Довериться врагу

Ашилэ Сун не был особенно добросердечным человеком. Будучи от природы терпеливым и наблюдательным, он никогда не действовал в запале чувств, всегда тщательно обдумывал имеющуюся информацию, хладнокровно просчитывал ситуации на много шагов вперед, учитывая возможные случайности, и действовал без колебаний, не тратясь на эмоции, а опираясь на целесообразность и здравый смысл. Он был беспощаден к противнику во время сражений, но в захваченных поселениях запрещал своим воинам свирепствовать, убивать женщин, стариков и детей, уводить из семей единственных кормильцев и отнимать последнее, обрекая людей на голодную смерть. Благодаря этому Соколиное войско славилось не только боевой мощью и непобедимостью, но и милосердием к мирным жителям. Однако Сун объяснял все проще. Оставлять после себя голую землю, убивая и сжигая то, что не было взято в качестве наживы, было делом невыгодным, ибо где ничего не осталось, в следующий раз уже ничего не возьмешь. Возвращаясь с приемным отцом из совместных походов, он много раз видел разоренные, опустошенные предыдущим набегом земли, на которых не найти было и рисового зернышка, не говоря о пропитании для тысяч воинов и их лошадей. Это служило убедительным подтверждением его рассуждений. Так что с некоторых пор даже отличающийся кровожадностью хан оставил попытки переубедить приемного сына. Правда, была и другая причина, по которой Соколиное войско не трогало мирных жителей. Хотя Сун никогда не говорил о ней вслух, каждому его воину было известно, что тегин ненавидит насилие вне полей сражения, и повиновались ему не из страха, а из глубокого уважения. Он не был безжалостным ублюдком вроде предводителя Медвежьего войска, Ту Кашэ. Все без исключения воины Соколиного войска любили своего тегина и даже были преданы ему чуточку больше, чем Великому Хану. Как бы то ни было, здравомыслие и холодная расчетливость никогда не оставляли Суна. Во всяком случае, до тех пор, пока в Чанъане, куда он приехал, чтобы выслушать доклады соглядатаев Соколиного войска о ситуации в столице Тан, его пути не пересеклись с одетой в мужское платье принцессой. Взгляд Суна прикипел к гордо выпрямившейся в седле стройной фигурке в белом мужском платье с развевающейся позади алой мантией в то самое мгновение, как она на всем скаку перемахнула через упавшего стражника, твердой рукой осадила коня и несколькими насмешливыми, но властными фразами заставила ретироваться нарывавшихся на скандал с ним и Яло стражников. Его внимания не избежало то, что перед ним была, скорее всего, девушка, а из раболепного поведения стражников следовало, что ее положение в упомянутом ей Восточном дворце должно быть довольно высоким. Не отдавая себе отчета, Сун продолжал вспоминать нечаянную встречу до следующего дня, когда, совершенно неожиданно, она вышла на замену капитана команды Тан во время игры в цуцзюй. Смотреть на нее в игре — быструю, гибкую, уверенно управляющую своей командой и невероятно женственную (во всяком случае, в его глазах) — было увлекательно, а когда при столкновении с ним с ее лица сползла маска, открыв сияющие глаза и счастливую улыбку, Сун даже на мгновение отвлекся от игры, очарованный, упустив при этом хорошую возможность удара. Когда игра закончилась победой команды Тан, Сун заметил теплый, горящий одобрением взгляд Ли Шимина, направленный на нее, и его предположение о том, что она принцесса, превратилось почти в уверенность. Позже он получил подтверждение от соглядатаев во дворце: наследная принцесса Юннин, единственная дочь Ли Цзянчэна, была близка к своему дяде Ли Шимину и его дочери. Тогда Сун в первый раз подумал, что, предложи Тан ему в жены ЭТУ принцессу, он с удовольствием привел бы ее в свой шатер. После этого события закрутились, опережая друг друга. Читая доклад о дворцовом перевороте и убийстве всей семьи наследного принца, Сун испытал укол сожаления о смерти принцессы. Но в тот же вечер встретил ее, переодетую в серое платье торговца, на выходе из малолюдного переулка. Она как будто даже не заметила, что столкнулась с ним, в ее покрасневших от слез глазах царила глухая тоска. Сун подавил желание заговорить с ней, понимая, что она только шарахнется от незнакомца. Да и какое ему было дело до теперь уже бывшей танской принцессы? Наверняка найдутся друзья или родственники, у которых она сможет укрыться от преследования. Он ошибся. Принцесса не собиралась прятаться. Она собиралась мстить. И, хотя ее план провалился, Ли Шимин не отправил ее в темницу, а запер во дворцовых покоях, чтобы позже и вовсе позволить сбежать. «Враг моего врага — мой друг», — так Сун объяснил своим друзьям и подчиненным, почему согласился спрятать в караване, с которым они покидали Чанъань, беглого юношу, которым снова была переодетая принцесса. На самом деле на этот раз он не строил никаких планов, испытав желание просто помочь. Сун совсем не был удивлен, что она попробует спрятаться в единственном покидающем город караване, поскольку после неудавшегося покушения на Ли Шимина и побега из-под стражи оставаться в городе было бы равносильно смертному приговору, а все выходы из города были перекрыты дворцовой стражей, разыскивающей беглянку. К тому же, глядя на мрачную решимость в ее глазах, он был почти уверен, что принцесса не оставила мыслей о мести и покидает Чанъань, следуя какому-то плану. Когда они простились за пределами Чанъаня, глядя вслед принцессе, которой он отдал одну из лошадей в обмен на драгоценный кинжал, врученный ей послом Ашилэ как лучшему игроку в цуцзюй, Сун думал, что, если они больше не увидятся, он выбросит принцессу из головы, но если судьба позволит им встретиться вновь, обязательно познакомится с ней поближе. Тегин верил в судьбу, но не как в данность, а как в цель, достигнуть которую можно только приложив достаточно усилий. А потом он снова увидел ее в Ючжоу, и проведенные там дни стали для Суна суровым испытанием. Принцесса бесстрашно вошла в поместье мятежного губернатора Ли Юаня, едва не попала в ловушку продажного генерала Ван Цзюнько, вместе с губернатором готового сдать город Ашилэ за боевых коней и оружейную руду, чуть не погибла от рук какого-то гвардейца, присланного из дворца, чтобы вернуть, как оказалось, украденную принцессой при побеге печать наследного принца. Сун следил за ней, не показываясь принцессе на глаза, не вмешиваясь. Это была ее война. Принцесса не была глупой или наивной, вела себя достаточно осторожно, да и мальчишка, увязавшийся за ней из Чанъаня, быстрый и смышленый, пару раз выручал ее из сложных ситуаций. И все же, смотреть, как она снова и снова подвергает себя опасности, на удивление причиняло боль его сердцу. А еще Суну постоянно приходилось бороться с желанием подойти к ней и утешающе обнять. Несколько раз он почти решался действовать, но никак не мог принять взвешенного решения. Что он должен был сделать? Подойти, напомнить, что помог ей покинуть Чанъань, и попробовать подружиться? Скорее всего, она заподозрит его в неблаговидных намерениях и откажется разговаривать. Назвать себя, предложить ей поддержку Соколиного войска? Но он быстро понял, что она не предаст Тан, даже если это позволит ей осуществить месть. Схватить в охапку, увезти в степь и сделать своей? Принцесса никогда ему этого не простит. Сун почти забыл о деле, которое привело его в Ючжоу, и об интересах Ашилэ, отдавая все свое время наблюдению за принцессой. Все, что занимало его мысли, было проследить, чтобы с ней ничего не случилось, и позаботиться о том, чтобы она покинула Ючжоу невредимой. Позже он обязательно найдет ее, Сун был уверен, что они еще встретятся. Но кто же в тот момент мог предположить, что их новая встреча произойдет перед воротами осажденного Шочжоу, где он окажется ненавистным врагом, которому принцесса сдаст город, и которого вынуждена будет умолять о пощаде?