Довериться врагу

После отъезда императора в душе Чангэ поселилась тревожное чувство. Она говорила себе, что это чувство не имеет отношения к личности императора, и что ее беспокоит только судьба страны, но это было всего лишь попыткой самообмана. Да, несколько дней назад она еще искренне желала Ли Шимину смерти, но теперь, когда появилась надежда, что она ошибалась в отношении него, от осознания нависшей над ним смертельной опасности сердце ее сжималось от страха. Чангэ никогда не любила пустое ожидание, без возможности что-то сделать, как-то повлиять на происходящее. Ей хотелось бы оказаться у реки Вэй, помочь императору, принять участие в сражении, но она осаждала себя, зная, что стала бы только помехой, лишней заботой, даже согласись Ли Шимин взять ее с собой. Она не была ни обученным воином, ни опытным командиром. Лучшее, что она могла сделать, чтобы не позволить гнетущей тревоге завладеть всеми ее мыслями, — это заполнить время ожидания активными действиями. Этим Чангэ и занялась — к чрезвычайному неудовольствию Хао Ду, которого она определила себе в личные стражи, даже не поинтересовавшись его мнением на этот счет. Хао Ду хмурился и смотрел на нее неприязненно, но подчинялся, должно быть, получив соответствующий приказ или императора, или своего приемного отца, советника Ду, из-за нездоровья оставшегося во дворце. Он водил ее в тюрьму к Сюй Фэну, где, с безучастным видом прислонившись к стене, терпеливо ждал, пока они с Сюй Фэном наговорятся; тенью следовал за ней, когда, получив дозволение императрицы, Чангэ вместе с Лэянь обходила свои прежние комнаты в Восточном дворце, по приказу Ли Шимина все это время остававшиеся запечатанными, и указывала слугам, какие вещи следует перенести в ее нынешние покои; следил за ней взглядом, пока она тренировалась с мечом и в стрельбе из лука на тренировочном поле дворцовой стражи. Даже когда Чангэ заявила, что хочет прокатиться на лошади за пределами дворца, Хао Ду только скрипнул зубами и пошел за лошадями, чтобы сопровождать ее. Дни шли, а известий с реки Вэй все не было. То есть, конечно, они были, Чангэ знала, что донесения Ду Жухуэю поступают, голубиной почтой или с гонцом. Но Хао Ду игнорировал ее вопросы об их содержании, а попадаться на глаза советнику Ду ей совсем не хотелось. На десятый день Чангэ проснулась с быстро бьющимся сердцем, хотя совершенно не помнила, чтобы ей что-то снилось. Тревога не отпускала ее все утро. Без вдохновения помахав мечом на тренировочном поле, она подошла к Хао Ду и спросила: — Хао Ду, ты знаешь, где находится храм Хэпин? — Он утвердительно хмыкнул. — Я хочу сходить туда. Хао Ду смерил ее мрачным взглядом с ног до головы и отвернулся. — Хао Ду, — настойчиво повторила Чангэ, — мне нужно сходить в храм Хэпин. Мне неспокойно. Хочу помолиться за успешное завершение войны. — Говорить сыну советника Ду, что в небольшом храме на самой окраине Чанъаня похоронена ее мама, она не хотела. Он поморщился: — Ли Чангэ, с каких это пор ты стала верить в молитвы?.. Можешь не сочинять оправданий, я знаю, кто там похоронен. — Откуда? — вырвалось у Чангэ удивленное восклицание. — Его Величество часто ездит туда, — нехотя ответил Хао Ду. — Я иногда сопровождаю его по просьбе отца. Такого Чангэ не ожидала. Она думала, что когда покинет Чанъань, никто больше не придет навестить маму в храм Хэпин, и никто не вспомнит о ней. Но Ли Шимин помнил… — Тогда… если не хочешь, я могу пойти одна. Я знаю дорогу, — предложила она. — До возвращения Его Величества тебе не следует покидать дворец, — раздельно, будто внушая ребенку, произнес Хао Ду. — Почему? Твой отец подозревает, что я могу о чем-то договориться с Ашилэ, если покину дворец? — насмешливо спросила Чангэ, скорее веселясь, чем раздражаясь. — Тебе все еще нужно меня убить? Он сердито сверкнул глазами, как всегда, когда кто-то нелестно отзывался о приемном отце, которого он уважал, и холодно произнес: — Его Величество не хотел, чтобы ты покидала дворец. Пока что это опасно. — Но мы же выезжали на лошадях! — В той стороне нет множества людей, как в Чанъане. К тому же, там была стража. Не заметила? Чангэ вздохнула, признавая поражение, и жалобным тоном пробормотала: — Когда же все это закончится? Сколько еще ждать? — Все будет хорошо, — поколебавшись, сказал Хао Ду. Слышать успокаивающие слова от Хао Ду было странно и удивительно. Чангэ внимательно посмотрела на него и на мгновение встретила такой же внимательный взгляд. Но только на мгновение, потом его лицо приняло прежнее безразличное выражение, и он отвел свой взгляд в сторону. Покрутив в руке меч, Чангэ спросила: — Не хочешь со мной подраться? В одиночку слишком скучно. — Ли Чангэ, ты и десяти фэней против меня не протянешь, — пренебрежительно бросил Хао Ду, не двигаясь с места. — Как знать, — усмехнулась она. — Был бы у меня кинжал, я, может, и кэ продержалась бы. Кстати, куда ты дел мой кинжал? Он недешево стоит. — Сдал тюремной охране вместе с ножами твоих друзей. Когда их выпустят, получишь обратно. — Ладно, — протянула Чангэ, потеряв всякий интерес к тренировке. — Ты можешь идти, Хао Ду. Я пойду поговорю с Лэянь, она, наверно, беспокоится об отце. — Не вздумай сбежать! — без всякой вежливости предупредил Хао Ду. — Какой же ты подозрительный. — Чангэ покачала головой и, обойдя его, сказала через плечо: — Тогда иди со мной, лично убедишься, что я не сбежала. Хао Ду молча последовал за ней, и уже возле входа в покои наследной принцессы, поглядев в сторону дворца императрицы, вдруг произнес: — Вэй Шуюй. Шуюй вместе с императором уехал к войскам. С какими вестями он вернулся, о чем докладывал императрице? Чангэ напряглась. Но тут Вэй Шуюй увидел их и повернул к ним. — Чангэ! Я как раз к тебе шел, — радостно улыбаясь, издалека заговорил он. — Передать письмо от Его Величества. — Как император? С ним все в порядке? — нетерпеливо спросила Чангэ, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Все хорошо, не волнуйся, — успокоил Шуюй. Она с облегчением выдохнула. — Шуюй, у тебя ведь есть немного времени? Пойдем к Лэянь, ты нам все расскажешь, а? — Хорошо. — Он кивнул, потом протянул ей запечатанное письмо. — Его Величество сказал, если ответ положительный, мы с тобой должны вернуться в лагерь сегодня.