Новый союзник Кардинала

Со встречи с капитаном королевских мушкетёров прошло четыре дня. Граф получил приглашение на скорый обед к господину де Тревилю. За это время Леон и кардинал Ришелье почти не пересекались. Граф был уверен, что его избегают. Впрочем, это вполне ожидаемо. Так просчитаться перед предметом своего обожания мог только по истине невезучий или попросту глупый человек! Единственная продолжительная встреча, на которой они присутствовали вместе — утренняя служба в Церкви Сен-Сюльпиз неподалеку. Кардинал читал молитву для прихожан, а Леон каялся перед богом во грехах, сидя в стороне на скамейке. Но разве это покаяние помогло ему? Услышал ли его Бог? *** Граф Лестер за это время определился, что его чувства — это что-то новое и безгранично серьёзное, что заставляет обычно мужчин звать девушек замуж. Как он когда-то приглашал под венец юную дочку виконта. Но тут ведь совсем другая история! Сейчас перед ним не молоденькая и глупая девчонка, а сам Кардинал Арман Жан дю Плесси де Ришелье! Со статусом можно было работать, к нему можно и привыкнуть. Но была ещё одна загвоздка. Пол. Любви, безусловно, покорны все. Но любовь между мужчинами… нечто абсолютно греховное и запретное. К этому Леон относился очень серьезно и даже с печалью. Иногда он ловил себя на мылях: если с девушкой понятно что делать, то как делать ЭТО с мужчиной? Впрочем, граф постоянно одергивал себя от подобных идей. Гуляя по Парижу и опрашивая пекарей, кухарок и прачек, он собирал истории, из которых хотел сложить по итогу целую книгу. Название само всплывает в голове. «Судьбы Парижа». Хм, может, его нужно доработать? А быть может, стоит посоветоваться с кардиналом? Он ведь тоже ценитель литературы, да и опыта у него больше… Нет! Снова он в голове молодого графа! С этим нужно что-то делать. Леон обязан объясниться с Арманом де Ришелье и расставить все точки над i. Сегодня за обедом он это сделает! *** Солнце старательно, по-летнему припекало. День был в полном разгаре, до обеда оставалось несколько часов. Леон Лестер шел по Набережной Железного Лома, осматривая прохожих и оглядываясь по сторонам. Иногда он останавливался и записывал в блокнот свои мысли о Париже или разглядывал дорогие эфесы для шпаг. Шагов через тридцать граф свернул на узкую улочку, у которой даже не было названия, и погрузился в свои мысли. По дороге к дворцу кардинала, он несколько раз сталкивался с прохожими. Пару раз знатные господа кричали ему вслед что-то о дуэлях, но сейчас молодого графа это совсем не интересовсло. Что он скажет за обедом? «Господин Ришелье, я вас люблю, и вы, быть может тоже?» «Я к вам не равнодушен, могу ли я рассчитывать на взаимность?» «Разрешите мне звать вас просто Арман, Ваше Высокопреосвященство?» Это все не то. Как же глупо это звучит. «Мне 26 лет! Я пишу рассказы и стихи большую часть своей жизни! Что же, Я не могу признаться в своих чувствах? Не могу подобрать слова? Я? Неужели это то же я, который со шпагой наперевес и дюжиной идей и сюжетов мог покорить целый мир?» «Стихи!» — пронеслось перед глазами заветное решение. Точно! Нужно набросать что-то, сдержанное, строгое, но не лишённое романтики… «Ваша алая мантия — знамя Для моей бесконечной любви» Хм, звучит неплохо.....то, что надо! Окрылённый мыслями о стихах, в которых Леон был почти уверен, он поднял голову и ускорил шаг. *** В столовой было накрыто на двоих. На столе лежал хлеб, свежие овощи. Стояли бутылки с бордо. Слуги только что внесли супницу и разливали горячий бульон по тарелкам. Как только они ушли, кардинал вошёл в помещение и не найдя взглядом гостя, сел на свое место. Он решил подождать, и вновь оказался прав. Разгоряченный граф Лестер ураганом влетел в столовую. — господин Ришелье! Нам нужно очень серьезно поговорить! — сказал он, отдышавшись. Левой рукой граф упёрся в край стола, а правую положил на спинку своего кресла. Он внимательно смотрел на собеседника. — неужели этот разговор не подождёт конца обеда? — нарочито спокойно произнес кардинал — нет, сэр! Это не может ждать! — неужели? Дело касается чьей-то жизни? — да! Даже двух жизней! — граф дождался, когда Ришелье поднимет на него глаза, тот, сделав это, проявил максимальную заинтересованность, сложив пальцы перед собой и опершись на них. Тогда Леон, успокоившись, произнес: Ваша алая мантия — знамя Для моей бесконечной любви, В ваши руки себя я вверяю Весь я ваш, как и цели мои. Я сегодня в сердцах вопрошаю, Сколько мучать меня вы вольны? От любви я своей умираю, И не смейте сказать, что наши знакомства Просто напросто были гнусны. Граф выдохнул и сник, он вложил в эти строки всего себя. Умоляющий взгляд вопрошал. Он смотрел на кардинала сверху вниз, но чувстовал себя при этом таким незначительно маленьким. — каков будет ваш ответ? — тихо спросил граф. Молчание затянулось. Только холодные серые глаза сияли и думали. Они внимательно осматривали Леона, изучали, будто видели его впервые. Наконец кардинал произнес: — хорошо. Я приму ваше предложение, граф Лестер — улыбнулся Ришелье — хотя, в таком случае, мне стоит сказать Леон? Граф залился краской. Он медленно опустился на свой стул, не веря ушам. Зелёные глаза внимательно следили за кардиналом. Тот был абсолютно спокоен, даже снисходителен. — ну что, Леон? Вы сами-то какого мнения? — в глазах Ришелье сверкнуло беспокойство. — я…у меня нет слов… — голос Лестера слегка подрагивал. Внутри разгоралось пламя стыда и радости одновременно. Он вдруг лучезарно улыбнулся. От этого щеки кардинала на мгновение вспыхнули. — спасибо вам, мой господин. Отныне я ваш, Арман — произнес юноша. — вы — мой, а я — ваш — откликнулся священник — а остальное не так важно, Леон. В молчании они принялись за бульон.