***
Мёга вернулся спустя полчаса — как раз когда зарделась заря. — Плохие вести, Сэссёмару-сама. Сёгун и его люди действительно были там, но несколько дней назад. — Я так и думал, — кивнул дайёкай. — Зачем же тогда… — Нужно было убедиться, что Инуяша взял верный след. Мальчишка слегка надулся, слушая их разговор, но Мёга понятливо кивнул. Он удобно устроился в своей «кровати» между ушей ханьо и громко зевнул. — С вашего позволения, я отдохну, Сэссёмару-сама. Мы можем догнать их уже сегодня.***
Мёга был не прав — мальчишка мог чувствовать запах только на земле, поэтому они продолжали двигаться медленно. Сэссёмару лишь иногда пролетал несколько ри, забросив брата на мокомоко, — если было понятно, что люди шли только одной тропой, например, между скал. Сам Сэссёмару не брал след — вокруг была сотня запахов, и он мог неверно понять, какой из них принадлежит сёгуну. Иногда он думал, не вернуться ли к руинам, чтобы Инуяша точно указал на вещь, где слышит запах той твари, однако по способностям ханьо было ясно, что он не сможет продохнуть из-за гари. А ещё там воняло трупами. Должно быть, Сэссёмару тоже не смог бы взять след. Как бы то ни было, мальчишка вёл его в сторону тигра вполне уверенно, лишь иногда пригибаясь к земле, как собака. Утром пятого дня случилось вот что — почувствовав демона, Инуяша доверчиво схватился за рукав Сэссёмару. Дайёкай глянул вниз слегка удивлённо, но не стряхнул его, как сделал бы раньше. Даже сказал: — Не бойся. Стоило признать, что между ними возникала какая-то связь. Чувства, рождающиеся из ответственности, — поэтому дайёкай никого никогда не спасал. Это не любовь — очень далеко от любви. Но далеко и от безразличия — тоже. Инуяша взмахнул свободной рукой, так и сжимая хаори брата. Кажется, он пытался сказать, что это какой-то большой, сильный демон. — Предупреждаешь меня, Сэссёмару? — понял дайёкай и опасно прищурился. — Ты до сих пор не понимаешь, кто я. Жаль, я не могу показать тебе свою силу, — отпусти, и ты почувствуешь её. Действительно, спустя несколько минут они столкнулись с демоном — обычным полуразумным существом, целью которого была только еда. За свою жизнь Сэссёмару убил таких тысячи — для этого требовался лишь взмах руки. Но теперь мальчишка наблюдал за ним, и старший брат устроил представление, которое тот не ждал: лицо Сэссёмару стало страшно меняться, вытягиваться, звереть, и вот — вся его демоническая мощь вырвалась наружу, возвращая истинный облик. Инуяша вместе с Мёгой испуганно осел в траву. Он задрал голову вверх — туда, где чувствовал чудовищную ауру брата. Мальчишка не мог видеть, зато ощущал кровь другого демона, которая залила землю так, словно его разодрало в клочья. Сэссёмару потребовалось всего мгновение, чтобы убить ёкая: тот был меньше него раз в десять — может, размером с лапу. Также неожиданно старший брат превратился в человека. «Шум», который он излучал, стих, Инуяша опять почувствовал запахи цветов и тепло солнца — больше его не заслонял собой громадный пёс. — Теперь ты понял? — прохладно уточнил Сэссёмару, бросая на ханьо край мокомоко. Инуяша растерянно кивнул и вцепился руками в мех. — Больше не смей думать, что я так же слаб, как они, щенок.***
Несмотря на случившееся, Инуяша был спокойным, самостоятельным и… милым. Сложно было подобрать другое слово. Где-то он был дик и смел, а где-то робок и неуклюж. Он наклонял голову, шевелил носом-кнопкой, когда брал след, и сворачивался в мокомоко клубком. Сэссёмару невольно прислушивался к его сопению, привыкая к тому, что не один. На привале Сэссёмару почувствовал, как Инуяша касается его руки, и открыл глаза. — Что ты хочешь? Но, кажется, ханьо ничего не просил. Он лишь покраснел немного, стеснительно поджал уши, но не отпустил ладонь Сэссёмару — наоборот, аккуратно её ощупал. Дошёл до кончиков пальцев, бесстрашно потрогал когти, затем вскинул голову — можно было представить, как упрямо загорелся бы взгляд. Дайёкай понял. — Я не похож на тебя, — холодно заметил Сэссёмару, но всё же позволил прикоснуться к себе вот так, откровенно. Ладошки Инуяши были тёплые. Мальчик робко потрогал его лоб, смелее — нос, губы, щёки. Много лет никто не касался лица Сэссёмару — разве что в бою. Это позволила себе только мать на прощание, — и он не видел её со дня смерти отца. Внезапно Инуяша стеснительно улыбнулся. — Даже не думай — мы очень разные, — снова догадался Сэссёмару. Казалось, он учился понимать мальчишку без слов. — Я чистокровный демон — ты нет. Инуяша бесцеремонно похлопал его по голове, ища уши, затем, чуть расстроенно, указал на брови и переносицу. Подумав, ткнул в свой востренький подбородок. — В тебе нет ничего от отца — и от меня, значит, тоже, — отрезал Сэссёмару, не соглашаясь, — к тому же, у меня демонические отметки. Здесь и здесь. Старший брат нарисовал когтем полумесяц на лбу Инуяши, провёл когтями по щекам. — И на теле тоже. Инуяша потёр лицо — на нежной коже почти остались царапины: Сэссёмару ещё не научился рассчитывать силу, обращаясь с детьми. Но мальчишка не обиделся. Подумав, он вытянул перед собой пальцы — между ними было пространство размером с Мёгу. — Старик выглядит, как отъевшаяся блоха. Седой, глупый и навязчивый. — Эй! — Мёга поперхнулся водой, которую пил из реки. — Между прочим, я служил у вашего батюшки, а это значит… Старик распинался, но никто его, конечно, не слушал. Инуяша широко улыбнулся, так, что Сэссёмару разглядел его клыки — они полностью восстановились. Это был первый раз, когда мальчишка казался весёлым. И стоило признать — такое выражение шло Инуяше гораздо больше, чем горечь и скорбь.***
Сэссёмару не разглядывал специально — просто увидел, как ночью из мокомоко высунулась маленькая ступня. Она была в мозолях и ссадинах, хотя и розово-чистая: Инуяша плескался в реке перед сном. Раны быстро затягивались, поэтому ханьо не жаловался, но Сэссёмару всё же подцепил сонного Мёгу когтями и поднёс к лицу. — Найди для мальчишки обувь, — коротко приказал он. Старик потёр глаза и вздохнул: — Вряд ли он сможет носить её — он всегда… — Даю тебе время до утра. С этими словами Сэссёмару щёлкнул пальцами, отправляя Мёгу в полёт над полем. Старик громко зевнул, зацепившись за травинку и, бурча, попрыгал к людям. Он был не рад ночному поручению, но, с другой стороны, был доволен, что старший брат стал замечать такие простые, но важные вещи.***
Мёга вернулся на вороне, когда Инуяша и Сэссёмару закончили завтрак. Пара добротных дзори упала на колени дайёкая, и тот внимательно осмотрел их, покрутив в руке. Кожа была мягкой, подошва плотной — как раз то, что требовалось для ног, не привыкших к какой-то обуви. Сэссёмару опустился перед камнем, на котором, заинтересованно навострив уши, сидел Инуяша. — Вытяни ноги, — приказал он. Мальчишка настороженно подчинился и тут же скорчился, почувствовав, как Сэссёмару обувает его. — Вроде нужный размер, Сэссёмару-сама! — отметил Мёга, довольный собой. Ему пришлось посетить несколько деревень, прежде чем найти такие удобные дзори. Инуяша потянулся к ногам, намереваясь освободиться. — Не смей, — оборвал его Сэссёмару жёстко. — Ты быстрее устаёшь, потому что терпишь боль. Теперь ходи так. Ханьо был очень недоволен — его брови нахмурились и изогнулись, лицо надулось и покраснело, а уши утонули в волосах. У него не было языка, чтобы возразить, так что единственное, что Инуяша мог сделать — это попытаться снова снять обувь. Мальчишка задрыгал ногами, но Сэссёмару стукнул его по голове прежде, чем дзори слетели на землю. Инуяша схватился за растущую шишку и надулся ещё больше. — Не испытывай моё терпение, — предупредил старший брат сухо. Сэссёмару отвернулся и без предупреждения отправился прочь. Мёга занял привычное место между ушами ханьо, но теперь он сидел на шишке, словно в седле. — Два шага вперёд, потом налево… Инуяша, всё ещё злясь, встал и пошёл, высоко поднимая ноги.***
На привале Инуяша первым делом стянул с себя обувь и сердито запульнул её в поле. Дзори упали с глухим стуком в сочную июньскую траву. — Подбери, — спокойно приказал Сэссёмару. Мальчишка уселся, сунув руки в рукава хаори, посопел недовольно, потом всё же послушно отправился искать обувь, доверяя руководству Мёги: — Пять шагов вперёд, вот так, теперь направо… Сэссёмару сидел в тени, наблюдая, как Инуяша слепо возится в кустах. Это повторялось на каждом привале. В конце концов Сэссёмару перестал что-либо говорить — зло выбросив обувь, Инуяша всё равно потом шёл искать её, остервенело натягивая обратно.***
Мальчишка щупал предметы вокруг себя, пытаясь определить, что это. Кажется, это была его игра, — Сэссёмару замечал, что Инуяша часто занимался подобным на привалах. В этот раз Мёга тоже вовлёкся и принёс ханьо разные штучки — неровные камешки, жёлуди, листья разных деревьев. Больше всего Инуяше нравились пушистые одуванчики — он даже хихикнул, когда Мёга ткнул цветком в его лицо, заставив чихнуть. Вид ханьо был каким-то… завораживающим. Хотя старший брат пытался погрузиться в свои мысли, как обычно, он то и дело переводил взгляд на мальчишку, на его искреннее, эмоциональное лицо, на уши, которые помогали читать Инуяшу, как открытую книгу. Это был другой мир для Сэссёмару — не такой холодный, к которому он привык. Мир, от которого веяло теплом, как всегда веяло от отца. Сэссёмару, не ожидая от себя, поймал кузнечика и затем поднёс его к ладошке Инуяши. Мальчик вздрогнул, почувствовав, как брат вкладывает что-то живое в его руку, но доверчиво замер. Уши его навострились. Он посидел, зажав кузнечика в кулаке, затем улыбнулся — понял. Инуяша раскрыл ладонь, выпуская насекомое на волю. Они играли, наверное, полчаса — Сэссёмару ловил стрекоз, божьих коровок, короедов и пауков, Мёга продолжал таскать цветы, веточки и камни. Кажется, мальчишка очаровал их обоих, с такой непосредственностью изучая мир. Старик поглядывал на Сэссёмару с пониманием и надеждой — дайёкай знал, что он думает. И не хотел соглашаться с этим, но продолжал возиться с Инуяшей.***
Ханьо сидел возле костра на коленках, словно пытался соблюдать приличия. Сэссёмару подозревал, что этому его успела обучить мать, — так же, как и есть приборами. — Сядь, как тебе удобно, — разрешил брат, подавая ему миску супа. Инуяша взял миску, но тут же отставил. Мальчишка показал раздвинутые пальцы, затем приложил один из них к губам, потом указал им же на Сэссёмару и в довершение изобразил на голове что-то вроде короны обеими руками. — Мёга сказал, что я из королевской семьи, — перевёл дайёкай. Инуяша довольно закивал — ему явно нравилось, что брат так хорошо понимал его. Сэссёмару недобро глянул на притихшего Мёгу, но тот сделал вид, что увлечённо хлебает суп из своей маленькой чашечки и ничего не слышит. Сэссёмару взял миску и зачерпнул из котла. — Я отказался от наследия отца. Так что сядь так, как тебе удобно. Инуяша замешкался, затем всё же опустил попу на землю между пяток — очень по-детски. Почему-то Сэссёмару каждый раз удивляло подобное, будто он не до конца осознавал, насколько мал Инуяша. «Ты один?» — Да, я странствую один. «Зачем?» — Я должен стать сильнее. «Зачем?» — Ты слишком много говоришь, Инуяша. Ешь. Ханьо чуть обиженно поджал уши, но послушно взялся за миску. Удивительно, что он не проглотил мясо сразу, а потратил время на «разговор» — обычно он ел быстро, так, словно вот-вот у него отнимут еду. — Сегодня я раздобыл очень хорошие специи, что скажете, Сэссёмару-сама? Какой наваристый вышел бульон… И летом пахнет! Время так быстро летит! Глаза почти зажили, да, Инуяша? Вот бы ещё и А-Уна из дворца призвать, чтобы мне не приходилось искать котёл каждый раз… — Ты тоже говоришь слишком много, Мёга. Старик вздохнул, но умолк, доедая уже третью порцию супа. Он понимал, что Сэссёмару не хочет посылать за А-Уном, который мог бы носить их скарб, потому что об этом сразу узнает мать. И всё же Мёга не переставал жаловаться на судьбу, когда его снова и снова отправляли в человеческую деревню за мисками и котлом. — С другой стороны, можно попробовать разные специи… Ведь в каждом селении они свои!