Демоны уникальны в одном конкретном аспекте, отличающем их практически от всех остальных монстров в мире: они не чувствуют боль. Они нематериальны, как и призраки, но, в отличие от последних, они ни черта не могут сделать окружающему миру, если не находятся в украденном вместилище. Согласно преданиям, ангелам нужно разрешение, чтобы завладеть человеком, в то время как демонам не нужно ничего, чтобы силой проникнуть внутрь и делать всё, что им заблагорассудится. Это изнасилование в его самой фундаментальной форме, и демоны не особенно разборчивы в том, кто их жертвы.
Забравшись под чью-то кожу, демоны могут использовать все свои силы, данные им Люцифером. Телекинез, телепортация, они могут убивать одним прикосновением, а в редких случаях даже контролировать огонь и электричество. И они носят свой сосуд как броню. Ударьте их, и это всего лишь выбьет зубы какому-нибудь невинному человеку, а демон будет продолжать наступать. Воткните топор им в грудь, и сосуд истечет кровью, но демон даже не вздрогнет. Выстрелите им в голову. Вы освободите человеческую душу, которая всё это время была невольным пассажиром, но что касается демона, то с таким же успехом вы могли бы швырять в него орешками. Они не чувствуют ничего из той боли, что вы причиняете их вместилищам.
Демоны реагируют на железо, святую воду и соль так, будто им больно, но я не думаю, что это правда. Они не могут пересекать линии или круги, созданные из этих веществ, поэтому мне кажется, что они только боятся боли. Это даже не реальный дискомфорт. От кожи вместилища может подниматься пар, когда вы окатываете его святой водой, но ожогов не остается. Это всего лишь химическая реакция между силой веры и сущностью самого демона.
Им может мешать травма человеческого тела, в котором они в данный момент находятся. Они могут кричать и буйствовать, когда вы бросаете в них горсть соли. Очень легко забыть, что на самом деле ничто не способно причинить им боль, но важно этого не делать.
Демоны. Не могут. Почувствовать. Боль. Имейте это в виду.
— Демоны и другие библейские чудовища, Сэм Винчестер
За обедом, нарочито богатым белками, последовал пятнадцатиминутный силовой сон, после того как Сэм закончил с Гордоном и обнаружил, что в желудке у него свинцовой тяжестью лежит новое задание. Еще чуть больше, и он начал бы погружаться в более глубокий сон, что привело бы к тому, что, встав, он почувствовал бы себя более уставшим, чем когда ложился. Прямо из постели он встал под холодный душ, результатом которого стали сведенные мышцы ноги и удивительно яростный прилив сил. Длинные волосы темными прядями обсыхали вокруг его лица, пока он брился и чистил зубы. Обычные ритуалы только помогли ему проснуться еще больше. Как только он почувствовал себя настолько чистым, насколько это было возможно, Сэм завязал волосы в короткий хвост резинкой, затем взял подушку на крыльцо и погрузился в медитацию. Можно было бы многое сказать о том, как очистить свой разум на пару часов, как глубоко дышать и сосредотачиваться. И существовало так много способов медитировать. Слушание классической музыки (что он и делал после сеанса с Элспет) особенно хорошо работало нем, когда он был взвинчен до предела. Бег, которым он часто занимался, когда был подростком, тоже был способом медитации. Особенно после ссор с отцом. Учитывая, как часто они сталкивались лбами в тот период его жизни, он, должно быть, преодолел более тысячи миль по тропинкам и тротуарам по всей стране. Очевидно, больше он не мог этим заниматься. Так что выбор был либо музыка, либо ничего. Сэм чувствовал себя потрясающе после того, как провел почти три часа на свежем воздухе, закрыв глаза и поджав под себя ноги. Густой лес, окружавший его хижину, создавал ощущение почти клаустрофобической изоляции, но также приводил к глубокому покою и бесконечному притоку свежего воздуха. Его настроение зашкаливало, когда он отнес подушку обратно в дом и достал две кастрюли и полупустой кувшин с отбеливателем. Он был в восторге от экспериментов, которые планировал провести над демоном сегодня вечером, и подумал, что, возможно, ему даже удастся провести час или два с Элспет, когда он закончит. Вон и Надя съели свой ужин. Вон пожаловался на надвигающуюся скуку, так как ему почти нечего было читать, а затем на надвигающееся расстройство желудка, когда Сэм сказал ему, что сегодня будут его последние свиные мозги на ближайшее время. Надя поджидала его обнаженной. Это был всего лишь двадцатый с чем-то раз, когда она пыталась применить подобное на нем. Сэм не удостоил ни ее груди размером с апельсин, ни красные узоры, обрамлявшие ее темные соски, ничем кроме мимолетного взгляда, однако его заинтересованный член непроизвольно дернулся, когда она делала глубокие, мощные глотки крови, и ее грудь подпрыгивала в такт. Ему нужно было уже с кем-нибудь переспать, понял Сэм, приводя всё в порядок. Восемь лет — долгий срок для любого, даже для него, с его сдержанным либидо, чтобы прожить без секса. Но почему-то он сомневался, что Гарт будет готов доставить кого-нибудь с пониженной социальной ответственностью вместе со следующей партией припасов. Весь дом вонял отбеливателем. Когда с делами было покончено, и ничего не оставалось, кроме как встретиться лицом к лицу с демоном, Сэм спокойно взял на кухне фляжку со святой водой, чугунную кочергу из подставки для зонтов с инструментами у двери и один из своих старых дневников из аккуратной стопки под кроватью. Затем он отпер дверь и вошел в камеру к демону. Когда Сэм вошел, демон поерзал на стуле, насколько это было возможно, и повернул голову, чтобы получше его разглядеть. Его глаза упали на предметы в руках Сэма, а затем потемнели. На губах Сэма появилось подобие ухмылки. — Да, — сказал он, кивая. — Наконец-то пришло время. Он поставил фляжку и кочергу у решетки, затем медленно двинулся вперед, листая книгу, которую держал в руках. Он остановился, дойдя до заметок об экспериментах со стандартным демоном — черноглазым, непритязательным мужчиной, довольно низко стоящим на тотемном столбе Ада. Этот Рыцарь, должно быть, занимал довольно высокое положение, но, хэй, у него всё ещё были черные глаза. Так что некоторые из прежних приемов Сэма могут сработать и на нем. В любом случае, есть только один способ выяснить это. — Не способны преодолеть солевые барьеры, — прочитал он. — Толщина линии не имеет значения, главное, чтобы она не была нарушена… святая вода тут же испаряется на коже и вызывает явную болевую реакцию. Вместилище остается целым и невредимым, — он захлопнул дневник, когда подошел к своему обычному месту и остановился в нескольких футах от демона и его стула. Доброта, с которой он относился к Вону, и здоровое уважение, которое он испытывал к Наде, не сработают здесь, с этой тварью. Его единственным выходом было запугивание. Демон смотрел на него снизу вверх, бесстыдно глядя в глаза. Они всё ещё были черными. Сэм знал, что они такие, потому что черный дым, из которого состоят все демоны в мире, проникает в зрачок и заполняет водянистую влагу — по его теории, это было своего рода демонстрацией угрозы, поскольку глаза, казалось, непроизвольно менялись, когда их владельца обрызгивали святой водой или пытались изгнать. Он выбросил эту мелочь из головы и скрестил руки на груди, всё ещё держа в одной руке дневник. Сейчас эти знания ему вряд ли помогут. Он начал: — В этом нет ничего личного. Демон откинулся на спинку стула, скептически прищурив глаза цвета смолы. Сэм продолжил. — Возможно, ты пытался укусить меня и, возможно, плюнул мне в лицо, — он переступил с ноги на ногу, но не отвел пристального взгляда. — Но я не поэтому собираюсь причинить тебе боль сегодня. Я не держу зла — при моей работе я не могу себе этого позволить, — он слегка наклонился вперед, отчего у него заболела нога. — Я причиню тебе боль, потому что люди, с которыми я работаю, люди, которые мне небезразличны, нуждаются в информации. Если в мире есть ещё такие существа, как ты, то они должны знать, как остановить их. Чтобы они могли спасать жизни. Демон покачал головой, и его мягкие губы медленно растянулись в улыбке. Сэм не был уверен, то ли он не поверил ему насчет обиды, то ли на счет всего остального, то ли пытался сказать ему, что на свете нет других Рыцарей. Точно так же, как он сказал это Гордону перед тем, как тот раздавил ему горло. Пытаться разобраться в этом было пустой тратой времени. Сэм вернулся в переднюю часть камеры, меняя дневник на кочергу и фляжку. Демон не выглядел впечатленным, когда он повернулся к нему; его босые ноги и края джинсов шелестели об руны, которые были высечены на полу. — Гордон и его люди, — сказал Сэм, прежде чем зубами отвинтить крышку от фляжки. Он продолжил говорить с крышкой во рту: — Те, кто поймали тебя? — выплюнул её на пол между своих расставленных на ширину плеч ног. Сэм сделал мысленную пометку не наступить на нее, чтобы не выглядеть потом идиотом. — Предполагаю, что они использовали на тебе много разных веществ, — он встряхнул фляжку, отчего благословленная вода внутри громко забулькала. — Но они просто пытались избавиться от тебя. Они не экспериментировали, чем я и собираюсь здесь заняться. Они не наблюдали за тобой, чтобы понять, что причиняет тебе больше всего боли, — он слегка приподнял кочергу, занеся ее в положение готовности. — Я просто подумал, что должен предупредить тебя: Я не такой, как они, и собираюсь причинить тебе больше боли, чем всё, что они сделали с тобой вместе взятое. Сэм не ожидал какой-либо реакции на свою маленькую речь, но демон широко улыбнулся и приподнял красиво очерченные брови. Намек был ясен: продолжай. Сэм так и сделал. Плавным движением запястья он описал фляжкой дугу и направил тонкую струйку святой воды прямо в лицо демона на уровне его глаз. Реакция была мгновенной. Он отпрянул и закрыл глаза, но даже с не до конца изученными рефлексами существа, вышедшего из ада, было слишком поздно, слишком ограничены были его движения. Вода попала ему в глаза и потекла по лицу, и от бледной, покрытой веснушками кожи болезненно заструился пар. Он яростно замотал головой взад-вперед, пытаясь стряхнуть с себя воду. Из его искалеченного горла вырвался крик агонии — прерывистый, скрежещущий звук, который, вероятно, причинил ему не меньшую боль, чем святая вода. Сэм бесстрастно наблюдал за происходящим, уже замечая, что ему нужно будет записать позже, чтобы передать Гордону. Он не взял с собой журнал, чтобы делать заметки, потому что знал, что его руки будут заняты. Что-то внутри него дернулось и съежилось, когда он увидел, как демон пытается кричать, но он подавил этот всполох усилием воли. Это была ненастоящая боль. Это не могло быть настоящей болью. Всё будет кончено в ту же секунду, если он начнет испытывать что-то похожее на симпатию к этой твари, самому опасному демону, который когда-либо был в его доме. Демон пришел в себя после нескольких минут корчений и метаний (не то чтобы он мог делать что-либо из этого так уж хорошо, учитывая все путы, связывавшие его). Несколько капель святой воды, которые не успели испариться, стекли с его подбородка, их сила была сведена на нет сущностью демона. Его голова была слегка опущена, а глаза вновь стали зелеными. Невидящий взгляд был устремлен на колени или, может быть, на руки. Сэм наклонил голову, желая получше рассмотреть его лицо и, следовательно, лучше понять, что он чувствует. Внезапно демон вскинул голову, поджал губы, и прямо в грудь Сэму полетел красный снаряд. Он отреагировал рефлекторно, аккуратно отступив в сторону. Смесь крови и мокроты с шумом разбрызгалась по бетонному полу. Глаза демона следили за его движениями, лицо повернулось к нему. Его губы теперь были красными и скользкими. Должно быть, что-то внутри демона всё ещё кровоточило, по крайней мере, губы у него были все искусаны. — В конце концов, тебе надоест плеваться в меня, — сказал Сэм. В ответ он услышал только громкий чавкающий звук, как будто демон собирал новые боеприпасы. Сэм предпочел бы не уворачиваться от очередного потока крови. Его запястье дернулось, и фонтан святой воды хлынул на связанные руки демона, на едва зажившие пальцы. Фляжка почти опустела. В этот раз реакция была такой же бурной, как и в прошлый. Может быть, даже более бурной. Очевидно, его пальцы были более чувствительными, чем глаза, или, может быть, не пальцы — вода с его рук стекала на бедра и пропитывала джинсы. Засохшая кровь, покрывавшая его рубашку, снова намокла и заблестела в свете, падающем из соседней комнаты, когда он дернулся в своих оковах. Его веснушчатое лицо исказилось от боли, но он больше не пытался кричать, очевидно, усвоив этот урок. Сэм, стоявший сбоку от стула, наблюдал, как руки демона трясутся, словно у алкоголика, страдающего белой горячкой. Он сжимал и разжимал их, и перед его черными глазами поднимались струйки пара. Сэм сглотнул слишком тяжело, на его собственный вкус. По крайней мере, он знал, что концентрированная святая вода причиняла не слабую боль, даже если и не выводила Рыцаря из строя. На глазах у Сэма боль демона постепенно утихла, пар перестал подниматься. Его руки задрожали, затем безвольно повисли в наручниках. Сэм отбросил фляжку в сторону. Он знал, что позже ему придется поднять ее, но сейчас главное было произвести впечатление. Он мог поклясться, что демон слегка вздрогнул при звуке металла, ударившегося о бетон. Но прежде чем он успел почувствовать триумф, тот повернул к нему голову, устремив на него взгляд своих черных глаз. Сэм был потрясен тем, насколько выразительными они были, учитывая, что они были однотонными. И он подавил дрожь от ненависти, которую увидел в них, от ярости. Она была достаточно сильной, чтобы быть… ну, демонической. Сэм был так сосредоточен на глазах демона, что едва заметил, как тот снова поднял руку, сжал ее в кулак и быстро разжал. Но он заметил, когда резинка, стягивавшая волосы, совершенно новая, толстая, крепкая резинка, лопнула. Сэм успел осознать только то, как его волосы, теперь уже распущенные, упали ему на лицо. Следующая его реакция была вызвана паникой. Он не задумывался о том, что порвавшаяся резинка на самом деле была не такой уж большой проблемой, или что это, вероятно, было всё, что мог сделать демон со всеми цепями и ремнями, скручивавшими его. Его разум сосредоточился на том факте, что он должен пресечь подобное поведение ещё до того, как оно по-настоящему начнется, и кочерга поднялась, её кончик уперся в уязвимый участок кожи на шее демона — над повязкой под волосами. Он попытался отстраниться. Сэм надавил сильнее, зная, что тому некуда деваться. Дым клубился с отвратительным шипением, а бледная кожа покраснела и сморщилась в тех местах, где железо соприкасалось с ней. Каждый мускул в теле демона напрягся так же сильно, как резинка, что обматавала волосы Сэма. Его рот был открыт в беззвучном вздохе, а глаза широко раскрыты — всё ещё черные. Сэм отметил, что они выглядели более блестящими, чем обычно, когда он всё глубже и глубже погружал кочергу в мясо на шее демона, и шипение усиливалось. Но он не обратил на это внимания. И не обращал до тех пор, пока то, что бесспорно было слезой, не собралось на его нижнем веке и не прочертило дорожку по засохшей крови и грязи, прежде чем запутаться в щетине. Сэм отдернул кочергу. Демон обмяк от изнеможения (или так казалось), почти сразу же, как только железо перестало касаться его кожи, голова склонилась набок, обнажив свежий ожог, оставленный Сэмом. Он медленно моргал, и слезы продолжали течь из его глаз, по мере того как чернота отступала, исчезая в зрачках. Его взгляд метнулся к Сэму, когда кочерга выскользнула из онемевших пальцев мужчины и с оглушительным грохотом упала на пол. Рот демона слегка дернулся, обнажив в короткой гримасе окровавленные зубы. Он прищурился, словно пытаясь заставить себя перестать плакать, затем болезненно поморщился, когда движение стянуло кожу на свежей ране. Слезы на его щеках блестели на свету точно, как кровь, что ранее заляпала рубашку. Он издал тихий икающий звук, и Сэм больше не мог находиться в камере. Он оставил кочергу, фляжку, крышку от нее, дневник — всё, что не было в прямом смысле на нем, и бросился через решетку прочь от плачущего демона. Его нога кричала от боли, прямо как демон до этого, когда он побежал впервые за семь лет, и отказала примерно через дюжину шагов, в ванной. Он упал прямо перед унитазом, за который схватился, и вся еда, которую он успел съесть за день, так и норовила вылезти из него, как только его лицо оказалось на одном уровне сидением. Желудок беспрерывно подкатывал к горлу, и он больше не мог сдерживаться. Сэма вырвало остатками обеда. Из глаз у него потекли слезы, и он не был уверен, что все они были вызваны рвотным рефлексом. Его тошнило от самого себя и от того, что он сделал. Тошнило от слез боли, которые предводитель демонической армии не смог сдержать. Его дыхание было неровным и прерывистым, когда он закончил, и он тяжело прислонился к унитазу. Щека Сэма прижималась к прохладному фарфоровому сиденью, глаза оставались закрытыми, и время от времени с ресниц внутрь с почти музыкальным всплеском падали капли. Он медленно поднял руку, чтобы потянуть за рычаг, и поднял голову, вдыхая свежий воздух, когда вода начала смываться. Другой рукой он вытер влагу с лица. Покачнувшись на пятках, он поднялся на ноги (или, вернее, на ногу — левая отказывалась слушаться) и тяжело оперся о стойку. Он вымыл руки, плеснул немного холодной воды на лицо, затем промыл, в общем, весь рот, чтобы избавиться от едкого привкуса рвоты. Он яростно смотрел на себя в зеркало, всё это время пытаясь поймать собственный взгляд и взять себя в руки. Сегодня его радужки были водянисто-серыми; уже давно он привык каждый раз замечать разный цвет, когда смотрелся в зеркало. Хотя его глаза и не могли менять цвет так же, как глаза демона. Он сплюнул пену в раковину и включил воду, смывая её. Должно быть, это был только трюк, рассчитанный, чтобы манипулировать им, и он определенно сработал, подумал Сэм, с невеселой ухмылкой глядя на свое отражение. Демоны, судя по его долгому опыту общения с ними, не испытывали боли, хоть сколько-нибудь похожей на ту, что испытывают люди. Они не проливали слез. И обычные люди могли заплакать по команде, — он был уверен, что демонам выдавить несколько слезинок было ещё проще, учитывая, что их контроль над вместилищами был настолько велик, что они могли останавливать сердца по собственному желанию. Но, почему-то, от мыслей об этом Сэм не чувствовал себя сильно лучше. И ещё был ожог; ожог, которого там быть не должно и который никак нельзя было подделать… Он вздохнул и провел растопыренными пальцами по волосам, прежде чем прополоскать рот и выбросить зубную щетку в маленькое мусорное ведро под раковиной. Не теряя больше времени, он удалился в свою спальню, чтобы лечь, спрятанный в темноте и тепле, и, он надеялся, заснуть. Все жалобы, которые его уставшее тело имело этим утром, вернулись и привели с собой друзей. Вряд ли он зайдет сегодня к Элспет.