***
Легкостью, с которой Йонас сдал счета, зарегистрированные, впрочем, на других людей — их тоже пришлось сдать — суд был немало удивлен. Прокурор растерянно положил планшет на стол и попросил перерыв, молодая судья, с интересом посматривающая на подсудимого из-под густой черной челки, не менее растерянно отказала. Адвокат просто прикладывался к фляжке, уже не обращая ни на кого внимания, и нервно смеялся то ли от позора, то ли от облечения, что позор быстро закончится. — Думаю, прения сторон окончены, — протянула судья. — Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. — Спасибо, ваша честь. Йонас поднялся, опираясь на трость. Погладил пальцами серебряный птичкий клюв на рукоятке. — Я признал вину, — начал он, — потому что не вижу смысла отрицать то, о чем говорил господин прокурор. Все это правда, и я не стыжусь ее. Да, я провозил грузы мимо всевидящего ока таможни и прятал деньги от налоговой. Вы скажете, что это преступление, что я нарушал законы, и я снова не стану отрицать. Закон сам сделал выбор за меня. Мальчику с парализованными ногами из сектора ро закон не оставил вариантов, кроме социального пособия или примитивной работы за минимальные деньги. Я не собирался так жить, поэтому пришлось сказать закону «Извини!». И если вы думаете, что я добровольно пойду в тюрьму… — Мистер Келлер, — перебила судья, — это неуважение к суду. Охранник потянулся к кнопке нейроредуктора, но к таким фокусам Йонас был готов. Он примирительно поднял одну руку, вцепившись другой в трость. Сосредоточился на блестящей поверхности стола перед судьей и секретарем. — Простите, ваша честь… Со стороны должно было казаться, что он прикусил язык и заткнулся, осознавая собственную дерзость. — Ваша честь, я закончил. — Суд удаляется для принятия решения, — огласил секретарь. — Перерыв на полтора часа. Судья встала, зашуршали черные мантии и белые рубашки. И в этот момент, Йонас, наконец, увидел перед собой навигационное поле и шагнул к ярко-синим, рассыпающимся на кусочки прямым. Обычно Йонас хорошо представлял, куда нужно попасть, но сейчас просто дрейфовал среди взрывающихся звезд и геометрической фантасмагории, вцепившись в трость — самое ценное, что у него было. Эйфория от побега отступала, и на первое место выходили не самые приятные чувства: тревога, вина перед родителями. Он собирался следовать плану: бежать в Новую Сибирь, а через нее — на Землю, к другу, который занимался очисткой океана. «И ты больше ее не увидишь?» — шепнул противный голосок в голове. Раньше, чем родилась бы любая разумная мысль, чем мозг выдал вменяемый ответ на собственный вопрос, Йонас кубарем свалился на бежевый мягкий ковер. — Твою ж мать! — раздался над ухом девичий голос. — Ты как тут оказался? — Черт… На руке сверкал диодом браслет слежения. Через три минуты нагрянет полиция во всей красе. Йонас попытался снова улизнуть, но не тут-то было. Тонкие пальцы с золотыми ногтями вцепились в его руку и потащили наверх. — Эта штука показывает твою локацию? — Мэй ткнула в браслет. — Плохо. Иди сюда, быстрее. — Быстрее я не могу. Трость оказалась под кроватью, когда он вынырнул из планкова пространства, так что Йонас разве что на четвереньках не полз по комнате. В моменты волнения с ногами становилось совсем плохо, и ортезы не особо спасали. — Дай сюда руку. Сядь! — Что это? Паяльник? Ничего не объясняя, Мэй толкнула его на стул, открыла крышку секретера. Что-то зажужжало, запахло расплавленным пластиком. Йонас сидел чуть дыша, не хотелось, чтобы раскаленное жало вонзилось в руку. Казалось, секунды стали тягучими, словно смола, но вдруг — раз — и браслет разомкнулся. Гибкая серая полоса осталась лежать на крышке секретера, а выпавший из небольшого утолщения чип задымился и был безжалостно брошен в контейнер с ярко-розовым едко пахнущим желе. — Вот и всё. Теперь не найдут. — Уже засекли… Из-за двери донеслись приглушенные звуки разговора. Мэй приложила палец к губам — увы, своим, а не его, и вышла в коридор. «Я уверяю вас, офицер, никаких посторонних мужчин в моем доме нет! — мужской голос снизу звучал сухо и раздраженно. — Не знаю, почему! Проверяйте свою систему позиционирования!» Полицейский явно хотел получить согласие на беглый осмотр дома, но Беллами-старший был непреклонен. Только с ордером. Только по решению суда. При таком раскладе любую лачугу в секторе ро уже прочесали бы, перевернули кверху дном, но старые семьи — это старые семьи. Никто не будет ссориться с ними просто так. — Что такое, пап? — судя по звукам быстрых шагов девчонка сбежала вниз по лестнице. — Все в порядке. Небольшое недоразумение. Хорошего вечера, офицер, удачи в поисках! Хлопнула входная дверь. Йонас выдохнул. Сел поудобнее на кровати. В ногах не осталось вообще никаких контролируемых ощущений. Нельзя так дергаться! Чем он думал? Зачем он сюда притащился? Придурок. На стене у туалетного столика висело несколько небольших акварелей, среди которых он разглядел собственный портрет, и только резкий мужской голос снизу отвлек от бездны удивления. — Через полчаса ужин! — Хорошо! — Мэй влетела в комнату, заперла щеколду изнутри и рухнула на кровать рядом. — Никогда бы не подумал, что ты паяешь. Отец научил? — Йонас поверить не мог, что балованная девочка из богатой семьи спасла его весьма изощренным образом. — Если бы! В колледже торчала два года! Хорошо, наверное, когда можешь просто взять и поучиться два года ненужным по большому счету вещам, потому что в заднице засвербело. Можно только позавидовать такой свободе. — Зачем? И вот это тоже? — он показал на стену. — А зачем ты год назад прислал еду и стоял у меня под окнами? В прошлом году Йонас услышал, что открылся новый ресторан с азиатской кухней, в котором подают украшенные золотой пыльцой паровые булочки с каким-то дорогущим мясом и настоящими, с Земли, трюфелями. Он не удержался. Сделал заказ, вложил в пакет записку: «Если понравится, моргни светом два раза. Йонас» и отправил курьера — найти адрес не составило труда. Сам отирался на скамейке через дорогу, благо фасад дома Беллами выходил на небольшое пространство перед университетскими корпусами. — Вспомнил про тебя. Хотел сделать приятно. — Ну вот и… Мне кажется, — Мэй потянула носом воздух, — тебе не мешало бы помыться. В ванной у нее все было устроено не так, как Йонас привык. Мыться полагалось на маленьком стульчике, вода сливалась прямо в отверстие в полу, а затем можно было бы погрузиться в горячую воду в глубокой розовой ванночке, но Мэй строго сказала — быстро в душ и на выход. И заявила, едва он высунул нос обратно: — Кажется, я заслужила, чтобы ты сделал мне приятно еще раз. — Сложно поспорить, но…***
Единственное, что приходило в голову Мэй, когда она думала, как надо поступить с Келлером, — слова Жюли Стоцкой об упущенном шансе. Выдавать полиции она его не собиралась по нескольким причинам. Не нравилась ей полиция. Без нее справятся. И не для того она мечтала снова оказаться с ним наедине, чтобы так просто отпустить. С первого взгляда влюбляются только идиотки, но она не была особо умной, во-первых, и не влюблялась, во-вторых. Она просто считала его достаточно привлекательным. Весьма. Очень. — Трахни меня! — Серьезно? Какие тут могут быть шутки? — Пятнадцать минут до ужина, помнишь? — голубые глаза в обрамлении черных пушистых ресниц смеются. — Ты успеешь. Мэй гладит ладонями его плечи, собирая оставшиеся после душа капельки. Почти два года она представляла себе этот момент. Все вышло иначе. Голова кружится от собственной глупости и позабытого ощущения бесконтрольного полета жизни. Его палец скользит по ее нижней губе от правого уголка к левому — и обратно. Никто не делал так раньше, и Мэй вдруг удивленно вздыхает и чувствует, как начинает потягивать низ живота. Наконец, Йонас сдается и придвигается ближе. От его губ Мэй кидает в жар, ноги мелко трясутся, неловкие руки беспорядочно скользят по его теплой коже. — Двинутая, — выдыхает Йонас, стягивая с нее домашнее платье, — двинутая булочка. Она не спорит. Остатки самообладания уходят на то, чтобы не стонать слишком громко, когда он выводит неведомые символы языком на груди. — Как ты хочешь? Он продолжает покрывать поцелуями ее шею и плечи, пока Мэй пытается найти слова. Ее не хватает на осмысленные звуки, только потянуть его руку вниз. Йонас понимает все правильно. Кружевные шортики летят на пол. Его пальцы внутри. Мэй не может разобрать — дело в ощущениях или самой мысли, что сокровенная фантазия реализована, но она сжимает ноги, подается вперед, снова и снова, а потом Йонас накрывает ее рот своим, и горячая судорога прокатывается по телу. — Еще, — она цепляется губами за его губы, она снова на взводе, — пожалуйста! — Держись крепче, — шепчет Йонас в ухо. Он раскрывает ее бедра и проводит языком. Один раз, второй… Мэй сбивается со счета на четырех. Вцепляется в подушку, пока волны оргазма бьют в волнорез сознания. — У тебя пять минут, — Йонас целует ее в лоб. — Черт! — Я дождусь тебя и хочу объяснения, что это было, золотко. — Конечно дождешься, — шипит Мэй, стараясь пропихнуть ватные руки в платье, — иначе я всем расскажу… У нее горят щеки, волосы растрепаны, словно от чертей убегала. Йонас застегивает ей пуговички на воротнике, пока она сражается со шпильками. Искать нормальные туфли уже поздно, по счастью, к традиционному платью подходят и домашние сандалии на двух ремешках. — Ты ужасно красивая, — Йонас беззастенчиво развалился на кровати в одном полотенце на бедрах. — Правда, непонятно, как еще жива… — На том спасибо! — Еды принесешь? Мэй кинула в него пачку орешков из своих запасов и похлопала по термопоту с чаем. Не успеет умереть от голода.***
Отец посмотрел на нее странно. Не мог же он знать? А вдруг в каждой комнате стоит камера? Или еще что похуже? Мэй сделала как можно более постное лицо и отпила газированной воды с лимоном. — Сколько лет Келлеру? — Где-то тридцать на вид, — ляпнула она автоматически, прежде чем вообще поняла, о чем вопрос. — Упс. — Слов нет, Мэйдзин. Можно было ожидать, что Артур начнет возмущаться, давить голосом, но он просто тяжело вздохнул и продолжил есть холодный ростбиф с горчицей. Затем подали пасту с мидиями. Клацая ракушками, в которых таились солоноватые упругие тельца моллюсков, и запивая сливочную сладость соуса белым вином, Мэй пыталась разгадать, что отец скажет и что он думает. Однако Артур просто болтал о мелочах с Джимом. Они обсудили погоду, состояние полей для гольфа, новые обмотки для теннисных ракеток и планы на выходные. Только перед самым десертом над тарелками появилась проекция — фото Мэй в золотых босоножках и футболке, подпоясанной широким брючным ремнем, у барной стойки. Сделано через давно не мытое окно. Качество оставляло желать лучшего, но узнать и ее, и Йонаса рядом можно было без труда. — Выкладывай. — Ну, — Мэй надула губы, — это давно было. Когда Фин меня отравить хотел. — Я как сейчас помню, что спрашивал тогда, куда тебя понесло! Рассказ о злоключениях памятным вечером два года назад отца даже развеселил. В порыве чувств — от облегчения до радости — Мэй встала и обняла его. Впервые поняла, каким он был закрытым и несчастным после смерти мамы, и как оттаял сейчас. — Кстати, — Джим открыл фото Йонаса из какой-то светской ленты, — пап, ты же не будешь возражать, что он ничего такой. — Я буду утверждать, что смазливая внешность — не лучший критерий для выбора партнера, дети мои. Ладно, Мэйдзин. Живи пока. Мне уже самому интересно, что будет дальше. И раньше, чем Мэй открыла бы рот, Артур добавил: — Не благодари. — А что на десерт? — сделал страшные глаза Джим. — Лунный заяц испек-таки моти, — хихикнула Мэй. — Он им не отравился? — Нет, он все скормил друзьям. Они с Джимом рассмеялись как в детстве, прыская в хрустальные стаканы и фарфоровые тарелки. Отец прикрыл глаза ладонью. Тяжело ему, наверное, с такими детьми.***
Йонас проснулся среди ночи от того, что задница почти заледенела. Поискал рукой одеяло, не открывая глаз, и наткнулся на бархатистую кожу и разметавшиеся волосы. От неожиданности мигом проснулся. В камере такого быть не должно! Сел, осмотрелся, вспомнил. Поднял с пола одеяло и накрыл Мэй. Очень хотелось пить. Чай из термопота оказался слишком крепким. Может быть, поэтому девчонка такая буйная? Йонас усмехнулся. Вот это его занесло. О чем он думал вообще? Мог спокойно умотать прочь из Федерации, есть сейчас пирожки с видом на лес — в Новой Сибири на него всем было бы наплевать. Мэй захныкала во сне, и Йонас совершенно автоматически обнял ее, погладил по спине. О чем он думал? За два года не смог забыть свалившуюся с неба золотую булочку. В прошлый раз она назвала имя отца, но не свое, и Йонасу пришлось поискать дочь Артура Беллами. Мэйдзин. Золотая роза. Идеально для взбалмошной богатой девицы. — Йонас? — она приоткрыла глаза, потрогала его и снова уснула. — Спи, золотко. Пора сваливать. Пусть для нее вчерашний вечер будет просто хорошим сном. История повторилась причудливым образом, но второй раз, когда они ночуют рядом, станет последним. Йонас Келлер должен исчезнуть из Федерации по крайней мере лет на десять. Он и сам хотел. Есть места повеселее. Он выбрался из кровати. Подошел к банкетке у туалетного столика, на которую вчера кинул свои штаны и рубашку, и не обнаружил там ничего, кроме следов на сиреневом бархате. И что хуже всего — трости рядом тоже не было. Хорошо, что ортезы остались на ногах, иначе барахтаться ему, как рыбе на асфальте. «Ну и дела», — проворчал Йонас себе под нос. На часах была половина шестого. Желудок сводило от голода. Каждая минута в доме Мэй увеличивала его шансы быть пойманным, но нагишом он мог заявиться только к родителям, а там наверняка поджидает полиция. — Где мои штаны, а? — прошептал он в пространство. Девчонка спала как убитая. Убедившись, что шорох в комнате ее не разбудит, Йонас обследовал ванную, кое-как опираясь на мебель, заглянул под туалетный столик, под кровать, за тяжелые лиловые шторы — одежды не было. Узкая белая дверь вела в гардеробную, где мог спрятаться целый взвод полицейских. Однако одежда висела на вешалках ровными рядами, и среди них не были ни единой мужской вещи. От разглядывания шмоточек отвлек свет и тихий шорох за окном. Йонас аккуратно выглянул из-за шторы — полицейский автомобиль парковался у дома Беллами, а рядом готовился сесть серый планер военной полиции. Приплыли. Придется валить как есть. Не до элегантности. Он вспомнил, что рядом с паяльной станцией все еще лежит раскуроченный браслет. Нельзя оставлять такие улики! Схватил тонкое покрывало с кровати. Забрал браслет и, выдернув в последний момент край покрывала из-под некстати опустившейся крышки секретера, нырнул в планково пространство.