Ночью звезды из инея

*ੈ✩‧₊˚༺☆༻*ੈ✩‧₊˚ Ева Каждый вечер я занимаюсь спортом. Хотя мои тренировки больше похожи на насилие: я включаю видео известной девушки и занимаюсь вместе с ней до головокружения. Обязательно обматываюсь пищевой пленкой, и пью очень много воды с лимоном. В весах снова есть батарейки, и каждое утро, я начинаю с того, что молюсь на отвесы. Счет калорий, вода вместо завтрака и ужина… Все это снова является частью меня. Полугодовая ремиссия закончилась и хорошо, что я не успела привыкнуть к ней. Все ритуалы такие знакомые и хорошо изученные, что становится тошно от всего этого. Я вновь не хочу просыпаться, потому, что мой день состоит из борьбы: с друзьями, лишними килограммами, мозгом, который только и делает, что думает о еде. А еще он постоянно думает об Элиане, хотя я приказываю ему заткнуться. И на эти приказы слишком болезненно отзывается собственное избитое сердце. Жизнь ни хрена не прекрасная штука. Это чертова клетка со львами, только вместо животных на тебя нападают собственные демоны. И пока что я проигрываю, позволяя отрывать от себя куски плоти и души. — Нет, Элиан, дохлый номер, — говорю я, отлипая от своей тетради. — Тучи закрыли весь обзор. Мы стоим на крыше нашего кампуса, на которую пускают студентов специально для занятий по Астрономии. Нам нужно увидеть какие-то планеты, но, кажется, профессор Диего сказал это в шутку, чтобы проверить нашу эрудицию. Мы явно провалились. Мало того, что задание слишком странное, так еще и Мадрид впервые за несколько месяц заволокли грозовые тучи. Небо черное, ветер нещадно хлещет по лицу и телу, а Элиан пытается сквозь какую-то складную трубу разглядеть хоть что-нибудь. Он одолжил ее у друзей, чтобы облегчить задание. Я вижу, как от его действий на бетонный пол падает какой-то маленький шурупчик. — Боб Строитель, ты ломаешь технику, — говорю я, сквозь смех, потому что этот придурок резко замирает и начинает медленно опускать подзорную трубу обратно в рюкзак, чтобы не доломать ее. — Ты ничего не видела, Ева. Оно сразу было сломано. — Я смеюсь еще громче, прячась от ветра за его спину. Он тут же разворачивается и обнимает меня, прижимаясь щекой к моей макушке. Мои руки остаются сложенными под подбородком. — Ты давишь мне на голову. И, вообще, за твоей спиной мне не дуло, — ворчу я. — Но так же теплее, правда? — Он потирает лицо о мою голову, подобно коту. — Ну, что скажем профессору? — Давай будем выступать не первые. Посмотрим, что сделали другие, и будем импровизировать. Забей нам четвертое место. — Он кивает и я вижу, как на его нос падает крупная капля дождя. — Ты просто гений, блондиночка. Тут же я чувствую мелкий удар дождя и на своей коже, зачем-то поднимая голову к небу: видимо, хочу убедиться, что дождь начинает идти не с пола. Капель становится все больше, но мы продолжаем стоять и намокать, наблюдая за небом. Это выглядит слишком красиво и, как будто, гипнотизирует. Я опускаю голову и вижу, как капли медленно стекают по шее Элиана, мягко очерчивая кадык. Черт возьми, вот что по-настоящему гипнотизирует, а еще заставляет меня чувствовать возбуждение — хотя о существовании такой функции в своем организме я забыла уже давно. Ну, знаете, когда ты ненавидишь свое тело, то либидо просто собирает свои вещи и уходит в закат. Я прихожу в себя, когда слышу первый раскат грома, которого до ужаса боюсь. Я взвизгиваю и бегу к выходу с крыши, слыша смех Элиана, который пытается меня поймать. Мы поспешно скрываемся внутри, сразу же спускаясь на этаж ниже. Оказывается, я промокла до нитки, и дрожь начинает пробирать все тело. Я стараюсь отлепить от ног противную и тяжелую джинсовую ткань, которая неприятно стягивает кожу. — Эй, ты заболеешь, — Элиан опускает мне на плечи свой бомбер с логотипом нашего университета. — Ты делаешь только хуже, он ведь тоже мокрый, дурашка. — Я пытаюсь заботиться о тебе, — Элиан грустно хмыкает. — Зачем ты делаешь это? — Я поднимаю голову и вижу, как белая майка без рукавов подчеркивает мышцы его груди, красиво оттеняя еще и кубики пресса. Я смотрю на его торс, не в силах оторвать взгляд. Как художнику, мне очень нравится эта игра кожи и мокрой ткани. Я стараюсь запечатлеть картину, чтобы нарисовать ее масляными красками. Хочу, чтобы она висела над моей кроватью. А еще лучше — осталась в памяти выжженым клеймом в память об этом моменте тишины и неведомой нежности. — Потому, что хочу. — Я прижимаюсь к нему всем телом, не контролируя это. Мои руки неведомым образом оказываются на его крепкой груди, и я чувствую, как под моими пальцами стучит его сердце в унисон моему. Если бы я была нормальной, то сейчас мы могли бы переспать. Если бы со мной все было хорошо, то я бы открылась ему, позволяя выпить себя до дна. Но я не могу переступить через собственное тело и мысли. Кажется, что я знаю его, но на самом деле это не так. Я не могу утонуть в синеве его серых глаз, потому что он не станет моим берегом. А сама я не в силах выбраться на сушу после шторма по имени Элиан Ньето. — Пора идти, ты совсем замерзла, — хриплый голос Элиана разносится около уха. Он отлепляет от себя майку и я обращаю внимание на его левую руку, испещренную маленькими татуировками. — А что они означают? — Я мягко обвожу контур полумесяца на внутренней стороне его бицепса. — Все это — мой бунт против родителей. Специально набивал много красивых рисунков, чтобы злить их. Никакого смысла нет, кроме, пожалуй, вот этой летучей мыши. — Он указывает на силуэт с раскрытыми крыльями. — Ассоциируется у меня с плаванием, ведь когда плывешь баттерфляем, руки раскрываются, подобно крыльям. Я продолжаю поглаживать его руку, наблюдая, как кожа покрывается тысячами маленьких точек. Глаза опускаются ниже, и я замечаю выпуклость в его мокрых джинсах. И этот вид заставляет гореть меня изнутри рубиновым костром, который охватывает бедра и грудь. Элиан слегка проводит своим носом по моему виску, ласково поглаживая. Губы слишком близко к моей щеке. Настолько, что я чувствую его неспокойное дыхание, и впитываю это каждой клеточкой своей кожи. Мне так хочется, чтобы он поцеловал меня, что я готова умолять его сделать это. Но он медлит. А, может быть, просто не хочет. И это осознание ударяет кирпичом по голове, напоминая, что я еще недостаточно похудела для такого, как Элиан. — Да, нам действительно пора. — Нужно заканчивать эту игру, в которой я проиграла еще до старта. Все наши слова тонут в глубине противоречий, и мы оба чувствуем это. Я первая нахожу в себе силы двинуться дальше вниз по лестнице, закусывая губу от молчания. И, знаете что? Лучше кричать так, чтобы срывался голос и трескались окна, чем молчать, когда слова крутятся на кончике языка.

***

После нашего провального задания у профессора Диего я продолжила избегать всех своих друзей, еще больше отдаляясь от Элиана. Не знаю, сколько времени прошло, потому что все дни превратились в сплошной поток самоистязания и желания сорвать с себя кожу живьем. Несколько раз я горько плакала, включая в душе сильный поток воды, чтобы Ноан не слышала. А все потому, что Элиан какое-то время моей молчанки присылал мне смешные видео, рассказывал всякие глупости, вел со мной диалог так, как и всегда. А потом, заметив мое игнорирование, перестал делать это. А еще перестал желать мне доброго утра и сладких снов. Он больше не пытался поймать меня в кампусе, и не пробовал поговорить со мной между упражнениями на плавании. Он устал и решил больше не стараться. Я могу его понять, правда. Тяжело стучаться в закрытую дверь. И вроде бы своим поведением я добивалась именно этого, но почему тогда так больно видеть его сухой кивок головы в коридорах и неискреннюю улыбку на тренировке, когда он подплывает к бортику? А еще поводом для слез стало то, что я увидела, как он приехал на лекцию с Хейли, девушкой с его курса. Они держались за ручки и обнимались перед тем, как попрощаться. А еще он очень мило трогал ее волосы, пока она что-то рассказывала ему. Прямо как было со мной. И это, сука, больно, хотя мы ничего друг другу не обещали никогда. Тем более я знала, что он тот еще бабник. Тогда почему эти факты никак не помогают не рыдать в душе, как последняя неудачница? В голове крутятся мысли, что все это время я была помехой между ним и другими девушками, ведь постоянно была рядом. И это доставляет дискомфорт. Я начинаю прокручивать в голове наше общение, и цепляться к его незначительным словам и действиям, которые теперь ощущаются, как намеки, что я ему надоедала. Все это я воспринимаю как личный проигрыш, потому, что снова Ева Кабельо осталась за бортом. Снова выбрали не меня. — Эй, ты там в порядке? Я принесла еще воды, — говорит Ноан, стоя за дверью нашей ванной комнаты. Я же обнимаюсь с унитазом вот уже не первый час и, кажется, успела выплюнуть несколько важных органов. — Милая, я захожу. Моя подруга аккуратно открывает дверь, держа в руке большой стакан воды и влажное полотенце. Ноан одета в свой любимый коричневый халат и серые тапки с лицом корги. Ее лицо выглядит таким обеспокоенным и испуганным, что я испытываю укол вины. Она быстро снимает банное полотенце с крючка и подкладывает его мне под колени. Садится рядом, обтирая мое лицо влажной тряпкой, и зачесывает волосы назад. — Чем ты так отравилась? Боже, ты такая бледная. Попей воды, пока не разложилась тут от обезвоживания. Только маленькими глотками. — Не знаю. Видимо, рыба успела испортиться. — Да, по официальной версии я съела рыбу на обед, пока Ноан была на учебе, и отравилась. А на самом деле я просто выпила таблетки, чтобы меня хорошенько прополоскало, и живот стал плоским. В этот раз я явно переборщила с количеством. Об этом говорить Ноан и кому-либо еще совершенно необязательно. — Я не даю тебе собраться, да? — Я никуда не пойду. Моя подруга тут умирает, а я побегу на какой-то ужин. Вспомни кодекс дружбы: сначала подруги, а потом уже парни. — Ноан аккуратно забирает у меня из рук стакан воды, поглаживая по спине. Я хочу ей ответить, но очередной приступ рвоты подступает к корню языка слишком неожиданно. Подруга тут же начинает держать мои волосы, шепча слова любви на ухо, от чего слезы льются из глаз с удвоенной силой. — Я хочу сказать, — начинаю я, сдавленным, почти беззвучным голосом, и тут же закашливаюсь. Ощущение, что мое горло расцарапали и изодрали в клочья. — Ты не обязана быть тут со мной, Ноан. К тому же мне уже лучше, сейчас я просто лягу спать, и караулить меня точно не надо. Просто поставь рядом ведро и воду, потому что у меня сил не хватает, и иди на свидание. Ты так много учишься, что тебе необходим отдых. Я не имею права тебя останавливать. — Но… — Собирайся, женщина, не расстраивай Белоснежку-Рэя! И не заставляй меня чувствовать себя еще хуже. Ноан аккуратно придерживает меня за руку, помогая встать с затекших ног, и доводит до кровати. Ее заботливые прикосновения доставляют почти физическую боль настолько, что я практически начинаю говорить ей всю правду, которая так долго скрывается внутри. Но как только я открываю рот, Ноан тут же приказывает мне захлопнуться, и дать организму отдохнуть. Что же, видимо это тот груз, который еще долго будет колотить мои ребра изнутри.