Баллада об учительнице, убивающей мужланов

Глава 12 Хром(Cr), Уран(U), Сера(S), Водород(H) Информатика — самый важный урок. True/False/Not stated Максим Александрович по-лебединому скользил по зеркальному катку. Я, спотыкаясь на коньках, брела. Пальцы вжались в бортики и не отпускали края. Крутясь волчками, шестиклассники из 13 школы вытворяли тройные тулупы. — Чего звали, раз кататься не умеете? — насмешливо спросил он. Максим Александрович подкрался и, облокотившись о стенки коробки, заключил меня в клетку. — Возможность научить меня вам поднесла на блюдечке. Благодарностей не прошу. Я, согнув ногу в колене, замахнулась лезвием конька и спугнула его. — На коньках легко научиться кататься, — уверял он. — Я прекрасный учитель и тренер. — Информатика — самый важный урок. — К чему это? — Максим Александрович опешил, не ожидая услышать признание. — Я думала, мы лжем. Он, оскалившись, прильнул к моему напряженному телу — я была на чеку и опасалась ям и трещин во льду. Не предвидев нападений, невыспавшаяся я пошатнулась. Тот стишок ночью не давал покоя. Он, безусловно красивый и интересный, но и жуткий. «Твои крики для меня — колыбель, пришло время прощаться с любовью. Улетай отсюда хрупкой бабочкой, это ошибка, если ты до сих пор жива». Пеленой леденящих душу сомнений заволокло разум. Достаточно ли силен Максим Александрович в английском, чтобы вплести в гениальный сюжет такую потрясающую рифму? Если да, то я влюбилась. Если нет, то я разочарована. Отправитель растопил любопытство. Он богатый глава компании? Его работники обращаются к нему на «господин»? Он занимается конным спортом? Он учился в частной школе? Или он неудачник, в растянутой запятнанной алкоголичке и в широких клетчатых трусах на пуговицах, живущий с мамой и спящий на матрасе с крошками на полу... — Осторожней! — Максим Александрович подхватил падающую меня. — Не пихайтесь!.. — Прохлада погладила правую ладонь. — Верните перчатку! Я надела перчатки, в случае приземления на лапы не ободрать их — Сперва догоните, — прокричал он, преодолев половину катка. Оттолкнувшись, я не спеша последовала за вором. — Это будет считаться нашим первым поцелуем? — Он показушно прильнул губами к моей перчатке, будто бы я протянула руку. — Извращение. — Вы против искусственных поцелуев? Повторим по-традиционному? — Я постираю ее на интенсивном режиме. Коньки взвизгнули и заблестели. Максим Александрович, оценив потуги догнать его, отдал перчатку, описав круг вокруг меня. Он наслаждался my бессилием и своим превосходством. Его взор обжигающе согревал. Ладони и спина вспотели. Искра увлеченности расплавила слой равнодушной мерзлоты в зрачках. — Надоело кататься. Давайте я вас сфоткаю. — Сложив указательные и большие пальцы обеих рук в форме прямоугольника, напоминающего фотоаппарат, я заперла Максима Александровича в рамку. — На надгробный памятник повесим. — Повесим? Будущее время, множественное число, первое лицо, изъявительное наклонение? Так не пойдет. — Он недовольно замотал головой. — На мою могилу я разрешу приходить только вам. Остальным запрещу. — Ритуальных искусственных цветов я вам не принесу — дорого. И настоящих не получите — их жизнь быстротечна. Убирать могилку и красить забор буду редко — вам известно, что у учителей нет времени на личную жизнь и увлечения. — Ваша улыбка, не кровожадная и не озлобленная, затмит цветы из золота и драгоценных камней. — Я бессознательно сморщилась от слащавости. — Не переживайте: я впишу вас в завещание и все наследство перейдет вам при одном условии — вы поцелуете меня и признаете, что базовые навыки работы с Excel пригодятся школьникам в будущем. — Я охотнее закрою глаза на чтение «the» как [зе] и «London» как [Лондон]. — И упустите богатства? — Богатства? Вы про раритетную — устаревшую — технику? Максим Александрович беззастенчиво поизучал меня, вылупившись. — Вы кощунственно оскорбили меня. — Я старалась. — Влюбляйтесь усерднее. — Я занята. Хлопот полон рот. — Что за отмазки? — Что за приказы? Я обожала раздражать мне ненавистных людей, выводить их из себя, бесить, сердить. Разгневанные и разъяренные, они сбрасывали кокон притворства и лжи, метаморфозом обращаясь в эмоционально-голодную моль, пожирающую чувства. Поникший Максим Александрович не удовлетворял. Я его задела? На что он рассчитывал? «Я влюблена в вас по уши. Хочу нырнуть в вашу любовь с головой. Я втрескалась до безумия. Хочу набить татуировку с вашим именем. Женитесь на мне»? Клишировано до тошноты и банально до отчаяния. — Не капризничайте. Куда пропал образ загадочного и холодного мужчины? — Нечему исчезать. Я не был загадочным и холодным, и я не ответственен за вашу бурную фантазию. Хорошо, что я не читаю мысли — мне было бы некомфортно узнать, что вы мечтаете со мной сотворить. — На что вы намекаете? — я возмутилась. — Слово на букву «П», — он замялся. — П?.. — Ногтем я постучала по губе. — Поцеловать? Высокого вы мнения о себе. — П — прибить, придушить, пристрелить. — А говорили, что не читаете мысли. — Почему первое, что пришло вам на ум, — поцеловать? — Он коснулся своих губ. — Вы что, спалились? — Думаете, я недостойна вашего поцелуя? — Достойны. — Правильно. Потому что вы моего — нет. — Как его заслужить? — Вырежьте ножом на руке мое имя. — Альтернативный вариант продолжения квеста предлагается? — Вообразите себя в симуляторе свиданий. Либо платите неприличную сумму, либо довольствуйтесь бесплатными репликами, которые приведут к расставанию или убийству. — Выбираю оплатить. — Незадача — в данном эпизоде продвижение любовной линии зависит от уровня симпатии. — Погодите, разработчики не упустят шанса обанкротить игроков через списание денег за ускорение развития отношений и повышение процента интереса. Я затормозила, замахав руками. — Обладаете опытом игры в визуальные новеллы? Максим Александрович кисло промямлил: — Кому попало не оглашаю этот этап юности. — Чувствую себя особенной. — Я взмахнула волосами, как главная героиня фильма в крутой момент. Привыкнув к конькам, я помирилась со льдом: держала равновесие, не застревала в трещинах и ямах, не цеплялась за бортики и Максима Александровича. Каток горел огнями ламп и переливался отражениями людей. Максим Александрович демонстрировал трюки, вспарывая лезвиями лед. Я, ускорившись, влечу в психа и повалю его. Он ударится головой об коробку и умрет. Настроившись на крик, я прочистила горло и разогналась. Дети отпрыгнули, парочки отпрянули, старики заохали. Прощайте, Максим Александрович. Ваш стишок тронул меня, но у всего есть предел. Неприлично близко вы подобрались к моей территории — моему дому. И я в опасности, и вы в беде. Неприятно, правда? Я не выучила певца, который бы в будущем посвятил мне строчки в дебютной песне, политика, который бы добился повышения зарплаты учителям, и режиссера, который бы снял остросюжетный сериал про школьную травлю. Обратились бы позже с намерением избавиться от меня — может, я бы и согласилась. Рано вы спохватились. Защипал лед ладони, закусал кожу. Я, стукнувшись лбом о подбородок Максима Александровича, упала ему в объятия и не выполнила цель. Его руки приземлились на мою талию и не покидали ее. — Вы, как падающая звезда, — пробормотал он, почесывая затылок, — исполняете любое желание? — Я, как дротик, исполняю одно желание — попасть в мишень для дартса. — И я ваша мишень? — Он гордо улыбнулся во весь рот. — Это не повод для радости. — Разве? — Он стиснул меня, и я поперхнулась. Жаль, лезвие конька не вонзилось ему в пах. — Романтичная сцена, не находите? Вы, я. На льду. Лежим. В обнимку. Я потянулась к породистому лицу. Максим Александрович, решив, что я нацелилась на губы, приветственно выпятил их. Я же прижала его щеку к катку, вдавив голову в таящий ice. — Это под каким углом посмотреть. Я прикована к вашему бездыханному телу, утопающему в луже крови, — бабочки порхают в моем животе. Вы клешнями обхватили меня и выпрашиваете поцелуй — я сдерживаю рвотный рефлекс. Отпустите. — Слезайте, я вас насильно не удерживаю. — Он отлепился, и я поднялась. — Где вы так хорошо научились кататься? — спросила я из вежливости. — Лучшая подруга научила. Номерок не дам — мы не поддерживаем связь. Да и я вам на что? — Она была фигуристкой? — Кем она только не была: и фигуристкой, и певицей, и полиглоткой. Я, признаюсь, завидовал. — Почему не общаетесь? Умерла? — Жива. Наша дружба закончилась, когда я узнал, что она спит с мужчиной, который состоял в отношениях с прекрасной девушкой. Мне было мерзко и от нее, и от него. — Разве вина мужика не непростительнее вины подруги? Он на нее повелся. — Виновны оба. И виновны одинаково непростительно. Они вместе поддались искушению. Он прав. *** Семейная фотография Кати висела под магнитом с Крыма на холодильнике. Ее цветочный сарафан вздувался из-за ветра. Тимоша, поправляя козырек кепки, показывал в камеру радужный ветрячок. Отец был вырезан. Его с семьей отделял неровный край бумаги. Я поддерживала и успокаивала Стейси. Катя чистотелом удаляла ей папиллому и, разбалтывая малышку, разряжала атмосферу. Она не торопилась на ночную смену, предупредив дневную охранницу об опоздании. — Тима не обижает, солнышко? — Нет! Что вы. Ай!.. Я подула, прогоняя щипание. — Мультик понравился? — Не-а, так себе. Принцесса выбрала не принца! А простолюдина! Ой!.. — Бывают разные обстоятельства, — встряла я. — Твоя мамочка, например, променяла обеспеченного на бедного. — Ей лучше с дядей Ваней. Ух!.. — Я не спорю. Вот и принцессе лучше с простолюдином. — Мое негодование заключается в том, что простолюдин — полнейший красный флаг, — выдала Стейси. — Он не уважает личные границы принцессы и везде ищет себе выгоду. Создатели специально выставили принца злодеем, отняв симпатию у зрителей, чтобы отмести вариант развития отношений с представителем высшего сословия, и впихнули репрезентацию любви бедняка и девушки, которая отреклась от богатства и которая будет вдохновлять своего парня-отброса-неудачника. Но всем известно, что, поднявшись, простолюдин почувствует власть и захочет большего. Он охладеет к принцессе, кинет ее и найдет жертву моложе, инфантильнее и глупее. Я признательно благодарна кампании анимации, что закрыла проект после третьего сезона. Девочки и вправду растут быстрее мальчиков. Папиллому удалили без криков. *** Обнаженные березы и нагие клены, принадлежащие школьной территории, уныло ветвями махали через забор серым панелькам. Высохли цветы в клумбах, завяла трава у стадиона. Прожорливые птицы лакомились в кормушках от начальной школы. Школьники шуршали опавшей листвой. Скоро заплачет осень. Разрыдается, захлебываясь обидой. Нелюбимый сезон она. Сезон тоски и несчастий. Сезон серости и сырости. Тучи накроют небо, и польются дожди. Солнце сжалится над осенью, уступит ей небосвод и простится с людьми. Не выскочит из-за облаков, не покажется. Дежурные проверяли сменную обувь у металлоискателя. Учительница биологии спорила с завучем. — Не трожьте! Опавшая листва — дом для насекомых и теплая подушка для корней деревьев! Несколько лет уничтожения листьев — и деревья погибают! — Ирина Николаевна! Это приказ директора. — 10 В готовы собрать листья в мешки на информатике! — Они не откажутся прогулять урок Максима Александровича. — 10 Г готовы отчистить территорию школы на английском. — Металлоискатель-арка запищала на нем. Ружье? Нож? Пирсинг сосков? Он достал ключи. Облом. — Я не отпускала 10 Г. — Я развязала платок и расстегнула пальто. Обойдешься. — И я не разрешал 10 В пропускать мой предмет. Завуч пролистнула папку с расписанием. — Если я доверяю классным руководителем 10 В и 10 Г, то я доверяю и ребятам. — Она намекала на то, что мы должны будем в ответ безотказно присутствовать на субботних пробниках. — Вместе вы быстрее покончите с уборкой. Мешки я вам сейчас принесу. Ключи от гаража с граблями, метлами и садовыми тачками попросите у охраны. Десятиклассники, побросав рюкзаки и сумки у кабинета английского, рванули в раздевалку за ветровками, пуховиками и пальто. Раздавая перчатки, я заметила, что Настя без шапки и капюшона. — Вот, прикройся. — Я вручила ей платок. — Уши замерзнут. — Держите. — Максим Александрович протянул мне фуражку. — Чего это? Зачем? — Вы позаботились о моей ученице — я позабочусь о вас. — Она и моя ученица. Я преподаю английский у ее группы. — Я ее классный руководитель. Берите. — А сами что накинете? — Вашего голоса, обволакивающего мои уши, предостаточно. Я молча приняла фуражку и удалилась. Надеюсь, у него слабый иммунитет и он умрет от простуды. Дети чесали траву граблями и скребли тротуар метлами. Миша разъезжал в садовой тачке, которой рулила Маша, и загружал в нее мусорные пакеты с собранными листьями. Саша устроила осеннюю фотосессию. Андрей и Дима отлынивали с парнями из Г, и Максим Александрович, гаркнув, вернул их к работе. Фаина складывала листья в мешок, Карина держала его, Таисия утрамбовывала. Нехорошева я не наблюдала. — Он в школу приходил? — обратилась я к Марго, повторяющей геометрию. — М? Не помню. — Он такой незаметный, — добавил Миша. — Какую музыку любите слушать? — Максим Александрович спрятал руки в карманы. — Депрессивную или агрессивную? Танцевальную и энергичную. — На английском спросите — отвечу. — Настя, переведи, — приказал он. — What kind of music do you like to listen to? — послушно перевела Настя Непейвода. Я поставлю ей пятерку за урок. — Depressive or aggressive? — Крики новорожденных. — Очень уточненный вкус. Да вы меломанка. Ваше любимое блюдо? Лазанья. — What's your favourite meal? — Разбитые из-за невзаимной любви сердца в крови. — Аппетитно звучит. Я бы попробовал. Ваше любимое занятие? Хобби? — What's your hobby? Всей душой я ненавидела вопросы про хобби. Нет у меня хобби, не было и не будет. Я питаюсь, изредка готовлю еду, дружу, люблю, смотрю фильмы и сериалы, гуляю, провожу время с Шанель, покупаю одежду и работаю — в моих расписании и сердце нет места для хобби. Я не увлекаюсь верховой ездой, спортом или керамикой. Я не рисую. И я не пою. Ангельским голоском меня не одарили. Стоны умирающей касатки вырывались из горла на любимых синглах. — Люблю калечить учителей информатики. — Как любопытно, расскажите поподробнее. — Он не сдерживал хищную улыбку. — Вы влюбляете их в себя — ворожбой или очарованием — и убиваете? Настя побледнела. — Ступай, Настюш. Скажи закругляться. Скоро перемена, — попросила я. Она сняла платок и, вернув его мне, покинула нас. Волосы Максима Александровича потрепал ветер. Я спрятала его макушку под фуражкой. — 10 Г и 10 В едут в двухдневную экскурсию на ближайших каникулах, — произнес он. — Чего?! Я не знала об этом. — Вам не скинули информацию? Может, сразу отправили в группу с родителями учеников и оплату начисляют родительскому комитету? Наши билеты спонсирует школа, — обьяснил Максим Александрович. Я тоже поеду? Не уверена, что справлюсь с детьми. Огромная ответственность следить за тем, чтобы никто не потерялся и не пропал. Вдобавок усложняла задачу ночь в отеле. Вдруг они сломают телевизор, прожгут простыни, порвут занавески. Как я буду оправдываться перед руководством школы и отеля? Что я скажу? — Что входит в план экскурсии? — Рано утром сбор у школы. В автобусе будет ждать гид. Первая остановка — завод по производству и росписи керамических изделий. Потом обеденный перерыв в кафе. Вторая остановка — ферма. В конце дня приезжаем в отель, где поужинаем и позавтракаем. На второй день направляемся в музей русских народных платков и затем обратно в город. — Как отказаться? — Никак. — Как никак? — Вы испугались времяпровождения со мной или что? Вам не понравилось наше свидание на ледовом катке? На свиданиях не планируют убийства. — Я переживаю из-за безопасности детей. И себя. Я озвучила ему тревожные мысли. Безошибочность, обязательность и управление так же тяжело сохранять, как взбираться по канату в физкультурном зале с горящими от трения ладонями. Получить волейбольным мячом в нос приятнее падения в выколотую точку неправильного разворачивания событий. То график жизни прерывается из-за границ одной функции, то возобновляется из-за закрашенной точки другой функции, которая, как пуговица, заполняет дыру. — Вам это под силу, — утешал Максим Александрович, — мне это под силу, нам это под силу. Включим стервозные, истеричные и строгие версии себя. Сменим тон голоса на учительский. И переживем два мучительных, долгих и громких дня без потерь детей и нервных клеток. Учитель — бессловесная и бесправная кукла, обязанная лизать всем ноги и угождать. Мы игрушки. Мы марионетки. Мы не можем проявлять слабость. Мы не можем иметь чувства. Нет понятия «плохой ученик», есть понятие «плохой учитель». Это не ребенок бестолочь, это учитель не замотивировал. Учителям — в нерабочее время — нельзя посещать стриптиз клубы, носить откровенную одежду и увлекаться чем-то, не связанным со школой, потому что мы будем плохим примером для подражания ученикам. Но родителям можно материться, можно бухать и можно бить детей и при этом не являться плохим примером для них. Учителей не считают за людей. Учителя — декорации. Учителя — задние фоны. Учителя — филлерные эпизоды. Мы бессмысленные, бестолковые и бесполезные животные, мешающие учиться детям и занижающие им оценки. Подбирать прилагательные к нам проще простого — добавить приставки «бес» или «без». Хотя поколение советского образования умудряется настрочить безэмоциональный через «с». Всем разрешено нас материть, нам угрожать и на нас ругаться. Нам же ничего не дозволено. Наши губы сшиты, наши рты закрыты. Руки связаны, ноги сломаны. — Как некрасиво, Максим Александрович. Дети — цветы и ангелы. Они не могут оказаться сорняками и бесами за спинами своих родителей. Ни в коем случае. Я, шагнув вперед, разместила руки на его груди. Он не замер, осторожно взяв меня за локти. Я толкнула его, и он грохнулся на гору листьев. И не приземлился на столб, вспоров живот. — Педагоги — те, у кого ужасный аттестат и плохие результаты за экзамены. Раньше образование было лучше. И что, что мы пишем «не когда», а не «никогда»? — процитировал он. В его words плавала печаль, в его eyes горело удовольствие. Он гордился собой, подбодрив меня, или наслаждался мной, разглядывая с ног до головы? — Вы невыносимы. Ваше поведение возмутительно. Несите дневник. Я напишу вам замечание. Родители и старший брат вечно приписывали мне моих самых несносных, противных, токсичных и ядовитых родственников. «Бать, — обращался папа к дедушке, — да она на баб Нюру похожа! Скажи, да?» «Да ну тебя», — защищал дедушка, который сам не был подарком. «Ну похожа ведь! Нос точь-в-точь. И поведение...» Как мне потом раскрыла мама, прабабушка Нюра довела своего мужа до инфаркта в пятьдесят три года и убила его. Она никогда не помогала моей бабушке с папой и его младшим братом, моим крестным. А еще чуть не сожгла дом: затопила печь и забыла про огонь. «Пап, мам, она никого вам не напоминает?» — старший братец лез к родителям. Всем им я напоминала Михайловну — маму мамы, тещу папы, бабушку брата и меня. Она была на самом деле очень интересной. Развелась с мужем незадолго до его смерти, предлагала маме выйти за богатого старика, обвиняла всех в том, что ей желают смерти. Но она также была и ужасной: не обращала внимание на то, что ее младшая дочь, моя тетушка, в четырнадцать встречалась и жила с человеком старше нее на десять лет и что мой отец состоял в отношениях с моей мамой ради квартиры бабушки. Отца-ублюдка моего брата она одобряла, моего папочку, который в будущем никогда не будет меня заставлять самостоятельно жарить себе блинчики на ужин спросонья, который не будет ругать меня за то, что я не помыла упаковку йогурта и не выкинула ее в корзину для пластика и который разрешит не заправлять кровать по субботам и воскресеньям, — нет. Я не относила себя к этим позорным родственникам. Да, когда мой племянник капризничал, я говорила ему, что пущу его на фарш и его прабабушка, моя бабушка, приговорит котлеты его родителям. Но что с того? Маленькие дети — манипуляторы. По-другому с ними не совладать. Племянничек орал, если я отбирала выпускной альбом с моей уродской фотографией. В тот день я была красоткой, однако тварь, что редактировала альбом, нафотошопила мне ненужного. Десятиклассники столпились у турникетов. Фаина придерживала для нас с Максимом Александровичем дверь. Восьмиклассники, пришедшие ко второму уроку, ворчали из-за толкотни. — Чурка, дай одну сырную без лука и проваливай, — выплюнул Юра Ангел, обращаясь к Фаине. По-хорошему он не понимает. Значит будет по-плохому. Берегись, Юра Ангел.