Баллада об учительнице, убивающей мужланов

Глава 13 Except him или accept him Формула силы любви: Я+Ты=<З. True/False/Not stated Больные люди заслуживают смерти, пропитанной болью. Какой смысл издеваться над другими, высказывать свое недовольство и быть нечестным себе? Мы все равно рано или поздно умрем. Я умру красиво. Ты, Юра, сдохнешь неэстетично, неловко и смехотворно. По тебе не будут горевать. Никто слезинки не прольет. Никому тоска горло не расцарапает. Ты веришь, что счастливые люди достойны унижения? Ты считаешь, что уникальность обязана пресекаться? Ты убежден, что в жестоком мире не утонут только бессердечные твари? Открою маленький секрет: мир уродлив по отношению к уродам. Хорошие люди обязательно когда-нибудь получат законно заработанное добро. Плохие будут разжевывать свои грехи, заблуждения и недочеты. Не обворачивайся надеждой, что тебя не накажут. Я вершу справедливость. Как запреты не остановили Еву от цели — вкушения плода, так я закончу начатое и исполню обещанное — убью Юру Ангела. Катя разносила заказы, носясь по кафе; я, Тимоша и Стейси раскрашивали раскраску. Вика и Полина заправляли машину. — Тетя Анфиса, у кого лучше получилось? — спросила Стейси, показывая свой и Тимошин листы. — Естественно у меня, — ответила я. Тимоша до двух годиков носил розовую и фиолетовую одежду, которую Кате отдавали даром бабушки по соседству. Их вну́чки давно выросли и поменяли вкусы в моде. Мамаши на детских площадках нескрываемо осуждали Катю за то, что пацан напялил девчачье тряпье. Какая разница, если он ничего не смыслил? Как она как мать с ограниченным бюджетом и как жена с бездельником мужем должна была раскошелиться на шмотье, из которого ребенок вырастит через месяц? Где ей было достать денег? Кате говорили: «Может, юбку на него напялишь?», «Еще готовить его научи!» и «Куклы ему купи». Катя брала любые подработки, чтобы искупить вину перед сыном, не ощущающим преступление. Он не задумывался, что его детство отличается от детства Стейси, и не злился на маму. Да, Катя не усмотрела за ним и он опрокинул на себя турку с горячим кофе. Да, он появился на свет от неподготовленной к родительству несчастной женщины. Да, он бы предпочел пропустить эпизод жизни в одной квартире с родным отцом. — Еле припарковалась, — жаловалась Полина. — Стейси, папиллома исчезла? — Вика осмотрела лапку дочери. — Что будет, если хлебнуть чистотела? — спросила я. — В маленьких дозах чистотел — лекарство. — Катя на подносе принесла коктейли. — А в больших — смерть. — Анфиса, не переборщи. — Полина щелкнула сумкой из бусин. Она болезненно перенесла свое первое убийство и не хотела мне угрызений совести. — Это я и собираюсь сделать. *** Сломав, я изъяла единственный кулер из столовой на ремонт, лишив всю школу питьевой воды как минимум на неделю. Запросив список учеников девятого класса на льготном питании, я выяснила, что Юрий Олегович Ангел не из многодетной семьи. Я обратилась к Максиму Александровичу, чтобы проверить в базе прошедших оплат карточку Юры и его аккаунт электронного дневника. — Не разглашаю конфиденциальную информацию, — упрямился он. — Какую взятку вам предложить? Купить новую мышку? Или коврик? Флешку? — Хм, — он мечтающе ухмыльнулся. — Никаких поцелуев. — Заметьте: вам первой на ум пришло. У меня не работает код. Найдете ошибку — я предоставлю доступ к базе данных. Максим Александрович отсел, уступая стул мне. Я придвинула к себе ноутбук и взялась за мышку. Тут «а», там «b», здесь «c». — От вас вкусно пахнет, — прошептал он, принюхиваясь. — Не отвлекайте. Я, сбившись, перепроверила в строках «k», «h», «D». Вдруг никакой ошибки нет, и он издевается надо мной ради развлечения? Его кончик носа задел мочку моего уха. — Какой все же аромат духов? Поделитесь тайной. — Запах называется «страх перед опросом». Нашла! — Я подпрыгнула и ударилась головой о подбородок заскулившего Максима Александровича. — Вы «d» и «b» перепутали. Глупейшая ошибка. Ясно все с вами. Диплом в подворотне купили? — Глаза замылились. Юра не совершал покупок в школьной столовой. Отлично. Значит, питьевой воды он не купит. На уроке физкультуры я пробралась в мужскую раздевалку, поднявшись по узкой лестнице на третий этаж. В мужской и женской раздевалках предусмотрены душевые комнаты. Они настолько крохотны, а перемены настолько коротки, что дети никогда не споласкивались после занятий. Я бы тоже не рискнула довериться хлипким замкам дверей. Камеры напротив раздевалок сняли при первом скандале с распространением материалов, не предназначенных для публичного обозрения. Чьи-то рубашки аккуратно висели на крючках, чьи-то валялись за скамейками. Какие-то рюкзаки стояли в углу, какие-то ютились на подоконниках. Чтобы определить рюкзак Юры, я открывала каждый и проверяла имя и фамилию на тетрадях. Его вещи я нашла быстрее, чем ожидала. Черный backpack с белыми иероглифами. С бутылкой воды в кармашке. — Невиданно встретить вас здесь. Максим Александрович пнул кроссовку у порога. — Преследуете меня? — нападала я. Я звучала самовлюбленно и озабоченно. Отвлекая его неожиданным вопросом, я оттягивала осознание того, что я здесь забыла. Пытаюсь убить человека ядом и не заморать руки и репутацию кровью. — Я направлялся в столовую, когда был пойман завучем. Она осмотрела женскую раздевалку и поручила мне проверить мужскую на прогуливающих и курящих. А вы здесь каким образом? — Ученик не сдал тетрадь. Чтобы его не отвлекать от физкультуры, я пришла проверить его домашнюю работу. — Вы ведете у девятых? — Он скептически приподнял бровь. — Моя зарплата такая мизерная... — Я вывернула пустые карманы брюк. — Без дополнительных часов никак. Нечем счета оплачивать, — обманывала я. Никто меня не содержит. Я предоставлена сама себе. Одна-одинешенька... Самодостаточная и самостоятельная. Я найду и заработаю деньги всегда. Честно (официально устроившись) или нелегально (обокрав Масика второй раз) — не имеет значения. Мама твердила, что я заскулю из-за выбора профессии, не привыкнув к медицине, потому что сдохну от голода на неблагодарной работе с неблагодарными детьми и их родителями. Я ни за что не позволю ее жалким предсказаниям сбыться. — Выйдете замуж за меня — ваши страдания прекратятся. — Я бы отрезала ему язык за несмешные шутки с серьезным лицом. — Я жената на работе. Любимой не изменяю. В моей религии это грех. — Ваша религия — трудоголизм? — Моя религия — героизм. Учителя — герои, учительницы — героини. — Кому вы молитесь? — Коменскому. — Он гений. Он бог. Он основоположник педагогической науки, оказавший большое влияние на развитие школы во всем мире. — Никто не курит и не прогуливает. Ступайте. — Я угощу вас обедом в столовой. Мои губы разомкнулись, чтобы отвергнуть его, как гул поднялся шестнадцатью парами ног по лестнице и остановился у раздевалки. Девятиклассиков, в числе которых был Юра, отпустили пораньше с урока физкультуры для переодевания. — Что это вы тут делаете наедине? — спросил тот, что в шортах. — Тайное свидание! — ответил в серых трениках пацан. — Уууу, а вы не промах, Максим Александрович. — Удачи вам, Максим Александрович. — Совет да любовь! — Вы разрешите поиграть в игры на компьютерах, если мы поставим в церкви свечку за вас? — Губы закатайте, — огрызнулась я. — Мы искали курящих и прогульщиков. Сейчас в туалетах проверим. Максим Александрович долго не возвращался из мужской раздевалки, и я пришла удостовериться, что с ним все в порядке. Правда? — Я повернулась к нему, ожидая одобряющего кивка или любую вариацию согласия из «ага», «угу», «да», «конечно», «естественно», «по-другому быть не может», «разумеется», «определенно», «несомненно», «верно», «еще бы», «а как же», «именно». — Нет, вы прервали наше тайное свидание. — Парни зааплодировали, зашумели и захохотали. — Двойки не исправлю. Я злопамятный. — И стихли. Я, поставив бутылку с чистотелом на столовый стол для учителей, пошла мыть руки. Максим Александрович взял себе борщ с хлебом и оплатил мне квашеную капусту и картошку с котлетой по-киевски. Сухие полотенца закончились, и мне нечем было вытереться. Я потрясла hands, разбрасывая капли воды. Бесстыжий и бессвоетсный Максим Александрович потянулся за моей бутылкой с отравой. — Нет! — закричала я на всю столовую. — Положите! Может, мне не стоило останавливать его. Я задумывалась оглохнуть, чтобы не слышать его смущающие шутки. — Не дам. — Я выхватила бутылку. — Вы брезгуете мой? — обиженно спросил он. — Я губами к горлышку не прикоснусь. — Кулером воспользуйтесь. — Он на ремонте. Хлебнув чистотела, Максим Александрович задергался бы от лавы во рту, заколыхался бы, как кисти березы по ветру, и свалился бы ничком, разбив висок. — Пейте, если любите щелочь. Тогда я вас не останавливаю. — Зачем вам щелочь в бутылке? — На химию несла. Для Лилии Егоровны достала. У нее заканчивается. Максим Александрович к чистотелу больше не тянулся. *** Школьницей я любила проверять насколько в минус ушел уровень английского языка моего лучшего друга, спрашивая у него перевод рандомных слов. Меня забавляла его тупость. Глупым людям припеваючи живется. — Как по-английски будет кошка? — Кэт, — отвечал он, рисуя на ладони формулы для физики. — Павлин? — Пе... пи... пикок. — Правильно, — злилась я и искала что-нибудь посложнее, — огурец. Он опешил. Отлично. — Какамбер. — Я тебя столкну с лестницы. — Кукумбер. — Мой папа переедет тебя на машине. — Ну как надо? — растерялся он. — Cucumber. — Иноагентка, вали из нашего патриотичного класса! Мы рассмеялись. У моих ново-старых подруг развлечения слегка отличались. Оккультистка, инфоцыганка, училка — идеальные участницы для неразлучного трио сумасшедших убийц. Я поделилась с ними, что не могу придумать, как убить Юру, и Вика затрындела о каком-то ритуале. Наши макушки обрамляли венки из кроваво-красных цветов с переплетенными веточками деревьев и кустарников, похожими на рога оленей. Алые свечи в руках плавились, и вос, обжигая, капал на кожу. Мы, переодетые в ночнушки, сидели на коленях на полу, закрыв глаза, и запрашивали ответ у вселенной. Я приоткрыла правый глаз: Вика излучала спокойствие и умиротворенность, Полина, ужаленная воском, съежилась от боли. — Ты психически нездорова, — освежила я память Лютой. — Тише. Связь с вселенной прерывается из-за тебя. — Я отсужу Стейси. Малышка в опасности с такой матерью. — Бла-бла-бла. Ты и дня с ней не перенесешь. Она в мамочку пошла, — гордо заявила Вика. — Успокойтесь. — Полина устала держать свечи, и ее руки задрожали. — Каким образом вселенная даст нам ответ? — спросила я. — Ответ сам завертится у тебя на языке. — «Сам», — ухмыльнулась я, — ну конечно. Вечно набожные, ленивые и глупые люди оправдывают гениальность сверхъестественными силами и случайностью. Вклад Ньютона тоже списывали на волшебно упавшее яблоко. А мою беглость в языках — на некий талант. Без часов тренировок и годов работы успех прорезается редко. — Не согласна, — возразила Вика. — Многим тяжело дается изучение карт Таро и запоминание их значений. Сколько бы усилий они не прилагали, все без толку. Причина не в том, что они неразумные, а в том, что их не выбрала колода. — Дурь несешь как обычно, — выплюнула я. — Ритуал не работает и не сработает. Он был бессмысленным с самого начала. Почитаю форумы для анонимных маньяков или напишу письма в тюрьмы. Делов-то. Подув, я прогнала огонь с фитилей и поднялась. Вика схватила меня за лодыжку и, повалив, вернула в круг. — Куда намылилась? — Вика поделилась огнем. — Ты не Ева, чтобы по дереву познания добра и зла тосковать. —А ты очень даже похожа на Психею, — вздохнула Полина. — Она не знала ничего о муже. — Ее надоумили нарушить правила сестры. Меня — подруги. — Клевета, — я напряглась. — Мы говорили тебе спасаться. — Я спаслась как могла, — оправдывалась Вика. — Кого я вам напоминаю? — поинтересовалась Полина. — Жену Синей Бороды, — вырвалось у меня. — Ее защитили братья. Тебя чуть что защитим мы. — Я и сама могу себя защитить. Она убила мудака, преследовавшего ее, и достойна похвалы. Дать отпор, давясь страхом, — это сильно. — Не спорю. Преследование загоняет в угол. Преследование загоняет в угол. Шорох в траве. Шепот в толпе. Заяц в лабиринте из коряг, удирающий от лисы. Бабочка в лесу из цветов, улетающая от птицы. Мышь в поле из мышеловок, ускользающая от кошки. Присматривайся, выжидай и нападай. Вот оно что. — Я прослежу за Юрой Ангелом и нападу на него со спины. — Вселенная дала тебе ответ! — закричала Вика и, потушив свечи, запрыгала. — Что ты чувствовала?! Щекотание в животе? Жар в груди? Умиротворение, как когда твои и одноклассников ответы сходятся? — Я ощутила очевидность ответа на свой вопрос — его дала себе никто иная как я. Не вселенная. Я. — Это как неожиданно под конец контрольной вспомнить решение задания, — сказала Полина. *** Ветер перелистывал бесплатную помятую газету. Я, поправив солнцезащитные очки с толстой белой оправой, шмыгнула носом. Правая нога, перекинутая на левую, неторопливо покачивалась. Рядом на скамейке хрюкала Шанель. «Отпадный берет», — перевела я со свинского на русский. Свинский язык легок. Произношение у носителей понятное. А вот что на диалекте тебе сморозили не сразу осознаешь. «Ты жалкая выскочка, — прохрюкала одна свинья, — лицо бы попроще сделала. И почему ты в “interview” не читаешь “t”? Зазналась, да? Думала, самая тут лучшая? А в таком слове ошибку допустила». Никак таким не объяснишь, что есть вариант произношения без «t» и что он симпатизирует тебе больше всего. Хоть на русском, хоть на английском, хоть на французском, хоть на свинском скажи — тебя не услышат. Замаскировавшись под беспечную, модную и завидную старшую сестру младшеклассника, я сидела у ворот школы и поджидала Юру Ангела. Моим последним уроком был шестой: вторая смена сегодня уехала на экскурсию в минералогический музей. Юрин класс уходил после седьмого. Я не спускала глаз с коротко стриженных парней низкого роста в спортивных штанах и неглаженых рубашках. Под описание подходила половина учеников школы. И учениц. Ноль оригинальности. Все как под копирку. Бедно, непривлекательно и неприлично. — Прогуливаете уроки? Максим Александрович облокотился о спинку скамейки. — У меня обед, — сквозь зубы буркнула я. Я убью его, если он все испортит. Смертный час ближе, чем ему кажется. Он ждал своей очереди на казнь давно. — Удобно читается перевернутая газета? — Попробуйте. Информация усваивается легче и быстрее. Максим Александрович обошел меня и сел рядом. Потянувшись к газете, он задел костяшки моих пальцев ладонью, будто нацелился на них, а не на текст. Он, прочистив горло, прочел в слух: — Бесследно исчез певец SOLOway. Менеджер утверждает, что в последний раз его видели с девушкой в... Я отняла газету и разорвала ее на куски. — Желтая пресса. Чего только ради продаж не напишут. Кто верит в эти слухи? Он, наверное, набухался или сторчался и отсыпается сейчас где-нибудь за городом. — В лесу. Под землей. — Или его грохнула какая-нибудь учительница. Число, которое нельзя извлечь из корня. Синус семидесяти пяти градусов. Не уравнивается кислород. Анфиса Владимировна Хамловская, внутренняя я, поперхнулась шоком, подавилась страхом и отравилась мыслями. Внешняя бездушная и безэмоциональная оболочка ровно дышала. Настоящая я покупала билет на Титаник, устраивалась работать в Башни-близнецы и смотрела кино в Зимней Вишне. — Или он бестолочь, не учившая английский в школе. Люди, произносящие «the» как «зе», должны гнить в аду. Они насмехаются над акцентом иностранцев в русском и убеждают, что «по приезде» пишется с «у» на конце, потому что «предложный падеж, который используется в сторону кого-то». — Вы хейтерка Соловья? — Я хейтерка ущербных подонков. — Вы хейтерка Соловья. Юра Ангел, пройдя через ворота школы, быстрым шагом направился прочь. Я и Шанель рванули за ним следом, оставив Максима Александровича в замешательстве. Обычной прохожей я была абсолютно незаметной и полностью вписывалась в задний фон: уверенная походка, минипиг на привязи и модная одежда. Никто бы не заподозрил, что я, взрослая женщина-маньячка, следила за девятиклассиком. Что вы! Нам в одну сторону. Я иду в художку, я не гонюсь за ребенком, чтобы убить его в подворотне. И речи быть не может. Хоть убейте — я не серийная убийца, устранившая любимого певца и гордость нашего города и школы №13. Дом Юры Ангела, вероятно, располагался за линией. Он перешел железнодорожную полосу по мосту и вошел в жуткий район, где в мои школьные годы убили человека у мусоропровода в здании, в котором проживала некогда моя одноклассница-любительница волейбола и физики (странное сочетание). Она нечаянно переслала в группу с классной руководительницей фото окровавленной напольной плитки. Перед лесом стоял небольшой жилой сектор многоэтажных домов; в лесу — двухэтажные и трехэтажные частные дома. Мы с лучшим другом, гуляя, оценивали их и отмечали, в каком бы хотели жить. Непримечательный дом Ангелов размещался на Мартовской улице. На заборе из профлиста остались пятна и разводы неотмывшейся краски из баллончика. Кто-то старался стереть обзывательства или непристойные рисунки хулиганов. Табличка на калитке «Территория охраняется. Осторожно! Злая собака» не внушала доверия — лая или скулежа я не услышала. Я и Шанель, спрятавшись в кустах за стволами деревьев, осторожно переговаривались. — Устроить пожар? — спросила я, коленом опираясь на землю. — Закинь им во двор коктейль Молотова, — посоветовала Шанель. Хрустнула ветка. — Закладку ищете? — осклабился Максим Александрович, возвышаясь над нами. Что он-то тут делает? Ошивается рядом с местом пока не случившегося преступления? — Трюфели. Шанель хрюкнула с отвращением, посмотрев на него. «Какая из Анфисы наркоманка?» Я подскочила, дернув за поводок. — Вы потеряли голову и настолько зависимы от меня, что преследовать вздумали? — Я широкими шагами сокращала расстояние между нами. — Э-э, ничего подобного, — отрицал он, отступая. — Я... — Положили глаз, да? Позарились? Ему можно подлизываться и издеваться, а мне нельзя? Его же оружием травлю. — Ни капли. — Нервно дышите? — Да нет же. — Питаете слабость к учительницам английского? — Хоть убейте! — умолял он. — Хоть убью. — Кухонный нож в сумочке с изображением игральной карты звякнул. — Вы красный, как двойка в электронном дневнике. — Вы сбиваете с толку. — Мои усилия не напрасны, как я понимаю. Что вы здесь топчетесь? — Когда вы рванули, объявили в чате о внеплановом совещании учителей. Было очевидно, что вам не до сообщений и вы не заметите уведомление, и я погнался за вами. Не жалею, что пропустила. — Как благородно. Что за совещание? — Про проведение пробников и День учителя, наверное. Я ждала пятого октября, как люди ждут прекращения войны или задержанной зарплаты. В День учителя меня заменят одиннадцатиклассники и я буду шагать по школе и собирать подарки: цветы, конфеты, подарочные карты, алкоголь... Никаких конспектов к урокам, никаких «Можно выйти?», никаких проверок тестов и диктантов. В конце сокращенного рабочего дня я заполню соцсети загадочными публикациями с фотографиями букетов и надписью «спасибо» с сердечком, ошеломив подписчиков без аватарок с закрытых аккаунтов, предназначенных для слежки, с никами @user38363528. Бывшие одноклассники и одноклассницы, которым я подпортила ничтожные школьные жизни своими популярностью, востребованностью и презентабельностью, будут обсуждать меня с женами и мужьями. «Пф, содержанка», — предположат они. Завязала. «А сколько разговоров-то было! И мне она говорила, что нет ничего важнее образования и что я “со своими непрекращающимися мальчиками” закончу в четыре утра на заводе у станка?!» Да, я сказала ей, что ее парни, как перелетные птицы, на одном месте долго не задерживаются. По понедельникам она за ручку гуляет по моему району с лысым оффником, по четвергам обнимается с длинноволосым нефором. По этим дням у меня были трехчасовые занятия английского и я возвращалась домой в девять вечера. Мне было неприятно пересекаться с ней и ее хахалями у ларьков. Потом мне и, почему-то, моему лучшему другу угрожали расправой. Сдерживая смех на биологии, мы отвечали на сообщения ее ухажеров и друзей. «Цветами она хвастается, а деньгами не может. Толку от ее языков ноль». Этого я убью после Юры. — Идите, — я жестом показала уматывать. — Чего? — Проваливайте. Не то трюфели растопчете. — Хотите я угощу вас трюфелями в ресторане? Сомневаюсь, что вы найдете трюфели в Подмосковье. Он реально повелся. Расстелила осень на полянах прозрачного леса покрывала из листьев. Брызнул дождь по деревьям изнуренным. Сквозь гроздья рябины я рассматривала горящие с холоду щеки Максима Александровича, загребающего ботинками пожухлую крапиву. Некогда кусалась злодейка, жалила, резными листьями царапала голые локти, неприкрытые щиколотки тонким стеблем задевала и дразнилась, стегая по коже. Она, пушистой притворяясь, защищала себя от участи сорняков — изгнания с грядки. Обжигала, как огонь. Жалила больнее пчелы. Без зубов, а хуже волка. Теперь крапива бессильна. Не страшится ее никто. Меня однажды ждет ее конец. И я засохну. И я потеряю силы. Под моими каблуками торчала белая поганка. Красавица маленького росточка под блестящей шляпкой скрывала обманчивое смущение. Яд малютки упечет взрослого в больницу, подростка проводит до мира иного. Придумала: я угощу Юру грибочками. — Мне трудно выгуливать свинью, когда рядом такой кабан, — подлизывалась я, срывая поганки. — Она стесняется. Шанель офигела от вранья. — Стойте! Это ядовитый гриб! — Это? — Я потрясла смертельно ядовитым грибом из рода мухоморов. — Чушь. Это шампиньон обыкновенный. — Вы совершенно не разбираетесь в грибах. — Их уплетала мама. Мне они казались мерзкими и склизкими. — Бросьте мухомор вонючий! Я попрошу Катю, чтобы она приготовила пирожки с грибами, как в школьной столовой, и взамен посижу с Тимой. Однако начинкой одного пирожка будут совсем не шампиньоны, а белые поганки. По идее пару часов спустя употребления внутрь Юру Ангела будет рвать и изнутри, и невмоготу, и удушающе. Затем, не догадываясь о причине отравления, он попадет в больницу. Если не найдется донор печени, он скончается. Если найдется донор печени, я устраню их — донора печени и Юру. — Отцепитесь. Вы, как пиявка, приставучий. Максим Александрович пожал плечами. — Пиявки лечат. — Я здорова. — Физически да. Душевно? — Непременно. *** Сиденья такси пропитались ядовитыми духами Лютой. Я сердилась, что мой нос не заложен. Сезон простуд близился, задерживаясь. На коленях Вики сидела Стейси, на моих коленях — Тимоша. Полина была зажата посередине. Мы договорились нести чушь про всемирный заговор и инопланетян, чтобы таксист после поездочки закурил. — Там видно, как эти космонавты на леске подвешены. И хромакей лагает. Очевидно, что Земля плоская. Они глупцам эту херню втирают. — Верно. Коронавирус вообще америкосы совместно с Китаем запустили. Популярность нашу погубить захотели. Чего удумали. Мы-то разгадали их план. И прививки эти! Не позволю Стейси колоть. Потом дети инвалидами становятся и инвалидов рожают. Наш великий род нужно же кому-то и как-то продолжать! Вика была бы крепостной крестьянкой на Руси. — А рептилоиды это отдельная тема. Они наивные полагали, что мы не разглядим нечеловеческие повадки. Нетушки. Не сдадимся! — Клеопатра весь Египет сифилисом перезаражала. Егоза! — Суглинки еле отбились. Таксист врубил музыку, заглушая наш светский разговор. Его крошечный мозг взорвался бы от информации просвещенных . Вика и Полина с ребятней покатили на кастинг в рекламу детской одежды. Катя дала добро. От лишних денег она не отказывалась. Да и сыну в радость. Меня высадили у пиццерии. Маленькой я застряла в игровой, дурачась. Там был установлен уголок для детей, у которого вместо стен протянули сетку. Я просунула ногу и не смогла вытащить ее. Пришлось резать ножницами. Не ногу. Сетку. Ключ размагнитился, и я набрала код. Консьержка, по камерам увидев мое положение, впустила к лифтам, открыв вторую дверь. — Подержать дверь бабушке — не царское дело? — прошипела старушка. — Не заметила вас. — Огромная какая. Ну конечно, нос задран кверху. Нет бы под ноги длиннющие себе посмотреть. Я промолчала. Приехало два лифта. К моему сожалению, старуха втиснулась со мной в один. Я нажала на свой этаж; бабка к кнопкам не спешила тянуться. — Ночная бабочка что ли? Шлю... — Пасть захлопни, карга старая. — Я достала нож. — И так одной ногой в могиле стоишь, хочешь, чтобы я ускорила процесс переправления души в ад? Или думаешь, если крестик на груди болтается, то тебя автоматически в рай зачислят? — Не на ту напала. — Ее вставная челюсть покосилась. — Заору — и спугну тебя. — Вякнешь что-то — я тебя зарежу. Не здесь, так где-нибудь, где твои вопли никто не услышит. На первый этаж сбегаю и посмотрю, на каком ты живешь. Ночью или рано утром вломлюсь к тебе и придушу. Двери лифта распахнулись, и я вышла. Столбик красных чернил стремительно падал, выплескиваясь на листы в клетку. Диктант про трем формам глаголов написали ужасно; сочинения про искусственный интеллект и его опасность превзошли ожидания. Мнение детей было правильным, совпав с моим, и оценка за содержание вышла высокой. На оценку за грамотность их негативное отношение к AI не повлияло. В эссе некоторых я распознала использование чужих знаний, уровень которых явно выше их, и проучила, влепив неудовлетворительную цифру. Шанель танцевала, постукивая копытцами по полу, когда в дверь позвонили. — Прошу прощения? Полицейский облокотился о дверной проем. Старуха позади него довольно демонстрировала беззубую ухмылку. — Она! Эта проститутка угрожала мне расправой! — ябедничала карга. — Я?! — пискнула я, давясь возмущением. — Чтоб такое сказать? Я же обычная учительница английского. Работаю в школе на соседней улице. Да я никогда в жизни такое не сказала бы пенсионеру! Я с детьми работаю! Товарищ полицейский, эта бабушка с вами больна шизофренией. Наговаривает на всех. А еще у нее подозрение на деменцию. Знакомая медсестра, у которой на учете стоит бабуля, сообщила по секрету. Будьте осторожны. Ложные вызовы упустят чей-то шанс на спасение. Полицейский прочистил горло. — Так, гражданочка. — Его голос был мне знаком. — Спокойнее. — Спросите других жителей дома. Женщину из 89 квартиры, например. — Какое отношение к делу имеет женщина из 89 квартиры? — Где-то я уже встречалась с полицейским. — Так эта бабка хотела отравить ее сына! И котят топила! Мы поднялись к 89 квартире. Неравнодушный к пенсионерам, полицейский широкой спиной отгораживал меня от бабки. Катя, в глазок уставившись на парня в форме и старуху в сорочке, в прихожую незнакомцев не впускала. Я быстрым сообщением, удаляющимся через минуту после прочтения, объяснила, что говорить и как подыгрывать. — Да-да! — соглашалась со мной Катя, женщина из 89 квартиры. — Бабулечка рядом с вами, товарищ полицейский, — исчадие ада. Она ловит голубей, готовит из них пирожки и угощает ими консьержку. Мой ребенок, Тимофей, заикаться стал, когда она на него полаяла. Якобы он футбольным мячом все цветы с ее клумбы убил. Хотя моего сынишку от футбола воротит! Она известная брехунья. В нашем дворе о ней наслышаны. — Привет. — Полицейский, сев на корточки, протянул руку Тимоше для рукопожатия. — З-з... дра-а... ствуйте. — Грешницы проклятые! — взорвалась грешница. — Что вы несете?! Тебя, бестолочь, убьет камнями, которые будут падать с небес, как кара божья, за непокорность, неверие и... Полицейский вырос передо мной, заслоняя от свехнувшейся карги. — Мне привлечь вас к ответственности за ложный вызов и за клевету? — спросил он у нее. — Считайте, что полиция вами заинтересовалась. Сегодня я услышал достаточно для исправительных работ и штрафов. И тут я вспомнила полицейского. «Девушка! — окликнул меня дедуля. — Спасибо больше, конечно. Но я не нуждаюсь в деньгах. — И протянул тысячу». «Вы обалдели? — я отмахнулась. — Берите, пока дают! Наглые пошли какие! Зажравшиеся! Радуйтесь, что пятихатку не дала!» «Слышь, дура! — появился парень чуть младше меня с шаурмой. — Он не бездомный. Он домашний! Это мой дед!» Я перепутала его дедушку с бомжом. — Надеюсь, вопрос решен, — сказала я, сохраняя невозмутимость.. — Прошу прощения за... — Нет-нет-нет, все отлично. Я понимаю вас. Ко мне тоже приходят неадекватные родители. Он, улыбнувшись, рассоединил губы, чтобы что-то напоследок пожелать или спрслить: «Не встречались ли мы раньше?», но я вбежала в квартиру Кати и закрылась. — Пирожки готовы, Анфиса.