«Крестик на моей груди —
На него ты погляди!
Что в тебе способен он
Резко изменить?»
Не открыть значит воспрепятствовать. Воспрепятствовать значит воспротивиться. В свод законов Министерства света входило и то, что каждый маг обязан открывать дверь, когда того требует человек, стоящий выше по рангу. Патриции, женщине непростого характера, не нравилось такое положение дел. Она была приверженицей собственных правил и была убеждена в том, что её дом — её же крепость, которую она запирала по ночам на несколько замков и не желала впускать кого-либо ранее восьми часов позднее девяти вечера. Но Саков был другим. Когда-то он здорово помог ей скрыть следы воздействия тёмной магии, когда она по нелепой случайности использовала её рядом с группой полуночников. И случилось это действительно не специально: Патриция выронила из сумки связку ритуальных свечей, и она, не сумев пролежать чуточку на асфальте, покатилась к проезжей части. Выручая свечи, женщина прочитала заклинание, которое явно не входила в ряд разрешённых, так как имела некоторую неосторожную фразу в своём содержании — «Именем Аскольда»... Услышавший это Александр, вальяжно поправив оправу на переносице, взмахом руки поймал чёрные нити и стянул их вовнутрь кулака, и держал их там, пока полуночники не сменили маршрут патрулирования. — Доброй ночи, Патриция, прости за беспокойство. — Саков виновато поглядел на хозяйку квартиры, но та встретила его довольно бодрой и добродушной улыбкой. Задержав любопытный взгляд на фигуре Ирины, она вскинула бровями и пригласила обоих зайти. — Мог бы, конечно, позвонить, предупредить... Я бы свечи с вольтом не убирала. Только воск растопила, — она покачала головой, но улыбка её прекрасного лица не покидала, — всё же здравствуй, как я рада, что это ты! Ирина старалась не делиться своим удивлением, которое с каждой секундой только и делало, что росло. Эта Патриция слишком уж открыто говорила с Александром об атрибуте чёрной магии, ведь вольт — почти то же самое, что и кукла Вуду, через неё так же можно воздействовать на соперника, подчиняя его волю себе. Сделанный из воска инструмент может нанести вред врагу заговорщика, лишить его жизненной силы или, наоборот, обеспечить ему защиту при условии, что это не враг, а близкий друг. В общем, пока её это поражало. Если этот мужчина – важный человек в Министерстве, выдумывает всякие пытки колдунам и является магом первого ранга, то как он может быть одним из тёмных? Как может с ними сотрудничать? Как может прикрывать? Права была Лена – лучше бы сидела она дома. В квартире пахло чем-то горьким. Певчая без труда определила, что этот аромат исходил от полыни, которую, вероятно, только-только начали жечь и ещё не успели ею окурить комнаты, которых, кстати, было всего две: в одну их провела Патриция, во вторую же она их не пустила, объяснив это тем, что дочь недавно отошла в Астрал. На вопрос Александра о том, почему мать не сопровождает девочку, она ответила вполне себе буднично, что та пожелала работать в одиночестве, так как сущность, вышедшая оттуда, была её помощником и обещала провести туда, куда Патриции точно заглядывать не стоит, а чужие секреты она не любила. Это не то бельё, в котором нужно рыться. Да и Саманта, как, оказалось, звали её дочь, в этот раз настаивала оставить её и не мешать своим присутствием. Ожидалась встреча в мире теней тет-а-тет с тем, чьё имя было не принято озвучивать в ключе обыкновенных сплетен и переговоров. — Что за юную леди ты к нам привёл? Порчи на ней нет, сглаза тоже. Она бы и сама с себя это сняла при необходимости, — Патриция коснулась её плеча, видимо, надеясь считать информацию, но Ирина, конечно, ей этого не позволила. Учил её этому и Влад, и сама жизнь в конце концов, — привороты не делаю, извините. — Кто сказал, что я нуждаюсь в приворотах? Я вообще здесь не должна была быть. — девушка фыркнула. Произвести на неё впечатление у Патриции не получилось, потому что она видывала и не таких хитрых колдуний, что считают необходимым залезть ей под самую подкорку мозга и вычитать всё вплоть от момента зачатия до той версии, которой она пребывает сейчас. — Ничего не понимаю. Саша, объясни мне, что происходит? Время — почти час ночи... — хозяйка задёрнула плотнее шторы, пока Ирина с интересом осматривала её комнату. Взгляд зацепился за большое зеркало, которое, наверное, частенько накрывали плотной тканью тёмно-красного цвета, что теперь простенько ниспадала со спинки стула, обтянутого багровым бархатом. Такого явно ей самой не хватало. Оно было настоящим антиквариатом, отчего глазки Певчей горели. — Ханахаки. Это случилось со мной. С нами, — Саков кивнул в сторону Ирины, и она поджала в подтверждение губы, — мне нужно, чтобы ты сделала пульмоскопию. Ты же держишь при себе вераскоп? Я поспособствовал тому, чтобы ты могла принимать на дому. Пожалуй, пришло время помочь и мне. — он не давил на Патрицию, но чётко давал понять, что он уйдёт отсюда только со снимком лёгких Певчей. Женщина ахнула в ужасе. — Ты хочешь сказать, что у вас внутри цветы растут? Ты понимаешь, что это значит? — её глаза бегали. Впервые она выглядела настолько потерянной, по крайней мере, Саков её ещё такой не видел. — Вполне. Но прошу тебя, не говори об этом никому под страхом собственной кончины. Я тебя умоляю. Никто об этом не должен узнать. Министерство натравит на нас херувимов. О, Ирина слышала и о них — этих великих и ужасных херувимах, созданиях, призванных охранять государство от воздействия тёмных сил самой Дариной. Они вершили судьбы тех, кто намеревался совершить переворот и разрушить привычный уклад. Провинившиеся мечтали пройти через обыкновенные машинные пытки, лишь бы только не попасть на суд к херувимам. — Даю слово, что никто на свете не узнает вашу тайну от меня. Но я не могу говорить за других. Кто ещё в курсе?.. — Патриция обхватила локти и вздохнула с ощутимой тяжестью. Меньше всего ей хотелось становиться соучастницей такого масштабного преступления. За себя она даже не переживала. Её тревожило то, что это могло утянуть за собой Саманту, её единственную дочь, в которой она души не чаяла. Они и так жили в не самое спокойное время, отчего сердце всякий раз обливалось кровью, когда их вызывали на допрос. Она ходила по лезвию ножа, ежедневно выводя звезду на шее дочери, чтобы полуночники прошли мимо, не обратив внимания на то, с какой ненавистью сама девочка смотрит им вслед. — Давайте я Вам как-нибудь сама попытаюсь объяснить, что стряслось, хорошо? В общем, я каюсь, что люблю стаскивать с покойников всякие красивые безделушки. Иногда они бывают очень полезны в ритуалах... И на сегодняшней казни меня очень привлекла рубиновая брошь на одной из ведьм. Я, не удержавшись, побежала на площадь ночью в надежде, что останусь как всегда незамеченной. И у меня, между прочим, это вышло! Если бы не одно но... — Певчая недовольно покосилась на Александра, и тот не сумел скрыть ухмылки, невесёлой, но вполне одобрительной по отношению к ней, — когда я увидела господина Сакова, прости меня, батюшка Аскольд, и по-настоящему ощутила его присутствие рядом со мной, в моей груди что-то надломилось. Предполагаю, что это было ребро... Но не суть! Что-то точно изменилось, стало вдруг так больно, что подкатило нечто к горлу, и я начала задыхаться. Кашель выбил из меня слёзы, и мне показалось, что я вот-вот умру. — Ты говоришь, когда Саша увидел тебя? — поинтересовалась Патриция, поглаживая подбородок и погружаясь в раздумья, путаные, сложные. — Нет! Ему необязательно было на меня смотреть. Я почувствовала, что он где-то близко. Это невозможно объяснить. Будто нутро моё узнало его. Звучит глупо, будто я придумываю. Но... — Ира выдохлась, более не имея сил подбирать слова, которые смущали и одновременно пугали чернокнижников. Верили ли они ей? Ну, как тут не верить, когда она недавно плевалась соцветиями ромашек? Молча Александр сбросил с себя плащ, следом на пол полетела рубашка. Патриция пошатнулась от увиденного. Да, он был хорош собой. Это нельзя было не признать. Однако сейчас его красивый торс в самом деле расцвёл – лилии захватили пока только правый бок, но было понятно, что это только начало будущей полянки. Ирина не устояла на месте. Она протянула руку и коснулась нежных лепестков, не понимая, реальны ли они или это какой-то сладкий мор набросился на них всех сегодняшней ночью. Может, тот рубин так защищался? Не давал себя срезать, а теперь вводит их в заблуждение? Нет. Она трогала цветы, пробиралась пальцами в глубь стебельков, пока не достигла чужой кожи. Рот Сакова приоткрылся для вздоха. Ира отдёрнула руку. — В голове не укладывается. Такое по легенде случается раз в сто лет, но Министерство сразу же находит избранных и уничтожает, чтобы не допустить захвата власти. Простите, могу ли я узнать Ваше имя? — Патриция, наконец, собралась с мыслями и решила, невзирая ни на что, мыслить здраво. Она же всё-таки целительница, а у врача достаточно выдержки, чтобы лечить даже самые страшные заболевания. — Да, конечно, меня зовут Ирина… И я просто отпевальщица на похоронах, не более. Можно ко мне так и обращаться – Певчая. — девушка облизала нижнюю губу, несколько обветренную, так как перед выходом не успела нанести на неё блеск. Куда уж там блески всякие наносить, когда сбегаешь через окно из детской спальни? Да и магией для придания себе красоты она не пользовалась в отличие от этой женщины с густыми длинными волнами каштановых волос. Её и без этого замечали. — Приятно познакомиться. Я Патриция. Так вот, Ирина, душенька, я постараюсь Вам помочь, но с этой минуты на Вас возлагается, несомненно, невероятная ответственность. Понимаете ли, Саша – не чужой мне человек, и его безопасность мне крайне важна… — расставляла ли таким образом Патриция границы, Певчая не могла точно сказать, но как чуткая и внимательная ведьма она определила, что та не очень-то равнодушна по отношению к пыточному проектировщику, который уже спешил одеваться. — Вы же тоже, наверное, понимаете, что эта самая ответственность рухнула на мои хрупкие плечики именно тогда, когда я вылезла из дома за рубином. А если быть совсем точной, то случилось это в тот момент, когда лилии распустились внутри господина Сакова… — ой, как же ему всё-таки нравилось, как эта дамочка с платком на плечах и пальто нараспашку называет его господином. И вроде бы обыкновенная вежливость, но какая-то колкая, едкая. В его окружении все ему льстили, и он старался не всё принимать на свой счёт как нечто должное; здесь же творилось что-то подозрительное: он то и дело отводил взгляд, когда Ирина глядела на него в упор. Конечно. Родственные души. Вот, оказывается, в чём суть – немыслимо быстро появившаяся связь теперь сносила им головы. Или только ему. Ирина не давала себя читать так же, как и он. — Следуйте за мной. — отстранённо, с долей холода велела Патриция и отправилась в третью комнату, которой, как думала Певчая, не было в квартире. Она будто появилась мгновением ранее, после того, как этого пожелала целительница. Это была комната, стены которой состояли из волшебного белого кварца, и пускай не было никаких томографов и ультразвуковых сканеров, которые были в клиниках, Патриция сумела оборудовать всё так, чтобы получить качественные результаты тех или иных исследований, многие из которых проводила тайно и за кругленькую сумму денег. При входе она выдала Ирине очки с затемнёнными стёклами, чтобы так, не дай Аскольд, не ослепла от яркого перелива кварца, провела в центр, где на полу была нарисована пиктограмма в качестве опорного знака, и попросила оголить грудь, что, собственно говоря, Певчая и сделала. Из уважения к храму женского тела Саков присутствовать не стал. Он следил за тем, чтобы в квартиру никто не нагрянул с проверкой. Затем Ирине было велено задержать дыхание. Сама же Патриция спряталась под вуалью фиолетового цвета, нырнув поближе к вераскопу, с помощью которого она и должна была провести пульмоскопию. Верно настроив показатели, а также заменив пластины, женщина сделала снимок и выпроводила Певчую за дверь, не дав той по-нормальному одеться. Пришлось застёгивать лиф и залезать в свитер, уже будучи в одной комнате с магом, но и в этом случае он отвернулся. Зачем лишний раз нервировать юную особу, которая и так посылает в его сторону молнии? О, как же она хочет поскорее вернуться домой! — И что будет с нами потом? — спросила она как-то удивительно робко, отчего Александр вздрогнул. — После того, как мы получим данные? Избавляться от ханахаки любыми способами. — Это вообще возможно? — Ирина приподняла одну бровь и в недоумении уставилась на торчащий у него из-под края рубашки бутон. — Надеюсь, что да, — Саков, заметив это, одёрнул рубашку. (Да он понятия не имел, что делать в такой ситуации!), — я что-нибудь обязательно придумаю. У меня хватает связей, чтобы проникнуть в священный архив. Я изучу предание, выясню, что оно из себя представляет и какие последствия могут быть. — Ага. А, может, просто переспим? — она задорно хмыкнула. — Что? — Абсолютно ничего. Извини, я пытаюсь шутить. И получается плохо. Ты что, ничего не делал с тем, что у тебя на теле множатся лилии? — Ире захотелось отрезать себе язык. Опять она несла какую-то чушь. Славно, что он этого не услышал. Или не понял. Или сделал вид, что не понял (что являлось истиной). — Я же говорил… Эта болячка застала меня врасплох. Я пытался устранить кашель. И у меня это даже получилось, но… Это бессмысленно. — он махнул рукой, и из-за двери показалась Патриция с большим листом в руках. Они замерли. По лицу Патриции было понятно, что дела плохи. Вернее сказать, они находились на той стадии, когда человеку обычно только начинается хотеться шагнуть в пропасть, и эта навязчивая мысль всё никак не выходит у него из головы. Она прислонила лист к стене и закрепила его там скотчем, который достала из комода. На снимке расположилась сложная система тонких каналов и мешочков, способных раздуваться и сжиматься. В центре неё отчётливо были видны беленькие головки ромашек с жёлтенькими сердцевинками. С каждым вздохом их становилось всё больше и больше, и они понемногу начинали сбиваться в небольшие кустики, паразитируя внутри ведьмы. Ирины почти побледнела. — Друзья мои, это крах всему, — объявила Патриция драматично, — от этого нужно срочно избавляться. — Как… Красиво. — все обернулись к двери, в проёме которой стояла девочка с двумя косами, что струились по её плечам, ныне спрятанными за шёлком ночной рубахи; склонив голову вбок, Саманта разглядывала снимок, не мигая. Поздно было Патриции возвращать её обратно к себе, та запомнила и оценила обстановку за одно мгновение, за которое люди успевают только моргнуть. — Саманта?.. — мать скорее приблизилась к дочери, обнимая её за плечи, — как там, в Астрале? Они долго-долго смотрели друг другу в глаза, ведя молчаливый невербальный диалог где-то внутри собственных душ. Казалось, что обе перестали дышать, погрузившись в сознание и оставаясь там взаперти ещё некоторое время, пускай и короткое, так как их ждали гости. Наконец Патриция принялась часто мотать головой в знак отрицания. — Нет, ни в коем случае. Мы не можем так рисковать тобой, моя девочка! Я против, — говорила она настойчиво, снимая лист со стены и передавая его в руки Ирины, — всё, о чём Он просит, может свести тебя в могилу. Он подождёт. Не наше это дело, не наше! — Что такое, Патриция? — встревоженно спросил Александр, пока Певчая грозилась сжечь снимок, — Саманта кого-то встретила в Астрале?.. Помолчали. Тишина надавила на женщину, и она, махнув рукой, прикрыла глаза, чтобы не знать, как отреагируют собравшиеся на её слова. — Да. Самого Аскольда… И он желает встретиться с вами.