Ἀπόλλων
Любовь богов ужасает. Она непримирима и подобно каменному монолиту готова ждать века, пока ты не покоришься их воле. Она отвратительна, потому что может принять самые отвратительные формы эроса и мании. И она до безумия… слепа, заставляя не привыкших к такому яркому урагану чувств бессмертных напрочь терять рассудок. Любой другой на твоем месте сбежал бы или покончил с собой, узнав, какой конкретно бог стал его предначертанным партнером. Но ты — чрезмерно жадная до власти и покоренная величиной своих амбиций, упивалась посланному Олимпом дару. — Любишь ли ты меня, Аполлон? — повторяешь в сотый по счету раз, с показной лаской обводя ровную линию его розоватых губ и мягкую на ощупь щеку, к которой он доверчиво прильнул. Златовласый юноша задрожал, сморгнув выступившие слезы и до хруста сжал твое запястье, чтобы обжечь его парой ненасытных поцелуев. — Я люблю тебя, — трепетно вздыхал он, не ведая какую боль причиняет каждой своей горячей лаской, слишком поглощенный одолевшей его тоской. — Люблю… люблю… люблю… Однако прежде чем чудовищный голод его сердца успел наброситься на тебя подобно оголодавшему зверю, ты отстранилась, игнорируя отчаянный стон протеста, и настойчиво надавила на его плечи, заставив растерянного бога сесть перед тобой, простой смертной, опуститься на колени. — Ты ведь не думал, что мою любовь так легко заполучить? — задаешься вслух насмешливым вопросом и величественно восседаешь на пыльной кровати словно на будущем троне. — Что? — Мой дорогой Аполло, — нежно вздыхая, ты провела носком плетённых туфель с обнаженных участков его часто поднимающейся груди вниз к выступающему сквозь тонкий белый шелк бугорку. — Стою ли я всех драгоценностей этого мира? Он захныкал, вцепляясь в твою лодыжку и нежно целуя впадину: — Ты стоишь всего мира, моя любовь. — Тогда докажи это. Преподнеси мне этот мир на блюдце, — растекшись в удовлетворенной улыбке, мрачно закончила ты. — И я отдамся тебе не только телом, но и душой.Ἄρης
Ты была рабыней. Ты родилась, чтобы прислуживать, и собиралась умереть ради приказа своего хозяина. Просто никто не учел, что у настолько жалкого, слабого существа мог быть настолько же могущественный, внушающий ужас в каждое живое существо… партнер. Покорность была заложена в основу твоего характера и приросла к крохотному сердцу могучим деревом. В чем же смысл подобного рабства? Во-первых, благополучие твоего хозяева. К счастью, томительный взгляд Ареса, задерживающегося на твоих искусанных устах или выглядывающих из-под короткого хитона острых коленях, был прекрасно тебе знаком. — Позвольте помочь вам, господин, — тихим эхом разнесся твой голос по просторному помещению светлой купальни, которую перебивал шум каменистого источника. Твои обмазанные маслом руки с обработанной ловкостью скользнули с его напряженных плеч вниз, к широкой мускулистой груди, «случайно» задевая твердые ареолы сосков. Чужое молчание настойчиво подсказывало тебе продолжать свои ухищрения, несмотря на очевидное напряжение твоего воздаваемого хозяина. — Я знаю, какое удовольствие могу принести вам, если вы только позволите мне, — томно изрекаешь мгновением позже, чувствуя, как от ароматов зажжённых благовоний и эфирных масел кружится голова. Однако прежде чем ты наклонилась вперед, дабы опустить руку под темную воду, его рука больно впилась в твое запястье, отдергивая от себя. Дыхание у него было прерывистым, а пронизывающий взгляд алых глаз горел кипящей яростью. Ударившись коленом об мозаичный пол, ты напугано сжала налившуюся синяком руку, подавляя непрошенный всхлип: — П-простите… я-я не знала, что… мои прикосновения настолько противны… — Это… не так, — нахмурился скривившийся в замешательстве Арес, сжимая оставившие влажные следы на каменистом борте бассейна пальцы в кулак. — Твои прикосновения вовсе не противны. — Тогда п-почему… почему вы продолжаете отталкивать меня, господин? — Потому что я хочу не этого. — Тогда чего вы хотите?! — в конце концов сорвавшись, в отчаянии вскричала ты, вцепляясь в свои волосы. — Вы не позволяете выполнять мне работу обычных слуг, хотя по положению я стою ниже их всех! Вы осыпаете меня столькими украшениями и таким количеством шелка, что ими можно было бы умилостивить принцессу! Н-но вы даже… не приглашаете в свою опочивальню… Я не знаю… не знаю как могу отплатить… — Я хочу, чтобы ты была… свободной.Ἀΐδης
— Ты заберешь меня? — нетерпение в твоем голосе было скрыть невозможно. — Ты заберешь меня в Тартар? Окутывающая его величественный силуэт густым черным туманом аура сгустилась, когда он вновь отступил от тебя на несколько шагов, скрываясь за тенью высоких деревьев и обронил лишь одно единственное сухое: — Нет. Сердце твое сковало чувство необъяснимой обиды, когда ты упрямо поджала губу, указывая на греческие письмена его имени, окольцевавших твои ключицы: — Но ты мой! Ты мой соулмейт! Мы… мы должны быть вместе. — Время еще не пришло, — голос его был тих, но каждое слово ты слышала так четко, словно он стоял за твоей спиной. — И сколько… сколько мне ждать тебя? — отчаянно стонешь, с тоской всматриваясь в его омраченный лик: развеивающиеся темные волосы, парадную одежду, что укрывало черное облако и хмурое выражение великолепного лица без малейшего изъяна. Любой другой на твоем месте счел бы появление бога смерти предвестником беды и жаждал бы сбежать за просторы самого океана. А ты… не могла напитаться им. Не могла смириться со скорой утратой. — Семьдесят лет. — Так… долго, — сокрушительно вздохнула ты, не видя каким весельем блеснула бездна чужих глаз. — Мгновение, — исправил тебя Аид и милостиво позволил подойти ближе, но при этом придерживаясь безопасного расстояния, словно боялся причинить вред… обрушить смерть одним лишь прикосновением. — Которого я не хочу лишать тебя. Я не настолько жесток, чтобы лишить свою нареченную радостей человеческой жизни. — Тебе будет все равно даже если я найду кого-то вместо тебя? — не сдерживаешь яда на столь добрую, но такую досадную отповедь. — Я надеюсь, что ты будешь любить его не так сильно, как меня. Я смею питать надежду, что каждый раз глядя на этого человека, ты будешь вспоминать меня. Я смею питать надежду на то, что до самой смерти все твои мысли будут заняты мною и когда мы встретимся вновь, сердце твое растает от любви. Ты сморгнула набежавшие слезы, улыбаясь дрожащей ломкой улыбкой: — Ты… ты такой жестокий. Как все остальные боги. — Поверь, я знаю.Διόνυσος
«Это последствия аварии» — оправдание, которое любили использовать не только окружающие тебя люди, но и ты сама. Хотя твоё состояние начало терпеть ухудшения ещё до нее. Сперва это началось с сущих мелочей: пропажи твоих личных вещей и одежды, вроде зубной щётки или нижнего белья с корзины. Но постепенно подобные странности начали набирать серьезный оборот. Тебя стало все сильнее клонить в сон, после которого ты просыпалась отнюдь не отдохнувшей. Из твоей памяти стали стираться обрывки важных воспоминаний. И в какой-то момент ты с ужасом поняла, что не помнишь лицо человека, звавшегося твоим мужем. Поэтому когда ты лёжа в больничной палате, посмотрела в чистое, обманчиво добродушное лицо Диониса, то спросила только одно единственное: — К-кто… Ты? Доктор, сосредоточенно записывающий в планшет, показания твоего здоровья, устало вздохнул: — Т.И., это ваш муж — Дионис Вайн. Похоже частичная амнезия также сказалась на вашей координации… Твой муж нахмурился и ласково сжав твою дрожащую руку, улыбнулся приторно едкой улыбкой: — Мы справимся с этим, любимая. — Покажи метку, — вместо ответа попросила ты. Дионис, чье лицо все сильнее тебя нерировало, озадаченно на тебя посмотрел: — Что? — Если ты мой муж, то у тебя должна быть наша метка. Когда он с секундной заминкой послушно оголил свое запястье, на котором аккуратными строчками было выведено твое имя, тебя затошнило. Потому что твой настоящий муж не был твоим соулмейтом.Ἔρως
— Где я? — Долины Дельф, — любезно оповестил тебя хрупкий белокурый красавец, одаривая мягкой улыбкой. — Место в котором я вырос. По мере то как прояснилось твое зрение, ты все сильнее обращала внимание на свое окружение, в частности на золотую цепь, сомкнувшейся вокруг твоей лодыжки. Она была достаточно длинной, чтобы ты могла пройтись по комнате и шаткой походкой дойти до раскрытого окна, в котором действительно пестрел слишком волшебный и прекрасный для Земли пейзаж. — Ты… Ты похитил меня? — растерянно спрашиваешь у него. — Я лишь вернул то, что принадлежало мне, — поджал губу утративший улыбку бог. — И ты моя нареченная. — Я принадлежу Ахиллу с самого рождения, — посуровев лицом, ты устремила на него холодный взор. — А он мне. Мне прекрасно известна жестокость богов, но даже вы знаете, какую черту нельзя переступать. Цветочная метка благословение не только Афродиты, но и Эро… — Но я тоже твой! — перебив, с задушливым всхлипом вскричал греческий бог, ударив себя по груди. — Я был рядом всю твою жизнь и даже больше! Я защищал и протягивал руку помощи в каждый твой трудный час! Это был я! Это я… должен был принадлежать тебе, а не он… Неожиданно для себя ты посмотрела на горько плачущего бога любви совсем другими глазами. Благородный принц Фив никогда не нуждался в тебе в полной мере, у него всегда был кто-то под рукой: власть Пелея, надежная защита матери и животрепещущая преданность Патрокла. Ты вспомнила, какой ненужной и беспомощной ощущала себя всякий раз, как твой нареченный смотрел на Патрокла. Как горели его глаза и в какой широкой улыбке растягивались губы. Несмело ступая вперёд, ты задалась вопросом. Разделял ли Эрос то же ощущение ненужности, что и ты? После чего осторожно обхватила руками его лицо, заставив посмотреть на себя и поддалась отчаянию соленого поцелуя.Ποσειδών
— Дяденька, вы потерялись? Статная фигура светловолосого мужчины даже не вздрогнула, только мазнула по тебе пренебрежительным взглядом, прежде чем он переключился свое внимание обратно к бушующим за берегом волнам. Фыркнув и не сильно удивившись подобному равнодушию, ты с алчностью уличной оборванки всмотрелась в блестящую на свету подвеску, закрепленной к окантовке железного пояса. — Знаете, я уже давно ловлю здесь рыбу, поэтому могла бы помочь вам, — весьма не скромно намекаешь на себя, самоуверенно складывая руки на груди. — Я ищу одно из сокровищ океана, — сухо обронил он. — Кажется, его унесло течением в эту сторону. Ты вдруг вспомнила про сверкающий кубок, который чудом, а если точнее то забывчивостью богатого соулмейта, нашла под кроватью и в тот же день заложила странствующему торговцу за несколько серебряных, но спустя минуту отринула робко вспыхнувшее предположение в сторону. Боги не могли послать тебе в будущие партнеры кого-то настолько старого. У тебя между прочим были свои стандарты. Мальчишки младше семи лет и старше десяти считались бракованным и слишком уж задиристым товаром. — То есть пришли сюда полюбоваться? — подвела ты очевидный итог и нагло уселась возле него, расставив ноги на приятно щекочущей траве. — Понимаю, вид здесь живописный, достойный даже самого Посейдона. — Самый обычный вид, — невпечатленно посмотрели на тебя голубые очи. — Пф, вы просто не видите красоту этих вод, — легкомысленно отмахиваешься от него, переводя горящий немыслимыми надеждами на разбивающиеся об скалистые камни волны. — Я вижу их. Потому что однажды я покорю это море, а может и самого Посейдона. — Высокомерие, достойное лишь такого маленького человечишки. — Говорите, что хотите! Но лично я уже все решила! — встав на ноги и отряхнувшись от пыли, ты высоко задрала нос. — В будущем у меня будет не только корабль, но и самая сильная команда, благодаря которой я соберу столько сокровищ, что мой соулмейт простит мне все прегрешения! Вот увидите! И с задорной улыбкой в тридцать два зуба ты припустила оттуда со всех ног, с трепетом сжимая незаметно стащенную подвеску.