Золотые дни

      Джи-хён ощущает себя выпотрошенной. Побывали в её шкуре, всю растянули, изломали, а затем ушли, на место органы не вернув. Ким Джи-хён ощущает себя невыносимо пустой. И даже выпитая залпом банка зеленого чая не помогает избавиться от этого дискомфорта.       Будучи пустым сосудом, Джи-хён продолжает дежурно отвечать. Она приводит себя в порядок. Вернулась на лицо бесстрастная маска, с которой она встречала Годжо Сатору. А сам Годжо Сатору стоит перед ней с пустой банкой из-под чая, купленная им для неё, и осторожно интересуется.       — Может ещё? Совсем бледная, — и говорит он это тихо, наклоняя голову к ней. Ким даже благодарна этому рослому мужчине, прикрывающий её своей спиной от чужих взглядов.       Но удары Джи-хён привыкла получать лицом, и от того отвечает лишь привычное:       — Всё хорошо.       Всё плохо, Сатору. Ты вновь опоздал.       И самое страшное — это то, что он сделал это специально. Специально выждал нужный момент, чтобы убедиться. Убедился. Какой ценой? Её обострившейся пустотелости. Сатору даже совестно становится, но убеждает себя, что это была вынужденная мера.       Её студенты тревожно толпятся вокруг мраморной лестницы, ругаются и не понимают причин. Галдят зрители, медики и полиция приезжают быстро. И всё это — полное месиво из проклятой энергии. Звуки давят на разболевшуюся голову Сильнейшего.       А шум как ливневый дождь. Давит так, что «шесть глаз» из орбит вылезают. Ему хочется сбежать от этого, но стойко терпит, оставаясь всё время где-то позади Ким Джи-хён. Рядом, но не мешает. И всё наблюдает, держа руки в карманах. Пока ему вновь не помешали.       — Прочь от неё, шестиглазый демон, — кряхтит эта страшная бабулька, наконец закрыв свои слепые глаза сморщенными веками. В её руках всё ещё позвякивают золотые бубенцы, словно пытаясь его отогнать прочь. Шуршит бабулька одеждами и подошвой курносых туфель, подходя к разговаривающей с начальством внучке, — Джи-хён, нам пора.       Таким тоном вредная мать одёргивает своего ребенка. И ей плевать совершенно на хотелки, а в случае с Джи-хён, на обязанности. Бесцеремонной бабульке было плевать на личное пространство женщины, на её усталость и общее ужасное состояние. Поэтому Сатору неосознанно дернулся навстречу, когда бабка жестко дернула Ким назад.       Едва устояв на ногах, Джи-хён оборачивается к шаманке и в ней вселенская пустота. Бесконечность, которую заполнить нереально. Сатору видит это даже через повязку на глазах.       — Бабуль, ты ведь видишь, я занята, — спокойно, без агрессии, потому что на это сил просто нет.       — Я прекрасно вижу, чем ты тут занимаешься. Хватит, Джи-хён. Довольно упрямиться.       Но Госпожа Ким Джи-хён продолжает делать вид, будто ничего не понимает. Она лишь продолжает делать свою работу, всё, что от неё требуется в этот момент. Сухие сморщенные пальцы, как у мумии, до синяков сжимают тонкое запястье девушки. Не станет вырываться, а Сатору не посмеет вмешиваться.       — Ты ведь наверняка не останавливалась ни в каком отеле, да? Я вынесу тебе ключи. Доехать сможешь? — ещё надеясь на то, что ей дадут сбежать.       Какая жалость, старуха-смерть хорошенько вцепилась за беглянку.       — Я больше не отпущу тебя.       — Ясно.       Какого черта?! Ким Джи-хён должна была поставить на место эту сварливую бабку, жестко и без компромиссов, потому что у неё правда есть дела намного важнее. У неё есть её студенты, которых нужно успокоить, начальство, в конце концов несчастный Мия-кун, пришедший не так давно в себя и отправленный в больницу. Но не это представление низкобюджетных актёров.       — Значит доедешь со мной. Только подожди. Господин Годжо, — внезапно обращается к нему Ким. Мужчина выпрямился, выходя из-за её спины, — Простите, что всё так получилось. Думаю, вам стоит возвращаться со своими учениками домой.       К несчастью для неё, у Сатору уже был план действий. И он совсем не подразумевал его уход без Ким Джи-хён под боком. Однако, у него хватило мозгов и такта не сообщать данную новость Джи-хён прямо сейчас.       — Если вы мне позволите, я бы остался здесь ещё ненадолго, — улыбаясь слишком сладко, оставаясь на почтенном расстоянии от неё, — Мне бы хотелось переговорить с вашей… бабулей, да? — и улыбка становится куда устрашающее, чем до этого.       — Мне не о чем с тобой говорить, — протестует бабулька горделиво и пренебрежительно. Но говорит-то на японском, а значит делает это всё назло ему, Сильнейшему.       — Уверяю, тема есть, — а затем вновь становится самой невинностью с нимбом на голове, когда возвращается к женщине, — Будьте спокойны, Госпожа Ким. А позабочусь о вашей любимой бабуле. Окажу ей честь.       Джи-хён лишь вздохнула. Часть напряжение спадает и в усталом взгляде появляется благодарность. Ей бы хотелось смотреть Годжо в глаза, но получается лишь блуждать по его красивому лицу и останавливаться на улыбочке. Она всё понимает. И принимает. Позволяет ему делать то, что хочет. Лишь для приличия бросила на последок.       — Только не делайте вещей, о которых потом я пожалею.       — Доверьтесь мне!       Сатору ведь мастер разбираться с таким. Он не обременен сковывающим уважением к человеку только из-за его почтенного возраста. О нет, Годжо намного больше предвзят к старикам, и не безосновательно. По тому, как эта старуха обращалась с Ким Джи-хён, Сатору уже всё понял и решил для себя. Церемониться не будет.       Поэтому, стоило только Джи-хён потерять его из виду, Годжо Сатору в разы усиливает Бесконечность. Эта невидимая для обычных людей аура не должна даже ощущаться, но старуха тут же отшатывается от высокой фигуры, облаченной в черный. Белые волосы зашевелились как от ветра, хотя Сатору сделал лишь один шаг. Затем второй и третий, тесня старуху. Таких противных людей нужно стирать из мира поскорее, они задержались. Задерживаются и портят жизнь тем, кто ещё может сделать что-то хорошее. А для таких учителей, как он и Джи-хён — это святая обязанность.       Сволочь чувствует его Бесконечность. Вновь распахивает слепые глаза, щурится и скалит больные кривые зубы. Старухе место в могиле, а она ещё смеет защищаться своими противными золотыми бубенцами. Годжо знает — это не проклятый предмет, но может быть связан с техникой. Нет, ни грамма проклятой энергии. Вся в этой дряхлой старухе. Это всё её вина.       — Вам стоит придумать веский аргумент, чтобы переубедить меня в вашей невиновности.       Сатору может себе позволить эту вольность сейчас. Его дорогие ученики были на улице. Монстра внутри него не увидят.       — Прочь, шестиглазый демон. Прочь!       — А то что? Вновь вызовете это проклятье? Вы мастер проклятий?       — Я пансу, — повторяет старуха, едва не трясясь от страха, — Тебе твоя власть глаза застилает, — а затем распахивает веки так широко, что слепые глаза кажутся стеклянными, — Ты слеп и невежественен. Поэтому не можешь увидеть.       — Ну, это скорее про вас, — издевка.       Однако тревога присосалась пиявкой. Он ведь правда не увидел до тех пор, пока проклятье не проявило себя. Не было ни единого намека в Ким Джи-хён, что она может быть одержима.       — Ради своей внучки я была вынуждена ступить на вашу землю. Дай нам уйти домой. И мы не доставим больше проблем.              А Сатору улыбается:       — Джи-хён не доставляет мне проблем. А вот вам и правда стоит поскорее вернуться домой. На родину. Подальше бы за море. Не думаю, что старикашки из правления кланов будут рады вашему приезду. Вы ведь не соглашали с ними свою деятельность, верно? И как догадываюсь, про Джи-хён вы не заявляли. Знаете же, что это чревато?       — Ты не понимаешь…       — Так потрудитесь объясниться.       Но судьба спасает старуху от Сильнейшего шамана современности.       — Учитель! — показалась розовая макушка Итадори, в стороне выхода. Он махал рукой, привлекая внимание, — Мы можем ехать домой? Или подождём Госпожу Ким? Квест же не сдали…       Сатору приходится временно оставить старуху в одиночестве, потому что когда ученики зовут, он направится к ним незамедлительно. Как и предполагали студенты, их отправляют обратно в общежитие. Все карту и бумажки, выданные Ким, учитель настаивает оставить у себя и сохранить. Позже, когда разберутся со всей этой суматохой, Джи-хён оно пригодится. Даже камеру, выданную Итадори, было решено пока-что придержать в общежитии. Будет ещё возможность отдать хозяйке.       — Вам задание на завтра. Подумайте о том, с чем мы сегодня столкнулись. Ваши догадки проверим завтра.       — Он опять что-то задумал, — неутешительно выдал вердикт Мегуми, садясь поскорее в машину Идзити.       План не настолько труден. Ничего страшного или криминального. Просто единственный, кто помогает Ким Джи-хён сегодня, это именно Сатору. Он спас её от падения с высоты, он заботился о том, чтобы она не грохнулась в обморок. За её спиной приструнил наглую бабку. Та стала куда сдержанней в его присутствии, когда внучка вернулась. Такая уставшая, измотанная, не способна уже ни с чем спорить.       — Я не могу вам позволить сесть за руль в таком состоянии. А оставлять вашу машину здесь не вариант. Я вас довезу, — вроде бы предлагает Сатору вариант, но на самом деле всем было ясно, что выбор был единственный.       — А как же вы? — даже не спорит Джи-хён. Под её глазами стали заметнее синяки, тушь с ресниц осыпалась, лишая флёра безупречности.       — Давайте для начала отвезём вашу бабулю, а потом уже будем решать, что дальше.       Сатору обычно не такой. Он не чурается тем, чтобы его возили, хотя имел возможность телепортироваться, не говоря уже о водительских правах. Ему по натуре заботиться о младших, чем о себе равных. Над одногодками он обычно подшучивает, старшими пренебрегает. Но почему-то с Джи-хён у него не возникало вопросов. Так надо. А иначе кто ей поможет? Это ведь его задание. Яги попросил именно об этом. Поэтому Сатору Годжо садится за руль.       Ему приходится снять повязку с лица, потому что Ким, даже настолько уставшая, настороженно косилась в его сторону. Разумеется, вести с завязанными глазами трудно даже в постели, ни то что на дороге. Бабуля мрачной тенью засела на заднем сидении, видимо ворча заговоры на расстройство желудка. Джи-хён же вбила в свой телефон адрес, положила на подставку и отправила Сатору катить их домой. А сама задремала на переднем сидении.       Самостоятельно Сатору делает громкость на телефоне тише. Голос навигатора его самого раздражал. Да и не хотелось тревожить такой хрупкий покой Джи-хён. Разбить его можно так легко. Например звонком.       Контакт «수빈» очень настойчиво названивал, но Сатору в настойчивости не уступал, потому каждый раз всё сбрасывал и сбрасывал. Затем пошли всплывающие уведомления из мессенджера, опять же на корейском. Чутьё подсказывало, что он знает, кто это был. И Сатору это не нравилось.       На перекрестке, когда они останавливают перед красным сигналом светофора, Сатору бросает взгляд на спящую Джи-хён. Обычный человек, который не должен был испытывать на себе такие необычные вещи.       — Вы определились с ответом?       На этот раз Годжо звучал тише. Сдержанный гнев. Стрелка навигатора говорила о том, что они почти на месте. Хороший и спокойный район. И дом даже достаточно обычный, малоэтажный. Не дорогой жилой комплекс, который ожидал увидеть Годжо. Сам живёт в стеклянной высотке.       — Я пришла, чтобы ей помочь, — цедит слова старуха, — Это я остановила буйство духа. Вовсе не вызывала.       Машина плавно останавливается. Так себе припарковался, но зато идти до подъезда совсем недалеко.       — Значит, вы не отрицаете, что она одержима?       — Ты ничего не понимаешь. Зачем тебе столько глаз, если ты всё равно не можешь увидеть настолько тонкие материи? Пускай это будет для тебя одержимостью, ты всё равно не поймешь.       — Почему же? Я понимаю, что вы не ради внучки всё это делаете. Вам нужно, чтобы она вернулась с вами в Корею, а не избавить её от проклятья.       — Не тебе беспокоится о таких вещах, шестиглазый демон. Это дело нашей семьи, нашего клана.       — Да честно, мне плевать, что вы там хотели и что вам нужно. Ваша внучка этого не хочет. Вы боитесь, что я изгоню это проклятье из неё? И тогда у вас не будет рычага давления на неё. Вот и всё.       — Зачем тебе всё это?       — Мне просто нравится портить планы таким вредным старикашкам, как вы.       Годжо вовремя щелкнул по кнопке разблокировки и старуха благополучно выскочила на улицу, громко хлопнув дверью. Да так сильно, что машина покачнулась. Разумеется от такого Джи-хён проснулась.       — А? Мы уже?.. — всё ещё с осоловелыми глазами. Взъерошенная, белая рубашка измялась, а кожаный корсет был предусмотрительно снят ещё в университете. Красота требует жертв, безусловно, но не с нынешними обстоятельствами.       — Вот видите, довез в целости и сохранности, — Сатору глушит двигатель, выключает телефон с навигатором и отдаёт его хозяйке, — Пойдемте. Провожу вас.       — Не стоит…       — Я хочу убедиться, что всё будет хорошо и вам точно будет лучше остаться здесь. Хотя на самом деле мне мало в это верится.       Всё ещё находящаяся в расстроенных чувствах, Джи-хён устремляет взгляд вперед, размышляя. Реакция запоздалая. Знакомые номера машины.       — Черт… — возвращается напряжение в линию плеч. Девушка сжимает сумку в руках. Пальцы со сдержанным маникюром постукивают по дорогой коже, — Мне бы не хотелось, чтобы вы вновь становились свидетелем очередной сцены.       Сатору глядит на машину перед ними, догадываясь.       — Тогда я точно должен сопроводить вас.       Вечерело. Золото заходящего солнца отбрасывало блики в окнах. Тени в сентябре становятся прохладными. В её машине сладкий освежитель. Смежный с её духами. Распущенные волосы в беспорядке и его опущенные белые пряди. Сатору не помогает ей выйти из автомобиля, потому что она отлично с этим справляется сама. Не забирает из её рук сумку, потому что это единственное, что ещё могло заземлить Джи-хён. Он просто идёт рядом и чуть позади, то придерживая дверь длинными руками, то плетясь по лестнице до третьего этажа. Джи-хён намеренно делала каждый шаг медленно, через силу, но необходимость появиться на пороге «дома» вынуждала дойти этот путь до конца.       А ей так хотелось сбежать.       Не выносить очередного позора перед Годжо Сатору. Но он уже видел её такую, лицо держать не было больше никакого смысла. Ради этого же Яги отправил его сюда, верно? Чтобы Сатору помог разобраться с проблемами в Университете. Вероятно, главная проблема всё же оказывается в её скромный персоне, раз мужчина всё не отлипает от неё. Но Ким даже этому рада.       Поэтому распахивает незакрытую дверь с готовностью получить удар прямо в лицо.       — Джи-хён! — Сатору узнает голос и манеру, — 할머니가 우리에게 오기 때문에 당신은 무엇을 할 수 있었습니까?! А он что здесь забыл?       — Я ведь говорила, — успела наябедничать, — Шестиглазый демон! Почему ты терпишь чужого мужчину рядом с ней? Ты её муж или кто?!       — Субин-хён ты не должен был…       Джи-хён даже не прошла в дом. Застыла на пороге, на плитке, даже не сняв обувь. Старуха в цветастых одеждах мельтишит в глубине небольшой квартиры. А мужчина застыл в прихожей, всё ещё в дорогом костюме-тройке и с остатками стайлинга на голове. Наверняка только с работы, как и Джи-хён.       — Не должен был что? — отвечает мужчина так, словно слова Джи-хён его оскорбили до глубины души. Даже не так. Словно его это искренне задело, — Твоя бабуля сказала, что с тобой случилось страшное несчастье. Я не мог не приехать. Я… 씨발!… Волновался. Так ещё и мужчин в дом водишь…       Этот недо-жених для Сатору — мелкая рыба. Он тот ещё трус, потому что выбирает слова при дряхлой старухе. В воздухе повисло столько напряжения из-за недосказанности, что одно верное движение — и всё взорвется. Сатору не мог пройти мимо.       — Вы должны мне сказать спасибо, — улыбаясь своей фирменной усмешкой, полной пренебрежения и притворной вежливости, — Я довёз вашу жёнушку домой целую и невредимую. Не говоря о том, что спас её сегодня. И знаете… Вас сегодня рядом с ней не было. Так кто тут на мужа больше похож?       Застывшую на входе Ким никто не трогает. Годжо просто не позволит. Потом извинится перед ней, что ступает в её дом не снимая обуви. Но уверен, потом она ему ещё скажет спасибо, потому что происходящее — сюр и цирк уродов. Сатору такое ненавидел.       — Старуха! — так громко, что раздался звон рассыпанных чайных ложек, — Если ты рассчитываешь спрятаться за этим человеком, то ты явно слишком недооцениваешь меня.       — Дух-защитник тебе не позволит. Субин!       — Ха-ха-ХА!       Смех Сильнейшего сотрясает окна, золотое небо и стекло. А затем всё стихает. Незримая сила становится густой, затаённой, словно нож за спиной. А Ким как раз стояла за спиной Сатору. Чувствовала.       — Джи-хён, — обманчиво спокойно зовёт её Сильнейший, — Если хочешь, я могу разобраться с ними навсегда. Просто скажи.       Молчание. Лишь на мгновение Джи-хён всерьез допускает эту мысль. Но вскоре гонит прочь. Вместе с тяжелым вздохом, таким оглушительно громким в тишине, уходит её гнев.       Губы едва слышно произносят.       — Ну и что ты делаешь?       Мурашки бегут по спине Сильнейшего. От этого лёгкого снисхождения. Так ребенка отчитывают за умилительную попытку защитить маму. Так младшеклашек журят за опрометчивый поступок. Сатору косится через плечо. Его удивляет собственная реакция.       Ким Джи-хён улыбалась.       Точно так же, как в кафе.       С Сильнейшего схлынывает вся сила. Он гасит Бесконечность, становясь обнаженным. Обычным человеком.       Губы Джи-хён распахнулись, делая вдох, а затем сдавленно произносит:       — Пожалуйста, — заталкивая эмоции поглубже в себя, — Подожди меня на улице. Я скоро выйду.       — Никуда ты не… — начинает недо-жених.       Однако закончилось терпение Ким Джи-хён. Она не дожидается окончания глупых речей мужчины и перебивает:       — Выбирай. Либо она сейчас узнает, либо потом.       — Не надо, — шепчет боязливо.       — О чём вы? — присоединяется старуха.       — О том, что никогда Субин и не был мне настоящим мужем. Я никогда не связывала с ним свои судьбы. А ты слепая дура, раз продолжала верить нашей бессовестной лжи! А всё для того, чтобы все получили то, что желают! Мы все пользуемся друг другом, но не смейте делать вид, словно мне это не позволено!       Да, Сатору пора. Он бесшумно выходит за пределы квартиры. Закрывает за собой дверь, слыша ругань даже через железо преграды. В припрыжку он спускается по лестнице, сжимая свой телефон в кармане куртки. На улице по осеннему прохладно. Нет над головой золотых гинко, лишь необъятное золотое небо.       Ему напоминает это его самый страшный миг. Между небом и землёй.       Годжо Сатору садится на детские качели. Длинные ноги вытягиваются по песку, а сам делает звонок. Всё же, наверное, стоило предупредить Яги. Ожидаемо, директор не был в восторге от идеи. Не проводит Магический техникум экскурсии для немагов. Вообще, немаги не должны касаться их мира. Лишь загадочное слово «пансу», коим себя характеризовала старуха, заставило Яги передумать.       — Сатору, ты знал, что неучь даже в нашей сфере? Судя по описанию произошедшего, Госпожа Ким Джи-хён может оказаться «мудан». Наши соседи охотно практикую методы вселения проклятых духов в тела людей. И это не хорошо, если её принудили к такому. Вези. Даю добро.       — Хорошо, Директор. Ждите нас.       Сатору с уверенность бросает трубку, видя, как Джи-хён вылетает из подъезда. Руками трёт лицо. Плачет. Или плакала. Не может разглядеть лицо из-за волос. Всё скомкалось. Джи-хён словно расправленный ком бумаги. Вся в изломах.       Ему в руки вручают уже знакомые ключи от автомобиля.       — Просто отвезите меня куда-нибудь подальше от этого места.              — Вот это хороший настрой! С удовольствием.       Вновь они оказываются в машине. Загудел мотор, Сатору тут же включает радио, не сильно громко. И всё говорит, говорит, говорит, заполняя собой всё пустой пространство. Прогоняя тишину прочь.       — Я, разумеется, планировал вам провести экскурсию по нашему колледжу, но даже представить не мог, что так скоро. Уж простите, что не подготовил развлекательной программы, но директор Яги скрасит вам вечер. Это на случай, если вы уже устали от меня. Ха-ха, хотя я не поверю, если вы скажите, что это правда. Кстати, в общежитие уже вернулись мои ребята. У нас между прочим очень даже неплохое общежитие. У каждого своя личная комната, достаточно просторная. Хотя, скорее это из-за того, что у меня на первом курсе всего три человека. Но ребята не жалуются. Страдают только из-за комендантского часа и что доставка до нас идёт долго.       А Ким тихо плачет. Через музыку и бесконечный говор Годжо Сатору.       — Закат сегодня красивый, — как бы между прочим.       Шмыгнув мокрым носом, ему отвечают:       — Да. Очень красивый.