Довериться врагу

Природа неистовствовала. Ледяной ветер гулко бился в стенки, норовя сорвать кожаные полотна, закрывающие окна, выстудить внутренности и без того не сильно согретых повозок. Затянувшие все небо темные тучи почти не пропускали солнечного света и погружали день в мрачные сумерки, разбавленные только летящими и вихрящимися на ветру густыми хлопьями снега. Время от времени снежная метель ненадолго стихала, а потом снова заволакивала все вокруг малопрозрачным пологом. Лошади с трудом преодолевали заметенные участки дороги, повозки вязли в снегу, и воинам сопровождающего отряда приходилось спешиваться, чтобы вытолкнуть их из очередного сугроба. Непогода настигла их в самом конце путешествия, когда до Шочжоу, по предположению Чангэ, оставалось не более дня езды. Теперь шел уже третий день. Небольшой караван, состоящий из трех повозок с вещами и двух крытых повозок, в одной из которых ехали две ее служанки, а в другой она сама, а также полсотни конных воинов сопровождения за это время осилили едва ли половину оставшегося пути. Сяохань уже наступил, и Чангэ всерьез сомневалась, что они доберутся до Шочжоу в назначенный Ашилэ Суном срок. Ничего не поделать, тегину придется подождать, думала Чангэ. Несколько дней было все же лучше, чем ждать до весны. Она не жалела, что покинуть дворец пришлось так рано. Дни после завершения переговоров до ее отъезда тянулись утомительно долго и полнились нетерпеливым ожиданием, несмотря на то, что она почти все время была чем-то занята: церемонией удочерения ее императором; пополнением гардероба под присмотром благородной наложницы Линь, для этой цели приставленной к ней императрицей; прогулками и беседами с опечаленной ее скорым отъездом Лэянь, для спокойствия которой Чангэ пришлось сочинить поддержанную добрым Вэй Шуюем романтическую историю их с тегином любви; тренировочными поединками с Сюй Фэном, после освобождения временно делившим вместе с товарищами помещение в казарме дворцовой стражи, пока не придет время вместе с ней вернуться в стан Соколиного войска; вылазками в город, в которых ее тенью сопровождал Хао Ду, следуя в нескольких шагах позади и терпеливо ожидая у храма Хэпин, пока она разговаривала с мамой. Император был по-прежнему очень занят. Дважды он вызывал Чангэ к себе поздним вечером, но они говорили только о делах, не касаясь личных тем. Чангэ была этому рада, она никак не могла определить для себя, как относиться к нему теперь, когда наконец узнала всю правду. Но в день отъезда, прощаясь, она снова обратилась к нему, как раньше: — Второй дядя! Ли Шимин вскинул на нее ошеломленный, взволнованный взгляд. Чангэ улыбнулась ему и продолжила: — Это правда, что ты убил моего отца. Но ты все еще мой дядя. Я не стану больше ненавидеть тебя. Будь хорошим императором. И… береги себя. Он закивал, попытался улыбнуться, хотя глаза его блестели от слез, и прерывающимся от эмоций голосом произнес: — Чангэ, дитя… ты тоже береги себя. И будь счастлива. В тот день ярко светило солнце. Чангэ покидала Чанъань с чувством освобождения и легким сердцем, сбросив бремя прошлых обид и несчастий, связанных с этим городом и императорским дворцом. Впереди ее ждала новая и, как она надеялась, более счастливая жизнь. Но постепенно ее радужное настроение стало меняться, когда на пути им все чаще стали попадаться вытоптанные лошадьми поля, разоренные или опустевшие деревни, истощавшие от голода люди с молящими взглядами. Сколько времени должно было пройти, прежде чем все вернется к прежнему благополучию? И вернется ли вообще? Свидетельства прокатившейся по этим местам безжалостной орды варваров действовали угнетающе, вызывая в душе Чангэ горестную печаль и совсем не добрые чувства к тем, среди кого ей предстояло жить дальше. Ее снова начали терзать ненадолго забытые тревоги и сомнения, воплощаясь в навязчивых мыслях и неприятных снах. Но если от первых она еще могла отбиться, хотя бы вскочив на коня и устроив с Сюй Фэном скачки наперегонки, то избавиться от сновидений было невозможно. И потому, чем дальше они продвигались на север, тем Чангэ все более мрачнела и уходила в себя. Некстати разбушевавшаяся стихия только усугубила ее отвратительное настроение. Запертая в холодной повозке, освещенной лишь слабым светом безопасного фонаря, она только и могла целыми днями лежать, завернувшись в меховые одеяла, стараясь думать о чем-то приятном, но то и дело сбиваясь на гнетущие мысли; засыпать под вой ветра и просыпаться в следующий момент с бешено бьющимся сердцем. Очередной порыв ветра с воем ударил в стенку повозки, качнув ее, и в голове Чангэ внезапно возникла мысль: «В шатре тегина сейчас, наверно, ледяной холод и так же воет ветер… Ладно тегин, ему привычно, а как ты собираешься там выживать?» Она спрятала голову под одеяло, потерла согретыми маленькой закрытой жаровней руками замерзшие щеки и тихо засмеялась, вспомнив, как заносчиво утверждала, что лучше приспособлена к жизни в степи, чем Лэянь. Вот и наказание за излишнюю самоуверенность. Чангэ подумала о том, как тегин предложил ей свои объятия у реки Вэй, мимоходом успокоив едва зародившуюся в ней панику. «Просто согрею». Подумала о горячем тепле, исходящем от его тела. О том, как прекрасно это тепло ощущалось бы сейчас, окажись он рядом под меховым одеялом. От этих мыслей кровь побежала быстрее по жилам, и ей в самом деле стало теплее. Чангэ вспомнила и жаровню, которую тегин приказал принести в шатер специально для нее, и теплое меховое покрывало, которым он укрывал ее, когда принес из рабского барака… Образы сменялись перед ее глазами, наполняя ее теплом, и постепенно переплетались между собой, погружая Чангэ в дрёму. Поэтому шум голосов, пробивающийся через завывания ветра, и произнесенное голосом Хао Ду имя тегина она сначала отнесла к происходящему во сне. Повозка покачнулась, и приглушенно звучащий сквозь укутавшие ее меха знакомый голос произнес: — Принцесса? Ты спишь? Чангэ? Конечно, это был сон. Откуда тегину знать ее имя? Но тут одеяло было откинуто с ее головы, и окружающий холод мгновенно убедил Чангэ в том, что она не спит. Она открыла глаза — тегин, в усыпанном снегом белом меховом плаще, опустившись на одно колено, смотрел на нее сверху с легкой довольной усмешкой. — Тегин? Откуда ты?.. — потерянно пробормотала Чангэ. — Решил выехать навстречу, — сказал он. — Метель не скоро кончится. С повозками раньше чем через два-три дня до Шочжоу не добраться. Поедешь со мной? К вечеру будем в тепле. — С тобой? — непонимающе повторила Чангэ. — На коне, вдвоем. Здесь есть короткая тропа, она слишком узка для повозок. А мой конь быстр и вынослив. Как, доверишься мне, или предпочтешь еще несколько дней мерзнуть в повозке? Чангэ быстро соображала. Конечно, она предпочла бы его согревающие объятия и теплое помещение к вечеру. Но что скажет на это Хао Ду, возглавляющий отряд сопровождения? Она не знала, какие распоряжения он получил от императора, но, если ее отъезд с тегином им как-то противоречит, Хао Ду не побоится и противостояния. — Поеду с тобой, — кивнула она. — Но прежде мы должны договориться с Хао Ду, где встретимся позже. Пока мы на землях Тан, он отвечает за мою безопасность. — Я предложил ему поехать с нами, если он не доверяет тебе… или мне, — усмехнулся тегин. — Но он отказался. Умный парень. — Мгм, — согласно хмыкнула Чангэ, начиная выпутываться из одеяла. — Я готова. — Подожди, — остановил он ее. — Одеяло не помешает, там действительно холодно и сильный ветер. Я отнесу тебя. — Вот еще! — возразила Чангэ. — Я не ребенок, и сама могу дойти. Она сделала попытку подняться, но тегин раскрытой ладонью придержал ее вниз, снова набросил одеяло, прижал к себе, и снисходительно заметил: — Я не сомневаюсь в тебе, принцесса. Но подумай, стоит ли спорить со своим мужем в присутствии посторонних мужчин, зная, что тебе этот спор не выиграть. Чангэ сердито отвернулась, молча признавая его правоту. Тегин поднял ее на руки, вынес из крытой части повозки, забросил на спину стоящего рядом вороного коня, потом накинул на голову капюшон своего плаща и вскочил в седло позади нее. Чангэ посмотрела вокруг. Снега было выше колен, колеса повозок утопали в нем почти на треть. Положив руки на рукояти мечей, воины сопровождения настороженно смотрели на тегина, готовые атаковать по приказу Хао Ду. Но тот, расслабленно сидя в седле, наблюдал за происходящим своим обычным равнодушным взглядом, не касаясь меча. — Постоялый двор «Хайтан» у Южных ворот, — подъехав к Хао Ду, сказал тегин. — Мое имя Цинь Чжунь. — Цинь Чжунь… — чуть скривившись, насмешливо повторил Хао Ду. — Кто бы мог подумать… — Хао Ду! — кутаясь в одеяло, вмешалась Чангэ. — Не время для пререканий. — Да, принцесса, — процедил он сквозь зубы, небрежно складывая руки перед собой. — Береги себя. Встретимся позже. Хао Ду отъехал, освобождая дорогу, и тегин немедленно направил коня в лес, по уже наполовину занесенным снегом следам на знакомой ему тропе. Они ехали молча. Чангэ с головой зарылась в мех одеяла и, откинувшись назад, прижалась спиной к груди тегина. Крепкая рука, обвивавшая ее талию, надежно предохраняла ее от падения, а сердце тегина стучало ровно и уверенно, почти совпадая с ритмом движения коня. Чангэ было тепло и спокойно, и не прошло и кэ, как она провалилась в беспамятство.