Сияние Альдерамина

Сущий Мик слышал от Сотриголовы объяснения о том, что такое травматическая память и как она работает. Он представлял это, применял на себя — если бы он забыл о смерти Ширакумо… И ему, мягко говоря, становилось не по себе. Как можно забыть что-то, настолько значимое для тебя? Но сейчас, наблюдая за тем, с каким недоверием и без грамма узнавания смотрит Изуку на женщину, которая является его законным опекуном… Он уже не думал, что это было не просто «не по себе». Это было жутко. Мик был впечатлительным человеком: там, где один пройдёт мимо, Ямада остановится и обязательно выразит свои эмоции, будь то клип к новой песне или случайно встреченный на улице щенок. К своему удивлению, герой также понял, что Недзу ощутимо напрягся, услышав вопрос ученика. — Мидория-кун, ты не знаешь эту женщину? — к чести директора, его голос звучал ровно, а на лице не отразилась ни одна из эмоций — чего нельзя сказать про Сущего Мика, скрутившего руки, чтобы унять дрожь. Как мы и сказали, Ямада — человек-эмоция. Изуку ещё раз внимательно посмотрел на женщину, сидящую перед ним на кортах, и ощутил исходящие от неё волны дискомфорта от ситуации. Он учуял подвох в вопросе, без сомнения — этот мальчик был довольно сообразительным, но прямо сейчас Мидория недоумевал, и это видели все взрослые, находящиеся в лазарете. Спустя несколько долгих минут активной мозговой работы Мидория рвано вздохнул, полностью отдергивая руку от Иоко. Его глаза стали больше в два раза, и если бы не весь сюр ситуации, Ямада посмеялся бы над этой способностью мальчика. — М-м-ма… Кхм, — Изуку закрыл глаза руками, тихонько дергая себя за волосы, что не скрылось от внимание взрослых. — М-мама?.. Дыхание ребёнка участилось, Изуку начал сворачиваться в защитный клубочек, пряча себя от мира. Горящие зелёные глаза бегали по лицу и фигуре Иоко, пытаясь найти что-то. Мик отдал бы всё, чтобы узнать, о чём думает сейчас слушатель, но, увы, он не читал мысли… Но ребенка надо успокаивать, чёрт, у него паника! Ладно, Хизаши, бери свои эмоции под контроль, подросток нуждается в тебе. *** …Темный коридор… Квартира? Комната… Запах кацудона, витающий в воздухе… Фигура женщины, стоящей у плиты — она тихо напевает забавную песенку… — Изуку! Идём ужинать, малыш! Он выбегает из своей комнаты: всё такое большое, как будто ему снова четыре. Он подпрыгивает на месте — наверное, такая эмоция, Изуку не помнит… Может, возбуждение или радость? Он не уверен… . . . Тот же коридор… Темнота. С кухни не слышно песен, не витает запах его любимого блюда. Вместо этого на столе стоит острый карри, в котором столько же специй, сколько у него шрамов, порезов и синяков (очень много). Он не может съесть это, и женщина — всё такая же фигура, зелёные волосы… Лица не видно… — разочарованно вздыхает, забирая тарелку. Ну… Наверное, ничего страшного? Ночь может обойтись голодным, а завтра после школы он купить на карманные что-нибудь для перекуса… Если оставшихся денег хватит. Последнее время заказов мало. Он не может найти… Клиентов… Возможно, Кто-то препятствует? Он довольно востребован, проверял «несуществующие» рейтинги. Мама будет рада, если он сможет заработать хоть что-нибудь. Денег в семье не хватает… …Он слышит крик. Что-то падает на кухне, но сквозь темноту ничего не видно! Непонятная тёмная лужа растекается от двери. В проходе появляется силуэт мужчины — он-он рычит?.. Что Изуку сделал не так сейчас, он ведь просто… Просто вошёл посмотреть… Кто… Кричал?.. Отблеск фонаря на полу. Растекающаяся лужа крови. Кто там? *** Изуку вырывает из непонятных воспоминаний так же внезапно, как погряз в них, оставив с чувством ещё большего недоумения и ужаса. Хисаши убил кого-то там… Но кого, кого? Почему воспоминание оборвалось, почему? Он хотел… Знать… Или не хотел? Почему это так важно для него? Он видел мертвые тела, так почему это воспоминание должно волновать его? Он всё ещё прерывисто дышит, кислорода не хватает, но сделать глубокий вдох не получается. Перед ним сидит женщина… Нет, его мама… Но почему, почему она выглядит так незнакомо? Как он мог забыть собственную маму, как? Что он за сын такой, в конце концов… Наконец, чувства начинают возвращаться, и первое, что он чувствует — это большая мягкая рука на его спине. Это не рука Айзавы… Но работает так же хорошо. Мягкая и совсем не грубая, она ему нравится, как и рука его классного руководителя. Изуку сосредотачивается на успокаивающих движениях, и вскоре его дыхание приходит в норму. Только тогда он замечает, что женщины — его мамы, это его мама! Правда?.. — больше нет в комнате. Её место занимает Сущий Мик, а рядом, на кровати, совсем рядом с Мидорией, стоит Недзу и смотрит на него, не скрывая беспокойства в глазах. О, теперь понятно, почему ему так понравилась эта рука… Другого он не ожидал от лучшего друга Айзавы. Изуку вздохнул, окончательно успокоившись. — Мидория-кун, как ты себя чувствуешь? — немного напушившись спросил Недзу, щёлкая хвостом. — Уже… Уже лучше. С-спасибо, Мик-сенсей, Недзу-сенсей. Ямада мягко улыбнулся подростку, вызывая у него самого робкую, хрупкую улыбку. — Я… Наверное, мне надо рассказать, что случилось. Я не знаю, как… Как я мог забыть ма…маму, — запнувшись на последнем слове, произнёс Изуку. — Ты можешь не говорить, если не хочешь или слишком вымотался, — напомнил Сущий Мик, на что Мидория помогал головой. — Нет, я должен. Я могу. Хочу рассказать, чтобы поскорее пройти это, — студент вздохнул, проводя рукой по спутанным волосам и морщась от того, что они становились жирными и грязными слишком быстро. Надо бы помыть голову потом… Ямада кивнул, не возражая. В конце концов, это воля Изуку, и он сам остановится тогда, когда сочтёт нужным. — В-в общем… Сейчас… Это была не совсем паническая атака, я думаю. Я что-то видел… — Изуку стал копаться в памяти в поисках недавнего видения — только для того, чтобы понять, что он уже забыл его. — Я… Нет, нет-нет-нет-нет… Забыл… Забыл, я забыл! Он почувствовал, как слёзы обиды наворачиваются на глаза. Как, как он вообще мог забыть что-то важное? Что он видел? — Я, я н-не знаю… Почему, почему? — он снова начинал впадать в панику. — Чёрт, ты, бесполезный идиот, ты же сам сказал… Расскажешь, а сейчас… Почему, почему я забыл? Он помнил только ощущения. Может, стоит рассказать о них, пока он и это не забыл? В руку ткнулось что-то мягкое, и этот физический контакт немного успокоил его. — Я… Стойте, подождите, я помню… Ощущения, помню их, да, да! — Изуку счастливо смачно слёзы одной рукой, — Помню! Сначала там было, ну, как будто я ещё маленький и очень счастлив — ну, или возбужден… Ну, такое детское возбуждение, даже предвкушение, наверное. А потом… Потом, ну… Я-я не знаю, как объяснить… Как будто вот что-то было хорошо, но и плохо, как будто ты пытаешься найти… Ээ… Ну, что-то хорошее в плохом? И… И потом… …Тень. Лужа крови… Изуку замолчал. Глаза уставились в пространство перед ним, и подросток завис на неопределённый промежуток времени. Только когда под левой рукой что-то взволнованно заерзало, он очнулся. — …Смерть, — выдохнул Мидория. — Я видел… Кровь и какую-то… Тень? Только что. Я увидел. Я больше ничего не помню… К концу речи его голос надломился, и парень немного сгорбился, расстраиваясь из-за своего бессилия. Он опустил глаза вниз. Его рука мерно гладила шëрстку директора, спокойно усевшегося на его скрещенные ноги. Изуку смущенно и удивленно пискнул, убирая руку и пряча лицо в сгибе локтя. — Спасибо, что рассказал нам, — на удивление тихий голос Сущего Мика привлёк внимание подростка. — Ты хорошо справился и очень сильно помог нам. Изуку спокойно выдохнул, ощущая, как усталость снова наваливается на него. Он решил, что Недзу-сенсей не будет против, если он погладит его ещё чуть-чуть. Так, для душевного равновесия. — Тебе лучше, Мидория-кун? — спросил Недзу, никак не комментируя произошедшее. — Д-да… Спасибо, — тихо выдохнул парень, сонно моргая. — Я думаю, тебе не помешает немного отдыха, маленький слушатель, — мягкая рука учителя взъерошила его кудри, и Изуку снова подумал о том, что ему нужно хорошенько промыть их. — Когда проснешься, обязательно поешь. И я думаю, что Шинсо будет не против навестить тебя. Ты хочешь его видеть? Мидория кивнул. Хи-чан всегда может приходить к нему, он хороший… — Самый лучший, я никогда не видел таких хороших людей… — пробубнил он, опускаясь головой на подушку. — Отдохни хорошенько, малыш. И его сознание медленно затянулось темнотой, отправляя в сон без сновидений. *** Айзава прислонился к стене, осматривая комнату Всемогущего. Если честно, он думал, что тут будет побольше вещей, но, видимо, Яги-сан, как и он, любитель минимализма. Ну или просто не мог позволить себе брать от жизни всё, потому что считал, что не заслужил. Второе, кстати, было вероятнее, потому что Айзава не раз замечал, каким взглядом провожает старший комнатные растения, стоящие в общем зале. Впрочем, сейчас не об этом. Айзава слушал, как Яги говорит про свою наставницу. Как её там… Нана Шимура, про-героиня, которая погибла в битве с тем же Все За Одного. Он слушал. Хорошо, что Всемогущему (не без помощи других героев, конечно) удалось победить этого криптоида в Камино. Лаборатории безумца до сих пор находят в разных частях всей Японии. Глядя на то, с какой нежностью говорит о Шимуре мужчина, Айзава не мог не подумать о том, что, возможно, эта женщина заменила ему маму. Интересно, какая у Всемогущего была семья? Он не упоминал ни о ком из его родственников за всё это время, и первая, о ком начал рассказывать Яги, — это его наставница. — Когда она осталась там… Сражаться со Все За Одного, — очень тихо произнёс герой в отставке. — Я понятия не имел, что мне делать дальше. Я почти потерял тягу к жизни, но Торино-сан вбил меня здравый смысл, в конце концов. Я понял, что мне нужно идти дальше, что у меня есть шанс отомстить за Нану. И я сделал это. Все За Одного мёртв, и я рад, что больше не придётся переживать о том, что он мог бы сделать. Но, ух, но это не вернёт её мне. Айзава уловил в голосе мужчины того разбитого мальчика, увидевшего смерть самого дорогого ему человека. — Я только выпустился из Академии тогда, — вскользь упомянул Всемогущий, погружаясь в свои воспоминания. Айзава сдержал дрожь. Никто не готов терять кого-то, кто дорог им, так скоро и неожиданно. Шота вздохнул. На откровение нужно отвечать откровением, да? Тем более, он уже мог спокойно говорить о смерти друга спустя столько лет. Они смирились с его потерей, но никогда не пытались заменить Ширакумо кем-то другим. Как будто… Никто не был достоин встать на его место. Но сейчас Айзава, возможно, сделал самый правильный выбор за свою жизнь. — Знаешь, я понимаю тебя, — его грубый голос прозвучал в комнате неожиданно и заставил Яги немного вздрогнуть, вырывая того из воспоминаний. — Ты уже знаешь, что Сущий Мик, Полночь и я — это, как бы, компания. Старший кивнул, хотя Шота не задавал вопрос. — Когда мы учились здесь, с нами в компании был ещё один парень. Ширакумо Оборо. Не думаю, что ты слышал о нём, — Айзава вздохнул, когда Яги покачал головой. — Он был в одном классе со мной и Ямадой. Мы были на втором году обучения и уже планировали, как назовём своё геройское агентство. Сотриголова скрестил руки на груди, глядя в окно, на лениво плывущие в небе облака. — Это была наша вторая стажировка. Злодей наносил большой ущерб городу, разрушая дороги и здания. Оборо спас гражданских, но сам… Остался там. Под завалами, — он проглотил подступивший ком, переводя взгляд на Всемогущего. — Мы долго не могли смириться с его смертью. Он был нашим близким другом. Говорить со Всемогущим, почему-то, было легко. Обычно Шота не может не говорить отрывочные фразы — эта проблема с ним с детства. А что с него взять? Он рос с ярлыком «злодея» из-за своей причуды. Неудивительно, что общение с другими людьми обычно не приносило ему удовольствия. По крайней мере, у него всегда оставалось преимущество в разговорах — он мог видеть насквозь человека, его эмоции. Навык, обретëнный с годами опыта. Сейчас Всемогущий испытывал что-то вроде удивления, благодарности и сочувствия одновременно. Но прочитать Яги смог бы каждый — его эмоции слишком яркие для кого-то, кто был Символом Мира и умудрялся сохранять одно выражение лица в своей большой форме. С уходом силы, наверное, потребность сохранять стойкость отпала. Хотя бы здесь он позволил себе не подавлять эмоции. Айзава мог сказать, что это было хорошим знаком. Тем не менее, через несколько мгновений Шота понял, что Всемогущему также неловко. Как будто он не знал, что ответить Сотриголове. Герой поспешил убедить его, что что-то говорить необязательно. — Я не жду, что ты бросишься меня утешать, Яги-сан. Мы взрослые люди, можно просто молча посочувствовать. Не люблю возиться с этим, — под конец он откровенно ворчал, что вызвало смешок со стороны коллеги. — Что ж, тогда мне не придется ломать голову над словами. Как мы уже выяснили, я довольно плох в утешении людей, — это было сказано с явной иронией и отсылкой на Изуку, но Айзава ухмыльнулся в ответ. — Определенно, — сказал он без грамма осуждения в голосе. В этот момент у него зазвонил телефон. Достав его из кармана и увидев, что звонил Недзу, Шота немного нахмурился. — Что-то… про Мидорию? — робко поинтересовался Яги, но Айзава поднял руку, призывая того к молчанию. — Узнаем. Он ответил на звонок. — Шота-кун, — в голосе директора не было привычной озорной нотки, и это заставило учителя напрячься. — Ты был абсолютно прав насчёт Изуку-куна. Он не помнит, что случилось с его биологической матерью, но он не узнал Иоко-саму во время нашего разговора. Я бы хотел поговорить с тобой и Рë-куном сейчас. Айзава вздохнул, потирая переносицу, как будто у него началась мигрень. — Да, Недзу-сан. Я скоро буду. Он сбросил трубку, кладя телефон в карман. — Да, это насчёт Изуку, — Яги напрягся на словах Шоты. — Сейчас я иду на разговор с директором и Гончим Псом. Если хочешь, я могу зайти позже и рассказать тебе. — Я… Я был бы очень признателен, — выдохнул Тошинори. Айзава кивнул, направляясь к выходу. — И не забудь убраться в комнате. Полы всё ещё в стеклянной крошке. — Д-да, разумеется! — Яги смотрел на закрывшуюся за Сотриголовой дверь. Что ж, если… Если ему удастся подружиться с кем-нибудь, было бы неплохо. Хотя, Айзава-сан рассказал и о своих друзьях. Значило ли это, что Яги сможет подружиться с ними тоже?