Я сказал бы тебе, что очутился в аду, расчленил бы войну для тебя по кусочкам, сломал бы её для тебя, как сломали меня. Я сказал бы тебе, каково это — жить в аду, но ты вознамерился увидеть его сам.
Баки не вполне верилось в реальность происходящего. Точнее, совсем не верилось, но ведь за последние месяцы это дурное чувство обуревало его столько раз, что и не сосчитаешь. В окопах, когда всего в нескольких шагах от него рядовому Харту оторвало ногу; в темноте, когда он полз сквозь грязь и кустарник; на столе Золы, когда ему слой за слоем срезали кожу ножом — в эти минуты он будто бы покидал собственное тело, как призрак, который стоял возле своего лишённого души мешка из мяса и костей. Будто всё происходило не на самом деле. Даже когда реакции тела по-прежнему оставались молниеносными в бою, выстрелы поражали цель снова и снова, а пули скашивали тела, Баки витал мыслями очень далеко. Вот почему он с трудом мог определить, реально ли то, что с ним рядом шагал этот громила с лицом Стива (ну, вроде как), и его голосом, и его сердцем, отражающимся в глазах. Реальность ли это, и душа Баки отделилась от тела, как случалось на поле боя уже много раз, или же он окончательно и бесповоротно сошёл с ума? Всё казалось таким далёким. Позже, гораздо позже, когда они наконец-то добрались до лагеря, и человек с сердцем Стива в глазах отправился в палатку полковника за нагоняем — а значит, это точно Стив, только он один впадёт в немилость у полковника, кто же ещё — Баки схватил Дугана за руку и встряхнул его. — Сержант? — Дуган широко улыбнулся в усы. Улыбка тут же исчезла, стоило ему увидеть лицо Баки. — Что-то стряслось? — Дуган, — тихо, но настойчиво заговорил Баки. — Помоги-ка проверить, что всё вокруг реально. — Сержант? — Дуган схватил его в ответ, взял за предплечье твёрдой хваткой. — Тебе бы к врачу. Кто знает, что эти мудилы впрыснули тебе в кровь. — Нет, — покачал головой Баки. Нет, наркотики тут ни при чём. — Просто... Где мы сейчас? — Чего? — Дуган сдвинул брови. — Барнс... — Где мы, Дуган? — Баки ослабил хватку, но добавил в голос решимости. Выше звание, больше авторитета. — В лагере, сержант, — ответил Дуган всё так же обеспокоенно, как и прежде, но более покладисто. — Сбежали от Гидры и теперь в безопасности. Баки выдохнул. — Спасибо, именно это я и хотел узнать. Возможно, он выдумал и эту сцену тоже, но пока что сойдёт и такое решение. Кивнув Дугану на прощанье, Баки оставил его одного — хоть и по-прежнему сбитый с толку, от расспросов тот благоразумно воздержался. Баки нашёл Стива в палатке, когда растерявшийся рядовой показал, где можно найти «того здорового засранца, который спас весь полк — что значит, ты не знаешь, кто такой Стив Роджерс?» — А, простите, сэр, вы про Капитана Америку, сэр. Вон его палатка, — рядовой указал на неё рукой, а потом многозначительно прошептал: — Похоже, его там опять дрючат. Баки проследовал в указанную сторону. Когда он уже потянулся к пологу, из палатки вышла красивая женщина с властным взглядом и сочными красными губами. Агент Картер. Дрючат, да? Разве что только в сексуальном смысле слова. Баки заметил, как она смотрела на Капитана Америку. Если дело касалось Стива, Баки мало что упускал. Он едва удостоил эту Картер взглядом, прежде чем войти. — Баки! — воскликнул Стив, стаскивая с себя порванную кожаную куртку. — А я только собирался пойти тебя искать, но пришлось сперва стащить с себя эту рвань. Нелепо выгляжу... да? — он показал на свой торс — на дурацкий цирковой комбинезон — из обтягивающей синей ткани и с белой звездой на груди. — Стив, — вскинув руки, прервал его Баки. — Это что ещё за хрень? Он показал прямо на огромную звезду у Стива на груди. Тот открыл было рот, но Баки ещё не закончил. — Капитан Америка? — начал он тихо, но голос его становился всё пронзительнее. Самоконтроль остался далеко позади. — Скажи-ка, пожалуйста, с какой это стати тебя называют Капитаном Америкой? — Ах, это, я... — Стив потёр шею. — Я не знал, что им сказать, потому так и назвался. — А что ж не реальным-то именем, а? Тебе по морде, что ли, съездили слишком много раз, что ты забыл собственное имя? — у Баки кружилась голова. — Оно не так цепляет, — с улыбкой на губах попробовал было пошутить Стив. Баки же, напротив, таким серьёзным не был ещё ни разу в своей жизни. — А «Капитан Америка», по-твоему, цепляет больше? — с тоном надо бы поаккуратнее, его так и за полоумного принять можно. — Ты слышал хоть раз о Капитане Европе? Капитане Советов? Да хоть бы даже о грёбаном Капитане Мексике? Стив дёрнулся, как от удара. Баки про милосердие совсем уже позабыл. — Вот-вот, правда же, звучит нелепо, когда произносишь прозвище вслух? Стив переступил с одной ноги на другую, весь ощетинился. — Ну, я изначально не сам так назвался, это всё... — Кстати, раз уж мы заговорили про твоё новое имя. — Баки приблизился на шаг, выдавил сквозь стиснутые зубы: — Это что ещё за херня? Он ткнул пальцем прямо в звезду у Стива на груди. Та оказалась твёрдой. Грудь, не звезда. И твёрдой не от одних только костей, как раньше, когда друг весил от силы девяносто фунтов даже в счастливый день после сытного обеда. — Моя униформа? — как видно, растерявшись, переспросил Стив. — По-твоему, это униформа? — рявкнул Баки, даже не удосужившись подождать ответа — плевать он хотел на форму, на самом-то деле. Он обвёл рукой тело Стива, его рост. — Я про это. Про раздутый стероидами мясной мешок, в который превратилось твоё тело. — А, это. Слушай, я хотел объяснить всё в письмах, но мне не дали. Когда ты уехал, мне удалось завербоваться. — Не веря ушам своим, Баки открыл было рот, но на этот раз Стив его прервал, подняв ладонь. — В лагере мне вкололи сыворотку. Я стал больше, сильнее. Во много раз. Избавился от всех своих болячек. Ни астмы, ни последствий пневмонии, дышу, как здоровый человек. Мне теперь и синяков с трудом могут наставить, — говорил он так... радостно. Когда Баки, напротив, не стал счастливее ни на йоту, Стив добавил: — Это был эксперимент. Будто Баки от этого станет легче его простить. — Эксперимент, — повторил он, и слова мёртвым грузом осели на языке. Стив досадливо вздохнул. — Слушай, Ба... — Твои шансы на выживание после этого эксперимента? — Баки сузил глаза и вторгся к Стиву в личное пространство. — Гм. — Стив отступил на шаг. Баки последовал за ним. Стив не поднимал взгляда от полога. — Ну, может, пятьдесят на пятьдесят. — Может, — тщательно выговаривая слоги, протянул Баки. У Стива дёрнулся мускул на лице, но он смолчал. — О господи, — выдохнул Баки. — Ты ведь даже не спросил. — Он на секунду прикрыл глаза, а потом рассмеялся, сумасшедшим, горьким смехом, зная, что прав. Наконец-то он свыкся с мыслью, что всё вокруг реально. Только Стиву хотелось помереть с такой силой. — Даже не удосужился спросить, чёрт тебя дери.Ты так и не узнал, каково это: любить человека, который из кожи вон лезет, только бы поскорее отдать богу душу.
Они были в душевых. Стояли впятером под едва тёплой водой, намыливаясь чем-то, что дарило подобие чистоты, но не присущий ей комфорт. Баки бы предпочёл неразбавленный отбеливатель. Он бросил взгляд за две кабинки от себя. Там стоял Стив, склонив голову под жиденькими струйками воды, которые стекали по его плечам, рельефным мышцам спины. Так смотреть на него в Бруклине Баки не доводилось. Разве что в детстве. А вот теперь Стив не скрывался, стоял во всей своей обнажённой красе, с идеальным телом, полным мощи. Это тело Баки ненавидел всеми фибрами души. Когда они остались наедине, и Стив вышел из душа и принялся вытираться, Баки последовал его примеру. Взгляд его так и скользил по Стиву: по ловким рукам, пульсирующим венам у него под кожей, когда он играл мускулами. Стив перехватил его взгляд и замер, явно неверно его истолковал. Наверняка ведь подумал, что у Баки даже не нашлось порядочности не пялиться на него с похотью. Вот почему он произнёс следующие слова. И потому, что они в нём назревали последние две недели. — Даже не верится, что с тобой такое провернули. — Лицо Баки исказила гримаса отвращения. — Что именно? — с искренним недоумением спросил его Стив, и Баки едва не возвёл глаза к потолку. — Не верится, что тебя превратили вот в это, — пояснил Баки. — Это грёбаное тело без единого изъяна, с безупречной кожей, точно высеченное из мрамора. Стив вдруг весь словно бы подобрался, не зная, куда ведёт этот разговор. Он неуверенно сказал: — Ну да, не жалуюсь. — Ужас просто, — сорвалось у Баки с языка, как срывалось многое в последнее время. К примеру, два дня назад в неожиданном приступе гнева он наорал на свежеприбывшего солдата так яростно и внезапно, что тот едва не обмочился. — Ужас? — у Стива брови полезли на лоб. — Ну ладно, тело ещё ничего, хотя я ума не приложу, зачем ему непременно выглядеть вот так. — Баки полностью развернулся к Стиву лицом и беззастенчиво ощупал его взглядом с головы до пят и обратно. — Но мне не нравится, что сотворили с твоим лицом. Пальцы бы переломать тому, кто это сделал, один за другим. — Что не так у меня с лицом? — сказал Стив уже тоже с нотками раздражения — ну почему, почему же у них вечно всё так сложно?! Ещё сложнее даже, чем раньше. Они по-прежнему сталкивались лбами, и напряжение нарастало, и нарастало, и нарастало, так ни разу и не достигнув высшей точки. — В том-то и проблема, что ничего, — рявкнул Баки, и напряжение снова возросло, а вместе с ним и недовольство на пару с гневом — неизменные его спутники последние несколько месяцев. Никто не мог выдержать его ярость так хорошо, как Стив. — Где безвольный подбородок? Торчащие уши? Уродливый нос, слишком большой для твоего лица? — Ого, — с издёвкой ответил Стив, — и правда, зачем щадить мои чувства. — Где оно, а? — безжалостно гнул Баки свою линию. Он приблизился на шаг, но остановился на приличном расстоянии, хотя больше всего ему хотелось подойти вплотную и прикоснуться — а ведь теперь придётся тянуться настолько выше — и взять лицо Стива в ладонь, чтобы до того наконец дошло. — К чему этот уродский точёный подбородок, эти острые скулы, зачем ты разрешил состряпать из себя такое? — Какого хрена тебя это так волнует? — Стив расправил плечи, и чем сильнее он злился, тем крупнее будто бы становилось его тело. — Я выгляжу хорошо, отлично даже, если уж начистоту. Это тебя, что ли, так задевает? Что я в кои-то веки не плетусь за тобой, подбирая крохи, которые ты мне оставил? Крохи. Девчонки, с которыми Баки настойчиво его сводил, пока Стив не сказал ему... про себя. — Думаешь, я ревную? — сам не веря в своё предположение, Баки затрясся от тихого смеха. Лицо у Стива потемнело, и он приблизился на шаг. Подойди он вплотную, стало бы очевидно, как сильно он превосходит Баки. Не столько ростом, сколько массой. — Может, и нет, — ровный голос Стива настолько лишился любых интонаций, что Баки понял: тот так и кипит от злости. — Может, тебя волнует, что я больше не заморыш. Может, тогда я был таким, как надо. И тебе нравилось, что я такой маленький и щуплый. А теперь на твой вкус во мне всё же слишком много мужского, да? На этот раз Баки расхохотался уже в голос. — Ты был бы рад в это поверить, правда? Он подался вперёд, хотя всё ещё не настолько близко, как хотелось бы. Приходилось осторожничать: вдруг кто-нибудь зайдёт. И всё-таки он наклонился вперёд, будто бы собирался поделиться секретом. — Слушай меня внимательно, — зашептал Баки, глядя Стиву прямо в глаза. — Я бы втрахал тебя в матрас с такой силой, что запах плесени от армейской койки ещё потом долго стоял бы у тебя в носу. Да, такого здоровяка, как ты. Заездил бы так, что ты и наутро бы меня чувствовал несмотря на сыворотку. Сердце у Баки бешено колотилось в груди. Он ещё никогда не говорил это вслух. Никогда и никому. Девушек в такое не посвящают, и до сих пор Баки ещё ни разу не признался Стиву, что именно об этом он думает, когда теребит свой член по ночам. Стив, наверное, и так это знал. Возможно. Но высказав подобное вслух, так бесстыдно обнажив свой секрет, Баки пробудил в себе новый вид страха, безрассудного волнения. Стив сглотнул и облизал губы. Щёки и шею его заливала краска. В сгустившемся воздухе почти ощущалось, как неистово бьётся у него сердце. Баки позволил молчанию между ними повисеть ещё немного, а потом нарушил его наконец: — Именно так, хотел это сделать ещё в Бруклине, хочу и сейчас. — Он резко втянул в себя воздух, по-прежнему глядя в округлившиеся глаза Стива. — Так что нет, это меня не волнует. Им просто не надо было этого делать. Так тебя менять. Стив раскрыл было рот, но потом, как видно, не найдя нужных слов, снова его закрыл. — К чему солдату быть привлекательным? К чему ему быть грёбаным Адонисом? На кой же чёрт профессиональному убийце отлично выглядеть? — Баки наконец отвёл взгляд. — Тебя превратили в мальчика с плаката. Дали тело бога, но силу крестьянина. А ты всё никак этого не поймёшь. Тебя создали не для войны, не для того, чтобы ты помог одержать победу. А для этих туров, чтобы выставить тебя напоказ — ни дать ни взять выездной конь. Весь такой из себя красивый, сильный, пахнешь несвежей свободой, словно тигр в клетке. А что хуже всего? Что тебя не сумели в ней удержать. — Ну конечно. — Стив возвёл глаза к потолку. — Опять ты завёл любимую пластинку. Бедный Стиви Роджерс, никуда-то он не годится. А вот теперь гожусь. Так по-твоему что, надо было позволить выставлять себя напоказ? Чего ты хочешь-то от меня вообще? — Я хотел, чтобы ты остался дома! — Предложение под конец закончилось криком. По рукам вверх и вниз совершенно невольно забегала дрожь. — Я оставил тебя дома. В безопасности. И вот ты здесь, рвёшься поскорее обагрить руки кровью, кого-нибудь убить, умереть самому. — Да не умру я, Бак. Так уверенно это сказал, ни капли сомнений. Идиот долбаный. Увидел всего лишь один бой, да и тот состряпал сам. — Умрёшь. — Пришлось стиснуть руки в кулаки, чтобы унять дрожь. — Так или иначе ты встретишь свой конец.Я-то знаю, Я умер задолго до своего падения.
Они сидели за большим армейским столом: Воющие коммандос да несколько счастливчиков, заполнивших пустующие места. Не так-то легко оказалось заполучить право сидеть рядом с самой успешной командой в армии, слушать об их интереснейших приключениях. Как и всегда, историю рассказывал Морита — ни словечка неправды, но подано так витиевато, будто они сражались с драконами. В день, увенчанный победой, даже бобы казались вкуснее. Стив ещё ел, когда почти все остальные уже закончили. Задания тяжело давались его улучшенному телу, поскольку еды всегда недоставало. Парни дали ему поесть, но из-за стола вставать не спешили. Вытащили колоду карт и принялись резаться в рамми. А когда выяснилось, что правил никто толком не знает, яростно заспорили. Дернье настаивал, что правильнее играть по-французски, Дуган же придерживался правил, о которых только в Массачусетсе и слышали, а Фэлсворт вообще ни хрена не умел играть. Как раз во время этих бурных прений Джонс смерил Баки долгим тягучим, уже весьма знакомым взглядом. Вслед за ним он намекающе наклонил голову, и всё тело у Баки завибрировало от предвкушения. В эту игру он уже играл и получал от неё удовольствие. Они оба встали, Джонс первым, Баки — спустя несколько секунд. Незамеченным никем, кроме Стива, они выскользнули наружу и непринуждённой походкой зашагали в лес. Баки не сумел с собой совладать: обернулся и перехватил стальной взгляд Стива. Сердце бешено колотилось в груди. Отчасти потому, что он вот-вот кончит в кои-то веки не только в собственный кулак, но в основном из-за извращённого чувства праведной мести, которое затопило его при виде застывшего от ярости лица Стива. Тем же вечером, вскоре после ужина, насытившийся и расслабленный, он аккуратно пристроится на стуле возле Стива. — Славный малый этот Джонс, правда же? — скажет он, и Стив сломает пополам карандаш у себя в руке, а Баки будет смеяться, пока не выступят слёзы — да потому что в гробу он видал такую поганую жизнь, вот почему.О, Стив, ты же наверняка об этом догадывался. О том, что твоё негодующее лицо так и стояло у меня перед глазами, отчего удовольствие, когда я кончил Джонсу в рот, стало во много крат острее.
Баки сидел на бревне — самом удобном за последние две недели месте. Ничего лучше этого привала с ним ещё не случалось в этой череде дерьмовых, скучных дней, пока они продирались сквозь чащобу на юго-востоке Франции. Сиделось так хорошо, что Баки не удержался и вытащил сигарету из своего иссякающего запаса, чтобы передышка стала ещё приятнее. Он зажёг её и посмотрел на Стива, который собирался разжечь костёр. Баки и в голову не пришло предложить свою помощь. Он заслужил эту возможность посачковать, пусть теперь другие поработают: Гейб и Джонс прочёсывали периметр на северо-востоке, Фэлсворт и Дернье на юго-востоке, а Морита рыскал вокруг в поисках хвороста. Баки же за последние пять дней наразведывался досыта. Карабкался на каждый грёбаный холм, осматривал периметр и обшаривал взглядом густую листву в поисках врага, пока остальные ели и отдыхали. Баки втянул в себя дым, позволил ему проникнуть в закоулки своих лёгких и снова его выдохнул. Маленькие радости жизни. — В ночь перед тем, как я отплыл в Европу, — заговорил он вдруг ни с того, ни с сего. После стольких дней напряжение наконец-то его отпустило. И ему показалось, что он выдержит подобный разговор. Стив же его чувства явно не разделял: застыл на корточках рядом с грудой веток.Почему ты меня целовал? Прикасался, обнимал? Почему тогда, но не сейчас?
— Я... — Стив подкинул в кипу ещё одну ветку. — Я тогда... плохо соображал. Баки возвёл глаза к небу и пожалел, что в темноте этого не видно. — Да хватит уже врать, — лениво протянул он. — Мне хотелось... — Под ботинками Стива хрустнула ветка, и плечи его обречённо поникли. На Баки он не смотрел, но это ничего. — Хотелось оставить тебе приятное воспоминание. Чтобы наша последняя встреча обернулась чем-то... хорошим. Баки кивнул, принимая ответ. Впервые не захотелось выведывать подробности. Он грустно улыбнулся и поднял взгляд, чтобы полюбоваться последними лучами солнца, золотившими листья. — Так оно и вышло. Я думал о той ночи каждый божий день в этом аду. Напряжение в теле Стива ослабло. — Вот и хорошо. — В голосе его послышалась улыбка. Выпытывать Баки ничего не стал, но порадовался, что в кои-то веки Стив тоже приоткрыл хоть немного своё сердце. — Я тоже. Каждый день. Баки закрыл глаза. — Вот и хорошо, — эхом отозвался он, тихо и искренне.В такие дивные мгновения я вспоминал, что оно того стоило. Любовь к тебе стоила всех злоключений.