Баллада об учительнице, убивающей мужланов

Глава 15 Quite, quiet, quit Анастасия Николаевна была первым подростком, сделавшим фото в зеркале. True/False/Not stated Зал кинотеатра смущал пустотой. Красные, как кровь, бархатные сиденья никто не занимал. Между моими указательным и средним пальцами были зажаты два билета на фильм «Жизнь неудачницы». Предпоследний ряд и центральные места. Кто должен со мной наслаждаться кино? Свет погас. Зал окунулся во тьму. Реклама кинотеатра, запрещающая заниматься видеосъемкой, не всплыла. Заставка «Жизни неудачницы» заполнила экран. Моргающий глаз сменился маникюром, постукивающим по парте. Из пенала посыпались пустые красные ручки. Скомканный лист в клеточку не попал в мусорное ведро. Я, главная героиня фильма, разорвала тетрадь. — Что за дичь?! — Я попробовала встать, но тело не подчинилось. Теперь показывалась молодая версия меня. Лучший друг и я шагали по лесу, смеясь и болтая. Тенями деревья задевали наши счастливые лица. Я помню этот день. Очень хорошо помню. И он не из приятнейших. — Прекратите! Кто-нибудь! Мы разложили вещи на траве. — Это нереально! Мы погружались в воду. — Я не могу снова это увидеть! Друга что-то забеспокоило. Он промямлил: «Анфиса...» Я закрыла глаза. Нет, нет, нет. Вода наполняла зал, сомы подбирались ближе ко мне. Влажные губы коснулись моего уха. — Милая, — прошептал Максим Александрович, в костюме Иисуса с пятном от крови на груди, — не этого ли ты хотела? Не этого ли ты заслужила? Ты жива. Он нет. Нечестно как-то. — Мы не в игру играем. Его хищная, психопатская улыбка вызывала мурашки по спине. Я вскрикнула, будто в кожу впились булавки. Лапища монстра в обличии коллеги на моей шее перекрывала кислород. Под водой он слез моих не замечал. Максим Александрович зачитал: Запрещенную соцсеть ты не покинула тогда, Счастье не обретешь теперь уже никогда. Прислушивалась бы к мыслям чужим иногда, Может, не потерялась бы в себе навсегда. Я, проснувшись, проехалась кулаком по воздуху, целясь в Максима Александровича. Влажная простыня сбилась комом. Подушка валялась на полу. Шанель осуждающе хрюкала. — Чуть не умерла в кошмаре, — рассказала я ей. — Жуть. Подавленная и ошарашенная, я отходила от сна дольше положенного. Нечасто я проваливалась в кошмары. Обычно у меня была возможность побегать и поскрываться от серийный убийц. В этот же раз я была абсолютно беспомощна. Я лежала на кровати, разбросав по комнате одежду и денежные купюры. Самые любимые вещи совсем не радовали меня. Я скучала по детям, отдыхающим на каникулах, по Полине и Вике, время работы которых не совпадает с моим time, по папе. Я изменилась до неузнаваемости. Тосковал ли старший брат по прежней мне? Или всегда подозревал неладное. Страх изматывал. Робея перед идеей, что какой-то неадекват сходил с ума, придумавая, как бы запугать меня, я чахла. Почему я, милая, добрая, умная, справедливая, верная, честная, добросердечная и красивая девушка, вынуждена дрожать от страха и страдать, потому что какой-то урод заскучал? Я никому ничего не сделала плохого. Я обычная учительница английского, которая обожает свою работу и пошла в преподавание не ради денег. Отвлекшись и подбодрившись, я залипла в телефоне. Без приложений и соцсетей, родившись лет тридцать-сорок назад, я бы не выжила и убилась бы, чтобы переродиться в настоящем с интернетом. Нина Васильевна рассказывала, что в школе №13 в двухтысячных, когда компьютеры, громоздкие и неэстетичные, стали потихоньку появляться, она вела час в неделю предмет «Математика на компьютерах». Она с гордостью заявляла, что тогда компьютеры выдавали неверное значение числа Пи, как бы подчеркивая превосходство живых людей над бездушными машинами. Я ей не перечила, поскольку была аналогичного мнения. When безмозглые ослы заявляли, что переводчиков заменит Гугл переводчик, я напоминала им об ошибках в сочинениях, допущенных благодаря Гугл переводчику. Листая ТикТок, я наткнулась на нарезку с трансляции стримера-игромана, который проводит больше часов за компом, нежели с близкими. В видео он собирался высказать что-то неприятное в сторону женщин, но его прервала вошедшая поцеловать в щеку перед сном девушка. «Что? Хотел как обычно сморозить какую-то чушь?» — насмехаясь, спрашивала она. Стример, краснея, пролепетал: «Понял-понял; молчу, кис, молчу». Под клипом писали: «Алень» (через А!), «За рога взяли», «За яйца схватили», «Прогнулся». Комментаторы считали нормальным проявлять неуважение и холод по отношению к своей девушке. И потом многие женщины разочаровываются в мужчинах, не способных под гнетом других мужчин проявлять внимание и привязанность к любимой. Да, конечно, это же ведь стыдно. Ты че с телкой так нежен, каблук. С нами, пацанами, ты весь из себя волк с района, а с какой-то бабой ты домашний щенок. А как же кенты? Как же братаны твои некровные? Несмотря на всю мою ненависть к американцам за двуличность (с начала войны на Украине они писали под любым видео и постом, связанными с Россией, будь то балет, народная одежда, песни или писатели: «Россия — террористическая страна», «Прости, не говорю на языке террористов», «Русские не славяне», «Вы все скоро умрете», а когда вдруг всплыл конфликт Палестины и Израиля, они убрали с ников и аватарок сине-желтые флаги и поставили арбузные и сине-белые прямоугольники; они отменяли корейскую певицу с канадскими корнями Чон Соми за то, что она сняла небольшой ролик со стаканчиком от Старбакс [США бойкотировали эту компанию, потому что она якобы поддерживала геноцид в Израиле] в руках, и не отменяли певца, который сделал то же самое — засветился со стаканчиком от Старбакс; под видео с взрывами на Украине они писали: «Что насчет Палестины/Израиля?», «Палестина/Израиль>Украина», «У Палестины/Израиля хуже»), я уважала их за умение привыкать к изменениям стандартов поведения мужчин и женщин, стандартов красоты и стандартов жизненного пути. В комментариях под нарезками англоязычной трансляции, где стример мужского пола мило общался со своей девушкой, строчили: «Какие милашки», «Я завидую их будущим детям», «Мечтаю о таких отношениях». Ни одного комментария или предложения про то, что мужчина — расходный материал для женщины. Беззвучный скулеж ущемленных дураков, которые не ставят ни во что любимых, заколебал. Я представляла, как отрубляла пальцы злосчастным русским комментаторам, осознавая, что это пишут либо сорокалетние неудачники, либо четырнадцатилетние инцелы. Мусорный мешок вздулся от пластиковых упаковок из-под доставочной еды. Я, завязав мешок, потащила выбрасывать мусор. I hoped, мусоропровод не забился на нашем этаже. Меня вырвало. Шанель упала в обморок. На коврике лежало свиное рыло с моей неудачной фотографией на лбу. *** Катя могла починить колесо от самоката, нарисовать рисунок к 8 марта, слепить корову из пластилина, сделать замок из картона, зашить дырку в носке, построить скворечник, починить кран. Для благополучия сына Катя могла работать кондитером, флористом, кассиром, администратором, официантом. Она пойдет на что угодно ради своего сына. Тимофей для нее все. Я для своей матери должница. Я должна ей внуков, должна ей больше любви, должна ей потакать. Есть неправильное мнение и ее мнение. Ей виднее. Катя, отметив посещение, выдала ключи от шкафчиков. Я, Полина и Вика переоделись и настроили беговые дорожки. Далеко убежать от проблем у нас, конечно, не выйдет, но создать ощущение отдаляющихся неприятностей получится. — Я оглядываюсь по сторонам, проходя по улице; я не вхожу в лифт с другими жильцами дома; я ношу перцовые баллончики в карманах и сумках. С меня хватит!!! — Так это не Максим Александрович? — спросила Полина, завязывая волосы в хвост — Он не попытался убить меня во вчерашней поездке. — В отличие от тебя, — добавила Вика. — Ваня не отстает и предлагает вложиться в какую-то мутную темку его кента. Обижается, дуется, как малолетка. В гостиной спит. В мою постель не лезет, ведь я, злая и плохая, не верю в его другана. И что, что он изменил своей девушке? Она сама виновата! Ну и что, что он уже облапошил Ваню в начале их дружбы? Он изменился! Я сыта по горло!!! — Может, это карма за то, что в 2020 мы молились на дистанционку, пока миллионы людей умирали? — подумала Полина. — Коронавирус преобразил планету, — возразила я. В многие города повозвращались редкие птицы и животные после закрытия заводов. — На меня обрушилась огромная волна хейта за то, что я вступилась на интервью за парня, которого ведущая засыпала провокационными и обидными вопросами. Она спрашивала в лоб! И выводила на скандал! Теперь ее подписота строчит, что я лицемерка и никудышный блогер. В печенках сидят!!! — Столько идиотов на свете, — взорвалась я, — и они хотят повышения рождаемости. — Пусть сперва своим мнением обзаведутся. Они привыкли чужие слова подслушивать и подстраиваться под них. — Ненависти в них хоть отбавляй. Ничего из себя не представляют и считают необходимым поделиться гадостями. — Под видео Nike семилетней давности с поздравлением на 8 марта они пишут: «Женский спорт и годы назад, и сегодня, и завтра не имеет даже шанса сравниться с мужским спортом», «Пора ввести военную обязанность для женщин. Хватит дискриминировать женщин, заставьте их на равне с мужчинами служить в армии», «Меня батя другому учил. Может быть какой-нибудь овощ с пивным животом и женится на сильной и независимой, но мне нужна нормальная девушка. Чистая, невинная, девственная», «Да уж, девочки стали похожи на мальчиков — брутальные», «Какой бред. Порой хочется, чтобы все пошло в обратную сторону. Задолбали снимать везде негров и женщин в мужских амплуа. И возвеличивать, что так надо и это нормально. Это все не нормально! Мужчины носили каблуки и серьги — женщины это отобрали и стали ходить в костюмах, курить сигареты, пить виски. Хватит, остановитесь. Есть мужчина, есть женщина. И ничто не изменит это. Женщины не лучше мужчин, так как есть то, что может делать только мужчина, и есть то, что может делать только женщина. Это природа. Это дал бог. Это мироздание», «Мда, сегодня мы восхищаемся этой рекламой, завтра отказываемся рожать, еще через день отказываемся быть женщиной... И крах», «А я хочу быть девочкой, носить длинные волосы, брить подмышки, не иметь мускулов, хочу, чтобы мужчина открывал дверь, помогал снять пальто, оплачивал счет в ресторане, хочу готовить вкусный ужин, хочу иметь здоровый вес. А феминизм оставьте ленивым западным страшилам, которые не хотят даже за собой следить, не то что за семьей и ребенком. У нас в России все в порядке с правами женщин, их ценят, любят и уважают за то, что они женственные». Эти люди рожают детей, воспитывают их как придется и скидывают на учителей. Их дети, как крысы переносят заразу, служат удобрением буллингу в школе, начиная травить непохожих. На месте директрисы я бы исключала этих уродов. Без позора я бы их не выгнала. — Под песней о любви к своему ребенку и гордости за материнство они пишут: «Шизичка», «Это пример как деградирует музыка», «Отстой, оставьте этот гормональный взброс для хоум видео», «Странная дамочка, странные песни», «Страшно, очень страшно, если с женой такое происходит, то ты третий лишний — вот такие чувства у меня вызывает это произведение. И так жизнь не сахар. Работа, стресс, недосып. Общения с женой немного, а если она начинает бредить ребенком, то на много лет можно просто заходить домой, отдавать заработанные деньги и валить обратно на работу», — процедила Вика сквозь крепко сжатые зубы. Боже мой, какое право она имеет любить своего ребенка! Неужели из-за этого она перестанет меня во всем ублажать?! Страшно! Очень страшно! — «Потрясающе непривлекательная женщина поет потрясающе бездарную песню под удивительно отстойный видеоряд. В каком-то смысле это шедевр, потому что редко бывает, когда бездарно абсолютно все». Мерзость! Я бы языки им поотрезала. Как можно писать беременной женщине: «Слышишь милый голос, думаешь, там милая девочка, потом открываешь клип, а там разжиревшая бабка из поликлиники», «Страшная какая... кто ж на такую позарился», «О нет, что с твоим телом происходит, ты же стройная была. Возьми себя в руки, чтобы я вновь брал себя в руки, когда смотрел на тебя!», «Музон просто супер, клип на троечку, но смотреть на беременную женщину сильно на любителя», «Надеюсь, что в материнстве ты реализуешься больше, чем в музыке», «Че-то растащило ее; инфляция, видать», «От кого хоть родила? У ребенка есть отец?»? Полина зажглась злостью вслед за нами: — Они пишут гадости только певцам, которые не делают песни про их любимые восьмидесятые и девяностые и которые не обсасывают советский союз! Другим они оставляют исключительно хорошие комментарии, изредка отмечая, как хороши зад и грудь певицы. — Полина ускорилась, воспламеняя ярость, злобу, обиду, возмущение и негодование. — Ой, обманываю, они не упустят шанса сказать худой девушке: «Толстая, но симпотная)». Быть толстой для них — иметь круглое лицо и большую грудь. — Под видео, где маленький мальчик похвалил мамин маникюр, они пишут: «Алень», «Педик», «Женщина никогда не воспитает мужика», «Растет не сын, а подружка для мамки», «Баба». Малыш просто сдалал комплимент! — Под интервью с оффником, который клепает треки для районных пацанов в спортивках и с побритой головой, они соглашаются с его мнением, что парень может ходить по клубам и искать там перепихон, а девушкам нельзя, потому что они должны быть порядочными: «Реальный пацан; респект таким ребятам», «Красавчик, четко отвечает. В 22 такой красава», «Хочется выразить ему огромное выражение. Он не качает за наркотики, шлюх и разгульный образ жизни, а старается прививать молодежи спорт и веру в бога», «Все в тему, брат», «Правильный пацан. С душой», «Какой может быть на него хейт?», «Это его мнение», «Отличный парень. Из него выйдет отличный мужчина, муж, отец. Дай Бог сил, мудрости, крепости духа и веры!», «Человек с правильными ценностями. Кому как, но я бы предпочел, чтобы мой сын лучше слушал его, чем разукрашенных чепушил, которые за кордон свалили при первой возможности», «В свои годы достойно двигается по жизни!». — Мамочки, да у них же манера речи одинаковая! Этот типаж называется Иван-дурак. Они пустые, как бутылка из-под пива. Черствые, как хлеб. И вонючие, как сигареты. С ними не то что девушкам противно встречаться, с ними не каждый мужчина дружить рвется. Безусловно, они за пять минут пятьдесят раз обратятся к особи мужского пола на «брат». Брат. БРАТ. И называть себя пацанами они будут, даже если они уже здоровые кабаны. Выговорившись и набегавшись, я, Полина и Вика жадно глотали воздух. — Я хочу их всех убить, — тихо призналась я. — И я... — Я тоже. Мир станет добрее. Зацветут весны. Запоют птицы. — Я их всех ненавижу. — Я хочу их смерти. — Я хочу, чтобы упал огромный метеорит на нашу планету и убил их всех. Я терпеть не могла бабок, орущих в маршрутке, стариков, медленно плетущихся по дороге, велосипедистов, разъезжающих по трауру, мужиков, толкающихся в очереди, женщин, возмущающихся на кассе, детей, задающих невоспитанные и невежливые вопросы незнакомому человеку, учеников, не выполняющих домашнее задание, учителей, задающих много сочинений, презентаций и проектов на бесполезный урок. — Мы ненормальные, — удивилась я и усмехнулась. — Да. И мне нравится это. — Аналогично. Я выходила из себя, когда одноклассник на истории тянул руку на мой вопрос, который я забронировала десять часов назад в общей группе. Я свирепела, когда старший брат обсуждал меня с мамой на кухне и обвинял родителей в том, что они упустили мое воспитание, потому что я приходила к нему в гости, чтобы поесть, а не посидеть с племянником, хотя это не я в семнадцать лет, попав в новую компанию, стала воровать, лишь бы меня посчитали крутой и приняли в друзья. Я заводилась, когда безумно красивая одногруппница уникальной модельной внешности жаловалась у зеркала на первом этаже университета, что родилась страшной. Мои руки задрожали. Мне нужно кого-то убить, иначе я лопну от гнева. Пародируя полного парня, пытающегося сбросить вес, стройная девушка, в облегающих леггинсах и топе, стояла за колонной и, смеясь, наигранно неуклюже выполняла те же действия, что и ее жертва насмешек. По скованности парня и отсутствии преображения было видно, что он новенький в зале. Я придушу эту суку. Я с разбегу набросилась на нее и повалила на пол. Бедрами сдавив талию, я разместила руки на ее шее. — Анфиса, нет! — закричала Полина. — Охрану! Зовите охрану! — Треш! Девушка отбивалась как могла, но я была сильнее. — Ты ничто и никто перед болезнью, — шептала я ей на ухо, сдавливая горло. — Некоторые препараты, спасающие жизнь, обязательно добавят цифр к твоему весу. При смерти ты не откажешься от лекарств и спасешь свою никчемную и бесполезную жизнь. И тогда тебе будет плевать на тело. Смертельным заболеванием, к сожалению, не могу тебя наградить. Однако смертью да. — Успокойтесь! — Какие-то качки сняли меня с нее и не дали завершить начатое. — Вам, дамочка, запрещено посещение нашего спортзала. — Я молодая, урод! *** Полина и Вика рассматривали подарок от психопата — свиное рыло с моей неудачной фотографией. — Да нормальная фотка, не гони, — возразила Вика, лежащая на диване и гладящая Шанель. — Тебя хотят задеть, — предположила Полина, — обидеть. — Меня хотят запугать, — поправила я. — Но кто? Все, кого я когда-то обидела, уже мертвы. Я точно помню, кого, где, когда и за что прикончила. Я не могла пропустить мерзавца. — Может быть, ненависть к общему врагу сплотила тебя с кем-то и вы подружилась, но этот друг на самом деле не друг и хочет тебя убить? — Вика защекотала Шанель. — Ты описала себя, — сказала Полина. — Ой, точно. В дверь позвонили. — Спорим там вторая часть свиньи? Ее тело с копытцами? — Помолчи, а? И так тошно. Пришла свинья целиком. Старуха, которой я угрожала расправой, опиралась на трость и двигала кривыми пальцами, покалеченными артритом. — Чего приперлась, старая? — грубо спросила я. — У вас собрание ведьминского шабаша? — усмехнулась она, указывая на меня, Скоробогатую и Лютую. — Острила бы до вызова полиции. Чего надо? — Убей меня. Мы опешили. Как-то резко она. Без прелюдий. Сразу с дела начала. — Что вылупилась? Пустые общения? — В ад не терпится отправиться? — Полина сделала из указательных пальцев рога на голове. — Мне уже по барабану. В чем смысл в царство небесное рваться, если сердце мое готово разорваться? Ты. — Она ткнула в меня. — Напоминаешь мне меня. Только вот я учительница не английского, а немецкого. Учила язык. Языку учила. Мечтала переехать в Германию. А что имею? Ничего. Я старая и бесполезная. Либо от ножа помру, либо от болезни откинусь. Мы поднялись на ее этаж в гости. Квартира старушки была обставлена в соответствии со стандартами пенсионеров. В гостиной у стены стоял шифонер с посудой. На полу лежали ковры. На стене висели ковры. Один телевизор. Один старенький ноутбук. Гроб в спальне и парадный костюм для похорон в шкафу. Она подготовилась к погребению. Разливая чай, старушка болтала о своей жизни: — Я пережила родителей. Пережила друзей и подруг. Пережила мужа и ребенка. Моя жизнь бессмысленна. Меня ничто и никто не радуют. Даже в бога я не могу поверить на все сто процентов. Я была в отношениях с завидным красавцем. Блондинистые волосы. Черные брови. Он хорошо смотрелся в офицерском костюме и чувствовал ложь за километр, чего не чувствовала я. Когда я случайно забеременела, он уверял меня, что мы справимся. Сын родился инвалидом. И он, кавалер, удрал. Я была буквально прикована к нежеланному ребенку, которого сложно назвать ребенком. Днем я с завистью смотрела на счастливых матерей со здоровыми детьми и ночью рыдала от боли. Так я стала молиться Иисусу, чтобы религия избавила меня от страданий. И она избавила! Представляете? Избавила! Моего мужа переехал поезд, а ребенок скончался. На похоронах их обоих я не плакала. Я скрывала улыбку. Я освободилась от груза из обид, разочарований и страданий. Но сейчас вера не может заклеить трещины на сердце, оставленные ребенком и его отцом. Да и я не сахар. Мне тяжело в новом, изменившемся мире. Общество развивается без меня. Я осталась прежней. И это ужасно. Будто вода затапливает комнату и добралась до потолка, а ты привязана к стулу и захлебываешься. — Необязательно умирать, — отговаривали мы. — Вы жили для других. Начните жить для себя. — Я опоздала. Старость отняла мой ум, мою красоту, мои мечты. Я не успела. Я позади всех. — Неужели смерть — спасение? — спросили мы. — Да. Мне недолго осталось. Ускорьте мою гибель. Облегчите ее. Умоляю. Вика навела марафет, накрасив бабушку, представившуюся Любовью Кирилловной, и завив ей волосы утюжком. Полина погладила будущей покойнице брючный костюм и подобрала бусы с кольцами и браслетами. Перед смертью, преобразившись, Любовь Кирилловна сбросила пару лет. — Вы волшебницы. Я так молодо выгляжу! Мы погрузили гроб в машину Влада и двинулись к лесу. Октябрьская ночь молчаливо хранила наш секрет. Солнце погасив, она праздновала победу. Ветром коварным зашумела. Дождем хитрым заколотила. Яма выкопалась без ритуала. Погрузив гроб на дно, мы помогли улечься в нем Любви Кирилловне. — Не тесно? — Просторно. — Неудобно? — Комфортно. Я вложила ей в руку, заляпанную пигментными пятнами, нож. И перекрестила. — Это было лишним, — проворчала Любовь Кирилловна. Она, занеся нож над дряблой шеей, прицелилась и приготовилась умирать. Любовь Кирилловна влюблялась и расставалась, плакала и смеялась, танцевала и лежала, трудилась и бездельничала, сидела и стояла, бежала и шагала, мечтала и думала, знала и сомневалась. Она учила немецкие слова, составляла предложения, проходила времена, знакомилась с артиклями. Она давала детям контрольные, самостоятельные и проверочные работы, проверяла их, ставила двойки, тройки, четверки и пятерки, ругалась и хвалила. Она верила в бога и разочаровывалась в нем. Я не дам ей умереть. Не позволю. — НЕ СДАВАЙТЕСЬ. — Выхватив нож, я выбросила его в кусты. — Никогда не сдавайтесь! Слышите меня? Не смейте умирать! Начните все сначала. С чистого листа. — Анфиса права! — согласилась Полина. — Я не сдалась, когда поступила на неинтересную мне специальность. Я отчислилась. — Верно! — закивала Вика. — Я не сдалась, когда осознала, что попала в абьбзивные отношения. Я развелась. — Девочки, мое здоровье уже не то. Я не молода. — Именно. Потому что вы опытны. — Я стара! Мне осталось мало! — Успейте сделать как можно больше вещей и дел за этот короткий срок, который вам остался, — сказала я. — И почему вы уверены, что погибнете со дня на день? Мы не можем посмотреть и секунды в будущее. Не ждите смерти. — Мне больно жить! У меня болят суставы. Болят уши. Болит голова. Невыносимо! — Мы страдаем всю жизнь. С самого рождения. Мы страдаем днем и ночью. Зимой и летом. Утром и вечером. Это не повод сдаваться. По морщинистым щекам Любви Кирилловны заструились слезы. — Я неудачница, — всхлипнула она и спрятала лицо в hands. — Я все упустила. — И что? Надо с первого раза все идеально обдумать? Когда нашли силы, тогда и изменили ситуацию, которая тяготила; зачем тянуть дальше этот бесполезный груз? — Вика помогла ей выбраться из гроба. — Неудачник — это типичный совковый ярлык из тревожных семей, где внешние атрибуты благополучия важнее внутреннего тепла и комфорта каждого человека. Не медлите. Вы можете все изменить. Ваша жизнь в ваших руках. Что вас влечет? К чему вы питаете симпатию? — Полина вытерла ей слезы. — Германия, — вырвалось у нее. — Я хочу в Германию. — Деньги, отложенные на похороны, потратьте на поездку в Германию. Мы вас научим и заказывать отель, и ориентироваться в приложениях, и записываться на экскурсии. Споткнулись — поднимитесь. Пора стать той версией себя, о которой мечтали. Вы сделали бесчисленное количество ошибок и бесчисленное количество исправлений. Мастерство и совершенство будут сражаться в пожизненной битве. Продолжайте пытаться, падать и вставать на ноги. Никто вам не запретит. Обняв ее, я почувствовала, как ткань одежды намокла и прилипла к моему телу. Любовь Кирилловна проткнула себя. Окровавленный нож острием вошел в землю под нами. — Засохший цветок водой не оживить, — прошептала она. — Мою быстротечную реку времени вычерпали ковшом обмана. Ваш океан под пламенем страсти, стремления и любви не испарится. Я не сахар. Но вы сладкий океан. Вы сладкая соль. Идите против правил и норм. Перечьте назло людям. Ставьте себя выше других. Не страшитесь погасшего солнца. Свет ваших сердцец ярче его тусклых лучей... Я три раза вонзила ей нож в сердце, оборвав прощальные слова. — Эта упрямая ослица так много говорила! — оправдывалась я, закапывая яму с наполненным гробом. — Единственное, что я поняла, так это то, что теперь мы распоряжаемся ее квартирой. Я перееду на ее этаж, пока проблема со сталкером не разрешится. Быть супергероиней бессмысленно. Людишки не замечают твоих стараний и успехов, пока ты в лицо не заявишь об положительных изменениях, не разжуешь цель своего существования и не превратишься в злодейку в их глазах, потому что посмела сказать правду. Позволь себе быть злодеем в чьей-то истории. Всем не угодишь, под всех не подстроишься. Я выбираю себя.