Баллада об учительнице, убивающей мужланов

Глава 14 Неопределенность Ноль на ноль делить нельзя. True/False/Not stated Будильник рвал барабанные перепонки. Я, выпрыгнув из объятий одеяла, подскочила и подбежала к окну. В шторах нежился рассвет. Отражая восход солнца, волны тюли шуршали. Радуга лентами семи цветов сияла и блестела, упираясь концом в школу №13, где я если не найду горшочек с золотом, то премию точно отыщу. Птицы запоют баллады об учителях, педагогах и преподавателях. Водилы засигналят реже. Вспомнит предпринимательница о строгой учительнице математике, которая вдалбливала в ее мозги синусы и косинусы. Где-то заикает учительница русского, которая сотню раз поправляла юриста и объясняла ему разницу между «одеть» и «надеть». Содрогнется таксист, подрезав своего бывшего учителя биологии, который влепил двойку за списывание. Один из моих любимейших дней наконец-то настал. День учителя, встречай меня. — С днем людей самой лучшей и важной профессии, — поздравила Шанель. — Не подлизывайся. Добавки к завтраку не будет. На диету не повлияет ничто. Перепрыгивая лужи, я плыла в школу. Завитые волосы, заплетенные в хвост, щекотали шею, плечи и спину. Сумка была на редкость легка — она потяжелеет от подарочных карт в магазины косметики и коробок конфет. — Happy Teachers' Day! — хором прокричали 10 В. — The best teacher ever! — The queen of school! — The icon of language! — Спасибо, зайчики. — Я, цепляясь за цветы, заплакала украдкой слезами радости и любви. Ни на какие отношения я не променяю любовь учеников. Мамочка из родительского комитета записывала поздравление на камеру, пока Марго вручала мне поздравительную открытку с фотографией нашего класса на 1 сентября и пока Андрей выносил корзинку с шоколадом. Учителей в первой смене заменяли одиннадцатиклассники и десятиклассники, педагогов во второй смене — девятиклассики, которые могут прийти в школу после обеда. Учителей и начальных, и средних, и старших классов собрали в актовом зале и устроили нам концерт. Пару дней назад я подсмотрела сценарий в кабинете информатики, when Максим Александрович отлучился. Ученик 1: Такого не может быть! Я не верю! Ученик 2: Она любит тебя! Ученик 1: Она не может любить меня! Ученица: Да я люблю тебя! (Выходит) учитель: Третий Г, быстро на урок! Чем вы тут занимаетесь? Окружающий мир уже начался! Директриса пригласила всех вечером в ресторан у школы отметить праздник. Официанты поставили столы вплотную друг к другу, чтобы усадить нас. Я подсела к компании учителей английского и ловила скучающий взгляд Максима Александровича. — Дал третьеклассникам лист А4 с напечатанными картинками, которые следует по заданию подписать. И что я получил? Вместо apple дети написали iPhone, swan — Swarovski, watch — Rolex, crocodile — Lacoste, pig — teacher, princess — me, cat — pussy. Мы рассмеялись, расплескав вино. Нина Васильевна Квадратова из вилок выкладывала геометрические фигуры, зачитывая условие задачи из программы одиннадцатого класса. Кивая с серьезным видом, учителя математики пятых и шестых классов решали в уме. Екатерина Петровна Достоевская рылась в галерее, показывая учителям русского и литературы фотографии с экскурсии в музее А. С. Пушкина. Лилия Егоровна Кислородова и Анастасия Витальевна Нефтянова шептались за разросшимся долларовым деревом и, осуждая расхождение мнения учебника и реальности, шелестели страницами книг. — Анфиса Владимировна, а почему некоторые ученики из 10 В не посещают мои уроки? Я провела расследование и выяснила, что они пропадают на четвертом уроке. — Прошу прощения! — Дети, прогуливающие уроки по неуважительной причине, разбивали сердце и растаптывали самооценку педагогов. — Разберусь после каникул. — Будущие преступники, Анфиса Владимировна, — влез Максим Александрович, поправив воротник рубашки. — После школы №13 10 В уйдет в ПТУ учиться на киберспортсменов? Даже 10 Г не докатился до такого. — Не сказала бы. Я не видела Настю Непейвода на биологии. — 10 Г скатился в бездну бездарностей, — оборонялась я. — Зато Настя регулярно посещает историю и обществознание! — Выгораживал Борис Федорович любимую ученицу. — Радуйтесь, что ваши уроки пропускают хотя бы не из-за смерти, — грустно пробормотала учительница английского первой группы девятых классов. Да, я накормила Юру Ангела пирожком. Будет ему урок — не следует брать пирожки у незнакомцев. Обвела простофилю вокруг пальца. Я, будто тщеславная и завистливая мачеха, яблоко отравленное подсунула. В отличие от Белоснежки, Юра заслуживал вечного сна. В какой-то мере меня привлекали мачехи. Возможно, потому что я завидовала принцессам и разделяла чувства обделенных злодеек. На месте Золушки и Рапунцель я бы поддакивала ненастоящим матерям и следовала их планам. Мы бы добились «долго и счастливо» через злодейство. Меня возмущало, что никто не делал злодеями родных родителей. Все забывали, что мачеха и отчим могут любить падчерицу и пасынка. — Как ужасно, — залепетала я. — Как зовут? — Юра Ангел. — Поделом ему. — Мы уставились на Лилию Егоровну. — А что? Он мне уроки химии срывал. Я предупреждала его не молиться на отсрочку от кармы. Корпоратив прошел не без происшествий. Нина Васильевна плясала и, задев рукой, случайно разбила кувшин с водой. Екатерина Петровна сорвала голос из-за караоке. Лилия Егоровна, переборщив со спиртным, не удержала свои мысли насчет правления директрисы и полезла к ней с нравоучениями — она, устав от школьников, проработала пять лет в колледже со студентами. Максим Александрович проконтролировал, чтобы наши нетрезвые коллеги уместились в его машине и в навигаторе выстроили маршрут. — Вас подбросить, Анфиса Владимировна? — Сейчас в вашей машине хуже чем в маршрутке. — Багажник пуст. — Ой! — Выбежали на улицу учителя начальных классов. — Максим Александрович! Нас подвезете, пожалуйста? А то мы никак не поймаем такси. — Далеко живете? — спросил он огорченно. — Нееет, в соседнем микрорайоне. — Хороших выходных, — пожелала я и скрылась на детской площадке. Детки в песочнице оставили затвердевшие куличики. Я представила, как мамы тащили их домой ужинать и как они вырывались и дергались. Анфиса, я благодарна тебе и себе за то, что мы не имеем детей. Мой племянник, сын старшего брата, рыдал и закатывал истерику, когда я улыбалась ему. Весь в отца. Хлоп — первый куличик разрушен. Бам — второй уничтожен. Бдыщ — третий сломан. Детские старания пошли насмарку. Малыши маленькими пальчиками и ладошками трудились, а злая учительница английского сломала их куличики и получила удовольствие от содеянного. Что ж, не каюсь. Скрип качелей резал слух. Качающаяся женщина тихо тянула: Ангелы фальшивые крыльями машут; Настоящие святые под дудку не пляшут. Чудо творят с одним крылом за спиной, Чтоб конец у смертных наступил иной. Закончив петь, она встала и подошла ко мне. — Прилетай к нам сегодня в указанное время, ангел. — Она вручила приглашение в секту. Письмо любви Небесного Отца начиналось с «Дитя Мое» и заканчивалось на «Люблю тебя, Твой отец, Всемогущий Бог». Основная часть состояла из вырванных предложений из Библии, которую я не читала, потому что не любила фэнтези. На обратной стороне был написан адрес и расписание мероприятий. Через час сектанты устраивали собрание. — Анфиса Владимировна! - прогремел голос максима Александровича, и женщина испарилась. Волосы растрепались. Одежда помялась. — Я всех доставил. Для вас освободилось местечко. Смотрю, вы не дошли до дома. — Выдержав паузу, он ухмыльнулся. — Меня ждали? — Да. Я приглашаю вас на свидание. — Я протянула письмо. — Это... секта. — Читать умею. Переоденьтесь в выглаженный смокинг. И подъезжайте к школе. Я буду стоять у ворот. — Вы пьяны? — Немного. — Все-таки не дадите мне вас до дома подбросить. — Для вашей безопасности. Я не перестала подозревать его в странных сообщениях. Переживаю, что не сдержусь и задушу. Заблудившаяся луна за звезды зацепилась. Замолкли дворы. Заснуло солнце. Опустели улицы. Через сорок минут Максим Александрович подобрал меня у школы. Подавив желание убить его, пристегиваться я не спешила и велела ему не закрывать двери. — Мне нравится ваш образ, — признался он, теребя часы. Терновый венок из металла, черное короткое платье с горлом без рукавов, черные перчатки до локтей, ангельские крылья Тимоши и высокие черные сапоги, обвитые колючей проволокой. В кои-то веки одежда, купленная Масиком без учета моего вкуса, принесла пользу. Часто он перебарщивал с подарками. Не напрасно я не сожгла шмотки. — И вы ничего. — На его пиджаке, накинутом на плечи, красовался принт крыльев с белыми перьями. Крошечную церквушку сектанты укрыли елями. Окна горели светом. Жертвы внутри отсчитывали секунды до представления. Они не догадывались, что его устроят и глава, и я. Наши сценарии, разве что, различались. Лидер подготовил фэнтези. Я припасла триллер. Что поделать: творческие люди и их умы необыкновенны и неповторимы. Примечательно, что я понимала основной посыл секты. Ограничить людей для своего удобства. Ему и следовали религии. Основатель к новым манипуляциям не будет стремиться — мозгов не хватит. Он обвинит в грехах новоприбывших и прикажет очищаться. Держите пост, читайте молитвы, перепишите на нас квартиру, откажитесь от косметики и интернета, приведите друзей, раздавайте листовки. Глава с рогами из ветвей вышел со свечой в посохе. — Мир утонет в крови, и мы захлебнемся страданиями, если не помешаем нами управлять! — будто с листка читал лидер. — Бог требует воинов. Он ищет однокрылых ангелов среди людей, считающих себя смертными. Мы, его дети, роемся в грешных шкурах и отбираем борцов. Примкните к нам и спасите мир! Пример того, что будет с душой человека, не бьющегося за бога, я покажу на добровольце. Руки никто поднимать не спешил. — Я! Меня! Виктория Лютая, с пушистыми крыльями и нимбом над головой, подпрыгнула. Ее белая юбка была so короткой, что Иисуса бы обвинили в сутенерстве, if такой ангел прислуживал бы ему. Пора начинать шоу. Я не допущу, чтобы в эту секту затянуло мою подругу. Я наклонилась к Максиму Александровичу, задев кончиком носа мочку его уха. Мои пятисантиметровые острые ногти скользнули по его скуле. — Я легонько укушу вас за щеку, и вы должны закричать. Очень громко и болезненно. Так, будто я разбила ваш компьютер или удалила Виндоус. Он, озорно сверкнув глазами, кивнул. — Или разбили мне сердце? — Скорее, вырвала и съела. Максим Александрович добровольно подставил щеку под укус. Я предвкушала услышать крик отчаяния, разочарования и страдания. Максим Александрович явно не представил, как он забывает пароль от электронного дневника или Госуслуг. Восторженный стон наслаждения, не сдавленный и не приглушенный кашлем, вырвался из губ его. Он невинно хвастался за подбородок и соблазняюще хлопал ресницами. Мы украли час славы Вики, переведя attention на себя. — Демониха покусилась на жизнь бедного, слабого, беззащитного мужчины! — проголосила женщина, пригласившая меня на собрание. Еще бы Лилит назвала. — В первую очередь верьте в себя, а потом уже в выдуманных существ, — сказала я, когтями вспарывая воздух. Люди шарахались в испуге и пугались меня. Вика косилась на главу секты, открывающего и закрывающего рот. — Религия — тюрьма. Вами контролируют. Вы не обретете надежду и душевный покой. Вы провалитесь в страх и подавитесь отчаянием. Жизнь ни у кого нелегка, идиоты. Однако некоторым удается сделать ее на вид легкой и не напрягаться из-за проблем, которые не разрешить им самим. Сложности, с которыми справиться можно, устраняются без бога. Не молитесь — действуйте. Не отрекайтесь от удобств — задействуйте. Не верьте в чудеса — верьте в себя. Услышь меня, Вика. Прошу тебя. Ты настоящая. Ты реальная. В отличие от Иисуса, Аллаха, Будды. Откуда взялось три имени, если каждая религия утверждает, что бог один? Никто и ничто не имеет права указывать тебе, как жить жизнь. Ты богиня своего тела и своих мыслей. Мы столько песен прослушали и столько фильмов просмотрели про любовь к себе и самостоятельность, неужели ты ничего не уяснила? Чушь. Невозможно. Я напомню тебе, пострадав или поранившись. Тобой правишь ты. Ты правишь собой. — Она поврежденная! — провозгласил основатель. — Немедленно хватайте свечи! Тот, кто избавится от чертессы, докажет, что божественнен! Загипнотизированные обещаниями и зашуганные обманом, люди вцепились в восковые палочки со светящимися концами и направили их на нас с Максимом Александровичем. Он, зажав у стены, заслонил меня от безумцев. — Анфиса Владимировна, позвольте мне выбрать место проведения нашего следующего свидания. — Доживите хотя бы. Лицо Вики перекосило так, словно Нина Васильевна поймала ее на списывании и разорвала тетрадь. Она сжимала и разжимала кулаки. Кусала губы. Трясла ногой. Не выдержав, Вика закричала: — Здесь все что ли поехавшие?! Ты! — Она ткнула в лидера секты. — Старый хрящ, удумал мою подругу погубить?! Я тебе щас покажу боженьку. Я вам встречу организую! И вдруг мир потерял краски. Все стало черно-белым, как фильмы великого советского кинематографа, который был намного лучше фильмов, выходящих за бугром, и в котором не было пропаганды карьеристов, чайлдфри, безбрачия, self-love, индивидуальности. Кожа Вики побледнела. Радужка Максима Александровича почернела. Потускнели мои волосы. Лишь огонь, перебросившийся на крыло Вики, сохранил ужасающую палитру. Запрыгав и заскакав, она завизжала и завертелась. — Ангел из песни! — Господи боже мой! Это она! — Чудо из чудес! Я, оттолкнув Максима Александровича, прибежала к Вике. — Убери это от меня! Прошу! Спаси! Оторвав горящее крыло, я бросила его прямиком в главу. Он быстро вспыхнул, как старая пожелтевшая фотография, которую по глупости использовали в качестве подставки, чтобы капли воска не падали на стол. Его фанаты завопили. Максим Александрович поднес свечу к шторам, выпустив огонь на прогулку. Рекой тек освобожденный огонь к потолку, обращаясь в загадочный дым. Добрый и опасный, злобный и прекрасный. В море света блестели лица Вики и Максима Александровича. Непросто остановить монстра, выпущенного на волю. Он полз и вился змеею, летел и жалил осою. Хлеб испечет, от холода согреет. И по твоей неосторожности тебя сожрет. Огонь спалил иллюзию защищенности глупцов и их обитель. Я и Вика возродились из пепла. Мы лежали на траве и держались за руки, пока обеспокоенный Максим Александрович вызывал полицию для лидера секты, пожарных для церкви и скорую помощь для потерпевших. Он, проверив меня и Вику на ожоги, отшутился, что подпалил волосы на ногах. Вика всучила мне телефон и попросила пофотографировать ее прическу со всех сторон. — Как же Стейси? С кем ты ее бросила? — С ней Ваня сидит. Они закентились. — Она вернулась к использованию лексики «ровных пацанов с района». Мерзость, но я узнавала прошлую Вику Лютую. Настоящую Вику Лютую. — Выпрашивают у меня сладости. — Зачем ты пришла на собрание? — Я... мне... нужно извиниться за то, что я испортила детство Стейси. Лишила ее отца. — Она не простила себя из-за давления общества. Одиноким родителям, особенно матерям, навязывают, что их дети будут неполноценными, как картина из пазла без одной недостающей детали не может завершиться. Будто любовь второго родителя обязательна, иначе ребенок не получится правильным. Где взять любовь второго родителя, когда он мудак и когда он мертв? Ответа не дают и вдобавок запрещают заводить новые отношения и влюбляться вновь. Отметают вариант, что мачеха или отчим заменят родителя-тирана. — Тебе не нужно просить прощения у бога. Ты непрощенная. Меня, тебя и Полину выгнали бы с небес за непокорность, неидеальность, нарушение границ и законов. Сожги свои слабости, и огонь осветит тебе новый путь. Я никогда не оборачиваюсь. Я никогда не возвращаюсь назад. Мы сожжем прошлые чувства и создадим новый мир на границах добра и зла. Вера в бога — нечестная игра, в которой независимо от ответа ты проиграешь. Тебе предлагают либо сдаться, либо подчиниться. Это одно и то же. Сотри границу между добром и злом, жизнью и смертью, ненавистью и любовью, огнем и водой, истиной и ложью. Вера в себя — гарантированный выигрыш. Представь три двери. Первая закрыта, вторая заперта на замок, третья чуть приоткрыта. Я жду тебя за последней дверью. Я жду тебя в комнате непрощенных. — Спасибо. — Пожертвуй частью себя, чтобы восстать из пепла. В обмен на что-то важное для тебя ты получишь шанс стать кем-то другим. Подойдет то, за что ты держишься, и то, что никак не отпускаешь. Мечты, раздавленные жестокой реальностью. Чувства, отвергнутые дорогим человеком. Имена, не забытые сердцем. — Я пожертвую верой в выдуманное. Я выйду из-под контроля. Ты и Полина — мое чудо. Вы всегда на моей стороне. Красный — не кровь — и синий расплекались по нашим телам. Полицейские с мигалкой прибыли. Скорая и пожарные парковались. — Вы создаете мне проблемы, — сказал знакомый мне полицейский. — Не ожидал вас здесь увидеть. А еще меня не покидает ощущение, что мы с вами встречались задолго до происшествия с пенсионеркой. — Он задумчиво почесал подбородок. — Я создаю вам работу. Тот бородатый дед, слегка встопорщенный, обугленный и закоптившийся, — основатель секты. Он устроил пожар в церкви. Так он якобы доказывал любовь к богу. — Мы особо не поняли его намерений, — помогала Вика, — мы подумали, что это костюмированная вечеринка, и приоделись. Когда он неожиданно поджег шторы, мы очнулись от гипноза. — Да-да. — Максим Александрович покрутил у виска. — Он что-то бубнил про Иисуса, про ужасную власть, про традиционные семейные ценности. Государству стоит обратить внимание на эту организацию. Подозрительного характера у них встречи. — Я, как учительница английского, обеспокоена. Дети ведь клюнут! — Не переживайте, гражданочка, я улажу, — пообещал полицейский и побрел к сектанту. — Анфиса Владимировна, вы с ним знакомы? — поинтересовался Максим Александрович, настроив тон и интонацию вопроса так, чтобы я не уловила малейший намек на ревность. Его спалила недовольно задранная верхняя губа. — Он на днях стучался ко мне. Я угрожала бабке-нахалке расправой, а она взяла и пожаловалась. Как в детском саду. *** Под нашими ногами гнили трупы людей, заслуживших кончины от рук серийных убийц. Разведенный на поляне костер глотал вещи, раньше имевшие значение для Вики. Карты Таро ему особенно пришлись по вкусу. Треск углей заглушал волнение и мысли. Пламя щекотало ладони. — Закончила, — доложила Вика и отключила телефон, отписавшись от тарологов, астрологов, нумерлогов, ясновидящих, экстрасенсов, гадалок, магов, шаманов, эзотериков. — Получается, — протянула Полина, — теперь нам не нужно читать стих перед копанием? Я кивнула. — Бесполезный ритуал. Пустая трата времени. Надавить сильнее просто нужно. — Блин, зачем я его учила... — Ты собиралась убить кого-то еще?! — Вика подавилась бабл ти и закашляла. *** Экскурсионный автобус припарковался у пельменной, хотя мы — 10 В и 10 Г — ждали его перед школой. Максим Александрович пересчитывал наших детей, отмечая в заметках присутствующих. — В наличии! — Здесь! — Присутствую! — Вроде все на месте... — пробормотал он. — Настя Непейвода, — выпалила я, прищурившись. — Не вижу ее. — Она отказалась. Где твой Нехорошев? — И он не записывался. — Ну что, едем? — спросила экскурсовод. — Всех проверили, педагоги? Никого не потеряли? Никто не опаздывает? Можем задержаться ненадолго. — Не можем! — запротестовал водитель. — Кто опоздал, тот пусть на первую остановку летит. Первой остановкой был керамический завод. Экскурсовод, микрофоном стуча по подбородку, рассказывала историю появления фарфора в России. 10 В тихо перешептывались; 10 Г буянили, шурша пачками чипс и шипя газировкой. Я отстегнула ремень безопасности и встала. На сиденьях указано, что еду в салоне есть запрещено. — Потерпите! — Я вырвала упаковку чипс со вкусом «Ребрышки гриль». Мои любимые. Мы с лучшим другом always покупали их перед походом в кино, чтобы похрустеть на предпоследнем ряду и поугорать над целующимися парочками. Только больные сосутся на сценах, где у главных героев происходит первый поцелуй. Эгоистично отнимать у них минуту страсти и любви. Нас отвлекали хлюпанье, чмоканье и прозвища: малышка, зайчонок, котенок. Мы не могли нормально обсуждать тупость главных героев и сюжета под бубнеж последнего ряда. — Пообедаете после гжельского фарфорового завода. — Верните! — Отдайте! — Мы больше так не будем! Скулеж заглушил сигналящий водитель. — Анфиса Владимировна. — Подкравшись сзади, Максим Александрович накрыл своею рукою мою и вцепился в чипсы. — 10 Г принадлежит не вам. — И не вам. Вы обычный классный руководитель. У всех детей из 10 Г есть родители или хотя бы законные опекуны. — Отдайте владельцу. — Он потянул на себя. — Я конфискую предмет в связи с нарушением правил. — Я сказал, на базу доставьте. — Я сказала, что нет! Автобус резко свернул, и мы, подпрыгнув, грохнулись на коврик в проходе. Максим Александрович налетел и, сбив с ног, приземлился на меня. Он уткнулся носом в мою шею, защекотав кожу. — Вы удобная. — Вы тяжелый. — На катке и мне не далось легко. На экскурсию по заводу нас пустили не сразу. Десятые классы перемешали и разделили на две группы. Одна группа, запертая в небольшом помещении на последнем этаже, училась рисовать на бумаге гжелевские узоры. Второй же группе демонстрировали завод. Некоторые ребята, чтобы пополнить свои странички в соцсетях эстетичными фотографиями на фоне стендов необоженной посуды, попросили меня пофоткать их. Замерев, они позировали. Максим Александрович приштурмовался у мешков с бракованным продуктом. Он, наслаждаясь, мял, крушил, ломал и разбивал глину. Я присоединилась к нему, отпустив десятиклассников и переслав им фотки. — Обожаю смотреть видео, в которых чистят ковры. — И ломают застывшую корочку слайма. — И режут мыло. Когда вторая группа порисовала и первая поразглядывала трудяг и керамику, мы загрузились в автобус и поехали обедать. После экскурсии многие дети подарили мне рисунки с узорами. «Анфиса Владимировна, это вам!» Я прижимала стопку бумаги к груди и взрывалась внутри, восхищаясь собой. Меня признали хорошей учительницей и хорошим человеком. Они не тупо сплавили никому не нужные бумажки — они подарили их мне. Я всегда замирала, если противная одноклассница-двоечница, которая давным-давно обиделась на меня за то, что я закатывала глаза при ее чтении и залипании в телефон на уроках английского, тявкала, что я токсичная мразь. Я помню, как защищала новенькую, пока эта дура сплетничала и заявляла, что она портит репутацию класса. Бедняжка заикалась и ни с кем из одноклассников и одноклассниц не сближалась. Я, вмешавшись, сказала, что люди по-разному ведут себя в новом коллективе. Кто-то открыт и отзывчив, кто-то скован и немногословен. Я уже была новенькой. И я была дружелюбной. Но не всем нужны друзья в школе. Одноклассница смогла выдавить лишь: «А что ты тогда нас обижаешь, раз такая правильная?» Иногда я, загоняясь, вправду считала себя лицемеркой и злодейкой. Второй остановкой было кафе. Ученики школы №13 заняли целый зал. Я и Максим Александрович, пересчитав ребят, сели есть последними. На третьей остановке дети выползли из автобуса никакими. Кого-то укачало, кто-то поссорился с друзьями, кое-кто облил штаны водой. На ресепшене отеля мы заселили по два человека в номер. — Прощу прощения, но... — Девушка на стойке регистрации застучала по клавиатуре. — У нас не осталось номеров с двумя кроватями. — Двумя комнатами? — спросила я. — И трехкомнатные номера заняты, к несчастью. В качестве извинений за доставленные неудобства можем выделить любовный номер. Вы же на одну ночь остановились, так ведь? Начальство не против: этот номер снимают редко. — Сколько кроватей? — Я непроизвольно сжала сумку. — Одна. Но имеется джакузи. Горничные выдадут дополнительное постельное белье. Кто-то из вас может расположиться там. — Мы согласны, — ответил за нас двоих Максим Александрович. Лебеди из полотенец махали крыльями на постели. Лепестки алых роз образовывали сердце. Зажженные свечи возвышались на шкафу, комоде, тумбочке. Красные воздушные шары в форме сердца парили под потолком, лентами щекоча мой нос. Джакузи с одеялом и подушками ждало Максима Александровича в центре номера. — Netflix & chill? — Netflix & kill. Переодевшись в пижаму и уведомив детей в чатах о сборе на ресепшене, мы поужинали в столовой. Я давно заметила, что школьники одинаковы. В параллели точно найдется два-три ребенка с похожими характером и поведением. И они обязательно не пересекаются, не общаются и не дружат. 10 Г, как бы я не вредничала и не отрицала, вылитый 10 В. У них есть своя Криворучко Таисия — Лучик Света; они могут похвастаться женской версией Светлова Миши — Котик Женей; им даже Королевская Саша ростом повыше досталась — Богач Паша. Женя Котик прислала в группу 10 Г мем, а Максим Александрович перебросил его мне, добавив: «Сила русского языка». – Вы где учились? – Я в «А». – А я в «Б». – О, а я и в «А», и в «Б». – А я и в «А», и в «Б», и в «В», и в «Г». Он ожидал увидеть мою реакцию, но я отсела на другой столик. Я с трудом пережила сегодняшний день. Снова прочитав эту шутку, которая якобы сломает мозг иностранцем при изучении русского языка, я бы откинулась или придушила бы Максима Александровича у всех на глазах. Меня и так от массового убийства группы людей, не достигших совершеннолетия, пожизненное заключение в тюрьме слабо останавливает. Я почти смирилась. Шить научусь зато. Уложив десятиклассников спать, мы заперлись в номере любви. Я, поставив телефон на зарядку, отчиталась родителям и потянулась, чтобы выключить светильник, как этот пес-информатик заскулил и завыл. — Пустите в кровать? Пожалуйста. У вас место есть. — Обойдетесь. Завтра после музея платков мы вернемся в город. Осталось потерпеть совсем ничего. Я редко пропускаю ежедневный уход за лицом перед сном. Умывальное средство не взяла, чтобы не расплескать. Ни помыться нормально не могу: джакузи не огорожено стенами. — Информатика — самый бесполезный предмет, — прошептала я. — И я люблю вас. Максим Александрович не отреагировал. Отключился. Замечательно. В комоде я нашла мохнатые светло-розовые наручники и кляп. Как все предусмотренно. Максим Александрович спал так, словно снизу должны быть субтитры: «Только поцелуй истинной любви разбудит его и снимет чары». Правую руку он драматично разместил на лбу, сквозь пальцы пропуская растрепанные волосы; левой наивно указывал на кончики губ, призывая поцеловать. Незадача. Я не благородный принц, явившийся спасти принцессу. Я подкравшаяся злодейка, которая устранит ее. Наручниками сцепив Максима Александровича, я приковала его к крану. Затыкать ему рот кляпом я не рискнула, выбрав подушку. Он не вырвется и не сбежит. Максимум побрыкается и подергается. — Спите сладко. Я впечтала его красивое лицо в подушку. Наконец-то странные записки, сообщения и послания прекратятся. И я перед сном не буду представлять, как меня преследуют, как вырезают мое лицо с фотографий, как шьют мою куклу вуду, и усну со спокойствием на душе. Максим Александрович, проснувшись, повалил меня, сбив одним движением ноги. Ударившись, я угодила в крепкие объятия, коленями вонзившись в его живот. — За что?!... — простонал он, стискивая мою талию. Максим Александрович опять остался в живых. Я теряю хватку. Либо выбираю неподходящие время и место. Замочив священника, я бы натренировалась. Нужно срочно кого-нибудь убить. Без практики не отработаешь изученный материал. — Пусти, — прорычала я, зубами вонзаясь в его оголенное плечо. Сдавливая меня сильнее, он замычал. — Вы напросились, Анфиса Владимировна — Ручонки убрал. — Чмокните — отпущу. — Могу только плюнуть в рожу. — Не возражаю против новых ощущений. — Любите экспериментировать, да? Как вам такой опыт: вы отцепляетесь от меня и умираете от удушья. — Опасный опыт какой-то. Я за соблюдение правил безопасности. Вы их нарушаете. — Покажите, где указано, что смерть — нарушение правил безопасности. — Вы не в себе, Анфиса Владимировна. Я выйду пострадавшим. — В отношениях со мной вы всегда будете пострадавшим. — Он накрыл мой рот ладонью. — Что вас беспокоит? Вам кто-то докучает? Кто-то к вам пристает и не дает нормально жить? Я переломаю ему ноги. — Да, вы. Вы безумно назойливый и навязчивый. — Я это я. И вам меня не изменить. — Он использовал мои фразочки. Урод. — Как я не могу изменить вас. Не сделать мне вас вежливее и отзывчивее. Но я и не хочу. Вы мне нравитесь такой, какая вы есть. Даже если вы пытаетесь убить меня в номере любви. — Очень плаксиво и клишировано. Вы заучили это? — Зато работает. — Нет. — Не обманывайте себя и меня. Не обманывайте нас. — Никаких нас. Я верна и честна себе. — Не-а, — он замотал головой. — Не вы ли признались, что будете любить меня любой? Любите меня-лгунью. — Люблю вас-маньячку. Я скривилась. Отчего-то мне неловко и стыдно получать признание в любви. — Я не собиралась убивать вас. Вам показалось. — Я снова вынуждена перенести дату его кончины. — Да что вы? Наручниками с джакузи связали, чтобы станцевать передо мной? Если так, то продолжайте начатое. Я не мешаю вашим планам. — Просто засните уже, — процедила я, пытаясь подняться. — Сегодня мы проведем ночь вдвоем. — Эй! — Вы обязаны отплатить за психологическую травму. Полежите рядышком. — Вас это не спасет. — Вы не врач. — Вы ведете себя хуже ребенка. — Не определяйте за меня, как мне следует себя вести. Люди разные бывают: ифантильные и зрелые, глупые и умные. — Я попробовала возразить, но он с закрытыми глазами и расслабленным лицом буркнул: — Тише. Я сплю. Завтра нам рано вставать. И мы проспали в обнимку до первых пропущенных будильников. Я не рекомендую использовать будущим владельцам Максима Александровича в качестве матраса. Жестковат и твердоват, хоть и с подогревом.