• • •
Стайлз не переставал удивляться тому, каким ужасным другом может быть Скотт МакКолл. А еще его не переставало удивлять, каким потрясающим, идеальным, восхитительно наивным лучшим другом может быть Скотт. Буквально полчаса ушло на то, чтобы придумать, как донести до него: чувак, если ты не сходишь ко мне домой за моим лекарством, я, скорее всего, изведу обе ваши семьи, и тогда у вас с Эллисон никогда не появится очаровательно смущенных малышей. В итоге пришлось изображать сцену «Стайлз принял слишком много аддералла прошлой ночью и не спал, занимаясь исследованиями», чтобы Скотт понял, о чем идет речь. Но, как настоящий лучший друг, которым он и является, в конце концов он справился с разгадыванием этой шарады, и это было единственное, что имело значение. Это также дало Стайлзу пару часов на то, чтобы решить, где именно он собирается спрятать таблетки. Это выглядело как его типичная послеобеденная гиперактивность, так что никто толком ничего даже не понял. Врачи начали проводить дополнительные тесты относительно способности Стайлза к общению, как только кто-то смог перевести язык, который он разработал вместе с медсестрами. А тайком заглянув в свою медицинскую карту за ужином с папой (который взял гамбургеры с индейкой и картошку фри — достаточно правильную, чтобы Стайлз не стал возражать), Стайлз понял, что так же, как источник его травмы был нетипичным (в том смысле, что его, похоже, не должно было существовать), такими же нетипичными были и его симптомы. По большей части все напоминало стандартную афазию, но появлялись все новые и новые отклонения, одно из которых заключалось в том, что, по мнению врачей, Стайлз должен испытывать больше трудностей при попытках коммуникации. Он мог бы сказать им, что то, что вколол ему Лукас, и есть причина того, почему в его мозгу все так перепуталось, но оставалась еще та чертова часть, где он не мог ни с кем общаться. А еще он не знал, где заканчивался план Лукаса и начиналась травма головы, которую он получил по его вине. Ведь когда он только поступил в больницу, у него была зафиксирована черепно-мозговая травма, но тогда прогноз был хорошим. Потом Стайлз не сразу пришел в себя, и его жизненно-важные показатели скакали. Скотт ввалился в палату как раз в тот момент, когда шериф пытался выудить из пакета Стайлза немного картошки фри. В закусочной, куда зашел шериф, не было картошки с завитушками, но он позаботился о том, чтобы Стайлз получил соус «рэнч», в который можно было макать картошку, так что это был неплохой компромисс. Скотт посмотрел в сторону Стайлза, хлопнул себя по куртке и… серьезно? Стайлз собирался потом вмазать другу по его обожаемому-Эллисон-лицу. Его отец был шерифом. То есть представителем закона, который обращает внимание на подозрительное поведение, потому что это его работа! Похлопать себя по куртке и многозначительно посмотреть в сторону лучшего друга — это как бы «Очевидное поведение» за тысячу, Алекс! Стайлз знал, что должен был отправить на эту миссию Лидию. Лидия не была бы такой очевидной. Лидия, скорее всего, обшарила бы половину его комнаты, и отец бы ни о чем не догадался. Или Эллисон. Эллисон, наверное, смогла бы пробраться в дом, пока его отец был дома, и удрать с таблетками. Эта идея захватила Стайлза почти на полчаса, в течение которых он прокручивал в голове различные сценарии, в которых его друзьям придется проникнуть в его комнату, чтобы забрать приз. Он даже представил себе групповую попытку, что-то вроде «Одиннадцати друзей Оушена», но все пошло прахом, когда Джексон забыл отключить камеры слежения, потому что был слишком занят тем, что щеголял без рубашки перед зеркалом. Плюс никто не напомнил о том, что нужно надеть игуане ее поводок обратно… Следующее, что Стайлз осознал, это то, что, опустив взгляд, он увидел Скотта, сидящего у него под боком, и пенопластовый контейнер, который раньше был наполовину полон картофелем фри, теперь оказался пуст. По крайней мере, Скотту хватило приличия выглядеть смущенным тем, что он съел его картошку — шериф же просто сосредоточился на телевизоре, пуская из глаз заряженные виной лазеры. Стайлз надулся от обиды, но Скотт сунул ему пузырек с таблетками, когда отец вышел из палаты, чтобы позвонить. Ладно. Скотт мог остаться. Он был хорошим другом.• • •
Эллисон пришла к нему на следующий день, и это было так похоже на совместную опеку, что он бросил на нее недоверчивый взгляд. Неужели она и Скотт сошлись обратно и поделили свое время пребывания со Стайлзом? Но странно, что ни один из них ни разу не зашел к нему, если другой уже был тут. Скотт только рассудил, что Эллисон следила за зданием и появлялась только тогда, когда знала, что Скотт где-нибудь в другом месте. И Скотт наверняка чувствовал запах Элисон в палате, поэтому просто избегал ее, пока она не уходила. Его отец заскочил на минутку, прежде чем отправиться в участок, и принес с собой фейерверк эмоций. Рождество в этом году наступило рано. На самом деле оно пришлось на двадцать пятое декабря, которое было днем рождения Персидского бога Митры до того, как стало днем рождения Иисуса. (Серьезно, как его отец справлялся с тем, что у него не было Стайлза, который мог бы рассказать ему все эти увлекательные факты из жизни человечества?) Когда отец вошел, он помахал Стайлзу ключами, указал на Стайлза, а потом показал на дверь. Стайлз вскочил на колени, оставаясь на кровати, и при этом немного задел Эллисон, за что ему стало стыдно, но… неужели? Неужели отец заявил, что они возвращаются домой? Шериф усмехнулся, как только Стайлз сумел передать ему: пожалуйста, скажи мне, что это не шутка, не как в тот раз, когда мне было восемь, и ты сказал мне, что Санта не придет, если я не усну, и я почти выпил всю бутылку «Фитокашленка», прежде чем ты понял, что я натворил. Улыбка отца была искренней, и Стайлз, вопя от счастья, соскочил с кровати. Он обнимал отца целых пять минут, а когда Эллисон попыталась тихонько улизнуть, Стайлз втянул в объятия и ее. Он выходит на свободу! Но тут же обнаружился изъян в плане. Это произойдет только завтра. Значит, Стайлзу предстояла еще одна ночь в больнице. И это будет самая худшая ночь, он был уверен. Но на самом деле все было не так уж плохо. По телевизору показывали старую игру, которую они с Эллисон смотрели вместе, поедая попкорн, который им приготовили медсестры. А после ухода Эллисон он занял себя тем, что с тревогой ждал появления Дерека. Он так разволновался, что решил нарисовать рисунок, потому что иногда рисунки были проще слов, и он не хотел снова мучиться с этим. Несмотря на то, что Дерек обладал почти сверхъестественной способностью читать его мысли, иногда такое важное заявление, как выписка из больницы, заслуживало дополнительных усилий. Дерек появился в полночь, и Стайлз закатил глаза, кивнув на часы у входа. В некоторые дни он мог без проблем прочитать часы и на всякий случай настроил свой ноутбук так, чтобы он отбивал часы, как церковные колокола. Но чаще всего часовой циферблат был размыт, и он знал, что часы показывают время, но не мог понять, как правильно интерпретировать информацию. Дерек посмотрел на ноутбук, но не сразу подошел к Стайлзу. С той ночи, когда произошел тот случай с фильмом, Дерек постоянно находился в напряжении, странным образом осознавая, насколько он близок к Стайлзу. Если только Дерек не делал свое странное «болезненное прикосновение», между ними всегда оставалось не менее полуметра. Но сегодня Стайлз заранее подготовился ко всему этому. Он не знал, в чем проблема Дерека — и, честно говоря, тот факт, что он не мог с ним просто побеседовать, чертовски раздражал его, — но он не собирался позволить этому испортить его последнюю ночь в больнице. Его последнюю ночь. Эти слова были такими приятными. Вдобавок, Стайлз ведь не делал к парню никаких шагов. (Не то чтобы Стайлз не знал, как подкатить к такому человеку, как Дерек). Была лишь сонная голова на мускулистых плечах. Больше ничего. Не похоже, чтобы они обнимались или что-то в этом роде. И это было хорошо, потому что у Дерека, вероятно, была смертельная аллергия на обнимашки. Только две вещи могли убить его — аконит и объятия. Что очень досадно, потому что Стайлз считает, что Дерек был бы потрясающим обниманцем. Впрочем, не сказать, чтобы у него было много практики. Дерек занял место в углу и раздраженно хмыкнул. Словно не понимая, как Стайлз смеет сидеть и ждать его, и то, что Стайлз делал это последнюю неделю, не означало, что ему можно делать это сегодня. Как же ты мне надоел со своим дерьмом, Хейл, подумал он про себя, жалея, что не может набить ему морду и броситься наутек. Все реплики, которые он мог бы использовать, все желчные слова. Все это постоянно горело в горле Стайлза, но он так стеснялся издаваемых им звуков, что старался не издавать ни звука. Но иногда, посреди душа или посреди ночи, когда он уже был уверен, что Дерек ушел, он сворачивался калачиком на своей кровати или забивался в угол душевой кабинки и шептал то, что имело значение только для него. Просто чтобы убедиться. Просто чтобы проверить. Потому что он заново постигал чтение, и, возможно, его слова возвращались так же произвольно. «Я опасаюсь того, что делает папа, когда меня нет рядом, чтобы присмотреть за ним». «Я думаю, что альфы хотели, чтобы я совершил самоубийство. Думаю, это был их план». «Я больше не считаю, что это яд. Я думаю, это навсегда». «Я останусь навеки один». «Мама была бы в этом сильнее». Но слова так и не были произнесены. Голос к нему не вернулся, и, поскольку они так и не были произнесены вслух, Стайлз мог притвориться, что они больше не являются правдой. На данный момент. Дерек снова запыхтел, и Стайлз понял, что в очередной раз погрузился в свои мысли. Неважно. Он отбросил лист бумаги, на который потратил столько времени, и снова плюхнулся на кровать, уставившись в потолок. Ему было все равно, что думает обо всем этом Дерек. Скорее всего, тот был благодарен ему за то, что ему не придется и дальше просиживать ночи в больничной палате Стайлза на случай, если кто-то придет его потревожить. Стайлз нарисовал картинку так четко, как только мог. Он нарисовал ужасную версию своего дома, фигуру из палочек с недовольным лицом (его отец), фигуру из палочек с крестиком над ртом (Стайлз) и рослого красноглазого мужчину, стоящего на крыше (Дерек). Он также нарисовал кучу линий и стрелок, показывающих, что машина только что въехала на подъездную дорожку, точно так же, как он делал это, когда ему было семь лет, и он не понимал, что не нужно режиссировать свои рисунки с помощью стрелок, чтобы показать, что произошло. Его рисунки всегда были стандартными, а сложные линейные схемы он всегда добавлял позже, словно выстраивал сюжет драматического спектакля в три акта. Дерек держал лист бумаги в руках, но никак не реагировал. Ни улыбнулся, ни нахмурился, ничего. Он держал бумагу за уголок, словно Стайлз каким-то образом загрязнил ее и намеревался чем-то заразить. Пошло оно все, решил Стайлз. Если Дерек не собирается оценить всю крутость Стайлза, он просто найдет того, кто это оценит. Или найдет место, где можно перекантоваться, пока Дерек не выйдет из больницы. Стайлз откинул простыни и сполз с кровати. Если Дерек хочет вести себя сегодня как фрик, то пусть делает это в одиночестве. В какой-то степени Стайлз понимал, что перегибает палку, но он был просто очень расстроен и зол. И появление Дерека должно было заставить его почувствовать себя лучше, а не чувствовать себя неловким первокурсником, которого впервые отвергли. Сегодняшний вечер должен был пройти не так. Приступ паники начался, как только он вышел на лестничную площадку. И, конечно же, Дерек обязательно должен был появиться, чтобы все исправить. Ведь именно это он и делал: следил, чтобы Стайлз не упал с полочки и не разбился вдребезги, как сломанная кукла. Но сейчас Дерек слишком внимательно следил за тем, где стоит и как близко подходит, его глаза были потерянными. Стайлз видел, как Дерек продумывает каждое свое движение, обдумывает все последствия. Дерек следил за тем, чтобы они не оказались настолько близко, чтобы случайно коснуться друг друга. Ладно, может, Стайлз и перегнул палку, положив голову на его плечо, но если серьезно, то это было уже слишком. Я не собираюсь тебя домогаться, ты… ты… эгоцентричный тупица! То, что Стайлз не мог использовать свои слова, не означало, что он не мог использовать свои мысли. Он пихнул Дерека, упираясь обеими руками прямо в его грудь, и продолжил толкал изо всех сил, лицо Стайлза помрачнело от ярости. Ты и правда такой высокомерный, да? Считаешь, что все вокруг влюблены в твою глупую оборотничью задницу. Ну что ж, приятель, у тебя есть еще одна неприятность, потому что на самом деле ты — огромный мудак! Первый толчок застал Дерека врасплох, и он невольно отступил на пару шагов назад, но оказался готов, когда Стайлз замахнулся на него раз. А потом замахнулся и два. Разница в росте между ними была едва ли в несколько сантиметров, но руки Стайлза оказались в крепких руках Дерека, когда тот поймал летящие на него кулаки. Стайлз боролся. Сопротивлялся. Отказывался мириться с тупой альфовой чушью. С него хватит. Дерек не мог явиться с кислым выражением лица и дерьмовым «о боже, моя драгоценная добродетель!» притворством. Я видел, как ты убивал людей, болван! Не тебе меня судить! Ярость была горячим, успокаивающим одеялом, которое не отпускало его в течение нескольких минут, но как только пелена начала сползать, паника выбралась на поверхность, и Стайлз задрожал. Его трясло. Сквозь мерцание в глазах он увидел во взгляде Дерека конфликт. Стайлз сделал единственное, что оставалось сделать, — врезал каблуком по ноге Дерека. Это было бы гораздо эффективнее, если бы Стайлз был в туфлях, а Дерек без бутцев. Глаза Дерека вспыхнули красным, на его лице появилось раздражение, и он встряхнул Стайлза, один раз. Сильно. А потом его раздражение улетучилось, он выдохнул, и вид у него стал покорный. Как будто он больше ничего не мог сделать. Он сменил хватку на руке Стайлза и, взяв его за запястье, повел на крышу. Сегодня на улице было холоднее, чем в прошлый раз, когда они поднимались сюда. Дерек ворчал — этот звук был похож на шум двигателя, как будто пашут землю или валят лес. Но тем не менее он выскользнул из куртки и накинул ее на плечи Стайлза. Как и в прошлый раз, Дерек встал позади него, но на этот раз он держал руки на плечах Стайлза, и между их телами образовался воздушный зазор. Стайлз закрыл глаза. Попытался сделать вдох. Стайлзу потребовалось не так много времени, как в прошлый раз, чтобы взять себя в руки. Он не был уверен, помогло ли ему пребывание на крыше или присутствие Дерека. Поддавшись гневу, он сдержал панику, и, хотя его внутренности все еще скакали, как в игре «Операция», они больше не были неуправляемыми. Может быть, это было потому, что Дерек был здесь. Или Стайлз стал лучше контролировать себя. Они пробыли на улице недолго, минут пятнадцать или около того. Достаточно, чтобы полюбоваться восходящей луной. До полнолуния оставалось несколько дней. Стайлз повернулся, чтобы с любопытством посмотреть на Дерека, но альфа делал вид, что не замечает его. Полнолуние, а он здесь, в больнице, со мной, вместо того чтобы быть с остальными членами стаи. Какого черта ему понадобилось делать что-то подобное? Каждый раз, когда он думал, что разобрался в своих чувствах к Дереку, у него выдергивали ковер из-под ног и полностью меняли перспективу.• • •
Каждый шаг вперед, казалось, сопровождался несколькими шагами назад, и жизнь Стайлза не была исключением из правил. Он помчался вверх по лестнице в тот момент, когда отец въехал на подъездную дорожку к их дому, — словно это было рождественское утро, он не мог дождаться своих подарков. Вот только в данном случае подарками были его собственная комната, дверь, которая закрывалась, и кровать, которая не пахла бабушкой Стилински. Его комната. Его безупречная комната. Стайлз был на седьмом небе от счастья. По крайней мере, до тех пор, пока он не понял, что всегда будет кто-то дежурить за Стайлзом. Всякий раз, когда отец уходил на работу, кто-нибудь «случайно» появлялся, чтобы составить ему компанию. Это было чертовски неловко, и, конечно же, его отец был к этому причастен. Вероятно, его отец должен был убедиться, что у него не случится припадок в ванной, но неважно. В общем, спустя четыре часа после визита мамы Скотта появился не кто иной, как Скотт, и Стайлз сел на диван и расстроенно надулся. Впрочем, дуться пришлось недолго, потому что Скотт по многолетней привычке включил телевизор, и Стайлз был атакован взрывом звуков и голосов и вынужден был ретироваться в свою комнату. Телевизор был выключен задолго до того, как Стайлз прошел через дверной проем, но Скотту потребовалось еще около пяти минут, чтобы появиться на пороге комнаты со стыдливым и по-щенячьи грустным лицом. Серьезно, кто сказал, что иметь лучшего друга, который умеет так делать, это справедливо? Это должно быть запрещено какими-то правилами. В общем, Стайлз отмахнулся от этого, как всегда прощая, и похлопал Скотта по руке. Ответная лучезарная улыбка почти полностью оправдала эти усилия. Конечно, он не мог допустить, чтобы Скотт часами слонялся по его дому, поэтому немного погодя Стайлз физически вытолкал того за парадную дверь. При этом Стайлз заметил машину без опознавательных знаков через два дома от него, на приборной панели которой стояла чашка с кофе. Вы, наверное, смеетесь надо мной. Отец велел следить за ним? Как будто Стайлз мог не узнать старый «Краун Вик», который департамент использует в тех случаях, когда у них есть засада и они хотят сохранить секретность? Он постоянно натыкался на своего отца во время слежки, когда был помладше! Этот человек был невозможен. И если он думал, что Стайлз не знает, что в холодильнике лежит двойная упаковка пиццы «Пепперони», значит, он был не таким уж и великим детективом! Утром им предстоял серьезный разговор. Очень серьезные слова, из которых ни одно не будет произнесено вслух. Зато будут оскалы и тыканье пальцами! И если дело действительно дойдет до этого, Стайлз был уверен, что начнет топать ногами, а может, даже и кататься по полу. Но это будет завтра. Сегодня же дом был в его распоряжении, и он думал только об одном. Он вернулся наверх, включил душ (с его великолепным напором воды), выкрутив максимальную температуру, и принялся принимать самый длинный в мире душ, наглаживая себя не менее трех раз подряд. По крайней мере, в ту ночь он спал как младенец. Это было уже кое-что.• • •
Когда шериф проснулся на следующее утро, Стайлз и Лидия сидели за столом в обеденной зоне за его ноутбуком, а вокруг них лежала стопка распечатанных исследований из интернета и несколько библиотечных книг. Лидия пришла с книгами утром, а Стайлз пытался позавтракать. Попытка не увенчалась успехом, потому что у них закончились продукты быстрого приготовления, а он с трудом мог прочитать хоть что-то, отдаленно напоминающее рецепт. Поэтому вместо этого она (предположительно) позвонила Джексону, который явился через полчаса с завтраком. Она даже не забыла заказать полезные продукты, чтобы Стайлзу не пришлось ругаться по поводу отцовских правил питания. (Стайлз, разумеется, перерыл весь холодильник и кладовку в поисках контрабандных продуктов, которые входили в список продуктов, в которых его отцу следовало бы себя ограничить. И как бы ни звучала сейчас идея о пицце, он остался верен старшему Стилински и выкинул все это на помойку). Немногочисленные попытки заставить Стайлза выучить настоящий язык жестов взамен тех жалких, надуманных потуг, которые он предпринимал до сих пор, не увенчались успехом. В сочетании с синдромом дефицита внимания (по крайней мере, так он считал) он едва ли мог сосредоточиться более чем на несколько минут за раз, а его память была просто кошмарной. Но он не мог продолжать влачить жалкое существование, не имея возможности сказать людям, что они слишком заботливые придурки. Кстати, об отце. Стайлз жестом указал отцу на еду, которую они отложили для него. Его отец поднял бровь и махнул рукой на все, что Стайлз и Лидия делали вместе. Что это такое? Лидия вздохнула и сдвинула одну из книг по столу. Это была та самая книга, которую она несколько раз за последние недели приносила в больницу, и ее раздражало, что Стайлз не прилагал к ней должных усилий. Но часть его души не желала делать ничего лишнего, пока он не выйдет из больницы. А другая его часть боялась признать, что изучение языка жестов больше похоже на попытку сдаться, чем на что-либо еще. Научиться общаться таким образом означало смириться с тем, что он, вероятно, не сможет общаться по-другому. И этому придется научиться не только ему. Всему его окружению тоже придется учиться. Не слишком ли много он уже от всех потребовал? Он просто хотел пойти домой и попытаться притвориться, что все нормально. Он мог бы стать каким-нибудь странным затворником, и в будущем дети говорили бы о старике Стилински, который сидел в своем доме, как прикованный, и не мог говорить или слышать, и Стайлз был бы не против этого. Ну, он, наверное, не прям смирился бы с этим. Но он бы попытался. Его отец посмотрел на книгу, которая была чем-то вроде «Языка жестов для чайников», добродушно пожал плечами, а затем принялся за свой завтрак. Но Стайлз знал это выражение его лица. Это было его «размышляющее» лицо. Он несколько минут обдумывал идею, прежде чем что-то сказал. Или, в данном случае, сымитировал. Или написал. Или послал сообщение. Его отец начал что-то говорить, выдавил из себя половину слога, а потом словно вспомнил. Он вздохнул, притянул к себе одну из бумаг Лидии и нацарапал в углу: Репетитор??? Лидия вскинула руки в знак благодарности Богу, что хоть кто-то из вас соображает, а затем взмахом руки указала на Стайлза. Ах, точно. Репетиторство. Стайлз бросил на отца испытующий взгляд и потер большим пальцем по пальцам. Деньги, помнишь? Стайлз только что провел два месяца в больнице, и ему даже не хотелось думать о том, в какие долги это вгонит его отца. Он был уверен, что они до сих пор расплачиваются по счетам, оставшимся после смерти мамы. Отец раздраженно прикрыл глаза и посмотрел на Стайлза, но не стал поднимать этот вопрос. Но через несколько минут, когда он начал возиться со своим телефоном, а затем запиликал телефон Лидии, Стайлз начал выходить из себя. И хотя ухмылка Лидии после прочтения текстового сообщения только увеличилась, никто из них не стал рассказывать ему, о чем они говорили за его спиной. Стайлз вернулся к себе в комнату, а когда спустился вниз, его отца уже не было, но Лидия все еще была там, и, что еще хуже, вернулся Джексон, и они принялись за него с удвоенной силой, сопровождая свои речи диаграммами из жестов и движений руками. Зачем он только захотел вернуться домой?• • •
Каждый раз, когда ему казалось, что он достиг худшей части ситуации, в которую он попал, всегда происходило что-то, что заставляло его чувствовать, что дальше может стать еще хуже. Несмотря на то, что он снова принимал лекарства, и несмотря на то, что он прикладывал гораздо больше усилий, чем когда-либо прикладывал к школьной работе, язык жестов оказался тем, в чем Стайлз был совершенно не силен. Он знал, что, согласно исследованиям в области афазии, это больше связано с языковыми центрами в его мозгу, но до сих пор у него не возникало проблем с тем, чтобы добиться нужного понимания. Так почему же это было так сложно? Он часами отрабатывал одни и те же пять жестов, а потом делал получасовой перерыв. Но когда он возвращался к заучиванию, он с трудом мог вспомнить два из пяти. А поскольку половина его обучения приходилась на интернет, а другая — на не самые понятные книги, Стайлзу казалось, что он слишком незначительно и слишком медленно продвигается вперед. Лидия же, казалось, прекрасно все усвоила. Она избрала себя его неофициальным репетитором и уже через два дня опережала его на много миль. А ведь когда-то я был влюблен в тебя, мрачно подумал он однажды днем. И что еще хуже, Скотт и Элисон его бросили. Одна случайная встреча, когда Скотт не понял, что Элисон уже тусуется со Стайлзом, и они оба стали избегать его, чтобы не допустить нового контакта. Неужели это то, что происходит с людьми в Бейкон Хиллс без Стайлза, который держит их в узде? Лидия завладела его жизнью, Скотт и Эллисон были слишком трусливы, чтобы встретиться друг с другом, а Дерека никто не видел с тех пор, как Стайлз выписался из больницы. Нет нужды говорить, что это были несчастные две недели. Когда Стайлз спустился к ужину, его отец разговаривал по телефону, но сразу же отключился, как только увидел сына. Что заставило его вспомнить. Он не стал расспрашивать, потому что у него, как у антикоммуникабельного человека, не было никаких на то причин, но он показал отцу на телефон, а затем на себя. Шериф посмотрел на него непонимающе, затем растерянно, а потом медленно достал из кармана свой сотовый телефон с вопросительным взглядом. Стайлз вздохнул. Нет. Не твой сотовый, а мой, показал он. Шериф пожал плечами, демонстрируя свою невежественность, а затем указал в сторону лестницы. В твоей комнате? Стайлз покачал головой. Он не видел своего телефона с той ночи в школе, но у него не было возможности сказать об этом отцу. Значит, его телефон не нашли в больнице? Это означало, что он все еще может быть у альф. Что старший Стилински вообще знал о той ночи? Его схватили, отправили в нокаут, а через несколько часов подбросили в больницу, как будто в этом не было ничего особенного. А потом то же самое случилось с его сыном. Только его сыну не повезло.• • •
Когда Стайлз наконец-то добрался до своей комнаты, угадайте, что лежало на его столе, прямо поверх ноутбука. Как будто он случайно оставил его там и забыл. Ты, блядь, издеваешься надо мной. Он провел пальцем по экрану, и телефон разразился списком дел, которые он пропустил, сообщений, на которые нужно было ответить, игр, которые он забросил, и обновлений, в которых он остро нуждался. Оказалось, что его отец забыл выключить свой телефон. Что ж, по крайней мере, это радует. Слышал, ты спрашивал об этом, написал ему Мигель. Чертов Мигель. Несмотря на то, что до Нового Года оставалось всего несколько дней, Стайлз распахнул окно и закричал в ночной сумрак. Стайлз Стилински сыт по горло твоим дерьмом, Хейл. Спустя пять минут Стайлз замерз, а трус так и не обратил на него внимания. Тогда Стайлз снова взял телефон и отправил сообщение: если ты не придешь сюда в ближайшие тридцать секунд, я отправлю отца на улицу, и он. Пойдет. И. Пристрелит. Тебя. Он едва успел нажать «Отправить», как в комнату ввалился Дерек, как акробат, как выпендрежник, которым он на самом деле и был. Наверное, он ожидал, что Стайлз сдастся первым, разозлится и потребует зайти внутрь. Потому что Дерек был таким вот засранцем. Он потряс телефоном перед лицом Дерека, желая, чтобы в нем промелькнула хоть капля стыда или смущения. Но тот, как обычно, выглядел донельзя упрямым и недовольным. Стайлз ткнул его в большую тупую грудь, а затем указал на себя. Мой телефон. Мой. Дерек выхватил устройство из его рук, как будто это не имело никакого значения, и начал водить пальцем по экрану, пока не наткнулся на фотографию, сделанную Стайлзом, на которой были запечатлены Скотт и Эллисон, где лицо Скотта было размазанным от света его глаз. Стайлз потянулся за телефоном, но Дерек поднял его так, чтобы он не достал. Затем он отвернулся и продолжил просматривать личные сообщения Стайлза, пока не дошел до сообщения Скотту: Альфы напали на Лидию. Она в порядке. Джексон был с ней. Правописание Стайлза стало намного лучше, как только он начал использовать функцию преобразования голосовых сообщений в текстовые на своем телефоне. Только благодаря этому он стал писать правильно. Затем еще одно: Почему все оборотни такие территориальные мудаки? Это было адресовано Эллисон, и он не мог вспомнить, о чем шла речь, но он говорил о Дереке, а потом разговор перешел на Скотта (конечно же, он перешел на него), и они стали делиться своим взаимным недовольством. Дерек одарил его наглым, широко раскрытым взглядом, который кричал: ты хочешь, чтобы твой отец все это увидел? Правда? Стайлз ненавидел, когда его переигрывали. И он определенно ненавидел, когда его переигрывал глупый альфа. Он хмыкнул и вернулся к тому, чем занимался до ужина: смотрел видео с языком жестов и пытался повторить движения. За сегодня он просмотрел видео уже тридцать один раз. Он чувствовал, как в его нутре нарастает следующая крупная истерика, только теперь у него не было больницы, полной медсестер и санитаров, которых можно было бы терроризировать. Если он и станет швыряться вещами, то это будут его собственные вещи, и от него потребуют, чтобы он все убрал. Дерек устроился в кресле Стайлза, а Стайлз — на кровати, положив ноутбук на свою грудь. Он вернулся к видео с алфавитом, потому что, по крайней мере, в нем было двадцать шесть различных движений, на которых он мог сосредоточиться. Выполнять одни и те же пять снова и снова было безумно скучно. Краем глаза Стайлз заметил, как Дерек напрягся, когда он начал прогонять буквы, с трудом заставляя свои пальцы складываться в правильные фигуры. Где-то на букве «R» Стайлз не смог больше фокусироваться и посмотрел на Дерека, чтобы увидеть ужас на его лице. Стайлз быстро огляделся, потому что что-то вызвало такое выражение на лице Дерека. В комнате больше никого не было, а дверь была закрыта, так что не похоже, чтобы отец заглянул к ним. Стайлз слез с кровати, и когда он подошел к Дереку, тот вскочил со стула и отступил к окну. Стайлз остановился, и Дерек тоже замер, хотя на его лице отразилась… печаль? Какого черта? — Дерек? Что такое? — слова все еще звучали как суп, но Стайлз не смог остановить себя. Звук собственного голоса был чужим для его ушей, и это не мешало ему попсиховать позже. Сейчас нужно было сходить с ума по другому поводу. Он снова протянул руку, и Дерек снова отступил, так что Стайлз не стал настаивать. Как я могу помочь тебе, если даже от одной мысли о близости со мной у тебя мурашки по коже? В отчаянии спрашивал он себя. Долго гадать не пришлось, потому что это было похоже на щелчок выключателя, и внезапно Дереку стало на все это наплевать. Он шагнул вперед, схватил Стайлза за руку и мягко гнул его пальцы, пока они не сложились в знак «R». Затем Дерек сделал шаг назад, глубоко вдохнул и начал выводить алфавит. В некоторых моментах это происходило медленно, и было очевидно, что Дерек долгое время не использовал этот навык, поэтому движения были знакомыми и в то же время заржавевшими. Но он как-то справился, и Стайлз уставился на него. Дерек знал язык жестов? У Стайлза сейчас был самый неловкий стояк.tbc…