Случай из практики

      Первая серьезная ссора выбила Тони из колеи гораздо больше, чем он мог ожидать. Сцепиться с пацаном вдвое тебя младше — уже не великое достижение, а ещё и незаслуженно этого пацана обидеть — вовсе позор. Тони метался по собственной спальне, как раздраженный лев по клетке, только что не рычал. Вслух.       Сначала Пеппер и ее увещевания. Умом он понимал, что она права, нельзя, ни в коем случае нельзя присвоить себе живого человека силой, как бы не требовало иррациональное. Но внутри все переворачивалась от страха, что Питер рядом только пока у него нет выхода. Тони казалось — так мало времени прошло, вернее, они столько его потеряли, что не успели узнать друг друга лучше и тонкая ниточка, натянутая между ними, порвётся, стоит Питеру выйти за порог. Вот если бы он прожил рядом ещё чуть-чуть… буквально до дня рождения!       Тони тряхнул головой и навернул ещё один круг по комнате.       Во-вторых Беннер. Чертов Брюс! Только разжигал в Питере уверенность в том, что донора надо менять. Пока Тони добрался до дома и попал в лабораторию, эти двое уже спелись и вовсю проводили испытания. Этот простой факт отчего-то стал спусковым механизмом, и он вспылил, некрасиво оторвавшись на друге, а что самое худшее — на некстати полезшем в защиту Брюса Питере.       Он повел себя мерзко. Как последний мудак, и осознал это практически сразу, как только Брюс плюнул и вышел из лаборатории, хлопнув дверью, а за ним и Питер, глянувший на него глазами, полными слез.       Хорош. Куда как хорош! Если до этого у Питера и были какие-то идеи насчёт их дальнейших дружеских взаимоотношений, то Тони тут же продемонстрировал свой сучный характер во всей красе. Мучительно хотело себе врезать. А ещё лучше — с кем-то подраться. Но в кулачных боях он не участвовал уже давно, предпочитая интеллектуальные битвы на ниве бизнеса, поэтому достойных кандидатур не имелось.       По всему выходило — надо было идти и извиняться. И что, что он не умеет это делать? Сорок лет — самое время учиться новому. Перед Беннером тоже надо бы извиниться. Если отбросить всю эту муть с их родством и страхом навредить Питеру, то его идея насчёт донора — весьма удачная. И то, сколько тот труда вложил, чтобы помочь, стоило хотя бы элементарного «спасибо». Пнув в досаде кровать, Тони пошел на поиски Питера, от души шарахнув дверью. Аж полегчало.       Питер нашелся на кухне, вместе с Беннером. Сидя за столом, они о чем-то негромко спорили, и малец, раскрасневшись от усердия, что-то с жаром доказывал, тыча пальцем в какие-то бумажки. Брюс хмурился сосредоточенно, а потом кивнул, вызвав такую счастливую улыбку на юношеской мордашке, что Тони скривился. Желание извиняться тут же испарилось. Сидят тут, улыбаются. Он вообще-то рассчитывал, что Брюс уже ушел, чтобы сначала поговорить с Питером наедине. Заслышав его шаги, оба синхронно замолчали, уставившись в ответ. Брюс — укоризненно, а Питер с каким-то странным сложным выражением.       — Кто-то будет кофе? — насколько мог примирительно спросил он, проходя к кофемашине.       — Воздержусь, — сухо отрезал Брюс.       — Капучино, — вдруг тихо отозвался Питер, и Тони кивнул, избегая смотреть на мальчишку. Он был безумно благодарен ему за эту незримо протянутую оливковую ветвь мира.       Поставив перед Питером чашку, он сел рядом, подхватывая со стола те самые бумажки, что стали предметом их жаркого обсуждения.       — О чем разговор?       — О твоей упертой натуре, которой Питер от чего-то пытается найти оправдание, хотя и зря, — сурово сдвинул брови Брюс. — Он подал интересную идею, как выйти из ситуации. Признаться, гениальную в своей простоте.       — И в чем суть? — Тони краем глаза видел, как Питер отпил из чашки маленький глоток, облизав с верхней губы пенку. На него мальчишка не смотрел, но, едва отпустив чашку, его ладони скомкали рукава свитера, выдавая волнение.       — Раз уж ты так настаиваешь на том, что переливание крови от другого реципиента может как-то ухудшить положение, хотя я с этим не совсем согласен, Питер предлагает сделать второго донора — посредником. Так он будет продолжать получать, в основном, твою кровь, а ты рискуешь дожить до конца лечения относительно здоровым и все таким же желчным старикашкой, — припечатал Брюс.       — Посредником, это… — начал было Тони, предпочтя пропустить мимо ушей «старикашку», уловив, как Питер улыбается краешком губ.       — Мы вольем кровь донора сначала в тебя, — потер подбородок Брюс, — Поскольку донор идеален для Питера, то и тебе сгодится, как ты понимаешь. Подождем пару дней, а потом уже от тебя сделаем переливание Питеру. Так риск отторжения падает практически до нуля.       — И это ты предложил? — Тони повернулся к мальчишке.       — Я… да? — При всей своей сообразительности, Питер был поразительно неуверен в себе. Тони должен будет позаботится о том, чтобы искоренить этот недостаток.       — Потрясающе, — кивнул он. — Когда приступим?       — Вам… и правда нравится? — Питер обхватил свою чашку обоими ладонями, на Тони он по-прежнему не смотрел.       — Не люблю повторяться, — подмигнул ему Тони. — Скажу только, что в университете ты будешь звездой.       — Счастлив, что мы, наконец-то сошлись во мнениях, но мне пора, — Брюс встал, собрав со стола бумажки. Если все стороны наконец-то удовлетворены, предлагаю начать через час, нам нужно уложиться до того момента, пока Питер не почувствовал себя плохо.       — В последнее время, мне становится все лучше, покачал головой Питер. — А промежутки между переливаниями, когда все совсем хорошо, стали дольше. Думаю, я могу продержаться без проблем и три дня, и даже четыре.       — Я не хочу, чтобы ты «держался», Пит, — вздохнул Брюс. — Суть в том, чтобы дать твоему организму покой во всех смыслах. От боли и слабости в том числе. Но, в данном случае, не могу не подчеркнуть, что лечение заканчивается, и действительно пора понемногу увеличивать интервалы. Жду отмашки, — он многозначительно глянул на Тони, и он тут же надиктовал Пятнице последние распоряжения.       Все было организовано за какой-то час. Донором оказался мужчина, немного моложе самого Старка, с которого взяли подписку о неразглашении данных о том, кому потребовалось переливание, оперативно подготовленную юристами Старк-Индастриз, и внесли его в базу данных безопасности. После чего доставили в лабораторию, сделали пару дополнительных анализов и провели пробное переливание, отгородив кровати ширмой. Если донор и догадывался, кому потребовалась его кровь — видеть Тони он не мог. Все прошло весьма успешно, самочувствие было нормальным, поэтому первый этап эксперимента дружно сочли успешным.       Как-то в процессе всей этой работы они помирились с Брюсом. Уходя, тот подал ему руку, и Тони с чувством пожал его ладонь, одними губами прошептав «прости». Тот кивнул, а после неожиданно попросил быть более аккуратным с Питером.       — Ты значишь для него слишком много, Тонс, я был поражен, как он, будучи на тебя обиженным, делал все, чтобы тебе, в конечном итоге, угодить. Это дорогого стоит, постарайся не сломать его доверие и не похерить все так, как ты умеешь.       Тони мог только кивнуть, серьезно глядя другу в глаза. Он знал, что должен стараться лучше.       Поднявшись наверх, Тони нашел Питера на диване, где тот дремал под какой-то музыкальный фильм. Отблески от телевизора бегали по его расслабленному лицу, подсвечивая кожу и превращая его в какое-то неземное существо. Ангела, прикорнувшего среди смертных, уставшего от их бесконечных проблем. Тони усмехнулся, вспомнив, как Питер называл Ангелом его самого. Он не мог оторвать взгляд от длинных ресниц, отбрасывающих длинные тени на щеки, гладкой, будто чуть прозрачной кожи щек, розовых, приоткрытых во сне губ. Морок все глубже охватывал его, но тут, словно почувствовав на себе взгляд, Питер открыл темные в этом освещении, слегка расфокусированные глаза и медленно моргнул, возвращаясь в реальность сам и заодно выдергивая из странных фантазий Старка. Он без слов убрал плед, освобождая место, и Тони присел рядом.       — Прости, Пит, — вдруг вырвалось у него непроизвольно. — Я… погорячился сегодня. Характер, знаешь ли, у меня дерьмовый, склочный. Эгоистичный и вспыльчивый. Да много еще какой, перечислять — ночи не хватит. А самое мерзкое — срываюсь я на тех людей, которые мне дороже всего.       Извиняться перед Питером оказалось не сложно, а естественно, как дышать. Может быть, потому что никто другой не умел смотреть с таким пониманием?       — Думаю, вы лукавите, — вздохнул тот. — Раз уж соврали в малом — врете и в целом.       — Что? Когда это я тебе врал? — изумился Тони.       — Да вот только что буквально. Сказали, что вы эгоист. Серьезно? В больнице не смогли пройти мимо чужой палаты с умирающим мальчишкой — где же тут эгоизм? Я вам жизнью обязан. Сотни людей — работой. Миллионы — безопасностью. Так что врете вы все. Вы очень хороший, Тони, я же вижу. А плохие дни бывают у всех, я тоже могу и вспылить и сказать лишнее. Главное же — извиниться, и все.       Главное… Самое главное — не потерять это доверчивое сокровище. Прав Брюс, ой как прав, Тони действительно легко может его сломать.       — Я хотел поговорить с тобой, Пит, — Тони постарался проглотить свой страх, понимая, что лучшее время все равно не настанет, нужно спрашивать здесь и сейчас.       Опираясь на изголовье, Питер сел, подтянув под себя ноги, усаживаясь рядом и демонстрируя полное внимание.       — Совсем скоро закончится твое лечение и ты, наверное, уже мечтаешь, как вернешься к тете Мэй, но я хотел спросить… не хотел бы ты задержаться немного? Я не настаиваю, конечно, но тут ты смог бы продолжать проходить реабилитацию, учиться. Готовиться к поступлению в университет? А тетю навещать в любое время, когда захочешь, машина и водитель остаются закрепленными за тобой.       Питер молчал, и чем дольше он молчал, тем труднее дышалось Тони.       — Что скажешь? Тебе, вроде, здесь нравилось…       Все так же не говоря ни слова, Питер вдруг потянулся вперед и обхватил Тони руками, притягивая в уже привычное объятие, уютно зарываясь носом в плечо. Руки Тони взметнулись вверх автоматически, отвечая и прижимая к себе, возможно, крепче, чем было позволено. «Мой, мое!» — выло все внутри.       — Я уже не мечтал когда-то вернуться к тете, — доверительно прошептал он в его майку. Приходилось очень сильно напрягать слух, чтобы разобрать, что он говорит. — Когда я оттуда уезжал в больницу в последний раз, то мысленно попрощался с тем домом, потому что уже знал, что обречен. Наверное, еще тогда все… перегорело. Я смирился. Поэтому, когда вдруг появились вы, и я, вроде как, начал выздоравливать и вернулся, я никак не мог почувствовать себя там… дома? Словно во сне, или понарошку. Все время боялся, что однажды опять придется оттуда снова ехать в больницу.       — И ведь пришлось, — Тони провел рукой по напряженной спине. — Мне так жаль…       — Да. Я очень скучаю по тете, очень люблю ее, и люблю наш дом, но… понимаете, я люблю его не теперешним, а еще тем, из прошлого. Сейчас я его боюсь. Мне кажется, там сами стены впитали в себя наше с Мей отчаяние и я… я буду рад пожить с вами, мистер Старк, если не обременяю вас уж совсем сильно, — он шмыгнул носом. Тони попытался приподнять его голову со своего плеча, но Питер выкрутился, упорно не желая отрываться от его майки. — Хотя бе некоторое время, пока… привыкну. Что все закончилось.       — Господи, Пит, — ну ты чего, малыш? — Тони гладил его по голове, плечам, спине, сам с трудом сдерживая слезы. — Ну о чем разговор, какое «обременяешь»? Я же сам тоже этого хочу, мы не чужие друг другу люди, помнишь? Пусть и не «совсем-совсем» родные, но ты очень мне дорог, правда. Именно поэтому я каждый раз прошу тебя, называть меня по имени, — улыбнулся он в каштановые завитки. — Я даже хотел взять над тобой опеку, — поколебавшись, признался он.       От удивления Питер приподнял голову, заглядывая ему в глаза своими, немного покрасневшими.       — Опеку? Зачем опеку? — изумился он. — У меня же есть тетя Мэй, я не сирота.       — Чтобы иметь возможность сделать для тебя чуть больше, чем просто друг, Пит, — осторожно, боясь ляпнуть не то, начал Тони. — Чтобы облегчить тебе жизнь, в которой, увы, крутая фамилия часто значит больше, чем крутые мозги. Чтобы иметь возможность просто узнавать о тебе информацию не из вторых рук. А ты обо мне.       «Чтобы всегда быть в твоей жизни».       — Но… Как же это, — совсем растерялся Питер, — я же не…       Он отстранился, убирая руки, его лицо побледнело, а глаза снова смотрели куда угодно, но не на Тони. Что-то шло совсем не по плану, и если они раньше были на одной волне, то сейчас что-то стремительно катилось к черту.       — Ты просто подумай об этом, хорошо? — попытался сгладить он, — мы все равно уже родня по-крови, почему бы это не задокументировать?       — Я же уже сказал, вам, что у меня были родители и дядя, — сверкнул глазами Питер, ещё более отдаляясь. — И если вы что-то такое себе придумали, то это не значит, что я готов! Я не могу считать вас отцом! — отчаянно закончил он, вскакивая. Его трясло так, что он едва не упал, запутавшись в пледе. — Извините меня, я очень вам благодарен, я уважаю вас, вы так много для меня сделали, но я не хочу… я не могу быть вашим сыном!       Он пулей вылетел из гостиной, а Тони остался ошарашенный на диване, переваривая такую неожиданную вспышку от Питера. Спокойного Питера Паркера, который даже в пылу ссоры только молча поджимал губы, ни разу не огрызнувшись. Что это? Откуда такой негатив? Чем Тони плох, в конце-то концов, в роли отца?       Нет, он понимал нежелание Питера подменять им родного родителя, предавая его память, но право слово — Тони ещё и договорить не успел! И он вовсе не это имел ввиду! Опека — это ещё не значит, что Питер должен назвать его папочкой.       Мысль полоснула, выбивая искры из глаз, а воздух — из грудной клетки.       Папочка…       В ушах застучали молоточки, в груди запекло так, что пришлось прижать к ней ладонь, а внизу живота потеплело, стоило только представить…       Папочка.       Черт. Как просто-то! До отвращения к самому себе. Сколько не бегал — от себя самого не убежать и не сделать из грязного развратника благочестивого филантропа.       Он не хотел, чтобы Питер стал его сыном. Он просто хотел, чтобы Питер стал «его». С самого начала все эти неясные эмоции и порывы, что разрывали изнутри, укладывались в такой простой и банальный шаблон, что даже смешно. Вот тебе и сложная натура гения.       Хуже педофила, ей-богу. Те хотя бы хотят здоровых детей…       Проведя ладонью по лицу, будто смахивая липкую паутину, Тони с трудом поднялся с дивана едва не на ощупь добрался до кухни, больше всего на свете мечтая о том, чтобы нажраться до кровавых звёздочек в глазах. Но, пока его кровь была нужна Питеру, делать это было категорически нельзя.       Выпив залпом стакан воды, Тони присел за барную стойку, обхватив голову руками. За что ему все это? Почему? Неужели он действительно такой омерзительный, что Судьба не даёт ему ни малейшего шанса построить хотя бы такую вот странную, нетипичную семью? Или это наказание за разгульную молодость? Да как у него вообще встало на ребенка?!       «Он уже не ребенок» — услужливо подкинула ему его же слова память.       Чертов ты старый извращенец, Старк. А самое ужасное — чуть не принудил мальчишку к совместному сожительству. Кастрировать тебя мало.       Позади тихо щёлкнул выключатель, Питер зашёл на кухню, остановившись в дверном проеме.       — Тони? — тихонько позвал, и пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы оторвать ладони от лица, пытаясь изобразить что-то наподобие спокойствия. Получилось плохо, потому что тот взволнованно шагнул вперёд, лепеча бесконечные извинения за то, что сказал дорогому и уважаемому «Тони». Отказался от чести, за которую другие бы душу продали.       — Я не хотел вас обидеть, только сейчас понял, как ужасно звучало все, что я наговорил. Я поступил очень некрасиво и неправильно, не так, как чувствую на самом деле, — он мученически заломил брови, пытаясь донести мысль. — Я… вы тоже очень мне дороги, я все больше чувствую вас, как вы сказали, «совсем своим», — он запнулся и очаровательно покраснел. — Но отцом называть вот так сразу, вряд ли смогу, простите…       Глядя в его взволнованное лицо, «дорогой» и «уважаемый» мог думать только о том, как бы было прекрасно коснуться этой скулы губами, проверяя такая ли она горячая, как выглядит сейчас, от прилива крови. Провести языком тонкую линию к челюсти, прихватывая губы…       Да когда же его успело так перемкнуть?!       — Все в порядке, Пит, я не обижаюсь, просто немного устал, — как можно мягче прервал он парня. — Ничего не случилось, я все понял, и принял. Ты не хочешь, и не надо, Я поддержу любое твое решение, а сейчас, извини, мне бы в душ и поспать хотя бы несколько часов. День был не самый лёгкий.       Он почти сбежал. Что уж там — откровенно удрал, опасаясь смотреть в глаза парню, что бы он, не дай бог, не увидел там чего-то не того. Выкрутив в душе воду похолоднее, сцепив зубы, Тони принял историческое решение раз в жизни принять целибат, обет целомудрия, завязать член узлом, но даже не глядеть в сторону Питера. Потому что это совсем пиздец какой-то получается. А ещё перетрахать столько шлюх, чтобы о сексе даже думать было тошно.       И отпустить. Отпустить мальчика, дать ему возможность выбрать свою, более счастливую и полную жизнь, которую не купить даже за все его деньги. Ну не способен он на семейные отношения, потому что может только херить все, что попадает в руки, феерически лажать даже на самом ровном месте.       Сон долго не шел, сморив Тони уже под утро, когда небо в не зашторенном окне уже наливалось рассветной синевой. А подскочил он уже через каких-то три часа, как по будильнику, и сна ни в одном глазу. Воспоминания прошлого вечера навалились удвоенным грузом, что, впрочем, не помешало члену бодро и уверенно натягивать ткань пижамных штанов.       С-с-сука-а-а…       Наспех приняв душ, и так и не подрочив по-человечески, Тони решил малодушно удрать в офис к радости Пеппер и компании, пробираясь к лифту так осторожно, словно сапер. В квартире стояла полная тишина, можно было ожидать, что Питер еще спит. Оно и к лучшему. Тони очень надеялся, что ударная доза отчетов бухгалтерии сегодня умотают его разгулявшееся либидо до нулевых отметок.       Он зарылся в цифры, заливая в себя одну чашку кофе за другой, отказался от обеда и, вспомнил о том, что, вообще-то, простой смертный, уже ближе к одиннадцати вечера, когда глаза упрямо отказались фокусироваться на очередном столбике дебета.       — Шел бы ты домой, Старк, — Пеппер, ловя момент, пока в боссе проснулся трудоголик, пасла его до последнего, вознамерившись выполнить и перевыполнить план по его присутствию в делах компании. — Я тоже уже пойду, пожалуй, — она нашарила босой ногой под креслом сброшенные туфли. — У меня дома рыбки, их давно пора кормить.       — Рыбки? — хмыкнул Старк. — Странный выбор.       — Идеальный, — отмахнулась она, подкрашивая губы. — Молчат, полностью автономны, красивы, не требуют постоянного ухода и, что самое главное, не следят, когда и во сколько я вернусь. А тебя вот ждут, кстати. Как там Питер, не соскучился?       Тони очень надеялся, что не слишком. Сам он предпочитал совсем не думать о мальчишке, каждую минуту заполняя голову все новыми и новыми задачами. А сейчас, когда о нем напомнила Пеппер, Тони понял, что действительно соскучился. Ему хотелось увидеть парня, перекинуться с ним парой слов, сердце радовалось самому факто того, что его дома кто-то ждет. А то, что ждет именно Питер — было ценным стократ.       — Не знаю, — ответил он, отбрасывая документы. — Вероятно, что нет. Молодёжь сейчас, знаешь ли, умеет себя занять.       — А что насчет опеки? Я дала поручение подготовить пакет документов и завтра он будет у тебя на столе. Или занести?       Тони тяжело вздохнул, отпуская еще одну свою мечту.       — Знаешь, не надо. Оставь на столе, я еще подумаю, как будет лучше, — нехотя признал он.       Пеппер, не подав виду, кивнула и вышла, пожелав доброй ночи. Тони выключил компьютер, откидываясь на своем чрезвычайно удобном кресле. Ненавязчивость и отсутствие праздного любопытства — одни из многих качеств, которые он в Пеппер ценил.       Пора было подниматься наверх, Питер действительно впервые провел так много времени без него дома один, но не звонил и не написал ни одного сообщения. С одной стороны — было капельку тревожно, а с другой — Пятница бы сообщила, если бы с Питером что-то было не так.       — Пятница, что делает Питер? — Тони покачивался в кресле, прикрыв слезящиеся от усталости глаза. Сейчас. Он посидит еще минуточку и сразу встанет.       — Мистер Паркер в своей комнате, Босс. Его эмоциональное состояние не стабильно, но жизненные показатели в полном порядке.       — Что значит — не стабильно? — резко принял вертикальное положение Тони.       — По моим данным, он плакал, сэр. А сейчас просто спит и видит плохой сон. Желаете, чтобы я его разбудила?       — Не нужно, детка, я уже иду, — Тони быстро выключил свет, захлопывая двери в личный кабинет. Электронный замок пикнул, оповещая, что помещение закрыто и он быстрым шагом вошел в лифт, который должен был поднять его на двадцать этажей вверх.