***
Проблемы начинаются спустя примерно час после аварии. Никто не мог сказать точное время происшествия, так что о прошедшем времени тоже рассуждать не приходилось. В какой-то момент они таки решили открыть двери. Это было не очень сложно — благо аварийное открывание дверей всё ещё работало. Как только с этой проблемой разобрались, нарисовалась новая. — Вода прибывает, — шепчет Джисон машинисту Пак и заодно всей их импровизированной компании. Как-то так негласно получилось, что именно они заняли в вагоне лидирующие позиции. И если машинист Пак и бабушка Го — вполне логичные претенденты на роль лидеров, то своего нахождения в этой группе Джисон объяснить не может. — Просто прекрасно, — бурчит Ингук, за что получает уже два подзатыльника — от бабушки Го и от Хэюн, — да что вы всё лупите меня! Мне что, радоваться что ли? Я реально смотрю на вещи. — Ну так иди гробы нам всем сколоти, раз такой реалист, — бабушка Го ударяет его ещё раз. Дохён смеется, но слишком уж нервно. — На каком уровне вода? — прерывает перебранку машинист Пак, смотря на Джисона. — Только закрыла контактный рельс. Мозги пытаются активно соображать. Если тока нет на обычных рельсах, но есть на контактном, а машинист Пак сказал, что от прикосновения к контактному рельсу вполне можно умереть, значит вода уже находится под напряжением. Если только на станции не отключили питание. Вот только свет горит. Аварийный, правда, но горит. Машинист Пак сказал, что при отключении электричества, то есть даже на контактном рельсе, аварийное освещение не погаснет. Но проверять это путем эксперимента на живом человеке как-то не хотелось. — Мы можем как-то проверить, что рельсы обесточили? — спрашивает Джисон и поочередно смотрит на всех собравшихся в их кружке. Хэюн жмет плечами, бабушка Го и Ингук крепко задумываются. И тут голос подает Дохён. — Мы на физике в школе недавно проходили электричество, — неуверенно начинает он, похоже чувствуя давление от пяти пар глаз. Джисон понимает его всей душой, поэтому старается вложить в свой взгляд и кивок головы всю поддержку и подбадривание, которое только в нем есть, — электричество проводят металлы. Если мы опустим что-то металлическое в воду одним концом, а другим ударим о что-то ещё металлическое — проскочит искра. Можно поручнем, например. — И кто будет держать этот поручень? — Держать нельзя, а то шибанет током. Можно бросить. — Отлично, давайте доверим наши жизни знаниям школьной физике школьника, — Ингук всплескивает руками. Дохён смотрит на него почти оскорбленно. — У меня пятерка по физике. — Он дело говорит, — вклинивается машинист прежде, чем их женщины изобьют Ингука, — вообще при таком количестве воды уже бы давно произошло короткое замыкание. Это как замкнуть электрическую цепь — вода соединила контактный и путевые рельсы. Но проверить можно. Просто на всякий случай. — Вот ты и проверяй! — объявляет Хэюн, толкая Ингука в плечо. Он было хочет возмутиться, но на этот раз его перебивает уже Джисон. Он ненавидит ругань и споры. — Вместе пойдем. Поднимайся. С помощью ещё двух мужчин они отламывают поручень и подходят к открытой двери вагона. Джисон смотрит вниз на отблеск аварийного освещения на воде и с ужасом понимает, что пребывает вода довольно быстро. Ещё чуть-чуть, и начнет затапливать пол вагона. — Вот гадство. — Что такое? — пугается Ингук, до этого как и Джисон гипнотизирующий поверхность воды. — Минут десять назад смотрел — уровень был ниже. Ингук шумно сглатывает и опять смотрит на воду. — Если она под напряжением, нас всех поджарит. Что делать будем? — Да хрен знает. Можем дружно помолиться. — Смешно. Джисон высовывается из вагона на пол корпуса, держась руками за дверную раму изнутри вагона, чтобы не коснуться стен снаружи. За спиной его тут же хватает Ингук и крепко держит, не забывая попутно поливать проклятиями за дурную молодую голову, но Джисон мало обращает на это внимания. Нужно найти что-то металлическое и сухое. Он озвучивает свои мысли Ингуку. — Чем тебе стена вагона не угодила? У меня, конечно, не пятерка по физике, но она вроде бы металлическая. — Она уже намокла внизу. А значит, если вода под напряжением, то и обшивка снаружи тоже. Ингук косится на то, как держится руками Джисон, забавно округляя глаза. — У тебя тоже пятерка по физике? — Я уже не школьник. Взгляд ползет дальше и натыкается на металлический порог при входе в вагон. Сразу за ним — резиновое покрытие пола. И вода до него ещё не дошла. Идеально. — Ну-ка отойдите все от двери. К чести Ингука, он быстро соображает, что задумал Джисон. Не отпуская Джисона, он начинает другой рукой отгонять столпившихся людей, а потом оттягивает от входа и самого Джисона. Тот, только пристроившись, чтобы кинуть балку, недовольно шипит. — Да убьешься же, балда, отойди подальше. Память услужливо подкидывает, как один раз Джисон на кухне менял лампочку. Они тогда только съехались, их отношения переживали бурный конфетно-букетный, и Джисон задумал устроить тогда ещё учившимуся в институте Минхо романтический ужин. Ну и конечно, Джисон не был бы Джисоном, если бы всё прошло по плану. Стоило только Минхо зайти на кухню и снять с глаз повязку, как лампочка над их головами перегорела. Причем сделала она это настолько эффектно, что аж не просто перегорела, а лопнула, осыпав тонким стеклом кулинарные мучения Джисона. А он ведь хотел выключить свет и устроить ужин при свечах — не успел нажать на кнопку ровно на полсекунды. Минхо потом шутил, что это был праздничный салют. Словом, пока Минхо убирал остекленные салаты со стола, Джисон притащил на кухню стремянку и новую лампочку. Весь расстроенный и обиженный на самого себя и коварство клятой лампочки. А когда Джисон обижается, он замолкает. Молча поставил стремянку, молча забрался наверх и едва не навернулся, испугавшись громкого выкрика Минхо. — Ты чего не сказал мне, что уже лезешь! — Минхо бросил обратно собранное стекло и подлетел к Джисону, хватаясь за стремянку и страхуя своего парня, — убьешься же, балда, куда лезешь без страховки? Нельзя ему думать сейчас о Минхо. О чем угодно, но не о Минхо. Если думать о нем, слезы наворачиваются на глаза сами собой, а последнее, что ему нужно сейчас — это паника и потеря контроля над эмоциями. Поэтому нужно загрузить себя делами, а мозг — решением насущных задач. Помочь обработать раны, пересчитать людей, помочь открыть двери вагона, проверить уровень воды, проверить напряжение воды, если оно есть. Но не думать о Минхо. Джисон пристраивает балку ровно как сказал Дохён: один конец над водой, второй — над металлическим порогом. Держит под наклоном — концы должны коснуться воды и металла одновременно. Поднимает повыше, чтобы поручень с силой ударился о порог. Отходит на шаг. Глубоко вздыхает. — Следи за местом удара, — бросает Ингуку и отпускает поручень. Звон удара оглушает вязкую тишину вагона. Замершие в ожидании люди крупно вздрагивают. Искры нет. Облегченно выдохнув, Джисон падает на колени. Он и не заметил, как сильно они дрожат. За спиной Ингук радостно объявляет первую хорошую новость за сегодня, вызывая шквал довольных выкриков. — Молодец, парень, как аккуратно ты его пристроил. Ну теперь хоть на одну про… Куда?! Джисона грубо дергают в вагон, повалив на спину. Он громко вскрикивает от испуга и сердито смотрит на Ингука снизу вверх. — Ты что творишь? — Это ты какого хера творишь? Совсем ошалел?! Джисон задумчиво смотрит на свою мокрую руку, которую только что засунул в воду, и глупо хихикает. Кажется у него сдают нервы. — Ну мы же проверили воду. — А ты что, ребенок малолетний, чтобы везде ещё и руки потом совать? Идиот. — Зато теперь уж точно убедились. — Псих конченный. На самом деле, Джисон понятия не имеет, зачем проверил воду ещё и рукой. Как будто проверка поручнем была недостаточной. Как будто его мозг настолько сосредоточился на задаче «проверить воду на наличие напряжения», настолько отринул любые другие мысли, что вместе с этим забыл и о безопасности своего владельца. В глупую головушку его вдруг приходит режущая на живое мысль: если бы поручень по каким-то причинам показал ложные результаты, и вода на самом деле была бы всё-таки под напряжением, Джисон бы просто умер. Прям тут — на пороге вагона метро. С мыслями о том, что думать о Минхо нельзя. О Минхо, которого он бы оставил одного по собственной дурости. Джисон отлетает от двери как ошпаренный. Люди пялятся на него, как на умалишенного. Хотя почему «как». Осознание ударяет с такой же силой, с какой его бы шибануло током, не будь контактный рельс обесточен. Он только что чуть не умер. Он мог умереть, оставив Минхо в полном одиночестве. Компанию ему бы составляло только чувство вины за те слова, что он на эмоциях сказал в пылу ссоры. Его последние слова Джисону этим утром, которые сам Джисон едва не привел в реальность. «Да можешь и не возвращаться» — Эй, Джисон, — бабушка Го тянет его за плечо, пытаясь поднять с пола, — Джисон, вставай. Возьми себя в руки. Он и не замечает, как его начинает колотить. Бабушка Го вопреки грубому голосу смотрит на него с неподдельным беспокойством. Вина душит и топит под собой. Прямо как вода, что очень скоро затопит их вагон. Он оставит Минхо одного. Его затопит тут. Джисон один. Он умрет один. Он не увидит Минхо. Он никогда больше не увидит Минхо. — Джисон, дыши, слышишь? Эй, Ингук, помоги! В себя Джисон приходит лишь когда бабушка Го и Ингук перетаскивают его в начало вагона — подальше от глазеющих людей. Бабушка Го отгоняет Ингука и заставляет Джисона посмотреть на неё. — Эй, эй, внучок, посмотри на меня, — шепчет бабушка Го, ловя остекленевший взгляд Джисона, — о чем же ты таком подумал, что сорвался, м? Открытую рану помог перевязать, и ничего, а тут какая-то вода. Джисону кажется, что он не может успокоиться целую вечность. Ему чудится, что весь вагон пялится на него, хотя в действительности людям нет никакого дела до чужих срывов, когда они и с собой то совладать не в силах. И всё это время, пока он изо всех сил пытается считать свои вдохи и выдохи, бабушка Го нежно гладит его по спине. — П-простите, — хрипит Джисон, поднимая на старушку красные глаза, — я… я не хотел. — Не извиняйся за такое, Джисон, ты не виноват. Мы все тут на грани. — Вы как будто нет. Улыбка бабушки Го из ласковой становится горькой. Хотя возможно всё дело в восприятии Джисона и в додумывании. Но глаза она точно опускает. — Всё равно страшно, как бы я не выглядела. Бояться — это нормально. Особенно в такой ситуации. Было бы хуже, если бы ты не боялся. Чего ты так испугался там, у воды? — У меня, — Джисон замолкает, подбирая слова. Смотрит на бабушку Го и решает, что если она его и осудит, им в любом случае останется терпеть друг друга не очень долго. При любом исходе, — у меня есть любимый человек. Его зовут Минхо. Глаза бабушки Го расширяются лишь на мгновение. За это мгновение сердце Джисона, несмотря на здравые мысли до, успевает упасть в пятки и подняться обратно. Но бабушка Го молчит. И тогда Джисон, проглатывая собственные страхи, продолжает. — Мы знакомы со школы. Долго дружили, а потом поняли, что любим друг друга. Начали встречаться. Уже семь лет вместе, а если считать дружбу, то все десять. И мы уже не можем друг без друга… — Боишься оставить его одного? — бабушка Го попадает в самое яблочко. В глазах — понимание, на губах — ни намека на улыбку. Должно быть, она чувствует нечто похожее. — И это тоже, но… — Джисон делает глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду. Или, в их случае, в воду под возможным напряжением. Вспоминать не хочется, но желание объяснить свои чувства пересиливает, — Мы поругались утром. Из-за такой ерунды, на самом деле. Он работает зав кафедрой экологии в Сеульском Национальном, представляете? Такой умный, — губы сами собой растягиваются в улыбке. Перед глазами — образ строгого Минхо в пиджаке и очках. Ему безумно идет такой стиль. Хотя Минхо вообще всё идет, но Джисону безумно нравится одна только мысль о том, какой его парень крутой, — Его не так давно повысили, и из-за этого он часто задерживается на работе. Мы даже поближе переехали, но всё равно, и я просто… — Джисон набирает полную грудь воздуха, но вместо того, чтобы закончить мысль, просто горько смеется, — глупо так. — И ничего не глупо, — осаждает его бабушка Го, — ты скучаешь по нему. — Очень скучаю, — Джисон с силой сжимает ладонями собственные плечи, как будто обнимая себя, — и я понимаю, как эта работа важна для него. Он очень старается. И он так радовался повышению… Но просто понимаете, его как будто совсем не волнует то, как редко мы стали видеться. Он устает, приходит домой и почти сразу ложиться спать. И я злюсь всю неделю, потом виню себя за это, потом злюсь на себя, потом опять на хёна, и так по кругу. А потом наступают выходные, и всё становится как раньше. И так каждую неделю. Я не хочу докучать ему или обвинять в чем-то, потому что его работа важна для него. Но… — глаза стыдливо опускаются в пол, и Джисон на грани слышимости заканчивает мысль, — но я ведь тоже важен, да? — Вам бы поговорить, — делает вполне очевидный вывод бабушка Го, но не даёт Джисону вставить и слова, — да знаю я, что проще сказать, чем сделать. Сама такая же. Коплю всё в себе, коплю, а потом мой старик забудет помыть какую-нибудь кружку, и всё, тушить свет. — Вот и у нас так случилось, — вздыхает Джисон, мысленно колотя себя за такую дурость, — хён утром забыл разбудить меня, потому что засел проверять студенческие работы. Обычно он каждый день меня будет, а тут… Ну и я как бы понимаю, что это просто случайность, но из-за всех этих мыслей, что крутятся в голове, я решил, что вообще ничего для него не значу, что он забыл про меня и так далее. Сам понимаю, что глупость полная, но утром было так обидно… — Вспылил? — Ещё как, — тянет Джисон и морщится от воспоминаний, — хён тоже не из терпеливых. Ну мы и наговорили друг другу гадостей. А Минхо он когда злится, говорит много того, чего вообще на самом деле не думает, поэтому когда я уходил на работу, он сказал, — Джисон замолкает и не может заставить себя повторить вслух. Как бы он не понимал причину сказанных слов, всё равно больно. Всё равно почти до слез обидно. Или даже совсем не почти. Джисон может не верить разумом, но его сердце далеко не столь проницательно. — Что-то вроде, что можешь и не возвращаться? — догадывается бабушка Го. Джисон кивает, притягивает колени к груди и крепко обвивает их обеими руками. — Я боюсь даже не того, что умру здесь. Не круто, конечно, у меня столько планов… Но это же в любом случае для меня будет как раз и всё. И пустота. А для тех, кто останется, это останется с ними на всю жизнь. И если родители смогут спокойно оплакивать меня, то Минхо-хён будет до конца жизни винить себя за эти слова. Он не имел в виду то, что сказал, я точно знаю. И он бы извинился сегодня же вечером. Но так получилось, что именно сегодня я могу действительно не вернуться домой. Смерть любимого — уже ужасно. А если после этого ещё и винить себя за что-то… Не хочу такого будущего хёну. Поэтому мне ни в коем случае нельзя умирать сегодня. Джисон чуть ли не кулаком бьет себя по коленке в знак решительности. Словно маленький ребенок, топнувший ножкой. Бабушка Го начинает громко смеяться, пугая этим и сосредоточенного на своих мыслях Джисона, и весь остальной вагон. — Какой же ты глупенький, — улыбается она и тянется рукой потрепать растерянного Джисона по голове, — твоему Минхо-хёну очень повезло. Он точно тебя любит — такого нельзя не любить. Вот выберемся отсюда, и скажешь ему всё то, что сказал сейчас мне, понял? Джисон активно кивает. — Обязательно скажу. — Вот и умничка. А теперь, — бабушка Го с кряхтением начинает подниматься с пола. Джисон подрывается быстрее и помогает ей встать, — утри слезы, возьми волю в кулак и помоги мне сделать что-то с этой массой отчаяния, — взмах руки в сторону вагона. Вагона, полного едва ли не загустевшего страха. Ещё немного, и они задохнутся далеко не от нехватки воздуха. С этим нужно что-то делать, иначе они просто напросто не дождутся спасателей. И тогда Минхо точно останется один. — Нам нужно подумать, — заключает Джисон, ударяя кулаком одной руки по ладони другой. — Это ты тонко подметил, — отзывается Ингук, но Джисон его успешно игнорирует. — Сидеть и ждать — не выход. Мы тупо загнемся. Или загонимся. — Или и загнемся, и загонимся, — подхватывает Дохён. Ингук закатывает глаза. — Да вы нашли друг друга, два гения. — Присоединяйся, — предлагает Джисон, заставляя Хэюн и машиниста Пак сдавленно хихикнуть, — нам нужен третий, чтобы придумать, как помочь спасателям. — Как ты собрался помогать им отсюда? Ложкой прокопаешь лаз? Обращать внимание на колкости — непозволительная роскошь. Если занять мозг делом, на панику места и сил просто не останется. Джисон уже приходил к этому выводу, но видимо не в полной мере прочувствовал, раз позволил себе так расклеиться. Или же выводы были не очень ему подходящими. Он решил не думать о Минхо, чтобы не поддаваться слезам, и вот к чему это привело. В действительности, Джисону только о Минхо думать и нужно. Как вернуться к нему, как извиниться за свои утренние психи и многонедельные недомолвки, как крепко обнять и не отпускать ещё примерно сутки, а лучше лет сто. Почти одно и тоже. Попытки не думать о Минхо привели его к поведению по принципу «слабоумие и отвага». Эффективно, но в долгосрочной перспективе чревато летальностью. Не дело. Так что теперь Джисон будет думать о Минхо и о том, как с помощью выполнения рядовых мелких задач — решать, так сказать, проблемы по мере их поступления — приблизить встречу с ним. Бабушка Го, очевидно умеющая читать мысли, молча стоит рядом с ним и так же молча поддерживает, продолжая едва ощутимо гладить его по спине. Кто бы мог подумать, что от шага в пропасть отчаяния и нервных срывов может удерживать одна единственная рука. И одно единственное улыбающееся кошачьей ухмылкой лицо в воспоминаниях. — Самая наша большая проблема в отсутствии связи. — То есть всё остальное тебя вообще не напрягает? — Да ты сегодня заглохнешь наконец? — не выдерживает Хэюн. Должно быть от попытки придушить Ингука её останавливает спящая на руках Юна. Но ни один, ни вторая, не мешают Джисону продолжить мысль. Нельзя прекращать думать. Думать о деле. О спасении. О Минхо. — Да, у спасателей понимания ситуации больше. Но они при всем желании не смогут узнать, что происходит у нас тут — все проходы завалены, а связь прервалась. Если мы сможем каким-то образом наладить связь, это поможет спасателям действовать… Ну типа рациональнее? — Так-то ты прав, — отзывается машинист Пак, — но как ты предлагаешь наладить связь? В вагоне есть кто-то, разбирающийся в технике? Последний вопрос машинист Пак адресовывает всем. Джисон чуть ли не с мольбой осматривает притихших людей, но никто не поднимает руку. Ингук с тяжелым вздохом озвучивает общую мысль. — Ну, мы в дерьме, товарищи. — Машинист Пак, вы же знаете, что есть в кабине машиниста, так? — не сдается Джисон. Дрожащий голос его слегка выдает, но это мелочи, — мы можем… не знаю… сварганить что-то из подручных средств? У вас есть какая-нибудь инструкция? — Инструкция к поезду? — уточняет Ингук. Ему тут же прилетает два подзатыльника. Машинист Пак отрицательно качает головой. И в тот момент, когда Джисон готов растерять свой чудом появившийся позитивный настрой, кто-то дёргает его за рукав толстовки. — У меня, — тихо начинает Дохён. Джисон живо кивает, чтобы тот продолжал, — у меня есть учебник по физике. В и без того тихом вагоне как будто объявляют минуту молчания. В память о последней живой нервной клетке Джисона, очевидно. С другой стороны, что там Минхо говорил, когда Джисон в очередной раз забыл купить рис, а ругаться на него не было ни сил, ни смысла? На безрисье и булгур деликатес? — А это мысль. — Ты же не серьёзно… — А что нам ещё делать? — резонно интересуется Джисон, обводя взглядом вагон и как бы спрашивая, нет ли у кого возражений. Удивительно, но всё молчат. Кроме Ингука. Вот так неожиданность. — Ты реально хочешь доверить наши жизни ребёнку и учебнику по физике? Джисон смотрит на Дохёна и понимает, что не один он настроен серьёзно. Бабушка Го молча сжимает его предплечье. Машинист Пак едва заметно кивает. Выбора у них всё равно особо нет. — Не просто ребенку, — Джисон выжидает драматичную паузу и думает о том, что Минхо сказал бы на такое заявление. Он бы точно высказал что-то красноречивое на счет вменяемости своего парня. А потом поддержал бы его, — у него пятерка по физике.Часть 2. Ненужные мысли
18 мая 2024 г. в 02:49
— Ситуация просто мрак, — выдыхает Чан, разворачивая схему подземки, — Поезд застрял в перегоне между Чхонхо и Кваннару в сторону последнего. Встречный успел проскочить — это хорошо. Но вот тот, что застрял, встрял капитально. Это плохо, — он подпирает концы карты стаканчиком с карандашами и бутылкой воды, после чего хватает один карандаш и начинает рисовать прямо на схеме, — С обеих сторон завалы. Со стороны Кваннару вообще беда — там пошла вода. Насосы работают на износ, но большую их часть завалило, а те, что остались, не справляются, и мы не знаем, как обстоят дела с насосами в той части тоннеля, где стоит поезд. Со стороны Чхонхо дела обстоят чуть лучше. Спасатели уже начали разгребать завал, но людей не хватает, поэтому поступил приказ собрать добровольцев среди студентов.
— Ещё и уровень воды поднялся так, как за всю мою жизнь не бывало, чертов сезон дождей… Вода может хлынуть в любой момент, — подхватывает начальник станции Чо, указывая на место в перегоне ближе к Кваннару, — они тут встряли — совсем немного не доехали. Первый вагон остановился аккурат под началом воды, весь остальной состав — под руслом. Ни одного вагона ровно под землей, все под водой. Мы отключили напряжение на путях, чтобы их током не убило, но выйти они всё равно не смогут.
— А если полезут в начало поезда — им конец, — мрачно заключает Чан, — наши ребята осмотрели тоннель со стороны Кваннару — там всё держится на честном слове. Тюбинги почти все обвалились, тоннель чудом не рухнул. Мы уже послали за укреплениями, но из-за того, что почти все спецслужбы уехали разгребать последствия наводнения в Гунсане, быстро нам не помогут. Ещё и вода…
— Получается, каков наш план сейчас? — подводит итог Сынмин, краем глаза косясь на притихшего в стороне Минхо. — Мы начинаем разбирать завал со стороны Чхонхо и молимся, чтобы в тоннель не хлынула вода?
— Ну в общих чертах…
Удар по столу. Все замирают, уставившись на бледного как жнец смерти Минхо.
— А у нас есть более надежный план, чем надежда на авось? Вы сообщили, что ситуация чрезвычайная? — Минхо режет взглядом по начальнику станции и тут же переводит взгляд на Чана, — Почему государство не в состоянии отозвать спасателей из Гунсана обратно в Сеул? Хотя бы часть. Как они хотят, чтобы мы справились без профессиональной помощи?
— Поэтому вызвали не просто студентов, — пытаясь говорить как можно медленнее, чтобы хоть как-то успокоить Минхо, отвечает Чан, — здесь все инженеры, технологи и геологи со всего Сеула. Здесь мы с тобой, Минхо.
— Я эколог, Чан, не геолог, — отрезает Минхо, скрипя челюстью, — да и как желторотые инженеры, да даже ещё не инженеры, а всего лишь студенты, сумеют что-то сделать в этой ситуации? Мы в гребанном тупике!
Голос срывается на крик. Чан тут же подрывается с места, мимоходом извиняется перед начальником станции и насильно уводит Минхо в сторону.
— Эй, Минхо, слышишь меня? — Чан хватает друга за плечи и легонько встряхивает, приводя в чувства. Минхо старается глубоко дышать, не позволяя тонким пальцам паники впиться в своё сердце, — Сынмин всё рассказал мне. Ты думаешь, что там Джисон.
— Я знаю, что он там, Чан.
— Откуда? У нас нет связи с поездом, мы…
— Он не написал, что приехал на работу! — вспыхивает Минхо. Голос скрипит и срывается, словно дверные старые петли на ветру. Ураган страха вот-вот оборвет двери окончательно, — Мы… мы поссорились. Он обижен на меня, но он бы всё равно написал, понимаешь? Всегда пишет. Но сегодня — не написал. Он работает на Кваннару, а время обрушения полностью совпадает с тем, как он должен приехать. Он не приехал, понимаешь? Он не доехал. Он…
— Минхо! — прикрикивает Чан, заставляя Минхо оторваться от самостоятельного накручивания себя, — с ним всё в порядке, ясно? Даже если Джисон там. Тоннель не затопило. Да, люди заперты там, но я уверен, что большинство из них живы. И мы вытащим Джисона. Он слишком любит тебя, чтобы вот так оставить, так что он сам там сейчас сидит и придумывает, как им выбраться оттуда. Ты что, Джисона не знаешь? Да он уже точно вытащил из своего гениального мозга сюжеты абсолютно всех фильмов-катастроф, которые когда-либо смотрел!
Минхо молчит, низко опустив голову. Чан прав, Джисон точно бы сказал что-нибудь про фильмы. Например, «Послезавтра» или «Разлом Сан-Андреас», хотя ни в одном, ни в другом персонажи не застревали в метро. Скорее всего он бы подумал про «Поезд в Пусан», или бы даже глупо и ужасно неуместно пошутил про зомби. Это очень в стиле Джисона.
Минхо бы отдал всю свою душу, чтобы услышать хотя бы ещё одну дурацкую шутку Джисона про зомби.
— Сейчас ты нужен тут, Минхо, — продолжает Чан уже, — ты нужен Джисону тут. И мне тоже нужен. Я не справлюсь с этим один, Минхо, мне нужен мой друг.
Взгляды встречаются. Чан всегда был из числа тех людей, кто легко говорит с другими о чувствах и проблемах. Обо всех, кроме своих. О своих же он говорил столь же редко, сколь редко это делал сам Минхо. А теперь вот они где — стоят друг перед другом и едва ли не пускают сопли. Они оба сломались в тот момент, когда больше всего нужны Джисону.
— Ну и стыдоба, — прыскает Минхо, отводя покрасневшие глаза в сторону. — Да Джисон от нас не отстанет, если узнает, какие мы тут с тобой нюни распустили. Будет ходить довольный и подстебывать. Мелкая гадина. Знаешь что, Чан-хён, — Минхо решительно возвращает взгляд и ловит яркую улыбку напротив, — давай осуществим твой ужасный план, вытащим Джисона и будем терпеть его насмешки до конца жизни.
— Звучит как самый лучший ужасный план в мире.
Глубокий вдох. Протяжный выдох. Нужно взять себя в руки. В дрожащие обледенелые руки.
Минхо справится. Он обязан справиться. Ради Джисона.
Они с Чаном возвращаются к столу со схемами под вопросительным взглядом начальника станции и сочувствующим — Сынмина. Он знает, что случилось, видел Минхо по дороге к Чхонхо. Видел, как тот крепко сжимал телефон и постоянно включал его, заходя в один конкретный чат с непрочитанным сообщением. Как едва ли не вслух бормотал просьбу ответить, напрочь забыв про своего попутчика.
Начальник станции, казалось, тоже всё понял. Пока Чан с преувеличенной бодростью рассказывал им про идеи, предложенные студентами-инженерами для устранения завала, господин Чо не отрывал взгляд от Минхо.
— У тебя там кто-то родной, так? — вдруг спрашивает начальник, перебивая Чана на полуслове. Минхо отрывается от схем и вопросительно указывает на себя. — Под землей, говорю. У тебя кто-то в том поезде?
Едва отпустившее сердце заходится с новой силой. У него не просто «кто-то» в том поезде. В том поезде сейчас часть его души. А человек не живет без души.
— Моя жена там, — оглушающе тихо делится начальник станции. Чан роняет карандаш из рук. — Я, дурья башка, утром дома обед забыл. А моя милая Миджа… Она поехала отвезли мне этот будь он неладен контейнер. Я же на нескольких станциях работаю, сегодня вот на Кваннару…
Никто не решается сказать что-то в ответ. Минхо чувствует в груди укол совести за свой срыв — начальник то станции и вида не показывал, хотя, должно быть, винит себя не меньше.
Один забыл обед. Другой сказал не возвращаться.
— Ты, парень, не бойся так, — начальник Чо улыбается до глубоких морщин и треплет Минхо по плечу, — моя Миджа — та ещё штучка. Она как на эти обвалившиеся балки зыркнет, так они на место и встанут. — Чан робко хихикает, Сынмин молча улыбается, всё ещё глядя куда угодно, только не на начальника или Минхо. Минхо же не может заставить себя даже моргнуть, — а если серьезно, им там всем есть кого терять. И есть кого оставлять. Никто этого не хочет. Ни моя Миджа, ни твой друг. Они будут стараться выжить для нас, а мы должны постараться взять себя в руки для них.
Начальник Чо замолкает и тепло, по-отечески смотрит на притихшего Минхо. Он прав, конечно прав. Им всем есть что терять. И Минхо ни за что не потеряет.
— Профессор Бан, начальник Чо, — выкрикивает студент, подбегая к столу, — послушайте, что мы обнаружили!