***
Они лежали в обнимку на кровати, прямо на покрывалах, потому что не подумали заранее их убрать, а сейчас сил уже не было. Джима удивляло, что Спок такой сонный и расслабленный, потому что обычно он чувствует себя дома как в тюрьме, а в спальне особенно. Наверное, перестановка помогла избавиться от особенно неприятных воспоминаний. — Джим? — попытался вытянуть его из размышлений Спок, но без особого успеха. — Мм? Джим прижался лицом к его щеке, оставляя на ней поцелуй, и переплёл их ноги. Спок молчал, успокаивающе гладя его по спине. Джим бы уснул, если бы по голосу не понял, что это серьёзно. — Могу я поинтересоваться, почему тебя беспокоит мой вклад в наши отношения? Джим поморгал, попытаясь заставить работать мозг, словно перегоревший после короткого замыкания. — А? — ну гениальный ответ, ничего не скажешь. — Почему ты озвучил вероятность, что я могу тебя покинуть? У меня нет таких мыслей. Джим порадовался, что Спок не видит его заалевшее лицо. — Да просто разговаривал сегодня со Скотти и Гейлой. Уж неважно. Спок отстранился, чтобы заглянуть ему в лицо. — Я не верю, что такая глубокая тревога вызвана одной беседой с друзьями. Джим поморщился. Разговаривать об этом сейчас не хотелось. — Спок, я просто прилипчивый. Тут нет никакой проблемы. — Джим, — строго прервал его Спок, положив руку на щёку. Не как при мелдинге, но почти. — Мне не нужно проникать в твой разум, чтобы чувствовать твои эмоции. Джим вспомнил аудиозаписи, вспомнил, что стало триггером первого эпизода. Если Спок чувствовал панику своих товарищей по симуляции, он так же легко мог чувствовать и его отчаяние. Несмотря на это, Джим сделал ещё одну попытку увильнуть: — Нет, Спок, правда. Я просто назойливый и привязчивый. Я не… — Джим. — Спок приподнял ему подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Ты видел меня в самом худшем состоянии. Ты был свидетелем моего стыда, моих страхов. Ты видел то, чем ни один вулканец добровольно не поделится, и ты… ты выбрал меня несмотря на это. Почему ты боишься поделиться со мной своими бедами? Ну вот как тут отвертишься? — У тебя своих проблем по горло. Это подождёт, пока тебе не станет лучше. Потому что да, дело не в одном только разговоре. Это сложно, и я не люблю об этом говорить. Спок изучающе провёл по его лицу кончиками пальцев. Проследил линию скулы, нос и бровь. Обхватил ладонью затылок и придвинулся к его губам почти вплотную. — Я разделю с тобой твоё бремя. Что-то в его словах задело глубокую струну в сердце Джима, тугую и древнюю. Он ощущал похожую реакцию, когда Спок говорил на вулканском — словно это был более дословный перевод с его родного языка, чем он обычно использует. Джим был тронут до глубины души, он чувствовал тепло и безопасность, но всё равно очень долго не мог заставить себя произнести ни слова. — Ты… ты слышал что-нибудь о Тарсусе IV?Глава 27
20 мая 2024 г. в 00:00
Джим плёлся домой, не сделав ничего из запланированного по учёбе. Он мог думать только о том, что, если они не придумают, как вернуть Спока в общество, ему придётся оставить его тут одного. Потому что, как бы ни сложно было это признать, но вариант остаться на Земле он даже не рассматривал. Он хотел служить во Флоте, хотел изучать новые планеты и новые цивилизации, сталкиваться с новыми проблемами, требующими новых решений. Он также знал, что и Спок хотел для себя того же — иначе не оставил бы родной дом. Значит, их цель — вернуть Спока в Академию.
Осталось только перестать бояться незнакомых людей и выйти из дома. Впервые за всё время Джим был рад, что у него впереди ещё два или три семестра. У них есть время.
Он споткнулся об оставленную на пороге посылку, выругался и поднял её. Разорвав коричневую обёрточную бумагу и отбросив её на пол, он попытался продраться через медицинский жаргон в записке. Значит, Маккой принёс. Значит, у этого должно быть объяснение.
Интуиция подсказала ему прослушать сообщения на установленном на кухне комме. И да, в комнате зазвучал знакомый южный акцент.
«Привет, дружок. Оставил тебе посылку — передай Споку, как сможешь. Это не экспериментальные лекарства — только необходимые ему по медкарте вещи. Скажи, за мой счёт, и что решает он сам, конечно».
Яснее от этого не стало. Джим попытался разобраться в тексте на коробке, но там были только названия неизвестных ему химических соединений и указание на то, что дозировки и побочные эффекты следует искать на чипе внутри. Коробку открывать не хотелось, поэтому Дим переоделся в одежду поудобнее и пошёл к Споку.
— Сегодня я без врачей и детей, честно, — улыбнулся он, когда Спок открыл дверь, чтобы впустить его.
— Я в достаточной мере восстановился после прошлого опыта, — ответил Спок слегка высокомерно и не слегка весело. Выглядел он хорошо: одежда выглажена, волосы расчёсаны, очки ровно сидят на носу. С каждой неделей он выглядел всё более собранным. Джим надеялся, что это знак того, что его уверенность в себе растёт.
— Хорошо, потому что врача-то со мной нет, а передачка от врача есть.
Спок осмотрел коробку так же, как Джим, и распечатал. Вот только на лице у него отразилось не замешательство, а узнавание.
— Доктор сказал тебе, почему он мне это прислал?
— Нет, — покачал головой Джим. — Просто попросил передать. Сказал, что это никак не связано с ментисинилом и что это не взятка. Решать тебе, — повторил он слова Маккоя.
Спок помолчал, глядя на коробку, потом на Джима так, словно ему надо было сказать восемь разных вещей и он не мог определиться с очерёдностью.
— Идём, — пробормотал он наконец и повёл его в спальню.
С того первого мелдинга Джим старался, чтобы всё их взаимодействие проходило у него дома. Когда он понял, что Спок здесь чувствует себя как в клетке, то стал предпочитать относительную свободу собственной квартиры. Но с тех пор, как Джим был здесь в последний раз, Спок что-то поменял и переставил, чтобы уменьшить ощущение заточения. Кровать теперь стояла у противоположной стены и не загораживала окно. Сейчас оба окна были открыты, и на них не было ни занавесок, ни жалюзи. Комната больше не казалась тёмной и уединённой пещерой, её заливал тёплый солнечный свет.
Джим выдохнул.
— Неплохо, — беспечно заметил он. Уголки губ Спока чуть расслабились, словно он ожидал другой реакции. Всегда ли он будет ждать осуждения в ответ на малейшее проявление эмоций? Остаётся только надеяться, что это пройдёт.
Спок положил очки на тумбочку и забрался на кровать, двигаясь со свойственной ему элегантностью. Джима это возбуждало и раздражало одновременно. Никто не имеет права элегантно карабкаться на кровать. Спок растянулся на покрывале поперёк кровати и почти вопросительно предложил:
— Присоединяйся.
Джим, заинтригованный, сел рядом и положил ладонь Споку на бок, где гулко билось сердце.
— Что в коробке?
Спок молча достал один пузырёк и отвинтил крышку. Оказалось — глазные капли.
— Маккой снова забрался в мою медкарту, — сказал Спок и, запрокинув голову, закапал в каждый глаз по три капли и зажмурился.
Джим забрал у него пузырёк, закрыл крышкой и поставил на тумбочку.
— Аллергия? — предположил он. Потому что каплями уже ничего не лечат, разве что выводят вот аллергены и другие раздражители, а с остальным справляются гипоспреи.
— Нет. — Глаза Спок не открыл, но прижал ладонь к руке Джима — Примерно в десять лет мне диагностировали макулярную дегенерацию, которая никогда раньше на Вулкане не встречалась. С помощью подходящих препаратов её можно удерживать в ремиссии сколь угодно долго.
Джим уже научился слышать то, что Спок не произносил.
— А ты больше не можешь забирать лекарство? А доставку заказать нельзя? Тебе же всё возят.
— Я заказал доставку обычных коррекционных очков, потому что большинство врачей настаивают на регулярных осмотрах. Доктора Маккоя, видимо, такие мелочи не заботят.
Губы Джима сами собой растянулись в улыбке.
— О, вот это уж точно нет. — Он переплёл их со Споком пальцы. — Это он тебе пытается мысль донести, как всегда в лоб.
Спок поднял бровь, но глаза не открыл.
— Вот как?
— Пытается доказать, что ему можно доверять. Он понимает важность регулярных осмотров, но также знает, что иногда нужно положиться на обоснованные предположения. Он не знает точно, какая дозировка тебе нужна, но прислал то, что, по его мнению, тебе должно подойти. Ну что? Работает?
Спок поработал челюстью, словно не желал признаваться.
— Возможно.
— Возможно? — Джим погладил его по челюсти. — А глаза почему не открываешь?
— Жду, пока пройдут щиплющие ощущения.
Джим склонился над ним и заглянул в лицо: абсолютно бесстрастное. Он всё равно чуть встревожился — а ну как не угадал Маккой с дозировкой?
— Сильно больно?
— Боль интенсивнее, чем я помню. Не знаю, проблема ли в моей памяти или в том, что со времени последнего использования прошёл значительный промежуток времени.
Джим отметил, что Маккоя Спок не винит. Он продолжал поглаживать кончиками пальцев челюсть, щёку, кончик уха.
— Ну как?
Спок кивнул и подался к его ладони. Веки дрогнули, смахнули лишнюю влагу. Из уголков глаз потекли слёзы, но Джим знал, что это скорее реакция на капли, чем от боли. Но всё равно вытер влагу пальцем и поцеловал виски.
— Джим. — Спок упёрся рукой ему в грудь и мягко оттолкнул.
— Точно всё хорошо? — снова уточнил Джим, потому что обычно Спок от прикосновений не отстраняется, если у него нет панической атаки. Спок кивнул, поморгал и сел на кровати, лицом к лицу с Джимом. Под этим пронизывающим взглядом хотелось поморщиться, что Джим выстоял.
— Спок?
По лицу скользнула ладонь, не успокаивающе, как он сам гладил Спока минуту назад, а изучающе, провела по лбу, переносице, по губам и челюсти, запечатлевая весь образ. Пальцы остановились на висках, и у Джима возникло ощущения, что эти глаза смотрят не на него, а внутрь.
— Ты… — Спок запнулся и покачал головой. — Чтобы зрение полностью восстановилось, придётся принимать лекарство ещё несколько дней. Но ты уже… я вижу тебя гораздо чётче, чем ранее.
В этой фразе смысла было больше, чем могло показаться на первый взгляд. Джим почти чувствовал, как по венам бежит более глубинный смысл, проливается сквозь кожу из пальцев Спока. Его затопило любопытством и вновь проснувшимся возбуждением — или не его, а Спока, а Спок передавал эти чувства ему. Джим откинулся на изголовье, бесстыдно предлагая себя любому изучению.
Спок начал с поцелуя. Быстрого, короткого, — но Спок часто именно так и начинал. Он отстранился, прежде чем Джим успел поцеловать его в ответ. Спок смотрел на него, бегая по лицу глазами, словно изучая реакцию. Потом потянулся за вторым поцелуем. И за третим.
Поцелуи становились всё глубже, ощущения проникали Джиму под кожу, пока он совсем не потерял счёт времени. Вместо этого он сосредоточился на этом странном сладко-металлическом привкусе, всасывая его с языка Спока, пока тот не начал тяжело дышать и постанывать. Каким-то задним умом Джим осознавал, что с него сняли футболку и он прижимается к изголовью голой спиной, а Спок нависает над ним и медленно, но жадно целует.
Чтобы хоть как-то вернуться в реальность, Джим провёл пальцами по плечам Спока и с удивлением почувствовал обнажённую кожу.
— Ты когда раздеться успел? — хрипло спросил он.
— Ты был занят, — заметил Спок несколько самоуверенно, но тяжёлое дыхание портило весь эффект.
— Ты меня этим своим мелдингом отвлёк? — Джим наклонил голову и провёл зубами по шее Спока.
— Нет. Но если ты этого хочешь… — пальцы скользнули на челюсть, скулу и…
Спок, конечно, шутил, но Джим всё равно поймал его ладонь и крепко поцеловал.
— Нет. Я не хочу ничего пропустить. Ни секундочки. — Джим поцеловал запястье. — Ни секунды тебя.
Спок, наверное, почувствовал его отчаяние и страх от разговора со Скотти и Гейлой, потому что вся его игривость испарилась. Он отнял ладонь от его лица, провёл пальцами по груди Джима и животу и расстегнул на нём джинсы. Джим впервые ощутил на себе знаменитую вулканскую силу, когда Спок одним движением стянул с него штаны вместе с трусами и отбросил на пол.
Больше их ничего не разделяло, и Спок воспользовался преимуществом и оседлал его. Теперь они прижимались друг к другу кожа к коже. Волосы на груди Спока щекотали Джиму соски, жар его тела просачивался Джиму под кожу. Он запустил руку в растрёпанные чёрные волосы и притянул его к себе для очередного поцелуя, а другой ухватил за задницу, заставляя крепче прижаться бёдрами.
Их члены скользнули, прижавшись друг к другу. Смазка Спока только усиливала ощущения. Джиму отчаянно хотелось большего: ближе, жарче, больше этого металлического привкуса на языке — всего больше. Он никогда не умел отпускать то, что любил, и, хотя такая опасность поджидала его только через год, — если вообще поджидала, — он всё равно вцепился в Спока изо всех сил. И не важно, что они только недавно вступили в сексуальные отношения, что познакомились всего несколько месяцев назад. Спок вплавился в его жизнь, стал её неотъемлемой частью.
Он попытался донести всё это Споку без помощи мелдинга, обычным, грубым, человеческим способом показать, как сильно он его хочет, как он ему нужен, просто необходим. Поэтому он цеплялся, хватал, впивался ногтями в кожу. Он вжался в него губами с каким-то безжалостным обожанием. Он подавался ему навстречу бёдрами, насколько мог, учитывая более крепкую комплекцию распростёртого на нём Спока, и дрожал от разлитого между ними жара и влаги.
Спок отдавался ему, дрожа и тяжело дыша, даром что был сильнее и вообще сверху. И чёрт возьми, насколько это же это по-новому возбуждало: когда Спок позволял себе расслабиться, хотя легко мог прижать Джима к кровати и сделать с ним что угодно. Но тёплые карие глаза пронизывали его взглядом и словно бы таяли. Ладонь скользнула между ними, обернулась вокруг членов и размазала смазку.
Джим легко мог кончить прямо так, просто цепляясь за Спока везде, где мог уцепиться, глядя в затянутые поволокой глаза и теряясь в древнем, естественном ритме их тел. Но он хотел большего, хотел обладать, овладеть, впечатать себя в его кожу.
— Спок, — выдохнул он ему в рот, — Спок, пожалуйста…
Спок понял его безо всякого мелдинга. Он распределил по члену Джима свою смазку, провёл по нему несколько раз рукой и направил ко входу.
— Д-да, — выдохнул он Джиму в ухо, обжигающе горячо. И как бы он ни старался держать лицо, весь его контроль полетел к чертям, когда он опустился на член Джима, открываясь и принимая его в себя. Джим вцепился зубами ему в шею, оставляя на ней засос, и глухо стонал. Он согнул колени, чтобы Спок мог на них опереться, и так крепко вцепился в волосы у него на затылке, что кто угодно другой застонал бы от боли.
Но и Спок стонал — по крайней мере, он испустил тихий и жалостный звук, но и не думал сбросить с себя его руки или как-то дать понять, что ему некомфортно. Он скорее подавался навстречу, в его объятья, словно умоляя, чтобы его взяли, сжали и не отпускали. Он держал лицо Джима в ладонях, как что-то драгоценное, прижимался к нему лбом и с закрытыми глазами опускался на него, опираясь на колени.
Джим, прижатый к кровати более тяжёлым весом, не мог подаваться ему навстречу, не мог брать так сильно, как того требовало тело. Но это было неважно. Тело желало разрядки как можно быстрее, а всё остальное — чтобы это никогда не кончалось. Он наслаждался ощущением сухой кожи Спока, прижимавшейся к его потной, сводящих с ума медленных движений бёдер, царапающих затылок ногтей.
Дыхание у него сбилось и сорвалось на стон. Он уронил голову Споку на шею и вдыхал его запах с каждым вдохом. Он хотел его целиком, хотел погрузить в него руку и сомкнуть вокруг сердца. Он не мог быть ему ближе, чем сейчас, но всё равно пытался сплавить их тела воедино, войти ещё глубже, овладеть так, чтобы разъединить их было уже невозможно. Он даже не осознавал, что говорит что-то, пока его не пронзил оргазм и в момент абсолютной ясности он не услышал самого себя: «Мой, только мой, скажи, что ты мой, никогда, никогда меня не бросай…»
Мягкие влажные губы скользнули по круглой ушной раковине и прошептали голосом горячим и вечным, как сама пустыня:
— Я твой.
Джим видел звёзды, которые Спок так любит.