***
Чейзу нигде не дают покоя, все лезут с поздравлениями и собственными комментариями, так что ему остаётся только смириться со своей участью и достойно принять обрушившееся на него внимание. Он стоит у ресепшен и с милой улыбкой выслушивает восхищение медсестры, время от времени касающейся его предплечья. Чейз не собирался с ней флиртовать, всё выходило как-то случайно, по привычке. Он всегда улыбался симпатичным девушкам, которые расхваливали его успехи, параллельно трогая за руку. Он всегда отвечал этим девушкам с невероятно сексуальным австралийским акцентом. Он всегда принимал самую раскованную и свободную позу. Но почему-то сейчас такое поведение казалось неправильным. Как будто это всё резко стало чем-то только для Хауса. — Прошу прощения! — раздалось сзади. Чейз вздрогнул, оборачиваясь. Лёгок на помине. За его спиной стоял Хаус, и стоял он там, видимо, не первую минуту. — А никого не волнует, что большинство присвоенных им идей — мои? — Заткнись... — шипит Чейз, чувствуя, как щёки медленно заливаются краской. — Нет, серьёзно! — Хаус говорит слишком громко, привлекая внимание людей. — Чейз, тебе стоит придумать что-то новое, а не только описывать мои дела, — Хаус смотрит с вызовом, на губах, которые Роберт так любит целовать, играет неприятная ухмылка. В груди Чейза отвратительной волной поднимается гнев, заставляя кровь стучать в висках. — Или это всё, чему тебя научил папаша? — Ты просто мразь, — выдавливает из себя Чейз, перед тем как уже тише добавить. — И почему я думал, что со мной всё будет иначе? — Роберт почти забегает в лифт, окончательно понимая, что ненавидит всеобщее внимание, направленное на него. Двери закрываются, Чейз нажимает на кнопку седьмого этажа — хочется проехаться в лифте подольше. Чейз зажимает рот рукой, задерживает дыхание, но всё равно всхлипывает, не сдержавшись. В горле болезненно стоит ком, заставляя жмуриться до красных пятен перед глазами, из которых стремительно бегут слёзы. От обиды — как он мог? От стыда — перед всей больницей! От злости — врезать бы Хаусу со всей силы. Чейз выходит из лифта и почти сразу замечает проход на крышу — должно быть, единственное место во всей больнице, где его никогда не находили. Чейз садится на холодный пол и закрывает лицо руками. Хаус хоть раз доводил каждого из команды до слёз агрессии, отчаяния или печали. Не всегда он делал это специально, иногда просто говорил что-то чуть хуже предыдущих шуток, что-то, что попадало в самое больное место. Но сейчас всё было иначе. Сейчас Чейз вытирал слёзы, причиной которых был не жестокий начальник, а любимый человек. Это другое, это хуже, это плевок в душу, а не ежедневное оскорбление. Чейз поднялся, чувствуя, что ужасно замёрз. Только сейчас он понял, что выбежал на улицу зимой, в слишком лёгкой одежде. Чейз заходит внутрь, подрагивая от холода. Кажется, Роберта немного шатает, когда он заходит в туалет. Человек в зеркале сильно отличается от того, на кого Чейз смотрел утром — щёки и нос почти малиновые от декабрьского ветра, а веки немного опухли. Чейз умывается, прекрасно зная, что от чувства униженности не отмоется даже мочалкой и мылом. Роберт выпрямляется, не слыша звуков из коридора, не чувствуя пылающих после мороза пальцев, не видя ничего, кроме собственного отражения. На секунду кажется, что мир вокруг разрушен, что Хаус разрушил его мир. И ведь это уже не первый раз. Сначала он перевернул всю жизнь Чейза с ног на голову, взяв на работу. Первого в команду. Они целых полгода работали только вдвоём и всё это время Чейз молча восхищался Хаусом. Его умом, харизмой, смелостью. Наверное уже тогда Чейз испытывал к боссу что-то наподобие влюблённости. Но это были вовсе не романтические чувства, Чейз просто преклонялся перед его гениальностью и ничего не мог с собой поделать. Во второй раз Хаус сломал такой привычный покой Чейза идиотской затеей с засосами и всем, что она за собой повлекла. Однако каждый раз Чейз легко перестраивался, привыкал к новым реалиям. И вот, третий раз. Хаус в третий раз изменил жизнь Роберта всего парой слов. Но сейчас Чейз не удивлялся тому, как странно себя может повести судьба, не думал «всё что ни делается — к лучшему», не пускал ситуацию на самотёк. Сейчас Чейз стоял у зеркала и пытался возненавидеть Хауса зная, что больше никогда не захочет его любить.***
Весь остаток дня Чейз избегал обеспокоенную команду, раздражённую Кадди, печального Уилсона и, разумеется, Хауса. Чейз отработал добрых шесть часов в клинике, но не ради Хауса, нет. Клиника — самый лёгкий способ ни с кем не общаться, ведь ты работаешь, ты занят, а это хорошая причина не отвлекаться на разговоры. Наконец сменив халат на тёплое пальто, Чейз сбежал по лестнице на первый этаж — ещё один способ не встретиться с Хаусом, который всегда передвигается исключительно на лифте. Чейз вышел из больницы, решив забрать машину завтра, ведь на парковке его снова может поджидать Хаус, но он, как всегда, оказался на шаг позади этого грёбаного гения. Чейз закатил глаза, замечая Хауса на углу больницы. Роберт уже собирался свернуть в другую сторону и всё же убраться домой, не встретившись с боссом, но, увы, не успел. — Чейз! — крикнул Хаус, подходя ближе. — Как настроение? — Счастлив, как никогда, — огрызается Роберт. — Не каждый день, знаешь ли, меня и мою статью позорят на всю больницу. — Брось ты, не дуйся, — отмахнулся Хаус. Почему-то захотелось дать ему под дых. Его же тростью. — Предлагаю куда-то сходить. — Не горю желанием, — коротко отвечает Чейз, обходя Хауса и таки направляясь к дороге, с целью поймать такси. К счастью, Хаусу хватает мозгов не пойти за Чейзом, дав ему возможность спокойно сбежать. Роберт садится в машину и надеется, что со временем Хаус поймёт и то, что между ними всё кончено. Не хотелось начинать ту самую отвратительную «нам нужно серьёзно поговорить» беседу. Только не с Хаусом.