Обширные рубцы от задней поверхности колена до верхней части лодыжки. Рубцовая ткань розового цвета, блестящая, бугристая по текстуре и разделяется на две отдельные полосы на икре. Ахиллово сухожилие не повреждено; при травме его избежали только едва. Малоберцовая кость сломана чисто и с тех пор хорошо зажила. На большеберцовой кости глубокие борозды. Рентген не делали уже почти пять лет, но предполагается, что они всё ещё присутствуют, если судить по сильной боли в костях.
Тяжелое повреждение икроножной мышцы. В результате травмы она была в значительной степени разрушена, и её регенерация была предотвращена из-за образования избыточной рубцовой ткани. Очень слаба из-за уменьшения размера и обладает малой выносливостью. Повреждение камбаловидной мышцы минимальное, всё в основном зажило.
Правая нога (доминантная) большей частью не пострадала, за исключением поверхностных ран на мышцах и плоти, которые уже давно полностью зажили. Повреждения почти полностью касаются левой ноги.
Сразу после несчастного случая вообще не мог опираться на левую ногу. Возможно, в основном из-за наличия болезненной и опасной для жизни инфекции, а также из-за вышеупомянутого повреждения кости. Настоятельно рекомендовалась ампутация ниже колена, но это моя чертова нога, и я всё ещё могу ею пользоваться — способность ходить восстановилась после того, как кости срослись, а инфекция успешно отступила, благодаря сверхкомпенсации неповрежденной камбаловидной и длинной малоберцовой мышц.
Через два года в лечении боли химическими препаратами отказали, за исключением редких случаев, когда невозможна нормальная деятельность. С тех пор уровень боли не понизился. Боль остается постоянной, а спазмы и судороги в том, что осталось от икроножной мышцы, являются частыми.
Частота увеличивается из-за стресса, вызванного неудобной позой, длительным стоянием и ночными кошмарами. При ходьбе приходится прихрамывать. Бегать невозможно. Я отказался от ежедневного использования трости.
Лучше, чем сейчас, уже никогда не будет, но, к счастью, я к этому привык.
Из личного дневника Сэма Винчестера
Сэм не обрадовался наступлению утра, растянувшись под тяжелыми одеялами и не в силах заставить себя снова заснуть. Не то чтобы он устал — совсем наоборот, на самом деле. Он спал долго, крепко и беспробудно, хотя чувствовал, что после вчерашнего его должны были мучить кошмары. Цепи не гремели, стулья не опрокидывались. Если учесть эти два фактора, это была лучшая ночь за всю неделю. Довольно иронично. Он ненавидел тот факт, что уже наступило утро, потому что это означало, что он должен вставать и выполнять свои обязанности. Ну, не то, чтобы должен... Он мог бы просто лежать здесь весь день и ждать, пока не умрет от голода. Тот факт, что это звучало предпочтительнее, чем вставать с постели, по его мнению, не предвещал ничего хорошего на остаток дня. И всё же он сбросил одеяло и сел. Надю и Вона нужно было покормить, к тому же последнему ещё и душ принять. К сожалению для них обоих, он не мог позволить ему делать это без присмотра. Но ему нужно было кое-что сделать, прежде чем он сможет позаботиться о них, напомнил себе Сэм с внутренним вздохом, вставая, открывая дверь и выходя из спальни. Ворота в камеру демона всё ещё были распахнуты настежь; он внезапно почувствовал огромную благодарность ко всем тяжелым оковам, которые не давали ее обитателю просто выйти наружу. Он увидел свой дневник, лежащий на бетонном полу сразу за дверным проемом, и был уверен, что пустая фляжка и железная кочерга находятся именно там, где он их вчера оставил. Сделав глубокий вдох, Сэм пересек комнату, удивившись про себя, когда нога позволила ему это сделать без особых проблем. Она болела, но не больше, чем обычно. Возможно, это было её вознаграждением ему за полноценный отдых прошлой ночью. Демон выглядел почти спящим, когда Сэм переступил через соляную линию и вошел в камеру. Глаза были закрыты, голова опущена, подбородок едва не лежал на металлическом ошейнике, что покоился на ключицах. Но он быстро открыл глаза и поднял голову при звуке шагов, что не удивило Сэма — он знал, что демоны не спят. Зеленые глаза следили за ним, пока он поднимал журнал, крышку от фляжки, саму фляжку и, наконец, кочергу. Он хорошо разглядел ожог от железа на шее демона, пока доставал последнюю вещь, и заметил, что за ночь ему, похоже, стало хуже, он распух и выглядел воспаленным. Сэм не потрудился закрыть за собой калитку, когда вышел из камеры и разложил всё, что собрал, по местам. Он знал, что демон наблюдал за ним всё то время, пока он был в поле зрения, и на самом деле не мог винить его, поскольку определенно должен был выглядеть сейчас довольно интересно. Он только что встал с постели, поэтому волосы были в диком беспорядке, и одет он был в спортивные штаны и футболку, слишком потрепанные, чтобы использовать их для чего-либо, кроме сна. Закончив, он схватил аптечку из ванной и мочалку из кухни и вернулся в камеру. Подойдя ближе, Сэм практически чувствовал замешательство демона, но ничего не сказал, чтобы развеять его. Он просто опустился перед ним на колени, недовольный этим, и начал работать. Открыв аптечку, он достал ножницы и, расстегнув ремешок на голени, разрезал правую штанину джинсов демона, чтобы добраться до его распухшего колена. Сэм, нахмурившись, ощупал его, и демон дернулся от боли (он пытался убедить себя, что это была только имитация, но получалось плохо). Что-то внутри него определенно было сломано, и несколько сухожилий порваны. Он не был врачом, но мог с уверенностью сказать это. Сэм не сомневался, что рана заживет идеально, если дать ей время срастись. Но он мог помочь этому произойти быстрее. Он туго обмотал рану бинтами, чтобы уменьшить отёк. Покончив с ней, он двинулся вверх. Сэм срезал с демона пропитанную кровью футболку, затем отодрал ее от его кожи, что было гораздо легче сказать, чем сделать, с цепью, обмотанной вокруг верхней части тела, и ремнями на животе и груди. Сэм не мог разглядеть конкретные раны, пока не стер тряпкой, которую принес с собой, часть крови, такой сухой, что она даже не липла, с веснушчатой кожи демонического вместилища. На его солнечном сплетении виднелась глубокая рана, по-видимому, нанесенная ножом, который был жестоко провернут в его теле. Его грудная клетка почернела и деформировалась от синяков и сломанных костей. Сэм вздрогнул только от вида повреждений, думая о том, сколько пинков и тычков, должно быть, потребовалось, чтобы сделать это с ним. Он не знал, что он мог сделать, чтобы исправить такое, но полагал, что попытка не помешает. Сэм промыл рану, что было совсем не весело, потому что она была сильно инфицирована. По крайней мере, Гордон не повредил демону ни один из органов — пуля попала прямо в диафрагму. Сэм быстро зашил все слои, как только удалил гной и некротизированную плоть. Он хорошо умел накладывать швы, у него было много практики. Он наложил на них марлевый тампон, чтобы сохранить рану чистой и влажной. Сломанные ребра демона… Сначала Сэм попытался вправить их на место, но примерно через тридцать секунд отказался от этой затеи. В итоге он обмотал большую часть его туловища теми же бинтами, что и колено, и надеялся, что это предотвратит ухудшение состояния. Он сменил повязки на горле. Рана там выглядела намного лучше, и Сэм решил, что это из-за того, что он с ней сделал. Он задумался, сколько времени пройдет, прежде чем демон сможет говорить. Он смазал кремом от ожогов то, что нанес вчера кочергой, затем вытер засохшую кровь с разбитой стороны лица демона и с его коротко остриженных волос. Упомянутый демон всё это время позволял ему работать. Он не кусался и не плевался — на самом деле, он даже двигал головой, чтобы Сэму было удобнее работать над определенными участками. Закончив, Сэм бросил испачканную тряпку в миску с мутной от крови водой и с видом счастливого изнеможения сложил пустые обертки обратно в аптечку. Ему пришлось приложить немало усилий (в частности, его ноге), чтобы сделать всё это, но он чувствовал, что поступил правильно. По крайней мере, до тех пор, пока не услышал голос демона. Он смотрел на него сверху вниз, наблюдая, как тот приводит себя в порядок, и в зеленых глазах его отражалось не больше эмоций, чем у змеи. Его голос был хриплым, каркающим, и, похоже, ему было физически больно произнести одно единственное слово, которое он выплюнул: — Хромой. Сэм застыл, мышцы его напряглись. Он хотел взглянуть на демона, но ему потребовалась всего доля секунды, чтобы решить, что он не будет доставлять тому такого удовольствия. Вместо этого он закончил свои дела, встал, держа аптечку в одной руке, а миску — в другой, и вышел, не оглядываясь. На этот раз он закрыл решетку и запер ее на ключ.*****
— Ты, — обвинила Надя почти убийственно небрежным тоном: — трус. — А вот это уже не обосновано, — ответил Сэм. Он поднял пластиковую бутылку правой рукой и встряхнул ее. — Ты хочешь свою кровь или нет? Темные глаза Нади, обрамленные густыми ресницами, слегка сузились. Эффект получился излишне чувственным. — Тебе не избежать этого. — Я вылью её в канализацию, — ответил Сэм. Он снова встряхнул бутылку, на этот раз сильнее. Из-за чего кровавое содержимое растеклось по внутренним стенкам сосуда. Надя усмехнулась, качая головой и отводя от него взгляд. Она скрестила руки, подчеркивая свои груди совершенно естественно. По крайней мере, сегодня на ней была одежда: ее обычные бесформенные спортивные штаны. — Кровь ягненка, — сказала она с явным отвращением в голосе. — Как будто я бы опустилась до такого. Сэм безразлично пожал плечами. — Отлично. Тогда увидимся завтра. Вону нужно принять душ, — он потянулся к ручке у двери в комнату Нади. — Почему ты никогда не даешь мне принять душ? — в ее голосе зазвучали детские нотки, в которых (слава богу) не было и намека на сексуальность. — Всегда только мальчик-рейф. Ты так по-особенному к нему относишься. — Ах, это потому, что я ему доверяю, — сказал Сэм, и уголок его рта приподнялся в недоверчивой усмешке. — Вону достается душ. Тебе — мочалка и ведро с мыльной водой. Он доказал, что не заинтересован в моем убийстве. В то время как ты… ты здесь почти столько же, сколько и он, и всё ещё смотришь на меня так, словно я что-то съедобное. — Потому, что ты и есть — что-то съедобное, — парировала Надя. Ее верхняя губа изогнулась в усмешке, обнажив идеальные белые зубы. — Ты — добыча. Ты слабак, ты трус. — О, — сказал Сэм. — Мы снова к этому возвращаемся, да? Надя ничего не сказала, только вздернула подбородок и властно посмотрела на него сверху вниз. Не обращая внимания на то, что он был на целых полтора фута выше ее. Он вздохнул, прислонившись к двери. — Ладно, хорошо, — сказал он. — Я спрошу, — он преувеличенно широко раскрыл глаза. — Почему я трус? — Принц демонов, — ответила Надя. — Рыцарь, — машинально поправил ее Сэм. — Мы это уже обсуждали. Он Рыцарь Ада, а не Принц. Надя бросила на него равнодушный взгляд, прежде чем спросить: — А титул действительно имеет значение? Он — самое могущественное существо, которое когда-либо было в твоем доме. Очевидно, ее здесь не было, когда он призвал Мардука, но он решил не поднимать этот конкретный вопрос. Вместо этого он вышел на середину комнаты, поставил бутылку, которую держал в руках, и отступил назад. — Возможно, — сказал он. — Но вся эта энергия находится под контролем. В ближайшее время он никуда не денется, — кивнув на бутылочку, он добавил: — Пожалуйста. Тебе нужно питаться. Ты заболеешь, если не будешь есть. — Как будто ты потеряешь сон из-за меня, если я заболею, — ответила она. — И как будто сам этот напиток не причинит мне больше вреда, — но она все равно взяла бутылку и зубами приподняла пробку, чтобы открыть ее. — Он связан, ты прав. Он даже не может прикоснуться к тебе, — продолжала она между глотками. — Но каким-то образом он всё же контролирует тебя. И, судя по тому, что я видела, он отлично с этим справляется. Сэм прочистил горло и скрестил руки на груди. — Ты ничего не видела, — заметил он. — Ты месяцами не выходила из этой камеры. — Но я слышала, — ответила Надя, и в её голосе прозвучало гораздо больше самодовольства, чем она имела на это право. — Ты же знаешь, что у меня слух намного лучше, чем у тебя. И звукоизоляция в этой камере сломана или типа того — на твоем месте я бы починила её, прежде чем сажать сюда следующего монстра. — Что ты слышала? — спросил Сэм. На самом деле для него не было новостью, что звукоизоляция в камере Нади была самой слабой из всех. Предыдущим обитателем был вурдалак, обожавший имитировать крики своих жертв перед тем, как сожрать их заживо. Сэм и глазом, красным от недосыпания, не моргнул, когда пришло время от него избавиться. — Каждый раз, когда он выгонял тебя из камеры, прежде чем ты был готов уйти, — ответила Надя. Она опустилась на свою койку, прежде чем бросить Сэму пустую бутылку. Он легко поймал ее. — Кровью, слезами, а сегодня — словом. Всего одно слово, — она невинно моргнула. — На самом деле, я не расслышала его. Не могу не задаться вопросом, что могло заставить тебя выскочить из его камеры, поджав хвост. — Ага, — нейтрально согласился Сэм. Он нажал на дверную ручку, и она бесшумно распахнулась. — Настоящая загадка, не так ли? — Ты трус, — крикнула Надя, когда он вышел, повторяя свои прежние слова. — Ты слабак. Сэм закатил глаза, закрывая дверь и запирая ее на ключ. — Я принесу тебе ведро сегодня днем, — сказал он. Если у нее такой хороший слух, как она сказала, то она должна была это уловить. Он наполнил спортивную бутылку теплой водой и оставил её отмокать в раковине, затем отпер дверь в комнату Вона. Рейф, растянувшийся на своей койке, поднял голову, затем свесил ноги с края. Сэм поднял руку и взял миску со сморщенным мозгом, лежавшим в ней. — Придержи коней, — сказал он ему. — Дай мне разобраться с этим, а потом мы можем идти. Вон театрально вздохнул и откинулся на спинку койки. Он обвиняюще посмотрел на Сэма, прежде чем тот закрыл дверь, но, похоже, у него не было ни времени, ни желания что-либо говорить. Не сказать, чтобы он так уж долго ждал. Как только миска (и всё остальное) была вымыта, а мозг выброшен, Сэм вернулся за ним и отвел в ванную. Вон разделся, когда Сэм услужливо повернулся к нему спиной и собрал одежду, чтобы бросить в кучу для стирки. Положив чистый комплект одежды на стойку, он опустился на унитаз, шипя от боли, когда перенес вес с ноги и вытянул её. — Нога беспокоит тебя? — спросил Вон, очевидно, услышав тихий звук даже сквозь какофонию разбрызгиваемой воды. — Моя нога всегда беспокоит меня, — ответил Сэм. — Просто сегодня утром я немного потренировал её. Вон — размытое оранжево-белое пятно благодаря густому пару на дверном стекле, вошел под струю воды. Сэм мог сказать, что он мыл голову и, похоже, неловко переминался с ноги на ногу. — Ты… — он прочистил горло. Писклявый. Его голос всё ещё менялся. — Ты что-то сделал с тем новым парнем? Сэм слегка откинулся назад, размышляя. Это был первый раз, когда Вон спросил о своем относительно новом соседе. Что было немного удивительно, учитывая, что обычно он хотя бы чуть-чуть, но проявлял какое-то любопытство к миру за пределами своей камеры. Кроме того, он был гораздо ближе к демону, чем Надя, даже если у него была лучшая звукоизоляция. — Ты его боишься? — мягко спросил Сэм, кладя одну лодыжку на противоположное колено, чтобы устроиться поудобнее. Голова Вона, яркое цветное пятно, яростно замоталась взад-вперед. Капли воды падали на дверь изнутри. — Конечно, нет! — огрызнулся он. — Я не человек — у меня есть множество средств защиты. Меня мало что пугает, — последовала пауза. Сэм услышал, как он что-то выдавливает из бутылки. — Но я чувствую его. Я не знаю, кто он такой, но он сильный, и я испытываю к нему здоровое уважение. Сэм издал звук, который нельзя было назвать полноценным смешком. — Он Рыцарь Ада. — Он демон? — спросил Вон с некоторым сомнением. — Своего рода, — признал Сэм. — Точно так же, как ты своего рода оборотень. Но к обычным, заурядным демонам он относится, как ты к хамелеонам. Воцарилось потрясенное молчание, которое длилось около двух секунд. Вон повернулся под струями воды с восхищенным: — Вау. — Да, — согласился Сэм, скрестив руки на груди. — Но он не выйдет из своей камеры. По крайней мере, до тех пор, пока я не придумаю, как его убить или изгнать — и даже тогда я буду выносить только его вместилище. Тебе нечего бояться. — Я и не боюсь, — раздраженно напомнил ему Вон. — Ты принимал душ сегодня утром? — Ага, — сказал Сэм. Как раз перед тем, как переключить свое внимание на Надю и Вона. — Вода холодная? В ответ Вон только закрыл кран, затем поймал сложенное полотенце, которое Сэм бросил на дверцу. Он вышел из ванной и позволил мокрому полотенцу свалиться на кафель, как только Сэм повернулся к нему спиной, — послышались шорох ткани и скрип пластика, когда мальчик начал одеваться и причесываться. Оглянувшись через плечо, Сэм увидел Вона в отражении зеркала, которое безошибочно выдавало в нем рейфа — иссохшую, похожую на труп жуткую фигуру, которая ничем не походила на парня по ту сторону зеркала. За исключением роста, телосложения и основных черт лица, которые у них были общие. Сэм привык к нему уже давно. И, он полагал, Вон привык еще раньше, поскольку это был он сам. — Кстати, об оборотнях, — начал Сэм, когда ему в голову внезапно пришла одна мысль. Вон громко застонал, роняя расческу обратно на стойку. Его волосы все еще блестели от влаги, но, по крайней мере, теперь они были аккуратно уложены. Он повернулся и, прищурившись, посмотрел на Сэма, опираясь одной рукой о стойку, а другую засовывая в карман своих чистых джинсов. — Я думал, что сегодня смогу избежать твоей стремности, — проворчал он. Сэм ухмыльнулся. — Ничего, если я буду делать заметки? — спросил он, продолжая сидеть. Глаза Вона сузились еще больше. — Нет, — резко ответил он. — Ты же знаешь, что не ничего. Сэм примиряюще поднял руки ладонями вверх: — Верно, верно. Извини. — Давай. — Вон повернулся спиной к зеркалу, уставившись на свои босые ноги и перенеся весь вес тела на бедра, где они соприкасались с краем стойки в ванной. Он поднял руку, чтобы потереть шею сзади. — Валяй. — Ты можешь… насколько я понимаю, ты можешь выглядеть как угодно, — начал Сэм, разводя руками. Как обычно, напряженный Вон постепенно начал расслабляться. — Но ты выглядел… ты был самим собой всё то время, что был здесь. Почему? — Откуда ты знаешь, что этот я — настоящий? — спросил Вон, взглянув на Сэма и приподняв брови. — Потому что твоё отражение всё равно что твой обгоревший труп, — ответил Сэм. — Оно выглядит в точности как ты. Никакой разницы в размерах или форме, — он не упомянул тот факт, что знал, что мать Вона тоже была светло-рыжей. Вон немного расстроился. — О, — его губы дрогнули. — С тобой неинтересно, Сэм. — он опустил руку, чтобы почесать грудь, а затем вдруг спросил: — А почему ты волосы не подстрижешь? Сэм моргнул, застигнутый врасплох. — Э-эм… я не знаю, — сказал он, затем пожал плечами. — Наверное, потому, что я больше не работаю в поле. Я не охочусь и не сражаюсь, так что… мне это не нужно. — И это огромная заноза в заднице, верно? — настаивал Вон. Когда Сэм кивнул, он указал на него. — Вот, видишь? Это мой ответ. Мне нет причин это делать, и это причиняет боль. Сэм снова медленно кивнул, затем встал. Вон стоял между ним и дверью, и это обеспокоило бы Сэма, если бы он был кем-то (или чем-то) другим. Он не возражал, даже если тот перекрыл единственный путь к отступлению. — Хороший ответ, — сказал он. — Готов вернуться в свою комнату? — Вон скорчил гримасу. — У меня почти закончились книги. — Я знаю. Скоро я принесу тебе ещё, обещаю, — Сэм положил руку на плечо Вона и повел его обратно в камеру. Стоя в дверях, Вон повернулся к нему лицом и спросил. — Что ты делал с Рыцарем? — он спросил. — Я имею в виду, этим утром. Сэм поколебался, прежде чем ответить. — Залатывал его раны, — наконец тихо сказал он. — Охотник, который привел его сюда, сильно избил его. Вон фыркнул: — Придурок. — Сэм ухмыльнулся, помолчав, и Вон вздохнул и добавил: — Ты хороший парень. Это был хороший поступок. — Ага, — ответил Сэм, прежде чем закрыть и затем запереть дверь в камеру Вона.