футболку, кепку и расстегнуть молнию у себя на джинсах. «Спасибо, что не «Феррари», козёл…» В окно на третьем этаже ударил первый камушек, а где-то на улице, внизу, вдребезги пьяный голос прокричал. - Джульетта, выйди на балкон! Здесь твой Ромео! Невероятным усилием Дженсон заставил себя выйти из транса и, зачерпнув воды из ванной, взятым тут же кувшином из-под цветов, как был без футболки и со спущенными штанами, выбежал на балкон. Не глядя, он опрокинул кувшин вниз, выплёскивая его содержимое, и опрометью бросился назад. Судя по крикам, шипению и нецензурной брани, вода и размокшие в ней розовые лепестки, достигли своей цели. Забежав в ванную, и накрепко закрыв дверь, Дженсон встретился с удивлённым взглядом Луис. - Что… - Совсем ополоумели, кретины. Не давая девушке опомниться и задать вертевшиеся на языке, несомненно, лишние вопросы, Дженсон закрыл ей рот поцелуем. Внизу, под балконом, в стельку пьяный и мокрый с ног до головы Марк Уэббер, тихо чертыхаясь, поплёлся в сторону от отеля. * * * Абруццо. Среда. Ранний вечер. Загородное поместье Ярно Трулли расположилось в живописнейшем месте Абруццо. На несколько километров к югу тянулись виноградники, где выращивался, продавался и шёл в собственное производство виноград самых разных сортов: от классической «Изабеллы» до любимого итальянцем «Барбера». Западнее был построен просторный дом из белого камня, по стенам которого во все стороны расползался дикий плющ, так плотно оплетая стены, что они казались темно-зелёными. За домом пристроилась небольшая конюшня, которая упиралась прямо в винный погреб – особую гордость итальянца, а слева от дома была беседка, заросшая виноградом так сильно, что почти не пропускала солнечный свет, и в любое время суток там было темно, как ночью. Под беседкой стоял деревянный стол, две скамейки по бокам и небольшой красный диванчик (поставленный, видимо, для того, чтобы гости или хозяева дома отдыхали после утомительно-сытного обеда). Естественно, свет здесь был – маленькие электрические фонарики висели по всему потолку – но горел не всегда, а только по особым случаям. Сейчас был именно такой случай. Цветные фонарики горели уже несколько дней, не выключаясь, деревянный стол ломился от всевозможной еды и самых лучших вин из погреба. Веселье не прекращалось уже шестые сутки. Сегодня в доме было немного спокойнее: фонари горели, стол был накрыт, и хозяин дома, в сильном возбуждении, ежеминутно смотрел на часы, но гости, которых он так ждал, почему-то опаздывали. Ярно не находил себе места: бегал от дома к беседке, а от беседки к дороге, но за последний час мимо не проехало ни одной машины. Жена итальянца, Барбара, была на втором этаже, в мансарде. Из больницы они с новорождённым Энцо вернулись ещё в понедельник, и теперь в компании родителей и свёкров женщины ежедневно и ежечасно принимали всё новых посетителей, желающих посмотреть на маленького наследника виноградных плантаций Трулли. Снова и снова бросая взгляд на пустую дорогу, Ярно плеснул в бокал вина (мускат, 7 лет выдержки) и сделал жадный глоток. После Бахрейна события закружились вокруг него с невероятной скоростью: за эти дни он толком не отдыхал, а спал мало и урывками. Оливье и Анну он пригласил накануне, и очень обрадовался, когда француз сразу ответил согласием. Но сейчас супружеская пара опаздывала, и Ярно с каждой минутой нервничал всё сильнее, хотя и уговаривал себя, что волноваться не стоит: как добраться до места он объяснил очень подробно, а карта Абруццо у Оливье точно была. Звонить же и спрашивать, где они задержались, казалось глупым и подозрительным – с женой Паниса Ярно лично знаком не был, и немного опасался её реакции. Наконец вдалеке показался большой черный джип без верха, и у итальянца отлегло от сердца. Именно такие машины пользовались самым большим спросом в пункте проката при местном аэропорте. Выбежав на дорогу, Ярно изо всех сил принялся махать руками, чтобы его заметили. Машина притормозила, и подтянутый короткостриженый мужчина, подавая руку яркой блондинке с холодными и очень умными глазами, выбрался наружу, по-братски обняв встречающего. В всяком случае он очень хотел, чтобы объятия казались братскими. * * * Анну Панис с детства называли не по годам мудрой, и с возрастом её ум становился только острее, а решения, которые она принимала, очень редко оказывались неверными. Взглянув на Ярно Трулли только один раз, мать троих детей Оливье, со времени свадьбы ни разу серьёзно не поругавшаяся со своим мужем, сразу поняла – это он. Тот, из-за которого у Оливье снесло крышу к чертям собачьим ещё в прошлом году. Последние полгода Анна часто размышляла, кто окажется любовником её мужа – мужчина или женщина, а то, что она узнает этого человека, не вызывало у неё ни малейших сомнений. В конце концов Анна решила, что это девушка, вероятно, молодая и очень красивая. С мужчинами связи Оливье не бывали такими бурными, и обрывались почти сразу, а вот с женщиной он изменил её лишь однажды, и всё могло бы закончиться очень плохо, если бы Анна вовремя не приняла меры. Сказать по правде, мадам Панис очень опасалась повторения той давней истории, и, увидев Ярно, испытала чувство, больше всего похожее на облегчение. Однако, к нему прибавилась изрядная доля недоумения: мужчина, итальянец, возраст которого приближался к тридцати, к тому же старый знакомый Оливье, бывший его напарником в конце 90-х, и время от времени пересекающий с ним карьерный путь впоследствии. Потом женщина испытала тревогу – их отношения длились по меньшей мере шесть месяцев, а интерес Оливье к нему не ослабевал, а становился как будто бы только сильнее. Итальянец, с трудом заставив себя отпустить её мужа, тепло улыбнулся и протянул Анне руку, как если бы она была мужчиной. Она пожала её и улыбнулась в ответ. В глазах Трулли беспокойство и даже неясный страх уступили место блаженному умиротворению. «Да он сам почти как ребёнок», - подумала женщина, и часть плохих мыслей тут же растаяла. В любом случае Анна была уверена, что из семьи Оливье не уйдёт, а любая страсть, пусть даже самая сильная, имеет законченный срок жизни, максимальная величина которого три года, полгода из которых уже прошли. - Анна, - произнесла женщина грудным бархатным голосом, - Очень рада буду познакомиться с вами ближе, Ярно. - Спасибо, - итальянец слегка покраснел, заметно стесняясь. Анна посчитала это добрым знаком. - Наши самые горячие поздравления, - Оливье, тоже смущаясь, протянул Ярно свёрток. – Это для маленького Энцо. Анна сама выбирала, а она-то уж знает толк в детях. - Спасибо, спасибо, - снова повторил итальянец, принимая подарок и поочерёдно глядя на супругов. – Мы чуть позже поднимемся к Барбаре, ладно? У них сейчас тихий час. - В последние пару дней ваш дом превратился в проходной двор, так? – Оливье запер машину и, подхватив небольшую сумку из светло-коричневой кожи, замер, ожидая дальнейших действий. Ярно, спохватившись, поманил их в сторону беседки, и все вместе они вошли под зелёный купол, скрываясь от яркого солнца. Анна пыталась понять, о чем сейчас думают эти двое. Наверное, в её присутствии оба чувствовали себя неуютно, но всеми силами старались это скрыть. Одно неловкое движение, быстрый взгляд, и её муж, взрослый мужчина с устоявшейся системой ценностей, начинал путаться в словах и краснеть, как подросток. Женщина усиленно делала вид, что ничего не замечает. Очень скоро она начала думать, что понимает, что именно так сильно зацепило Оливье в этом итальянце. Открытый, доверчивый, немного сентиментальный идеалист, он всё больше напоминал ей младшего сына, в котором они с мужем души не чаяли с самого его рождения. В отличие от неё, сильной волевой женщины, которая всегда могла постоять за себя (когда-то она считала, что именно этим растопила сердце молодого француза, который предложил ей руку и сердце), Ярно, мужчину с красивыми волосами до плеч и добрыми глазами, хотелось защищать от любой, даже самой мелкой, неприятности. Пока женщина кивала головой, соглашаясь, что вино, которым от души угощал их итальянец, действительно восхитительно вкусное, внутри неё боролись два противоречивых чувства. С одной стороны хотелось уступить мужу, дать ему наиграться вдоволь (а стоит заметить, что характер его с момента этой интрижки изменился в значительно лучшую сторону), с другой – уступить поднимающейся волне ревности, напугать, устроить скандал, обманом заставить мужа порвать с этим чертовым парнем отношения. Анна знала, что громкой разборки с битьем посуды не будет, но в рукаве у неё пряталось несколько козырей, одним из которых был недавно родившийся малыш Трулли. Однако, не смотря на всю привлекательность второго варианта, тихий голос подсознания нашёптывал ей, что сейчас лучше оставить всё как есть. «Он не уйдёт, и это главное. А страсть исчезнет сама по себе, ты же знаешь. Успокойся, и не совершай необдуманных поступков. Потом будет только хуже. Дай ему время. В любом случае, он вряд ли захочет надолго задерживаться в роли тест-пилота…» И женщина смирилась, уступила этому голосу. «В конце концов», - подумала она, - «У меня есть перед ним одно преимущество. Я женщина и мать детей Оливье. Мы вместе уже очень долго, и он любит меня, по-настоящему любит. Ну вот, получилось уже не одно преимущество, а целых четыре. Нет совершенно никаких поводов для беспокойства. Гуляйте, мальчики, а если понадобится, я вас даже прикрою. Только, умоляю, не перегните палку…» И после этой мысли она действительно успокоилась. Оливье, уйдя из основы (теперь Анна не сомневалась, что итальянец был к этому причастен), стал появляться дома гораздо чаще, и на общение с любовником времени уходило значительно меньше, чем в прошлом году. А время и расстояние (первое – минимум, второе – максимум, обратная пропорция), как известно, не способствуют укреплению никаких отношений. Сделав глоток вина и, наверное, в сотый раз пробежав глазами по красивой фигуре итальянца, женщина рассеянно улыбнулась. * * * Оливье не мог не заметить странного поведения жены. Она как будто бы о чем-то догадывалась. «Но это невозможно», - в который раз повторял про себя француз, - «Она ведь первый раз видит Ярно так близко…» Немного посидев в беседке, выпив вина и поболтав о детях, трассах и общих знакомых из мира автоспорта, они поднялись, и Ярно повёл их в дом, знакомить с женой, родителями, тестем и тёщей и своим крошечным сыном. Как раз в это время появились ещё какие-то гости с коробками, свёртками, сумками… и все вместе с горой подарков они ввалились в мансарду. Малыша Оливье увидел лишь мельком, его тут же окружили возбуждённо галдящие женщины-итальянки, видимо, это были всё же подруги Барбары, а не Ярно. Анна присоединилась к ним, на ломаном итальянском объясняя, что в полном восторге от младенца. То ли мать Ярно, то ли его тёща тут же стала кричать, что ребёнку нужен покой, а его матери отдых, и вытолкала всю шумную компанию за дверь, напоследок обрушив на Ярно несколько пылких местных ругательств, из которых француз смог разобрать только слово «безответственность». Смущаясь, итальянец принялся лепетать извинения, и строгий взгляд женщины всё-таки смягчился, но заходить в комнату к жене Ярно всем строго-настрого запретил. Оливье действительно расстроился. Ему очень хотелось посмотреть на Энцо поближе, а если разрешат, взять малыша на руки. Дети всегда вызывали у него неподдельный восторг и восхищение, а этого ребенка он в глубине души даже считал немножко своим. С Ярно они так и не смогли объясниться. С того самого злополучного дня, когда итальянец исчез из ресторана в отеле Мельбурна , они разговаривали по телефону всего лишь два раза: первый – ночью, накануне гонки в Сахире. Тогда Ярно позвонил ему сам и сказал, что скучает. Но в голосе его было что-то ещё, что-то заставившее Оливье насторожиться и провести бессонную ночь в тревогах и размышлениях. Второй раз Ярно позвонил ему два дня назад и пригласил их с Анной к себе в гости, посмотреть и познакомиться с женой и сыном. Оливье, не раздумывая, согласился, и поспешно отменил все намеченных на этот день планы, чувствовал он себя в этот момент очень странно: на ум приходили сцены из старых французских комедий на тему знакомства с родителями, и пару раз его настигали приступы нервного смеха. О том, чтобы остаться наедине с Ярно сейчас, и всё-таки поговорить с ним, вообще не могло быть речи. Хотя женщины, включая и Анну, остались в гостиной, разговаривая о чем-то своём, понятном им одним, мужчины – Оливье, Ярно и пара приезжих итальянцев, оставались под бдительным присмотром. В беседке, где уже снова был накрыт стол, к ним присоединился тесть Ярно – дородный бородатый мужчина в белой рубашке, шортах, и никак не сочетающихся с ними зелёных сапогах-мокасинах. Усевшись во главе стола, он стакан за стаканом глушил вино, смеялся и рассказывал скабрезные байки, заставляя мужчин-итальянцев пополам сгибаться от смеха. Оливье тоже делал вид, что ему весело, хотя на самом деле, не понимал и половины шуток. Наконец, когда кувшины с вином почти опустели, Ярно вызвался принести новую порцию. Тесть предложил прикатить целый бочонок, и гости почему-то снова дружно захохотали. «Видимо», - подумал Оливье, - «смех уже стал естественной реакцией на голос отца Барбары». Поманив его глазами, Ярно поднялся из-за стола. Сердце француза гулко забилось, но, вспомнив, что Анна осталась в доме, он торопливо поднялся следом, и под очередной взрыв смеха направился за удаляющейся фигурой итальянца. И только когда они отошли достаточно далеко, укрывшись от постороннего взгляда за конюшней, из-за закрытых дверей которой доносилось тихое лошадиное ржание, Оливье осмелился догнать Ярно, и позволил своей руке сомкнуться чуть ниже его локтя. Итальянец тихонько засмеялся, склоняя голову к его плечу, и прошептал. - Погоди, осталось совсем немного. Последние лучи солнца, запутавшись в его волосах, наполняли их золотистым сиянием, словно кто-то осыпал голову Ярно волшебной пыльцой, и Оливье тут же вспомнил Площадь Чудес и ночь, проведённую на вершине Пизанской башни, одновременно чувствуя острый прилив любви и нежности, а ещё желание, нет, даже потребность, прикоснуться к этим волосам губами. Из маленькой ниши под крыльцом невысокого домика, около которого они остановились, Ярно достал большой блестящий ключ и, повернув его в замке, распахнул дверь, пропуская Оливье вперёд, в темноту. Сделав шаг или два, француз остановился. Глаза его не могли привыкнуть к отсутствию света, тем более, что Ярно, войдя следом, захлопнул единственный его источник – окон в домике не было. - Тут должен быть фонарь, - раздался шепот возле самого его уха, и волосы Ярно, от которых исходил слабый медовый аромат, упали на его лицо, щекоча, и одновременно будоража нервы. Не в силах больше сопротивляться самому себе, Оливье приоткрыл рот, и схватил одну прядь зубами. - Я тебя съем, - пробормотал он, пытаясь отыскать в темноте руки Ярно, - От тебя слишком вкусно пахнет. Вместо ответа итальянец прижался к нему всем телом, и крепко поцеловал в шею, наверняка оставляя на ней красное пятно, но в следующее мгновение отпрянул, и снова растворился в беспросветном мраке странного домика без окон. Наконец где-то рядом раздался его радостный возглас, что-то щелкнуло, и темноту прорезал неяркий свет одинокой лампочки большого старого фонаря, который Ярно сжимал в правой руке. Сразу стало ясно, что домик – это всего лишь замаскированный вход в винный погреб. Рядом на полу темнела закрытая крышка квадратного люка. - Им вреден яркий свет, - произнес Ярно мягко, как будто оправдываясь. - Им? – не понял Панис, вглядываясь в глаза итальянца, казавшиеся непроглядно черными. - Бочкам, - улыбнулся тот одними глазами, - Помоги мне поднять крышку. - Конечно. Вдвоем они сдвинули крышку люка, открывая черный проход. Ярно щелкнул выключателем, зажигая скудное освещение. - Это не основной погреб, - сообщил он, первым спускаясь по лестнице. – Домашний. Но лучшие вина мы держим здесь. По невысокой каменной лесенке Оливье спустился следом за итальянцем, и приготовился идти за ним дальше, но Ярно внезапно остановился, и француз в него врезался, чуть не сбив с ног. Вовремя подхватив его под руки, Оливье развернул Трулли к себе. - Эй, что с тобой? На секунду итальянец обмяк, но тут же взяв себя в руки, смущенно пробормотал. - Я такой глупый. - И неуклюжий, - засмеялся француз, - Я знаю. - Прекрати! Ярно попытался сделать вид, что разозлился, но Оливье быстро его раскусил. - Да-да, а ещё ты невнимательный, доверчивый и слишком подозрительный. И такого я тебя люблю. - Ты издеваешься. - Нисколько. - И ты на меня не злишься? - Разве похоже, чтобы я злился? - Нет. - Тогда зачем ты спрашиваешь? - Я сам на себя очень зол. - Вот и зря. Когда ты злишься, я всё равно тебя люблю, но улыбка тебе идёт гораздо больше. - Оливье! Но я правда глупый! - Ну и что ты прикажешь мне с этим делать? – Оливье засмеялся, - Я не смогу на тебя злиться, даже если ты сам этого хочешь. - Я не хочу, - Ярно опустил голову, и очень тихо проговорил. – Прости меня, ладно? - Ты не виноват. - Виноват! – теперь глаза Трулли наполнились каким-то нездоровым блеском. – Я думал, что у вас с Ральфом что-то есть, потому что Хуан Пабло сказал мне это! И я поверил ему, даже не поговорив с тобой. И я верил… верил, пока сам не узнал, что это враньё! И я хотел отомстить тебе, хотел сделать тебе больно, и чуть… не натворил глупостей! Теперь Оливье понял, что блеск в глазах Ярно – это застывшие слёзы. - Я убью Зонту, - глухо прорычал француз. И глядя в глаза итальянца, добавил немного мягче, - И убью любого мужчину, который до тебя дотронется. Удивительно, но эти слова Ярно как будто бы успокоили. - Оливье, - прошептал он, приподнимаясь на цыпочки, и почти касаясь губами губ француза, - Пожалуйста, не оставляй меня больше так надолго. В паддоке без тебя пусто и одиноко. Губами француз ловил каждое слово Ярно. - Я обещаю, - прошептал он в ответ, - Завтра в Сан-Марино мы полетим вместе. Последнее слово утонуло в долгом поцелуе, и Оливье подумал, что он похож на глоток свежего воздуха, первый в этот по-летнему жаркий апрельский вечер. Совсем некстати он вспомнил о мужчинах, оставшихся в беседке в ожидании новой порции вина, и о жене, которая в этот момент, вероятно, скучала, в компании не в меру болтливых итальянок. Но оторваться от губ Ярно было выше его сил и воли, и скоро все мысли исчезли, уступая слепым чувствам и всепоглощающему желанию. Поцелуи итальянца становились всё более настойчивыми и требовательными, его руки, скользящие по телу, казалось, прожигали насквозь, и Оливье понял, что не в силах противиться больше самому себе. - Ярно, - прохрипел он, последним отчаянным усилием заставляя себя вздохнуть. – Они ведь… могут войти… - Серебристое вино, - выдохнул Трулли в ответ, маня Оливье куда-то вглубь погреба. - Что? - Серебристое «ледяное» вино, - повторил итальянец, - Скажем, что не могли решить, стоит ли открывать бочонок. Оливье, наконец, заметил неприметную маленькую дверцу, похожую на ещё один люк, к которой Ярно его, похоже, и подталкивал. - Только там холодно, - предупредил итальянец, открывая дверь, из-за которой действительно повеяло, как из морозильной камеры. - Я согрею тебя, - Оливье, не глядя, втолкнул Ярно внутрь и, ногой закрывая дверь этого странного холодильника, опустил итальянца на большой бочонок, покрытый тонким слоем инея. Ярно вскрикнул от неожиданности, когда сотни ледяных кристалликов впились в его разгоряченную спину, но быстро справился с холодом, запрокинул голову назад, и позволил губам Оливье жадно впиться себе в подбородок, одновременно пытаясь нащупать пуговицы на темно-зелёной защитного цвета рубашке француза. Одна за другой пуговицы уступали его пальцам, обнажая грудь Оливье, рычащего что-то на двух языках и также пытавшегося избавить итальянца от лишней одежды. Температура в маленькой темной камере (а иначе эту комнатку назвать было сложно) продолжала расти. И дело тут было даже не в жарких итало-французских объятиях. В пылу страсти кто-то из них случайно сдвинул вправо ручку тумблера на холодильной установке. По толстому бочонку «ледяного» вина стекали горячие капли недавнего инея, очень скоро превратившись в маленькие ручейки. Но француз и итальянец, поглощенные друг другом, не замечали ничего вокруг, и только один раз, убирая со лба соленые капли пота, Ярно прошептал. - А мне уже совсем не холодно. Обнимая его за талию, целуя сильные стройные ноги, Оливье ответил. - Я ведь сказал, что тебя согрею. А потом был хлопок. Совсем негромкий, но эхом отразившийся от каменных стен и низкого каменного потолка. И по ногам, по спине, по лицу полилась прохладная жидкость, а воздух вокруг наполнился сладким запахом винограда. - Оливье? – с тревогой в голосе спросил итальянец. В темноте они почти ничего не видели. - Это не я, - шепнул француз первое, что ему пришло в голову. – Если бы я выпил сегодня больше вина, может быть, у меня бы так получилось. - Дурак! – Ярно легонько стукнул его по обнаженному плечу, пытаясь сдержать смех. – Бочонок, кажется, лопнул! – теперь в голос вернулась тревога. – Открой дверь, тут лампочка ещё на прошлой неделе перегорела. Оливье ткнул рукой в том направлении, где, как он помнил, была дверь, но ничего не случилось. - Я её потерял. - Дурак! – повторил Ярно и, поднявшись на ноги, поскользнулся, и снова не упал только благодаря вовремя подхватившим его рукам француза. Запах вина между тем становился всё сильнее и сильнее, а пол стал совсем мокрым. - Что нам делать? – Ярно заметался по нагревшемуся холодильнику в поисках выхода. – Это лучшее вино в моей коллекции! Самое дорогое вино! Барбара убьёт меня! Тем временем Оливье ощупывал лопнувший бочонок. - Я нашёл течь! – объявил он голосом мичмана. – Теперь надо чем-то заткнуть пробоину. - Одежда! – осенило Ярно, и он схватил первое, что попало ему под руки. - Сгодится, - согласился француз, принимая назад свою рубашку и сворачивая её в тугой узел, стараясь заткнуть им отверстие, из которого, как из пробитой артерии, продолжало хлестать самое лучшее и дорогое вино Трулли. – По-моему, тебе всё-таки придётся отыскать дверь и отправиться за помощью, а то нас ждёт не самая весёлая кончина. Хотя, с другой стороны, умереть, захлебнувшись в вине с любимым, что может быть романтичнее? - Дурак! – повторил Ярно в третий раз, снова улыбаясь. – Я спасу тебя. Кое-как одевшись и, ещё раз осторожно ощупав стены, Ярно, наконец, нашёл выход. Припав на мгновение к губам француза, он быстро застегнул молнию на джинсах и побежал к лестнице наверх. Оценив находчивость итальянца, Оливье тоже застегнул джинсы и, потуже затянув ремень, добавил к своей рубашке футболку Ярно, лишая возможности излишне любопытных людей задавать ненужные вопросы. Глубоко вдохнув сладкий воздух, от которого уже начинала кружиться голова, Оливье изо всех сил прижал одежду к пробоине. * * * Улыбаясь только уголками губ (глаза оставались серьёзными и внимательными) Анна слушала сбивчивый рассказ Ярно Трулли о том, что им с Оливье пришлось пережить, в домашнем погребе, когда они ходили за новой порцией вина. Рассказ, естественно, неполный, без никому не нужных пикантных подробностей. На Ярно была одета новая белоснежная кофта с короткими рукавами и новые шорты, взамен вымокших в вине джинсов. Для Оливье также нашли свежую одежду – свободные серые брюки и ярко-синюю водолазку, плотно прилегающую к телу. Глядя на крепкую фигуру мужа, его сильные руки, на которых отчетливо вырисовывались мускулы, женщина почти бессознательно ощущала гордость. Посреди беседки стоял тот самый горе-бочонок, кое-как заделанный, но всё равно годившийся только на то, чтобы опустошить его и как можно быстрее. Этим-то собравшиеся в беседке мужчины и женщины и занялись, искренне хохоча над рассказом Ярно, и радуясь судьбе бочонка. Серебристое «ледяное» вино было действительно сказочно-вкусным. К гостям присоединилась и Барбара, оставив Энцо на попечение сразу двух бабушек. Внимательно рассматривая жену Трулли, Анна никак не могла поверить, что эта женщина родила всего лишь несколько дней назад. Сейчас она выглядела миниатюрной и даже хрупкой, а легкий желтый сарафан полностью скрывал растяжки. Сидя рядом с мужем, улыбаясь, Барбара как будто светилась от счастья, и Анна подумала, что ни за что не откроет этой женщине правду. Во всяком случае не теперь, когда она в первый раз познала силу и радость материнства. Барбара Трулли не заслужила такого удара. Анна помнила, что чувствовала, когда первый раз узнала, что муж изменил ей с другим мужчиной. Это был шок, с которым ей помогли справиться только сильный характер и искренняя любовь к Оливье. И Анна прекрасно понимала, что не всякая женщина сможет пережить такое. Однажды в паддоке (в то время она часто приезжала с мужем на гонки, особенно после аварии 1997-го года; тогда жизнь его висела буквально на волоске, и реабилитация проходила очень сложно) она услышала фразу, пророненную Эрьей Хаккинен, женщиной, которой Анна в глубине души всегда восхищалась. Эрья сказала, что любая жена гонщика должна быть рада, когда её муж уходит из Формулы. Анна не знала, испытывает ли Эрья те же проблемы, что и она, но фраза глубоко засела у неё в голове, и, спустя годы, только приобрела большую значимость. И теперь, когда Оливье стоял буквально на пороге своего решения навсегда покинуть Королеву Автоспорта, его жена, затаив дыхание, ждала того момента, который мог бы дать толчок к этому решению. Двукратный чемпион мира Мика Хаккинен ушёл из гонок несколько лет назад, в самом расцвете своей карьеры, для того, чтобы больше времени проводить c женой и сыном, и можно было только порадоваться за Эрью, которой, не смотря ни на что, удалось сохранить свою семью. Правда, в конце прошлого года, ходили слухи, что Мика решил вернуться в царство Берни Экклстоуна, но Анна считала, что это не более чем сплетни. ДТМ или любая другая гоночная серия уже не казались женщине настолько опасными. В конце прошлого года Анна даже серьёзно поговорила с Оливье на тему того, не хочет ли он перейти в ДТМ, где до сих пор неплохо гонялся его старый приятель Жан Алези, вместо того, чтобы быть третьим пилотом в не самой сильной, хотя и ставшей уже родной, команде, но муж отказался. Теперь Анна понимала, что, а вернее кто его там удерживает. И опять в голове мелькнула спасительная мысль, что это не может продолжаться долго, что осталось подождать совсем немного, и страсть пройдёт, как яркий, живой, но всё равно нереальный сон. И снова эта мысль принесла ей временное облегчение. Завтра Оливье собирался отправиться на тесты в Сан-Марино, и Анна подумала, что не станет его отговаривать. * * * - И тогда я побежал за помощью, а Оливье остался сидеть, обнимая бочонок и ждать, когда придёт спасение! – Ярно закончил свой рассказ под сбивчивый хохот своих друзей и друзей жены. - Нет, ты как всегда всё напутал, - не согласился Оливье, наполняя в очередной раз опустевший бокал «серебристым» ледяным вином. – Ты сам испугался до чертиков, когда подумал, что мы остались взаперти в этом склепе! - Это не склеп, а холодильная камера! - Какая разница?! – сквозь хохот проревел тесть Ярно. – Если бы вы каким-то макаром не расколошматили этот бочонок, Барбара не разрешила бы открыть его еще, по меньшей мере, лет десять! - И правильно бы сделала! – жена Трулли строго посмотрела на своего отца. – Последнее время ты только и делал, что подбирался к этому вину. Не удивлюсь, если именно ты помог сделать в бочке дырку! - Но ведь меня же там не было, Барбис! - А кто последним заходил в погреб сегодня утром?! - Да ради нашего Энцо стоило открыть его ещё пятнадцатого, пока ты была в роддоме! - Ладно-ладно, папа, я совсем не сердита. - То-то оно и видно по твоему доброму личику. Ярно, ну развесели же свою жену, наконец! - Отстань от него, папа, он, кажется, наглотался ещё в погребе! От этих слов Ярно немедленно покраснел и украдкой посмотрел на Оливье, но, встретившись глазами с Анной, быстро отвел взгляд в сторону. Вино действительно начало давать в голову. Мысли путались, хотелось только пить, петь и смеяться. А ещё почему-то бегать. «Вот бы сейчас пробежать по полю, быстро-быстро, как лошадь, а потом нырнуть головой в стог сена», - от собственных мыслей Ярно рассмеялся и бросил ещё один быстрый взгляд на Оливье. На этот раз жена француза смотрела в другую сторону, но и сам он отвернулся к только что наполненному бокалу. «Ну, посмотри же на меня!» - мысленно приказал итальянец, и Оливье послушался, подмигнув ему из-за бокала. «Уведи меня отсюда», - подумал Ярно, - «Я хочу летать!» Француз наморщил лоб, будто принимая посланный ему мысленный сигнал, и огляделся по сторонам. «Куда? И как?» «Не знаю!» - Ярно начал злиться, - «Придумай что-нибудь!» В это время муж одной из подруг Барбары (кажется, его звали Лучано) поднялся и нараспев начал говорить тост. Остальные подхватили, и скоро тост превратился в песню, которая сочинялась прямо на ходу. Оливье встал. - Не возражаете, если я вас ненадолго покину? Когда я пьяный, я ужасно пою по-итальянски. Над столом снова разнесся дружный хохот. - Только сначала выпей ещё стаканчик, - тесть Ярно, после случая с бочонком, явно проникся к Оливье симпатией. – За спасение «серебристого»! - Папа! – закричала Барбара, но её голос потонул в звоне бокалов. Залпом выпив ещё один стакан, Оливье нетвёрдой походкой направился в сторону сортира. Пожелав всем спокойной ночи, Барбара поцеловала мужа и отправилась в дом, к маленькому Энцо, а сам Ярно, выждав ещё пару минут для приличия, взглянул на Анну (женщина теперь почему-то усиленно от него отворачивалась), и пошел следом за Оливье, задев и опрокинув под очередной взрыв хохота скамейку. Француза он нашёл у конюшни. Облокотившись о деревянную стойку, он заглядывал внутрь, и что-то тихо нашептывал уснувшим лошадкам. Никого не стесняясь (кажется, «серебристое» вино лишило Ярно последней капли приличия), итальянец подошёл к нему сзади, крепко обнял и зашептал. - Давай убежим отсюда, вдвоём, возьмем лошадей и поскачем к морю. Повернувшись, Оливье посмотрел на него и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к его волосам. - А я думал, мне показалось. - Что? - Что ты зовёшь меня. - Нет, - голова итальянца закружилась, и он резко пошатнулся, - ты меня услышал. Оливье мягко покачал головой. - Ярно, какие лошади, ты сам на ногах не держишься. Если упадёшь, я буду чувствовать себя виноватым. - Ты и так во всём виноват! – засмеявшись, Ярно вырвался, и бегом бросился через двор, туда, где начинались его виноградники. Не раздумывая, француз побежал за ним. Нагнав его у кованой ограды, обозначившей границы владений Трулли, Оливье сделал прыжок, и повалил Ярно на свившиеся плотной стеной виноградные лозы. Итальянец со смехом перекатился на спину и замер, ожидая, что будет дальше. - И в чём же я виноват? – проговорил Оливье, наклоняясь над Трулли и наматывая на палец светлый локон. Сейчас французский акцент в его голосе был особенно заметным, и Ярно зажмурился от удовольствия. - Когда ты рядом, я не могу ни о ком больше думать. Наверное, это плохо. - Тогда ты виноват вдвойне. - Невозможно. - Хочешь, поспорим? Оливье ухмыльнулся. Поспорить хотелось, вино продолжало бурлить во всём теле, но, кажется, на смену всепоглощающему веселью уже приходило спокойствие и умиротворение. Может быть, виной всему были звёзды, которые светили в эту безлунную ночь слишком ярко, а может, сводящий с ума, сладкий запах винограда. - Я не думаю, что сейчас время спорить, - Ярно потянулся к нему, заставляя всё тело напрячься, но Оливье усилием воли заставил себя отодвинуться. - Нам нельзя оставлять их надолго, особенно после случая с погребом. - Они пьяные, им всё равно, - итальянец повёл плечами, - А Барбара уже пошла спать. Вспомнив о своей жене, Ярно сразу же подумал и об Анне, и вполголоса произнёс. - Только, знаешь, я боюсь твоей жены. - И всё-таки нам надо быть осторожными, - Оливье поднялся и подал Ярно руку. Тот с сожалением посмотрел на своё виноградное ложе, но покорно принял её и поднялся следом. - В Бахрейне, когда тебя не было…, - итальянец замолчал, не зная, что сказать дальше, и Панис обнял его, словно придавая уверенности. Ярно продолжил. - В Сахире мне было очень грустно, и мы с Фернандо пошли по магазинам. Француз удивленно поднял бровь. - С Фернандо? - Да. Они медленно двигались в обратном направлении вдоль ограды, обвитой диким виноградом. - Вы помирились с Алонсо? - Да, - Ярно весь сник, - Осси сказал мне… мой гоночный инженер… - Я знаю. - Осси сказал, что это будет правильно. И я предложил Фернандо снова быть друзьями. Он согласился. - Друзьями? – Оливье подозрительно посмотрел на Трулли. - Да, но он… он всё время пытается… - Ярно снова замолчал. - Затащить тебя в постель? – помог ему Оливье. Трулли покраснел, и резко остановился. Француз остановился тоже, развернул к себе лицо Ярно, и заглянул ему в глаза. - Так? - Да, - итальянец произнёс это еле слышно. - Это неудивительно, - Оливье отпустил подбородок Трулли и посмотрел на землю, пытаясь собраться с мыслями. - Я говорил ему, что между нами ничего больше быть не может, и он согласился, но потом пригласил меня поплавать. И там, на крыше… Француз замер, ожидая продолжения. - Там он хотел соблазнить меня, но Папа Римский… Подумав, что ослышался, Оливье удивлённо поднял глаза на Ярно, тот был серьёзен как никогда. - …подал мне знак. И я понял, что если останусь, это будет большой ошибкой. Тогда я почувствовал, как сильно люблю тебя, и, оказавшись в номере, первым делом тебе позвонил. Оливье смотрел на Ярно, но тот старательно отводил глаза. - Что это был за знак? – проговорил, наконец, француз, кажется, принимая про себя какое-то важное решение. - Это был демон с зелёными светящимися глазами. Он посмотрел на меня, и я понял, что надо бежать оттуда пока не поздно. - И Фернандо его видел? – уточнил Панис, незаметно обвивая руки вокруг талии Ярно. - Да, он стоял на краю бассейна, и Нандо… то есть Фернандо хотел подойти к нему, но я ему не позволил, и мы ушли оттуда. - Знаешь, что? Трулли озабоченно помотал головой, и тогда француз внезапно приподнял его над землёй, и взвалил к себе на плечи. - Что? Что ты делаешь? - Считай, что я украл тебя. И не верну, пока не решу, что с тебя довольно. Быстрым шагом француз пошёл в обратном направлении, мимо конюшни в сторону виноградников. - Но как же остальные? Они же будут волноваться! – Трулли делал вид, что вырывается, но губы его сами собой растянулись в счастливой улыбке. - Ты сам говорил, что они пьяные. А скажешь ещё хоть слово, и я тебя вообще не верну. - Тогда я буду говорить-говорить-говорить-говорить… Француз уносил его всё дальше, сам точно не зная, куда ведут его ноги. - Ну и что ты мне ещё скажешь? - Оливье, не пропускай больше тесты! И оставайся по воскресениям на гонки! - Даже не думай, что сможешь легко от меня отделаться! Я понял, что за тобой нужен глаз да глаз. Не каждый ведь день мои демоны могут за тобой присматривать. - Так это был твой демон? Знаешь, я так и подумал. - Тогда помолчи. Завтра мы полетим в Сан-Марино, и два дня и две ночи я не спущу с тебя глаз. В субботу мне нужно будет уехать, но в воскресение я вернусь, и если узнаю, что Алонсо хотя бы смотрел в твою сторону, пеняй на себя! - Значит, ты снова уедешь? – в голосе итальянца звучала неприкрытая тоска, и Оливье снова почувствовал себя виноватым. - Я вернусь в воскресение, обещаю. - А Нандо убей лучше сразу, - прошептал Ярно, удобнее устраиваясь на плече француза и закрывая глаза. – Мне кажется, его ничто уже не исправит… - Убить? – француз остановился и посмотрел на показавшуюся над полем луну. – А тебе не будет его жалко? - Будет, - Ярно приподнял голову и уставился в полные лунного света глаза возлюбленного, - Но ты этого стоишь. * * * Посмотрев на часы, и ещё раз окинув взглядом довольные лица пьяных гостей Трулли (имён она так и не запомнила), Анна тяжело вздохнула, но быстро взяла себя в руки. Она уже решила, что не будет вмешиваться, а принятое решение, какими бы трудом оно ей не далось, это уже вопрос закрытый. Поднявшись, и пожелав итальянцам хорошего продолжения вечера, она пошла в дом, в просторную комнату для гостей на первом этаже, которую выделила для них с Оливье мать Ярно Трулли. Анна знала, что сегодня ночью её муж придёт очень поздно, но также она была уверена в том, что он обязательно вернётся. Немного постояв под душем, женщина включила миниатюрный ночник в виде викторианской вазы и опустилась на мягкую постель. Заснула она на удивление быстро, и спала без сновидений до самого утра. * * * Пригород Сан-Марино, четверг, раннее утро Они встретились в маленьком неприметном кафе в сотне километров от знаменитой трассы Имола, готовой в это воскресение принять очередной этап Королевы Автоспорта, как обычно сели за самый дальний столик и заказали по чашке черного кофе с сахаром, надвинули кепки на глаза, и продолжили разговор, который значил для обоих слишком много, чтобы делиться им с кем-либо ещё. Мика Хаккинен и Рубенс Баррикелло уже несколько месяцев тайно встречались в начале гоночных уикендов (а иногда и по окончании очередного этапа), и изливали друг другу душу. Если бы кто-нибудь из знакомых застал их за этим занятием, он бы решил, что глаза сыграли с ним злую шутку. И действительно, совсем недавно Мика и Рубенс считали друг друга едва ли не заклятыми врагами, и готовы были в буквальном смысле перегрызть друг другу глотки за Михаэля Шумахера. И очень мало кому было известно, что в конце прошлого года недавние соперники стали почти друзьями. Во всяком случае, оба черпали друг в друге силы, необходимые, чтобы справиться со своим недугом. Для Мики этот недуг состоял в том, что с прошлого года он не видел Михаэля, и сознательно не шёл с ним на контакт, для Рубенса – в том, что Михаэль также страдал из-за отсутствия рядом Мики. Оба делились друг с другом последними новостями. Рубенс рассказывал, какие дела творятся в гоночном королевстве Берни Экклстоуна, а Мика говорил про ДТМ – оказывается, Жан Алези и Ха-Ха Френтцен ещё не забыли старое. Иногда за Рубенсом и Микой наблюдал человек в черной кепке. Темноволосый и с надвинутыми на глаза солнцезащитными очками, он садился за соседний столик (всегда в разных концах зала), и заказывал бокал минеральной воды без газа, но увлеченные беседой гонщики ещё ни разу его не заметили. Сегодня тайного наблюдателя не было видно, и Мика с Рубенсом, сидя в маленьком зале сельского кафе в полном одиночестве, могли нисколько не опасаться, что их секреты кому-то откроются. - Ты уверен, что не хочешь заехать хотя бы на полдня? – размешивая маленькой ложечкой сахар в чашке, Рубенс искоса глядел на Мику, который надел сегодня темно-серые брюки и черную футболку «Мерседес», отчего казался особенно стройным и красивым. - Нет, лучше не стоит. В Сан-Марино мне всегда не слишком уютно. Я лучше приеду в Монако… если ты не возражаешь. - Ты прав, - Рубенс кивнул, - Имола – особенная трасса, но после 94-го года многим здесь становится не по себе, даже новичкам-первогодкам, что уж о нас говорить… Мика осторожно пригубил кофе, опасаясь обжечься, и задумчиво произнес. - Среди пилотов ДТМ даже ходят слухи о привидениях. - Бред собачий, - Баррикелло скривился, - но у нас об этом тоже болтают. Финн невесело усмехнулся. - Сколько себя помню, Мишель здесь всегда нервничает. Если ещё я приеду, будет только хуже. Они немного помолчали, пытаясь распробовать свежезаваренный кофе, который был на удивление хорош для среднесортной забегаловки, которой, по сути, и являлось это кафе. Как и десятки других, в которых они встречались раньше. - Расскажи мне сегодня про эту трассу, - попросил, наконец, Мика. – Что ты чувствуешь, когда приезжаешь сюда? И что, ты думаешь, чувствует Мишель? - Значит, сегодня моя очередь? – Рубенс отставил в сторону наполовину опустевшую чашку. Не дожидаясь ответа, который для обоих был очевиден (Мика продолжал смотреть ему в глаза, не мигая), Баррикелло глубоко вздохнул. - Мне действительно очень тяжело говорить об этом, ты попал в самую точку. - Если ты не хочешь… Но Рубенс покачал головой, собираясь с силами. - Нет, мы обо всём договорились. Делиться друг с другом самым сокровенным…, и в прошлый раз ты рассказал мне достаточно. - Мне стало легче. - Я знаю. Мне тоже становится легче после наших разговоров. Я как представлю, что сказал бы Михаэль, узнай он об этих встречах, какое бы у него было лицо… - Мишель ничего не должен знать для его же спокойствия. Баррикелло посмотрел финну в глаза, пытаясь понять, шутит он или говорит серьёзно. - Ты действительно думаешь, что Михаэль спокоен? В глазах Мики не было ни капли иронии. - Я надеюсь на это. И поэтому стараюсь напоминать о себе как можно реже. - Ты ошибаешься, - лицо Рубенса внезапно помрачнело, он приложил все усилия, чтобы взять себя в руки. – Михаэль пытается делать вид, что не думает о тебе, но даже то, какими глазами он смотрит на Баттона, говорит само за себя. Дженсон думал, что своим поступком он хотя бы немного приблизит себя к Михаэлю, а добился только того, что тот люто его возненавидел. - Кстати, как он? – в глазах Мики мелькнула искра живого интереса. – Бойкот всё ещё продолжается? - Совсем забыл, - Баррикелло едва заметно нахмурился собственным мыслям, - Мы с Дэвидом, Лукой и Ральфом добились от Михаэля снятия с Баттона бойкота, но согласился он только при условии, что Дженс попросит у тебя прощения перед всеми. Так что, если приедешь в Монако, приготовься к концерту. Лицо финна исказила гримаса неподдельного ужаса. - Боже мой! Этого только мне не хватало! - Придётся потерпеть. Мика решил перевести тему разговора и уточнил. - Скажи, а у Дэвида с Лукой всё действительно серьёзно? - Не знаю, - кажется, Рубенс был рад, что беседа уходит всё дальше от Имолы. – По всему выходит, что да. Но только я всё равно не думаю, что у них это надолго. - Почему? – в голосе финна послышалось разочарование. - Слишком они разные. Лука – отличный парень, но ему бы отношения строить с кем-нибудь на него похожим. Иногда мне кажется, что ДиСи с ним носится только из жалости, и очень скоро Лука окончательно ему надоест. Боюсь, для нашего верного тестера это станет трагедией. - Очень жаль, - проговорил Мика, и Баррикелло подумал, что он говорит от чистого сердца. - Ещё хочешь про кого-нибудь узнать? – спросил бразилец, делая очередной глоток кофе. Остывшим, напиток уже не казался таким вкусным, и Рубенс слегка поморщился. - Как поживает Кими? В последнее время мы очень мало общаемся, - в интонациях финна Баррикелло уловил сожаление. – Он как будто избегает меня. Рубенс помолчал, раздумывая, нужно ли рассказывать Мике о происшедшем в Сахире инциденте. Потом решил, что это не стоит внимания. - Кими действительно стал очень замкнутым. Он и раньше-то не был душой компании, но теперь и вовсе почти ни с кем не общается, кроме своих механиков и инженеров. Кажется, соседство с Хуаном Пабло не особенно его обрадовало, но точно я сказать ничего не могу. - Да, - Мика улыбнулся уголками губ, - этого горячего колумбийского парня способен выдержать рядом только Ральф. - Взаимно. Оба гонщика усмехнулись. Мика тоже допил свой кофе и поманил рукой официанта, чтобы тот принес им ещё по одной порции. - А теперь расскажи мне про Имолу. Рубенс вымученно посмотрел на финна. - Я думал, ты уже забыл. - И не надейся. - Хорошо, - бразилец на несколько секунд замолчал, раздумывая, с чего бы ему начать. В это время официант принес кофе, и Баррикелло благодарно ему улыбнулся, принимая чашку. - Ты сказал, у вас много болтают об имольских привидениях?.. Мика кивнул, показывая, что он весь обратился во внимание. - Так вот, как бы противно мне не было слушать эти глупые росказни, в чем-то они, несомненно, правы. Может быть, в Имоле у каждого есть своё привидение. Или свой ангел. Ты знаешь имя моего ангела, я рассказывал, что случилось со мной в больничной палате Сан-Марино в 1994 году ещё тогда, во время нашего первого разговора. - Да, - Мика почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. Так бывало всегда, когда он слушал рассказы Рубенса, и финн нисколько не удивился своим ощущениям. - Мне кажется, Айртон всё время оберегает меня, спасает от разных гоночных инцидентов, несчастных случаев. Но здесь это чувство становится во сто крат сильнее. В отеле…, а я всегда прошу поселить меня в один и тот же номер, мне кажется, подсознательно я всегда жду, что однажды откроется дверь, и он войдёт, как тогда, в больнице. Я знаю, что это глупо, но вздрагиваю от малейшего шороха. И всякий раз, оказываясь здесь, я приезжаю в больницу, и оплачиваю счет того пациента, который лежит в это время в моей палате. Естественно, анонимно. Но, кажется, - бразилец усмехнулся, но Мика заметил блеснувшие в уголках его глаз слёзы, - в эту палату теперь выстраивается очередь, особенно перед гран-при Сан-Марино. Мика почувствовал, как к горлу его подступает комок, внезапный прилив нежности к человеку, которого совсем недавно он ненавидел всем сердцем, заставил его зажмуриться и залпом осушить кофе в своей чашке. - Я застал тебя врасплох своими откровениями? – бразилец сухо засмеялся. – Не знаю, как всё это воспринимается со стороны. Финн не нашёлся, что ответить. Ему хотелось взять Рубенса за руку, сказать какие-то слова утешения, но всё, что приходило ему на ум, казалось каким-то жалким и вульгарным. - А ещё я люблю бродить по Имоле ночью, в субботу, перед гонкой. Иногда Михаэль идёт со мной, но мы никогда не разговариваем. Проходим три, может быть, пять кругов по трассе, а потом также молча возвращаемся в отель и ложимся спать. Во время гран-при Сан-Марино, - Рубенс в упор посмотрел на Мику, - мы с Михаэлем почти не дотрагиваемся друг до друга. Во всяком случае, в субботу и в воскресение. Финн смотрел прямо перед собой, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. - А Мишель? – произнёс он, с трудом подбирая слова, - Что он говорит, когда оказывается в Имоле? - Почти ничего, - Рубенс рукой подозвал официанта и попросил у него счет, - Иногда мне кажется, что и у него здесь живёт своё собственное привидение. - Демон, - проговорил Мика одними губами вертевшееся на языке слово, и, сам не зная отчего, почувствовал возникшую в груди пустоту. - Может быть, - согласился Рубенс, расплачиваясь с официантом. Мика поспешно доложил в кожаную папку свою часть денег. - Но это только его привидение. Мне о нём ничего не известно. Мика кивнул, они поднялись и вышли из кафе. Официант, черноволосый мужчина в белой кепке, надвинутой на глаза, проводил их задумчивым взглядом.