Хогвартс, Шотландия, 24 декабря, 1998 год.
Soundtrack: Stressed Out — GnuS Cello
Последние приготовления перед рождественскими каникулами. Мой чемодан стоит в углу комнаты, учебники и вещи остаются ждать здесь, в подземелье. Когда ученики разъедутся по домам, в гостиной Слизерина станет совсем сыро и холодно. Нужно попросить Филча оставить камин горящим, или подать прошение Макгонагалл, а то… возвращаться желания не будет. Его и так, почти нет. Осталось ещё одно дело, но на него я решаюсь последние несколько дней. Важное. Для меня. Отчего-то, внутри нет уверенности, что мои каникулы пройдут беззаботно и весело, как когда-то до всего этого… что Нарцисса, на радостях, утянет меня в череду праздничных приёмов и банкетов, а однокурсники будут звать посетить их в родовых поместьях. Этого больше нет. Дети «Пожирателей» ― персоны нон грата. Общий сбор приравнен к заговору. Тщательно стараюсь не впускать мысли о моём будущем, столь зыбком и расплывчатом, что ноги подкашиваются. Медленно вдыхаю ― медленно выдыхаю. Не о том сейчас стоит переживать. Все тревожные мысли, одолевающие по поводу моего положения в обществе ― аккуратно скручиваются, как старый исписанный пергамент в пламени камина. Мысленно, подпоясываю свиток тугим кольцом, чтобы эти волнения не развернулись в неподходящий момент в голове. Убираю их повыше, оставляя в заброшенной секции, собственной древней библиотеке сознания. Стеллажи заполнены, полки укреплены. Готово. Отворачиваю свой внутренний взор от искусно вырезанного деревянного шкафа, что обитает здесь с недавних пор. С тех самых, когда наконец-то решил во всём разобраться, хотя бы, попытаться это сделать. Створки шкафа призывно раскрываются, привлекая моё внимание. Они хотят быть открытыми, всегда, когда я здесь. И сопротивляться этому становится с каждым разом сложнее. Подхожу к этой, выбивающейся из общего интерьера моего разума, мебели, и аккуратно сложенные, скрученные пергаменты слегка дрожат под моим вниманием, в ожидании. Они просятся быть прочитанными. Один, спрятанный ниже всех остальных, подрагивая, издаёт приглушенный крик, и я отшатываюсь от полок, будто тяжёлый удар пришелся прямо в грудь. Не задумываясь, захлопываю тёмные дверцы. Не могу, даже если бы захотел, не могу забыть эту боль и отчаяние в голосе, что кричит и кричит в стенах мэнора, моля остановиться. Опустошение. Вот, что я чувствую, уходя из закромов своего сознания. «Хватит» ― встряхиваю себя, ― «не это сейчас нужно. Важно решить последнее дело, перед отправлением». Беру с прикроватной тумбы маленький клочок бумаги, что подготовил ещё в начале недели, закрываю за собой дверь комнаты. Шагаю целенаправленно, по пустому коридору, туда, куда сам не ходил ни разу. «Много чести» ― фыркаю сам себе под нос, ― «но сейчас, это важно» ― вновь напоминаю, беря под контроль нервно сжимающиеся руки. «Я — староста факультета, и имею право здесь находиться без лишних вопросов». Башня Гриффиндора освещается редкими факелами, в отличии от подземелья, здесь нет ощущения сырости, здесь воздух чист и свеж. Пламя потрескивает и колышется от гуляющих в замке сквозняков, задорно пляшет на стенах. За вытянутыми стрельчатыми окнами собираются сумерки. Ужин в самом разгаре, но в большом зале её не оказалось. Да и не подошёл бы я к ней там, чего уж рассуждать. Внутренне скривился, представив эту картину. Полное сумасшествие. Замедляю шаг у бывшего кабинета профессора Макгонагалл, оттуда доносится шум. Инстинкты кричат мне не упускать возможности узнать побольше, я с ними солидарен. Приглушенные голоса спорят. Аккуратно ныряю в арку за доспехами рыцаря и движусь вдоль стены, укрываемый плотной тенью, закрывающей меня от света коридора. Обрывки фраз невнятные, заставляют приближаться всё ближе, к источнику. ― …не разрешаю! Я против, мисс Грейнджер! Минерва заговаривает таким тоном, который я от неё не слышал за все 7 лет учёбы. Голос подавленный и надрывный. «Макгонагалл плачет? Что за бред». ― Профессор… ― не вижу её, но моментально узнаю голос. Грейнджер разговаривает со своим бывшим деканом, успокаивающе, будто снисходительно, так разговаривают с детьми. ― Директор Макгонагалл, я так решила. Прошу вас, уважайте мой выбор. Мне лишь нужно… ― прерывистый вздох. ― Мне нужно, чтобы кто-то ещё знал. Я прошу от вас многого, простите меня, ― кто-то шмыгает носом. И я понимаю, что разговор был тяжёлым, ― но это нужно мне, чтобы кто-то ещё знал правду. Только вы. ― Гермиона… Что же Вы делаете... Вы режете мою душу, дорогая моя. Зачем? Зачем вам это? Как же Ваши друзья, в конце концов? Это убьёт их, ― Минерва дрогнула голосом. ― Отпустите, ради Мерлина… ― Не могу! ― горячо вскрикивает Грейнджер. Не припомню, чтобы гриффиндорка хоть раз позволила себе столь фамильярно отнестись к любимому преподавателю, они же, как калька, не будь одна из них… Грубо останавливаю себя. Это не мои слова, поселенные отцом, за долгие годы воспитания, возникшие не вовремя. Увожу видение, с мерзким словом, от которого на корне языка горько, в сторону, вновь очищаю разум. Послышался шорох одежд, прерывистое дыхание и шёпот, который не могу разобрать. ― Удачи, моя девочка, ― подавлено говорит директриса. ― Видит, Мерлин, она Вам понадобится. Я приму Вас, Гермиона, в любое время. Не забывайте, что в этих стенах у Вас есть друзья. Ответа не последовало. Через пару мгновений, дверь захлопнулась, а по коридору проносится эхо неспешных каблуков. Я вынырнул из своего укрытия. Меня не одолевает совесть за подслушанный разговор, лишь непонимание происходящего и нарастающий клубок напряжения, скручивается в тугой узел тревоги. Неприятно что-то не знать. Нагоняю Грейнджер у подножия лестницы в башню. Иду целеустремлённо и молча. Заслышав мои шаги за спиной, волшебница оборачивается и вздрагивает, но быстро берет под контроль промелькнувшие эмоции на лице: тревогу и непонимание, зеркальные моим, но природа её чувств мне неизвестна. Гриффиндорка прочищает горло, надменно спрашивая: ― Что ты здесь делаешь, Малфой? ― напускной холод в её голосе, вызывает во мне знакомое раздражение. ― Старостам нужно разрешение на перемещение в письменной форме сдавать, Вам, мисс Грейнджер, заранее? ― язвлю я. «О, Мерлин, дай мне сил...» Она хмурится. Отмечаю это странным. Обычно, всё происходит не так. Преимущественно, начинается словесная перепалка и «золотая девочка» позволяет себе указать место чистокровному наследнику, словно ровня. Хотя, чем не ровня? Сейчас-то, особенно. ― Отвали, Малфой, ― устало вздыхает и разворачивается к лестницам, чтобы уйти. Я тут же завожусь. Я не закончил. Рывком разворачиваю её к себе лицом, одергивая руку с хрупкого плеча. И наконец-то вижу... Вижу этот отклик, который столько месяцев тлел угасающими углями, на дне карих глаз. ― Не смей меня трогать! Ты… ― Грейнджер зло сжимает губы, подбирая слова, глаза в свете факелов, почти чёрные, блестят. Ухмылка поселяется на краешке моих губ. Посылаю ведьме самодовольный кивок. ― Поделись, как у тебя выходит вывести на слёзы преподавателей, ― усмехаюсь, не злобно, так, поддразнить только. ― Полезное качество, я не прочь им обладать, ― сказал искренне, но, вероятно, гриффиндорка услышала в словах не то, что я в них вкладывал. Девушка угрожающе расправила плечи, раздуваясь, как кобра, сжала челюсти, до очертившихся скул. ― Ты подслушивал?! «Ооо, это не просто блеск в глазах...» ― весело отметил я. Колючий клубок иголок, политый вязкой смолой, вцепился в меня так, что невольно, по позвонку пробежали мурашки. Эта ведьма выбивает у меня почву из-под ног... ― Нет. ― Согласен, я стушевался... Решил поступить по-взрослому и не потакать своему желанию разводить с ней ссору. Я здесь не за этим. ― Искал тебя. Грейнджер уставилась на меня, как на идиота. Признаю. Внутренним взором, тоже на себя сейчас так смотрю. Молчу. Не дождавшись объяснений, гриффиндорка подталкивает к ответу. ― Зачем? ― сквозь зубы выдавливает любопытство в пересмешку с раздражением. Вот тут нужно подбирать слова тщательно... Не показаться, ещё большим идиотом сейчас, важно. Всё и так абсурдно выглядит. ― На каникулах, я буду продолжать работу над проектом «о снитчах». Предполагаю, что ты тоже не будешь отлёживаться, ― ненамеренно, взгляд пробежался по её телу, от плеч до бёдер. «Прекрати, Драко!» ― одергиваю себя. ― Кхм... считаю, было бы не плохо вести деловую переписку о наработках, чтобы не терять время. У меня обширная библиотека и… ― Предлагаешь мне в гости к тебе наведаться и почитать? ― прыснула злорадно ядом. «Мерлин! Что за вздор? Не ведись на ведьмину провокацию». Я вперил в гриффиндорку взгляд, вкладывая в него односложный ответ, читающийся во всём моём естестве. Она поняла его правильно, скрестила руки на груди, приподняла острый подбородок и слегка наклонив голову, уточнила: ― Тогда зачем? ― Я не люблю повторяться, Грейнджер. ― Переписка, да, ― снисходительно махнула рукой, чем всколыхнула волну в море моего терпения. ― Мне нужен твой адрес. «Мерлин, всемогущий, блядь! Да каждое слово из неё вытягивать приходится!» Если бы мог, ладонь уже впечаталась в мой лоб с дюжину раз, но этого не потребовалось. Грейнджер потупилась взглядом и опустив плечи, отступила на шаг назад. Взгляд её блуждал где-то за моей спиной, она пожёвывала губы. Повела головой, отрицательно качая. ― Я уж точно не собираюсь к тебе наведываться, Грейнджер, ― саркастично бросил ей в лицо, прыснув негодованием. ― Или боишься раскрыть своё убежище «Пожирателю»? ― оскалился я, видя, что девчонка так глупо упрямится. Волшебницу передёрнуло, длинные ресницы затрепетали. «Это. Просто. Адрес. В чём проблема? Я мог обратиться в администрацию школы...» ― Не стоит, ― глухо ответила она, отворачиваясь. ― Что? ― наверное, у меня было то самое выражение лица, когда мне сказали, что Поттер наследник Слизерина. ― Ты решила бросить проект? Храбрая «золотая девочка» решила, что ей не по силам работа? ― я завёлся, её необоснованный отказ выбил все мои «стоп». Задиристо блеснув своими глазами, цвета дымчатого топаза, снова отвернулась, желая уйти. «Ну уж нет!» Схватив ведьму за локоть, размашисто развернул к себе, что её отшвырнуло к стене. Ненамеренно, не рассчитал силы... «Малфой, мать твою! Научись себя контролировать. Не будь, как Люциус!» ― мысленно влепил себе оплеуху. ― Какого гриндилоу происходит, Грейнджер?! Некрасиво кричать на девушек, но, когда имеешь дело с ведьмой, которая всё твоё нутро скручивает до мокрого хруста, одним лишь взглядом, отказать себе в отместке бывает сложно. Узкая, но неожиданно твердая ладонь впечаталась в мою грудь, отталкивая. Грейнджер вся напряглась, защищаясь. ― Не смей ко мне прикасаться! ― взвилась гриффиндорка. ― И не стал бы, будь ты единственной на свете! «Что я несу? Мерлинблядьвсемогущий» ― подсознательно, влепил себе ещё одну затрещину. ― Дай пройти! ― прикрикнула она. ― Нет! ― повторил тон за ней. Препирательство скатилось до разборок уровня первого курса, и меня вновь накрыло волной раздражения. «Я. Здесь. Не. За. Этим». ― Просто дай мне чёртов адрес, ― процедил я, скрещивая с девушкой взгляд, как на дуэли. Магловские выражения мне мало понятны, но иногда, использовать их нравится, как сейчас. «Красиво звучат. И Люциуса это бы взбесило...» Вновь, этот страх в карих глазах. И теперь, я понял. Понимание накрыло меня глухим куполом: она боится «Пожирателя», человека, что носит метку и клялся вырезать семьи маглорождённых. Мне становится дурно. Накатила тошнота, прошибло холодным потом. Качаю головой, пытаюсь стряхнуть с себя это безумие. «Что я делаю?! Зачем я здесь вообще?» ― проскользнула какая-то отчаянная потерянность. Скрыв глаза за ребром ладони, сглотнул тяжёлый ком в горле и скользнул рукой по волосам, приглаживая их, медленно выдохнул. «Гриндилоу побери, как же противно». ― Я... ― запнувшись, вновь взглянул на волшебницу, затравленную, словно дикий зверь, зажатый в угол. ― Я не разделяю того, что случилось, Грейнджер. Совершенно. Это ужасно и отвратительно. Слова подействовали, но не так, как я ожидал. Колючий клубок игл в тёмных глазах вновь ожил и затрепетал, сверкая. Грудь быстро вздымается и падает. По взволнованному румянцу на щекам гриффиндорки, прокатились две густые борозды горячих слёз. «Твою, мать, Драко... Да ты просто спец в общении» ― но голос совести, быстро заткнулся, ему помогли. ― Ты! ― тонкий палец, больно ткнулся в уже ушибленное ей ранее место на моей груди, хотелось сказать: «Ай», но я лишь скривился в ответ. ― Ты!!! ― выкрикнула Грейнджер. ― Да что тебе от меня вообще нужно?! Оставь меня в покое! Все, оставьте меня в покое! Ещё одна волна злых слёз прокатились по лицу ведьмы, делая блестящие мокрые полосы ещё отчётливее. Ярость блестела в глазах цвета осени. Я застыл, словно камень. ― Ударь меня. Не знаю, зачем это сказал. В упор не могу понять. Но не сводя с девушки взгляда, отчётливо увидел не плещущуюся злость в её глазах, а боль и обиду. Мне были знакомы эти чувства. В груди, что-то туго стянуло. Со всей серьёзностью, на которую сейчас был способен, повторил: ― Ударь меня, Грейнджер. Я знаю, что тебе станет легче. И это произошло. Впервые за эти грёбанные полгода, она улыбнулась. А затем, рассмеялась. И я не смог сдержать в ответ ухмылки. Волшебница смотрела на меня и смеялась, без издёвки, сотрясаясь от хохота, который не прекращался... девушка резко отвернулась, и всхлипнула. Моя ухмылка потухла. И когда, вновь на меня взглянула, столь уязвлённая и потерянная, я сделал то, что позволял себе лишь в редких снах, куда просачивались мысли из открытых створок тёмного резного шкафа, стоящего в моей библиотеке разума. Рука взметнулась в сторону волшебницы и скользнув ладонью по девичьей шее, я притянул её к себе. Ни секунды на раздумья. Если не сейчас, уже не решусь. Всё пространство вокруг, заволокло ароматом летнего сада в мэноре. Грейнджер теперь постоянно носила косу и чтобы вновь услышать этот запах, приходилось оказываться к ней непростительно близко, как сейчас. Поцелуй требовательный и солёный, от слёз. Быстрый. Потому что меня оттолкнуло от неё столь же резко, как и я притянул ведьму к себе. «Знакомое выражение лица, Грейнджер, я тоже не понимаю, что происходит...» Тяжёлое дыхание повисло в коридоре замка. Волшебница ошалело уставилась на меня, лицо вытянулось и, кажется, слёзы просохли в мгновение ока. Молча, она скользнула в сторону и больше не позволила себе оказаться ко мне спиной. Нащупывая пятками ступеньки, пятилась, поднимаясь вверх по лестнице. Меня пронзило сокрушающее чувство поражения. Вновь, чувство беспомощности и разбитого времени вокруг. Мне не впервой это ощущать. Словно на замедлившейся колдографии, увидел, как девушка остановилась и шок её сменил вихрь эмоций: непонимание, удивление, осознание... и повисший, между нами вопрос. И... «...разочарование? Во мне? В себе? В чём, Грейнджер? Умоляю ответь, потому что я не знаю». Столь же медленно, как поднималась, волшебница спустилась с лестницы, не сводя с меня глаз. И когда её покрасневшие губы раскрылись, сердце подпрыгнуло у меня в груди, будто пропустило удар и зашлось в таком ритме, от которого стало жарко. «Не убежала? Не осуждаешь? Не злишься? …Разделяешь?» Надежда ли проскочила между нами или нечто другое, но с раскрытых полных губ, что оказались такими мягкими и тёплыми, сорвалось: ― «Петрификус тоталус», — и следом, — «Легилименс». Острая боль, словно железный прут вонзили через переносицу, прямиком в мозг. Моя ментальная библиотека задрожала и свитки, тщательно перетянутые всколыхнулись, падая со стеллажей. Её внимание привлёк их стук, и мне стало нехорошо. «Не туда! Не туда!» Растерявшись, я пытался выхватить другие воспоминания и бросить их в гриффиндорку, отвлекая, но грубая легилименция, чётко вела ведьму на зов тёмного шкафа, и меня охватила паника. Свитки продолжали падать один за другим, от сотрясающей силы внутри моего сознания, которая силилась прекратить и вытолкнуть инородное вторжение. Створки шкафа с радостным скрипом раскрылись и всё вокруг затопил шёпот с заполненных страниц, поползли описываемые образы из воспоминаний: школа, общие занятия, взгляд на то, как она усердно скребёт пером по пергаменту, как её разрывает нетерпение от знаний и выброшенная вверх рука. Бальное голубое платье ...она такая красивая. Мимолётные встречи в коридоре, никогда не оборачивался... но проходя мимо, впервые, глубоко вдохнул. Мэнор и крик, отчаянный, наполненный болью. Большой зал ― украдкой, ощупываю взглядом гриффиндорский стол. Поле для квиддича и вновь, ищу взглядом трибуны «львов». Она, снова она, везде она... Воспоминания заполнил её обволакивающий сознание, запах, и так же резко, как Грейнджер ворвалась в мою голову, так же внезапно, боль в голове прекратилась. ― О, Боже… ― прошептала девушка, прижимая ладонь к губам, во все глаза смотря на меня-статую. И я не смог понять, что она имела в виду, но мгновение спустя, лицо ведьмы охватила решимость. ― Мне очень, очень жаль, Драко. Грейнджер поднесла свою палочку к моему виску, и без возможности ей помешать, мой страх превратился в злость. Последнее, что она произнесла, было: ― «Обливейт».***
Soundtrack: Battles — Alpine Universe
Окутавший холод пробирал до костей. В голове мужчины пусто, лишь сиплое дыхание, будто мерный молоток отскакивает от воображаемых стен. За пределами разума — тишина. Ничего кроме сопения. Дошедший до инспектора запах плесени и сырости, щекотал ноздри неприятными догадками. Руки ломит и лицо саднит болью, Малфой открыл глаза — вокруг полумрак, в котором взгляд едва выхватывает каменные стены и тёмные прутья решётки. Разносящаяся вонь коптящего факела вдалеке, от которого едва доходит жёлтый свет. «Тюрьма Визенгамота» — с разочарованием пришла мысль. Волшебник поморщился и тут же зашипел. Губу, щеку и нос пронзило болью. «Ботинок» — с досадой вспомнил парень. — «Гребаный ботинок». Отметив, что помимо разбитого лица, жгло болью затёкшие руки, дёрнувшись, с досадой нашёл себя прикованным цепями. — Блядь, — вырвалось на выдохе. Тряхнул руками — тяжело, они занемели и неприятно пульсировали выламывающими ощущениями. А ещё, скреблось нечто в груди и раскалывалась голова. И причина у этих двух бед, была одна — Гермиона. Утерянное воспоминание аккурат встало недостающим пазлом в мозаику, картина теперь выглядела цельной. Как же он проебался... Драко прикрыл глаза силясь не кривиться, не напрягать травмированное лицо. «Как же блядь так?! Как она могла? Знала же, видела сама в его голове, что не просто так к ней шёл. Блядь. Блядь!» Драко дёрнулся, звякнув цепями, почувствовал только давление на запястьях, боли не ощутил. Первый и последний раз, когда Малфой решил побороться со своей фамилией, со всем, что его окружало, со всем, что его удерживало, первый и последний… Она забрала у него это воспоминание. Важное. Пиздец, какое для него необходимое. Фундаментальное. Это был его выбор. Теперь, молодой инспектор всё сложил воедино, он понял. Накануне Рождества, Грейнджер прощалась со всеми. Поругалась с Поттером, чтобы Мальчик-Который-Друг не так сильно тосковал по ней. «Бред какой. Конечно он тосковал!» Макгонагалл, не желающая отпускать «золотую девочку» из под своего крыла в океан мести. И он, Драко, тот, кто так не вовремя пришёл к ней с признанием. Не вербальным, конечно, нет. Но сделанный им шаг, говорил сам за себя. Парень был готов переступить через всё, что знал, через все догмы и постулаты их рода. А Грейнджер, не могла оставить его в своей жизни. Он должен был её похоронить, как и все вокруг. «Блядь». Волшебник покачал головой, понимая, что выбрал тогда самое паскудное время, чтобы начинать водить дружбу с гриффиндоркой. В горле скреблось неозвученное раздражение, как же Малфой сейчас зол на то, что Гермиона забрала у него это. «Пусть бы оттолкнула, высмеяла, назвав идиотом, но не забирала знание того, что сумел перешагнуть через себя, через всё, что знал раньше. Я смог. Мать твою... Я это сделал» — сердце отбивало победную трель. Малфой вдруг резко хохотнул, и сдавленно заворчал от боли полоснувшей по лицу. Он вовсе не трус, каким себя считал. «Гадство». Три года он себя ненавидел за то, что думал, ему не хватило тогда храбрости прийти к ней. Заклял себя слабаком, давящимся гордостью происхождения и прикрывающимся высокими идеалами чистокровных. «Нахер всё это!» На душе у Драко было легко. Впервые, за столько времени, с последнего года обучения в Хогвартсе, волшебник ощущал себя целостным. Слизеринец вдохнул спёртый вонючий воздух камеры, как нечто упоительное, словно он не закованный в цепи заключённый, а самый свободный на свете волшебник. «Свободный» — Драко улыбнулся. — Что-то ты слишком довольный своей участью. Захватившее парня воодушевление, завладело всем его вниманием, он не расслышал приближающихся шагов. Знакомый голос вырвал Малфоя из плена эйфории. Слова, принадлежащие волшебнику, которого инспектор хорошо знал и если признаться, уважал. Голос волшебника, с дурацким «ха!», которое перестало бесить слизеринца, и даже начало вызывать добрую усмешку. — Уилкис? Что ты здесь делаешь? — прозвучало резко и хрипло, парень прочистил горло, щурясь, пытаясь вырвать из темноты коридора силуэт товарища. — Ты уже вернулся с рейда? Вы кого-то нашли? От мысли, что Эван мог участвовать в захвате убежища Ордена и быть причастным к смерти людей, которых оберегала Гермиона, заключённого в кандалы волшебника бросило из жара в холод. Мракоборец рассмеялся, низко и глубоко. — Конечно нашёл, Малфой. Перенесённый ближе к камере факел, охватил светом маленькое помещение, единственным предметом в котором, была цепь, пропущенная через кольцо в стене. Отвыкнувшие от освещения глаза, полоснуло резью. Парень зажмурился до золотистых мушек под веками, проведя так несколько секунд, привыкая. Открыв глаза, инспектор окинул себя быстрым взглядом, он оставался в той же одежде, что и при задержании. А следом, по спине Драко прокатилась ледяная волна пробрав до мурашек и волоски на коже мужчины встали дыбом. Пробрало безысходностью и безграничной тоской. За спиной у Эвана находилась высокая тень, скрывающая своё мерзкое лицо, если оно вообще у неё было, под длинной чёрной мантией. — Я привёл с собой друга. Ты же не против? — заискивающе поинтересовался «бессмертный», кивнув в сторону стоящего сзади дементора. — Ублюдков мало кормят, а зря, — кровожадно улыбнулся «охотник». Липкая, тошнотно вязкая атмосфера повисла между мужчинами. Драко силился понять, кто перед ним стоит: его товарищ, с которым он провёл год в одной упряжке службы или человек, который умело скрывался под личиной дружелюбия? Залегшая глубокая морщина меж бровей, придавала слизеринцу возраста. — Зачем ты пришёл? — Как зачем? Посмотреть на убийцу, который всё время прятался под крылом закона, водя дружбу с террористами, — слова пропитанные ядом ударили по ушам парня, оглушая. — Я — не убийца, — твёрдо заявил волшебник. — Она — не террористка. — Ну как же, ты единственный, кто посещал бедную торговку в Лютном. Целители предоставили записи журналов посещений и воспоминания Визенгамоту. В которых чётко видно, как ты вечером, зачем-то, вернулся к свидетельнице. Оказывается... чтобы убить женщину, — «охотник» покачал головой, порицая парня. — Не думал, Малфой, что ты настолько расчётлив, — подаренная коллеге пренебрежительная ухмылка, подняла желчь к горлу инспектора. — Что ...? — выдохнул Драко. — Что ты несёшь? Я не был вечером в Мунго! «Бессмертный» поджал губы отводя взгляд в сторону. — Она… — протянул Уилкис. — Я столько слышал о Хранителе тайны... с ног сбился, ища приемника Бруствера, а им оказалась соплячка. Как-то не честно, не находишь? — нахмурился мракоборец, приваливаясь плечом к каменному проходу в камеру. — Столько сил потрачено на её поиски, а сучка умудрилась пробраться в самое сердце Министерства и свить тут свою сеть. — Заткни рот, Эван. Не смей о ней так говорить, — слова с предупреждением слетели с губ молодого инспектора. — Хм. Защищаешь? — «охотник» приподнял бровь. — Конечно, тебя же поймали, когда ты обнимался с врагом Британии. Надо отметить, весьма легкомысленно, Малфой. Эван прищурился, провёл палочкой по решётке и вошёл в открывшуюся дверь, устраиваясь напротив Драко. Древко, Уилкис убрал, парень источал уверенность. И безнаказанность. — У меня к тебе вопросы, Малфой, — как-то, слишком радостно, покачал кучерявый парень головой. — О твоей подружке. Видишь ли, — с нарочито невинным видом, говорил мракоборец, — она крепкий орешек оказалась. Не ломается, — с тошнотной сладостью протянул волшебник, довольный, вызванной реакцией у закованного инспектора. Драко рванул на бывшего товарища, пытаясь дотянуться, схватить за глотку и сжать до хруста. — Где она, Уилкис?! Где она?! — Хранительница? — хмыкнул вероломный волшебник, и с издевкой бросил. — Скоро будет кормить червей, если не начнёт говорить. Или, если не начнёшь говорить ты, — словно волчьим взглядом, мужчина вцепился в раненое лицо старшего инспектора. — Есть желание помочь девчонке, Драко? Ты же народный спаситель... — издевательский смешок. — «Пожиратель смерти», который спасает хрупкий мир и защищает «золотую девочку», это же пиздец, какая ирония! Не находишь? — злой хохот отразился от влажного камня камеры. Драко свёл челюсти, до скрипа на зубах. Резко огорошила мысль, что сам он является приемником Грейнджер, тем, кто обязан держать в секрете тайные знания. А реши он рассказать об этом, Непреложный Обет его прикончит. «Блядь, Гермиона, ты меня обыграла». Это чувство, которое затопило мужчину, называлось — досада. Нечем торговаться. Он в самой жопе и не сможет ей помочь. Не отсюда. Парень прикрыл глаза, качая головой сокрушившему его осознанию. — Нет? — удивлённо взвизгнул мракоборец. — Признаюсь, удивлён, но, — «бессмертный» расхохотался в голос, — теперь я вижу истинного «Пожирателя». Алчного и безжалостного. Сучка просто раздвигала ноги перед тобой, и незачем за неё заступаться? Хоро-ош, Малфой. Не ожидал, но одобряю. Драко мутило. Тот, кого слизеринец в душе считал другом, радовался, считая его способным обменять жизнь девушки за место своей. Плюнуть и забыть, как делали «Пожиратели». — Кто ты? — голос прозвучал глухо. — Ты не Эван. Уилкис никогда бы не порадовался чужим страданиям. — Ты идиот, Малфой! — улыбается кучерявый парень. — До сих пор удивляюсь, зачем ты был нам нужен? Разве что — ресурсы твоей семьи? — мужчина пренебрежительно скривился и его шрам пополз вниз, стягивая раненый глаз. — В тебе от «Пожирателей» столько же, сколько во мне от садовых гномов. Уилкис откинул борт мантии и вытащил убранное ранее древко, Драко мельком бросил взгляд, следя за действиями коллеги, уже бывшего, отметив у того во внутреннем кармане, рукоятку своей палочки. «Добраться бы до неё» — прищурился парень, оценивая возможности. — Давай-ка посмотрим, что скрывает твоя светлая голова, Малфой. Не терпится увидеть Хранительницу и её секреты. Она же должна была тебе что-то дельное поведать... — с особо гнусным смаком, произнёс мужчина, приближаясь к слизеринцу. — «Легилименс», — произнёс он. Ничего. Заклинание слетело с уст «охотника», но проникнуть в сознание Драко у него не выходило. — Какого гриндилоу?! — Гриндилоу? — переспросил Малфой. — Ты окклюмент?! Говори ублюдок, потому что твою сучку мы сломаем, рано или поздно. Но ей меньше придётся мучиться, если сам расскажешь всё, что знаешь о тайне Хранительницы и Ордене Бруствера. Внезапное осознание, нескольких вещей, пронзило прикованного к стене волшебника: Во-первых, Гермиону пытали и это пиздец, как всколыхнуло весь гнев, что парень давил в себе. Во-вторых, Уилкис не один. Он на кого-то работает. Много ли их ещё? В-третьих, Эван вырос со скверной бабкой-маглой и перенял привычки от неё, а не от чистокровных. В-четвёртых, Драко никогда ещё не чувствовал такого жгучего желания вызвать в другом человеке бурю эмоций. До хруста костей, одуреть, как ему хотелось. И в-пятых, старший инспектор ощущал манящую тягу поделиться всеми этими чувствами с «бессмертным», до обжигающей боли в правой руке. Схватив парня за горло, мракоборец угрожающе навис над ним. Оба мужчины скалились друг на друга, словно хищники сошлись. Пытаясь сопротивляться, слизеринец делал вид, что на пределе, а после, рвано дыша, склонил голову перед противником, который охотно смыкал хватку, душа товарища. Довольный, Уилкис криво ухмыльнулся сдавшемуся волшебнику. В этот момент, Драко с силой, упираясь пятками в землистый пол, качнулся назад и подсечкой, вышиб у «охотника» почву из под ног. Повалившись, «бессмертный» поспешил встать, слизеринец не дал этому случиться. Малфой вытянул руку вперёд, пуская цепь через кольцо, чтобы дотянуться до лжеца, крепко схватил его. И ноющая боль, раздирающая правое запястье инспектора, будто взорвалась, хлынувшей волной окатывая мракоборца. Отбиваясь от молодого инспектора, Эван захрипел, череда ударов пришедшихся в живот Драко, ещё больше разозлили парня. Сердце гулко стучало где-то в горле, окутавший молодого мужчину жар испепелял его тело, как лихорадка, пока Малфой изливал на кучерявого парня всю ношу, что держал в себе годами. Браслет раскалился чуть ли не до бела, освещая, перекошенные гневом, лица мужчин. — Тот, кто верит на слово противнику — нежилец, — низкий голос инспектора, отразился свинцом от стен в одиночной камере. Таращась во все глаза, «охотника» коснулось осознание. — Ты! Это ты украл артефакт?! Сволочь! — хрипло выкрикнул Уилкис. Кулак «бессмертного» пришёлся Драко ровно в ту часть лица, куда он бы предпочёл приложить лёд. Промычал, давя стон боли, не разжимая крепкого хвата руки, и когда жжение браслета стало стихать, отбросил Эвана от себя. Оба, будто разъярённые сцепившиеся животные, отпрянули по разные стороны друг от друга, ощетинившись. Прижимаясь спинами к камню, каждый у своей стены, парни заходились в грузном дыхании. — Что ты сделал, гадёныш?! — прорычал мракоборец. — Как ты не сдох ещё, нося эту дрянь?! — Как видишь, живее всех живых, — задыхаясь, бросил слова парень, исподлобья, буравя напавшего на него. — Не может быть, — кучерявый мужчина, опирался ладонью позади себя, поднимался. — Не может такому ублюдку, как ты, так повезти, чтобы найти именно древний артефакт, не отравляющий… Сукин сын! Отдай! «Охотник» наставил на Малфоя палочку, на конце которой уже вспыхнула красная искра. Драко был готов к боли. А ещё, он был готов попробовать одну догадку... — Я, когда нашёл шкатулку, дементора отгонял от неё… — начал слизеринец. — Не только ты! Малфой сверкнул глазами, подтверждая подозрения. — И смекнул тут, случайно. Отчего же, дементор так охранял её... Между бровей Уилкиса залегла глубокая впадина, в свете факела, она казалась трещиной в черепе мужчины. Эван дёрнул палочку вперёд и раскрыл рот, готовый сорвать с губ Непростительное. В этот момент, Драко посмотрел в самый тёмный угол, туда, куда не доставал свет факела, туда, откуда лилась стужа и желание подохнуть. Парень ледяным голосом произнёс в эту концентрированную, хрипящую тьму: — Кушать подано. Раньше, Малфою не доводилось видеть «поцелуй дементора», лишь догадывался, о той непривлекательной стороне, с которой мог бы столкнуться, сидя на стуле в зале суда три года назад, поступи он по другому. Капюшон твари оттянулся назад, оголяя пасть, охотно втягивающую в себя всё светлое, что было в Уилкисе. «Было ли?» — слизеринец уверен, что было. Под силой чудовища, «охотник», лёжа на лопатках пытался оттолкнуть тварь, сидящую на его груди, жадно вытягивающую из волшебника все чувства, не только его, но и «влитые» инспектором. Драко просто попытался. Он надеялся, но не был уверен. Надежда в парне проросла мощными корнями, в ночь, у поместья Лестрейнджей. Тот дементор, в катакомбах особняка, будто был привязан к силе артефакта, как пёс, сидел рядом и охранял. Это был «прыжок веры» для Малфоя. «Мерлин, всемогущий. Получилось...» Когда хрипы на полу камеры прекратились, а тело мужчины со шрамом у глаза, перестало сопротивляться и биться о землю, закованный волшебник устало взглянул на пустую оболочку, ни на что более не реагирующую. «Как чета Грейнджер» — с долей ужаса подумал парень. — В тебе, от садовых гномов — яд, ублюдок, а во мне, от «Пожирателей» — неуёмная злоба, если её пробудить, — сквозь зубы, выплюнул слова Драко, в отсутствующее выражение лица мракоборца. «Дементор утолил свою жажду». Зря Уилкис сказал, что их недокармливают... Всякий голодный зверь, опасен. Ощупав камеру взглядом, и найдя палочку Эвана рядом с его телом, слизеринец подцепил древко носком ботинка, подтянул к себе. Чужая палочка слушалась волшебника неохотно, не с первой попытки, но цепи, звякнув, упали на сырой пол камеры. Растирая кожу, Малфой осмотрел свои запястья, на правом, слабо мерцал артефакт. Дементор, насытившись, отпустил свою добычу, переключая внимание на слизеринца, навис над парнем. Изо рта мужчины выбилось облако пара. — Прочь, — произнёс он, не зная, удастся ли провернуть трюк ещё раз. Хрипя, тварь в чёрных лохмотьях, исчезла по ту сторону, за прутьями решётки. Забрав свою палочку у неподвижно лежащего «охотника», инспектор осмотрел чужую, что освободила его от оков. Древко не было ему знакомо, хотя, как точно выглядело орудие кудрявого волшебника, Драко не силился запоминать. Обшарив карманы своих одежд, мужчина нащупал маленький бугорок, в глубине пиджака. «Сфера». Пурпурный шарик лежал на его ладони. — Пора спасать мир и девушку, — хмыкнул парень, а следом, с силой сжал руку, держа последний подарок Гермионы. Неимоверное сопротивление, вот что Малфой почувствовал. Ладонь что-то пыталось вывернуть наизнанку. Вены на руке вздулись от боли, что захотелось кричать. Воздух вокруг инспектора завибрировал настолько, что перешёл на звон, а потом, резкий холод по всему телу и, хлопок, который всё прекратил. На месте, где только что стоял обвиняемый в убийстве, заключённый Министерства магии, осталась пустота. На холодном землистом полу его камеры, осталось лежать тело мужчины, которого Драко считал другом.***
Неизвестный портал, выбросил парня к крыльцу дома, за белый заборчик. Студёный ветер тут же швырнул инспектору в лицо ледяной, царапающей свежестью, будто проводя когтями по, и без того отдающей тупой болью, коже. Драко жадно вдохнул, наслаждаясь до безумия вкусным воздухом, вымывая споры плесени и запах гнили из своих лёгких. Светлеющие в темноте зубы штакетника, находились за спиной волшебника, а перед ним, обрушенный дом. Последнее убежище Ордена. Бывший дом семьи Дамблдор, как помнил Драко. За периметром купола, под которым стоял слизеринец, толпились мракоборцы, пытающиеся снять наложенные на строение чары, но, хоть сотрудники Штаба и видели разрушенную территорию, а теперь, и появившегося из ниоткуда, на лужайке, потрёпанного волшебника, войти они не могли. Защита убежища не пала, хозяин хитрых чар был жив. Понимание этого, теплом отозвалось в груди мужчины. «Протего» сорвалось быстрее с губ инспектора, чем сам он смог подумать о щите. Гвалт заклятий, ещё пару часов назад, его коллег, заполонил улицу. Малфой кинулся в покосившуюся, приоткрытую входную дверь, захлопывая ту за спиной. Внутри дома стойкий запах пыли. Следов волшебников не видно. Обвалившиеся балки, как поваленные в грозу деревья, торчат, насквозь протыкая собой этажи здания. Опасливо, парень скользит вдоль стены, оценивая обстановку, подальше от окон и дверей. «Нужно убираться отсюда». Как только Драко собирается закрутиться, для трансгрессии, ему кажется, что был слышен стон. Выругавшись, мужчина надеялся, что это был лишь скрип его подошв, о заваленные мусором, половицы. У разрушенной лестницы, погребённой под завалами, виднелась человеческая рука. «Блядь». Инспектор бросился на помощь. Девушку придавило обломками и засыпало бетонной крошкой, но, даже так, Малфой узнал длинные чёрные волосы, сейчас, ставшие сизыми и яркие, голубые глаза, под трепещущими веками. Волшебница едва оставалась на грани сознания. — Марта? — озабочено позвал парень, быстро оглядывая ту на повреждения. «Скверно, блядь, очень». Грудь знакомой, бывшего друга Драко, придавило частью обвалившейся лестницей, нога вывернута, прижата под куском разбитой стены. Изо рта, смешавшаяся с грязью, вытекает полоска крови. Признав в мужчине, известного ей, Марта прохрипела, пытаясь что-то сказать. Малфой заморгал головой, призывая девушку молчать. Представляя всю предстоящую агонию боли, что волшебнице предстоит вытерпеть, старший инспектор сжал губы в жёсткую линию, следом, без предупреждения, взмахнул палочкой, отбрасывая в сторону всё, что покалечило девушку. Силы на истошный крик у неё остались. — Потерпи. Я отнесу тебя в Мунго, но я не смогу остаться с тобой, Марта… — О-они-и, мххх, — нехороший свист исходил из лёгких волшебницы. Марта сипела, еле выдавливая слова, по белому лицу от бетонной пыли прочертило две красных полосы, слёзы омыли её щёки, — …не-е верну-ули-ись. Должны-ы бы-ыли-и. — Помолчи. Закрой глаза и ни о чём не думай! — повысил Малфой голос, поднимая девушку «Левиосой», и как можно аккуратнее, подхватив на руки, закрутился на месте, трансгрессируя к единственной волшебной больнице в Британии.***
Поврежденную ногу девушки расщепило. Она взвыла от боли, выплёвывая пузыри крови на губы, заходясь кровавым кашлем. Как бы хорош парень не был в трансгрессии, полученные раны Марты снижали шансы на лёгкое перемещение. Драко спешил, боясь не успеть ни с Мартой, ни с Гермионой. «Пока чары установленные Грейнджер держатся — она жива» — гремело у мужчины в голове. Манекены не успели даже кивнуть, как волшебник ворвался сквозь витрину, внутрь больницы, к стойке привет-ведьмы. Неприветливая пухлая блондинка выражала столько же соучастия, сколько и бревно. Малфою казалось, Марта умрёт на его руках. Спасением для истекающей кровью девушки, стал проходящий по первому этажу, знакомый инспектору, целитель, который провожал парня к миссис Крессол. И Драко не хотел даже задумываться о том, что сотрудник больницы его узнает. Слизеринец молился Мерлину и всем основателям, чтобы целительский дух в волшебнике преобладал над буквой закона. Не прогадал. Передав Марту в руки «лимонного халата», Драко трансгрессировал из больницы, как можно скорее. Футбольное поле. Никуда больше ему было нельзя. Мэнор должны снова поместить под купол, раз он — убийца. Нарцисса явно будет в шоке и бешенстве, защищая сына. «Хоть бы не наломала дров...» Квартиру на Стоуни-стрит должны были оцепить, и вероятно, попытаются взломать чары, что Малфой наложил или хотя бы, устроят парню засаду у дверей, прознав о побеге. В людные места перемещаться опасно. Друзей у Драко не осталось, не после Эвана. Кладбище? Скорей всего оцеплено. Паучий тупик... Нельзя. Там поджидали мистера Фокси и если, не дай, Мерлин, увидели в воспоминаниях Грейнджер о бывшем убежище... нельзя так рисковать. Ничего из этого не стоит и кната. Парень покачал головой, скалясь в злобе, пока мысль, стрелой не прошибла его. «Кнат…» Уже обшаривая полы мантии, Драко искал, куда вложил монету, что дала ему Гермиона-Малкин, на второй день их знакомства. Если «Протеевы чары» не разрушились, если монета до сих пор при ней... он хотя бы узнает, где Гермиона. И будет спокоен, что сумела сбежать и спрятаться. Мужчина тешил себя меркнущей надежной, что слова Уилкиса оказались ложью, чтобы он выдал тайны Хранительницы. Палочка коснулась ребра монеты и буквы сложились в вопрос: «Где ты? Я приду». «Лишь бы она носила кнат с собой, сама же дала мне для связи в любой момент, и ни разу не воспользовалась. Не было времени, забывала... Лишь вращала, играясь». Как и он, тоже ни разу не воспользовался вещью по назначению. Зверем в клетке, парень мерил проход стадиона, ожидая от гриффиндорки весточки. Заходясь нервами, Малфой остановился и вдавил ладонь в брови, потирая глаза, морщась от отрезвляющей его боли, что причиняли движения. Дернулся, от неожиданности, когда ладонь обожгло. Выронив раскалённый кнат на бетон, монета со звоном отскочила и покатилась от инспектора прочь. Рванув за блестяшкой быстрее, чем подумав об «Акцио», молодой мужчина схватил, невовремя себя почувствовавшую колесом, монету. Поднеся к лицу медную беглянку, увидел на ребре три слова, от которых душу окатило стужей: «Паучий тупик. Скорее».