Волчьи легенды

— Откуда ты взял это? Джено резко открыл дверь, зажав в руках гребень своего мужа. Чонгук отшатнулся от испуга назад. Он нелепо захлопнул рот и с недоверием уставился на вожака. Омега кинул взгляд на гребень, а после поднял голову на альфу. Ему хотелось взмолиться и попросить не выгонять его, но внезапная просьба со стороны вожака заставила задуматься. Чонгук глубоко вздохнул, стер грязной ладонью влагу с щеки и поджал губы. — Джиан мне это дал… Врать вожаку не было никакого смысла. — Ты знаешь моего мужа? Откуда? — допытывал Джено. Альфа говорил четко и смотрел хмурым и серьезным взглядом. Чонгук его побаивался. Поэтому отвечал максимально честно и серьезно, не имея никакого желания врать. Если соврёт — может навлечь беду на себя, на Джиана и Хваёна с Юнги, и также на… Чимина. — Он меня спас… Еще тогда. Летом, — признался омега. — Он попросил Чимина спасти меня. Они меня спасли. Не злитесь на них, пожалуйста. Джиан разрешил мне остаться здесь. Не прогоняйте меня… Увидев новый поток слез в глазах омеги, дрожь от холода и дождя, грязь на руках и лице, Джено с трудом выдохнул. Любое упоминание о Джиане доставляло острую боль. — Он умер. Слова выбились из него легче, чем он думал, но омега перед ним глупо поморгал. Совсем ничего не понял. Поэтому Джено решил продолжить. Добить чужака и себя. — Умер при родах. Наш лекарь не смог спасти ни его, ни ребенка. Воздух из легких мгновенно испарился, и Чонгук хлопнул губами просто так. За долю секунды скривился, зарыдав оглушительно звонко и тяжело. Его ладони прижались к груди, где выскакивало разбившееся сердце от охватившего горя. Умер? Как? Они ведь виделись совсем недавно, и всё было хорошо, а теперь? Боль от утраты мгновенно навалилась на всё тело Чонгука. Он опустился на корточки, больше не боясь испачкаться и вымокнуть под серым дождём. Тускло. Тяжело. Болью его придавливало к земле. Человек, что был к нему так добр… его больше нет. Чонгук скрипнул зубами и раненно завыл вновь, сотрясая лес своим жалобным воем. Он прижал ладони к груди и немо проскулил. Джиана не стало. Он не справился, хотя верил, что все будет хорошо. Заикаясь, Чонгук потрясенно качал головой, словно не веря в это. Ему потребовалось время, чтобы осознать и перестать плакать. Джено оставил дверь в домик открытой, а сам дошел до столика и схватил кружку, поставив перед собой. Из сумки достал бутылку с крепким алкоголем, громко поставив на стол. Это было его гениальным планом: прийти в то место, где зарождалась их любовь с Джианом. Прийти в то место, где супруг перед ним был открыт и доверчив. Здесь они зачали Чимина и Чихёна, и неродившегося третьего сына. Винить было некого, но Джено безумно сильно хотел выплеснуть свою боль хоть куда-нибудь. После похорон стало еще хуже. Слишком тихо. Никто не смеялся, не радовался жизни, и каждый пытался заглушить боль так, как мог. Они все жили в одном доме, но ощущение, словно в разных вселенных. Джено наблюдал за этим каждый день. Больше всего страдал Чихён. Он единственный из всей семьи не сдержал злых слез на похоронах и убежал сразу же, как только подвернулась возможность. Он не принимал поддержку от жителей поселения, не принял поддержку от своего парня. Он скрыл слёзы за тяжёлой гримасой и сбежал, а Чимину впервые не захотелось помчаться вслед за братом. Он переживал рядом, стоя с каменным лицом у самой могилы. Он не помнил, кто и что говорил, но он поддался единственным объятиям — от Хваёна. Лекарь винил себя, хоть и сделал всё, что было в его силах. Хваён старался не плакать сильно, но не мог. Он сжал плечи Чимина в объятиях и прошептал ему несколько раз на ухо «прости», из-за чего Чимин поморщился. Он вовсе не ждал извинений и не требовал их ни от кого. Он не поступал так, как Джено, — не стал никого винить. Он ушёл в день похорон одним из самых последних. Джено не выдержал так долго стоять у могилы. Он тяжело вздыхал, и Чимин чувствовал, что сердце его отца разрывается от невыносимой боли. Будь Чонгук родным сыном Джиана, он бы тоже не сдержался — не отходил бы от могилы омеги. Но сейчас он не мог даже его видеть, только горько плакать, потому что в сердце все кипело и горело от навязчивого чувства несправедливости. Так не должно было быть. Джено продолжал находиться в доме и Чонгук, утерев слезы, несмело зашел в открытую дверь, прижавшись к стене. Смотреть на альфу было стыдно и страшно. — Значит, живешь тут с самого лета? — хмуро задал вопрос Джено. — Да, — тихо ответил Чонгук. — А печку чего не растопил? — неспешно спрашивал вожак. — Дрова закончились. Чимин… давно не приходил, — от осознания причины, на глазах вновь появились слёзы. Чонгук утёр лицо грязным рукавом и шумно всхлипнул. — А готовишь где? — Не умею, — вновь признался Чонгук, опустив взгляд, — меня Джиан… кормил. Рыдания вновь заклокотали в горле. Чонгук тихонько завыл, зажмурившись. Он бы прижал ушки к голове и с удовольствием обнял бы хоть какого-нибудь своего друга. — Ну-ка не реви, — строго осадил чужие переживания Джено. Ему от этих слез дурно становилось. Он же специально ушел в тихое и укромное место, чтобы побыть одному и тоже пустить пару скупых слезинок, пока его никто не видит. — Можно я здесь останусь? Мне некуда больше идти, — спросил Чонгук. — Я научусь готовить и рубить дрова. И здесь всегда будет чисто, я обещаю! Я стираю вещи и бельё, не оставляю после себя грязной посуды! Я буду очень тихим! — Нет, — Джено нахмурился. Чонгук поджал губы. — Я могу жить в подвале, — он готов был соглашаться на отчаянные поступки. Он был готов на всё, лишь бы иметь хоть какую-то крышу над головой. — Ты не будешь здесь жить, — повторил Джено. — Почему мой муж тебя спас? — Я не знаю, — Чонгук растерянно покачал головой. Джено прищурился. Джиан всегда был с большим добрым сердцем. Вожак выбрал себе замечательного человека в мужья, делающего его лучше. Разве был он достоин Джиана? Скорее всего, нет. Он часто шел наперекор просьбам мужа и видел смирение в омежьих глазах. Джиан принимал обиды с мудростью — легко их отпускал, и обычно под покровом ночи первым приходил в родные объятия. Каждый раз Джено считал себя достаточно умным человеком, но только сейчас осознавал, что самым умным из них был Джиан. Собственная глупость душила. Мог ли что-то сделать Джено для своего супруга сейчас? Горечь прокатилась по языку. Омега в углу домика тяжело всхлипнул, низко опустив голову. Его вещи были взяты у Джиана и Чимина. Даже ковер, который лежал на полу, Джено уже видел в чьём-то доме. Работали сообща за его спиной? Почему? Что такого в этом омеге, и почему ему нужно так помогать? Первой мыслью было — старший сын влюбился. Но ведь Чонгук сказал, что это именно Джиан настоял на том, чтобы спасти его. Джиан вспомнил свое прошлое? Поэтому так поступил? Джено тяжело вздохнул. Еще раз окинул взглядом комнату, решив вернуться к ней позже, а пока перевел взгляд на омегу. — Как тебя зовут? — Чонгук, — ответил он, подняв глаза на вожака. — Готовить не умеешь, печь топить тоже. Убираться, стирать, шить, вести хозяйство можешь? Чонгук умел стирать. И убираться тоже. И даже научился читать. — Я быстро учусь, — оправдался Чонгук. Джено хмурил брови. — Из какого ты поселения? — Ближе к Югу, — Чонгук волнительно сжал рукава кофты, пока Джено тщательно его допрашивал. — Почему ты не в своем поселении? Где твои родители? — Я их не знаю. Я жил в большом доме с другими брошенными детьми. У нас были омеги и альфы, которые присматривали за нами. — И почему ты не с ними? — допытывал Джено. — Потому что… они хотели меня продать. Так сказал главный — за меня могли хорошо заплатить, потому что… ну… Чонгук вспоминал это слово и его значение, но Джено и так все понял. Он слышал о том поселении, где брошенных сироток растили на убой. Иногда в переносном смысле, а иногда в прямом. Некоторых продавали как диковинных игрушек — только для плотских утех и развлечений во время гонов, а других продавали на органы для разных темных обрядов. Обычно растили уникальных детей: с необычным цветом глаз или волос, с какой-нибудь особенностью. Чонгук определенно подходил под эти запросы со своим цветом волос. Такой цвет — светло-пепельный — был очень редким в их кругах. У Чонгука был небольшой выбор, кем быть. И скорее всего, Джено так предполагал, омега был чист и никем не тронут. Скорее всего его хотели сделать игрушкой для богатых волков Запада. Обычно те не скупились платить большими мешками с монетами для своего удовольствия. Чонгука бы постигла такая участь — быть изнасилованным альфами во время их гонов. Скорее всего, на глазах других людей. — Дикость, — выплюнул Джено с раздражением. Он этого никогда не понимал и не принимал. Для него была одна истина — любящий муж и ребенок. Никаких игрушек в виде людей ему никогда не хотелось иметь. Он считал это полным извращением. Порой и на старшего сына ругался, когда от него часто пахло разными омегами. Трахал кого попало, но для свадебного обряда никого не приберег. — Собирайся. Пойдешь со мной, — строго сказал альфа. — Вы ведь, — Чонгук испуганно схватился за сердце, — не отведете меня… к ним? Нет? — Не к ним. Спрошу, хватит ли смелости у кого-нибудь в деревне приютить тебя у себя и обучить всему. Станешь чьим-нибудь мужем, может, полюбишь кого. Узнаю, что вредишь — разорву тебя лично. Чонгук быстро кивнул, продолжая стоять на месте. — Ну? — Джено сильно нахмурился. Чонгук сорвался со своего места. В сумку бросил все книги, которые приносил ему Чимин, и полюбившуюся одежду. Натянул на себя куртку Чимина и взял с тумбы гребень, сжав его. В груди невыносимо больно кольнуло. — Можно я оставлю его у себя? — скромно спросил омега. — Оставь, — кивнул Джено. — Будет напоминанием о том, кто спас твою шкуру. Удивительно. Чимин сказал нечто подобное, когда Джиан впервые пришел к нему. Они похожи — отец и сын. И они оба любили этого омегу. Чонгук не был уверен, что только Джиана стоит благодарить за своё спасение. Всё же в домик его нёс Чимин на своих руках, и именно он привёл помощь, дал еды и воды, согрел. Чонгук был благодарен Чимину так же сильно, как и Джиану. Омега смотрел на домик с тоской. Было тяжело прощаться с этим местом, ставшим родным. По дороге его сумку забрал Джено, молчаливо обведя тощую фигуру омеги взглядом. Они шли спокойно. Лужи в траве чавкали после каждого шага, пахло свежестью и совсем немного сыростью. Было очень влажно. Чонгук почувствовал, как у него вспотела спина, когда они дошли до поселения. В дождь люди предпочитали сидеть в своих домах. На многих окнах и заборах Чонгук увидел темные ленточки, колыхающиеся от ветра. — В прошлый раз лент не было, — заметил Чонгук. — Люди несут траур по смерти Джиана, — ответил Джено. Он остановился на улице, осмотрев дома. Чонгук вспомнил, как забежал в дом Юнги. Он сразу же ткнул пальцем в сторону дома омеги. Джено прищурился. — Да, Юнги мог бы помочь. Его ответ был односложным. Чонгуку было странно подниматься по этим ступеням во второй раз, но уже без паники и тяжкого чувства. За ним больше никто не гнался. Джено постучал по небольшому окошку у крыльца и вслушался в чужие шаги за дверью. Юнги был грустным, когда открыл дверь, и очень сильно удивился, увидев на пороге дома вожака и их беглеца. — Впустишь? — коротко спросил Джено, — приютить этого омегу где-то нужно. Альфа кивнул на Чонгука. Юнги не отказал. Чонгук стоял у двери, и хоть вожак обо всем договорился, а Юнги покивал, омега все равно не спешил двигаться с места. Юнги выглядел… уставшим. Заплаканным, если честно. Чонгук начал понимать, что такое нести траур. Но когда вожак вышел из дома, смерив его еще одним серьезным взглядом, Чонгук понял — у него нет права на ошибку. Юнги между тем кивнул головой в сторону большой комнаты с печкой, а потом сделал что-то странное руками. Чонгук его не понял. Он снял куртку Чимина, повесив её на спинку стула, и занял место, стараясь выглядеть как можно меньше и тише. Юнги же поставил какое-то ведро с водой на печку и кивнул, чтобы омега следовал за ним. В маленькой комнате, освещенной подсвечниками, стояла небольшая бочка и разные тазы. Юнги показал на себе, что нужно поднять футболку и сесть на маленький стульчик рядом с бочкой. — Понял, — кивнул Чонгук, — это вместо реки? Лис вздохнул. На его лице не было той веселой улыбки, которую Чонгук помнил, и из-за этого хотелось тоже грустить. Чонгук и грустил. Когда Юнги набрал ему воды в бочку, разбавив с холодной, дал в руки кусок мыла с какими-то засохшими в нем цветочками и плотную тряпку, Чонгук загрустил. Мыться пришлось самому и мыть себе голову — тоже. Чонгук поливал голову из ковша, и мыльная вода постоянно попадала в глаза. Они краснели и горели от боли. Но зато он был чистым и приятно пахнущим, без налипшей на него грязи. Одежду ему выделил Юнги тоже свою, уже поновее и получше — теплую рубашку и длинные штаны с носками. На кухне омега поставил остатки ужина на стол, заварив травяной чай. Чонгуку очень хотелось чего-нибудь горячего, поэтому мягкие овощи и небольшой кусок мяса он съел быстро, а вот чай растягивал очень долго под внимательным взглядом лисички. — Вожак сказал мне… — тихо начал Чонгук, подняв взгляд на Юнги, — насчет… Джиана. Его друг понимающе кивнул и положил ладонь на грудь, проявляя скорбь и боль. Он тоже оплакивал омегу вожака. Все жители этого поселения скорбели. — Ты его видел? — тихо спросил Чонгук. Юнги положительно кивнул. Потом встал, чтобы найти небольшой листочек с карандашом, и быстро написал на нем. «Он на нашем кладбище» — Мне можно пойти туда? Юнги вновь кивнул. Писать все, что он хотел сказать, было бы очень долго, поэтому он оставил короткое послание Чонгуку, что если они хотят научиться нормально общаться, Чонгуку следует подучить значение многих его жестов. Чонгука омега положил в небольшой комнате, которая предназначалась для детской. Там была большая кровать с пружиной и широким матрасом, теплое и тяжелое одеяло с подушкой. Небольшой комод с зеркалом и полками, маленький цветочек на тумбе у кровати, теплый ковер под ногами и кресло, куда Чонгук сразу же сел. Юнги объяснил ему жестами, что он не спешит рано топить печку и любит подольше поспать, и чаще всего он не завтракает, а сразу обедает, но дела все успевает выполнять. Зимой так вообще дел особо никаких нет, кроме чтения и вязания, поэтому Юнги спешит сделать все оставшиеся как можно скорее. Он расправляет постель и тянет Чонгука в нее. Маленькое окошко находится у кровати, и омега не спешит ложиться на подушку — он кладет руки на подоконник и выглядывает. Дождь давно прошел, яркая луна освещала главную улицу и соседние дома. В некоторых горели свечи, а в некоторых уже было темно. Чонгуку было интересно, где находится дом вожака. Он не знал, что где-то там, под покровом ночи… Чихён домой не спешил. И омегу своего отпускать тоже не торопился. Они прятались между домами, крепко обнимаясь. Альфа вжимался лицом в шею омеги, жмуря глаза от приятной близости. Волосы Бёля — его омеги — щекотали кожу. Сам омега щурился и коротко целовал своего альфу в висок уже в который раз. Его аккуратное маленькое лицо с наслаждением зарывалось в волосы своего мужчины. — Мне пора, — Бёль вздохнул, отцепив от себя альфу, — отец будет ругаться, если не приду домой вовремя. — Хваён что-нибудь придумает, — фырчит Чихён, — твой отец не может быть таким строгим вечно. — Ты недооцениваешь его, — омега ухмыльнулся, оставив короткий поцелуй на прохладной щеке, — мне правда пора. — Давай провожу тебя, — Чихён схватил омегу за ладонь, уткнувшись носом в запястье. Аромат Бёля сводил его с ума. Такой приятный и родной. — И тогда отец не посмотрит на то, что ты сын вожака, — Бёль чмокнул чужие полноватые губы и увернулся от глубокого поцелуя, — не грусти. До встречи! Бёль пошел домой дворами, пока Чихён направился к своему. Джено и Чимин были дома. В гостиной было светло от свечей. Джено впился взглядом в книгу, но не прочитал ни единой строчки. Чимин же просто сидел рядом, молчаливо поддерживая. Его пустым взглядом можно было убивать. — Где был? — сразу же спросил Джено, когда сын зашел в дом. — С друзьями, — отмахнулся самый младший Пак. Чимин перевел взгляд на отца и брата. — Я думал, с омегой, — прищурился Джено. — Сядь, хочу поговорить с вами двумя. Чихён кинул взгляд на брата, успев подумать о том, что его могли заложить в чем-нибудь, но Чимин о таком и не думал. Он перевел равнодушный взгляд на альфу. — Так как… — начал Джено, сильно хмурясь и подбирая слова, — вашего папы не стало, а он защищал вас от многого, в том числе и от свадебного обряда, то теперь вы должны задуматься, кого хотите взять в мужья. Вы уже оба взрослые, особенно ты, Чимин, и тебе я настоятельно рекомендую… — Отец, — несогласие Чимина сквозило в воздухе и в его тоне, но Джено остановил одним лишь взглядом. — Рекомендую найти себе пару и привести омегу в дом. Достойную пару, как будущему вожаку, — продолжил Джено с нажимом. Чихён нахмурился: вновь его старшего брата выставляют главным и важным ребенком в семье, а его отодвигают на второй план. — Убивать того омегу я не стал, — продолжил Джено с явным намёком. — Какого омегу? — удивился Чихён. Джено посмотрел на старшего сына и коротко вздохнул. — Чимин знает. Чимин знал. Это правда. Знал и понимал, что речь идет о Чонгуке. А он ведь совсем… забыл про него, когда папы не стало. Как он мог? Чонгук всегда нуждался в их помощи и заботе. — Омега у Юнги. Приютил у себя на время. Посмотрим, может, влюбится сам, а может — выдадим замуж за кого-нибудь из наших. Он молод. Ничего не умеет только, — размышлял Джено, — а вам срок до весны. В начале зимы должен вернуться Тэхен… Восемнадцать зим уже прошло. — Тот самый? Из семьи охотников? — оживился Чихён. — Да. Я обещал ему здесь дом и возможность забрать лису себе. Он ни разу не подвел за эти восемнадцать зим, — Джено прищурился, — пусть поживет спокойно. Он во многом нам помог. Тэхён пришёл к ним восемнадцать лет назад. Тогда мальчишке едва лишь стукнуло тринадцать лет. Несмотря на свой молодой возраст, альфа был серьёзным. В большой ткани на своей спине он нёс маленького лисёнка с яркими рыжими волосами. Тэхён, несмотря на свой возраст, был очень сильным. Джено помнил, что именно он встретил альфу первым в поселении. Ким коротко рассказал о себе: он был из семьи кровожадных охотников, но отца не поддерживал. Его отец отлавливал лисичек, оставляя им травмы. Так уж вышло, что Тэхён, находясь рядом с отцом, влюбился в одну лисичку. Он пообещал Юнги, когда омега ещё мог говорить, что он обязательно его спасёт. Такие слова и мысли казались яркими и сильно осчастливили омегу. Тэхён был уверен в своих словах. На следующий день после этого разговора он нашёл лисичку в комнате лазарета. Язык Юнги был отрезан. Маленький лисёнок плакал и не мог говорить. Для Тэхёна это был первый раз, когда он пошёл против воли своего отца. Ночью он выкрал Юнги и помчался прочь от родной стаи. Когда он нашёл помощь в лице Джено, то не стал оставаться рядом. Он попросил Джено приютить в своём поселении Юнги, обещая помогать их жителям и самому вожаку. Тэхён дал обещание на словах, на клятве из собственной крови. Он сказал, что ему нужно восемнадцать зим, чтобы заслужить полное доверие у вожака. Альфа был согласен на такие условия. В течении этих восемнадцати зим Тэхён помогал их поселению, как своему родному. Никто из них не знал, где жил альфа и с кем, но Джено получал любую помощь, о которой просил. Он стал верить Тэхёну ещё тогда, когда альфе стукнуло двадцать лет. После он сам предложил молодому охотнику остаться в их поселении, но Тэхён отказался. Он просил только приберечь для него лисичку. Тэхён искал Юнги повсюду, хоть и знал, где омега находился. Порой он встречал других лисичек, которые были наслышаны о нём достаточно, чтобы иметь возможность пуститься в бега. То, что Тэхён натолкнулся на Юнги той ночью в лесу, было огромной удачей. Он полюбил лисичку сразу, как только увидел его. Тэхён продолжал нести свою любовь по прошествии восемнадцати зим. Альфа скоро должен был войти в поселение, как полноправный житель и член их стаи. Они все этого ждали. Джено больше не говорил. Альфа посидел еще немного с сыновьями и ушел в свою комнату. Чихён уже знал, что будет готовить изделие из дерева для Бёля. Он давно был влюблен в младшего сына Хваёна и Хосока. Чимин же брату завидовал. Он не знал, кого выбирать себе в мужья.