Две недели спустя
Паша смотрел в окно, откуда очень хорошо была видна одиноко растущая березка, трясущая своими зелеными веточками. Где-то вдалеке виднелись высотные здания Подмосковья и совсем вблизи маленькие деревенские домики. Июль вот-вот подойдет к концу и наступит последний месяц столь теплого лета, которое принесло так много любви и разлук. Парень грустно вздохнул, когда к нему в палату зашел врач, который теперь лечит его. — Пора на прием к психотерапевту — сообщил он вальяжным голосом, гордо заложив руки за спину, — Готовы, Павел? Вершинин молча кивнул и позволил, чтобы его отвели в кабинет двое людей в белых халатах. Вот уже которые дни его не выпускали в коридор одного, а только с сопровождением этих двух людей. В коридоре, как только вышел туда, он поймал на себе кучу презрительных взглядов от врачей и осуждающих медсестер. После того, как Мия уволилась, все в больнице заметили как же сильно изменился Паша в своем поведении и курсе лечения. Его привычную таблеточную дозу удвоили и к тому же выписали антидепрессанты. Парень ходил в каком-то полусонном, невыспавшимся и в очень подавленном состоянии. В больнице тоже дела лучше не шли. Многие после увольнения такого значимого сотрудника психбольницы, опустели и погрустнели. Теперь будни проходили без шуток и девичьего смеха в каморке медсестер. — Уже две недели такой грустный ходит, — прошептала одна медсестра другой, смотря на Пашу, но он все же услышал, — И молчит постоянно. Ни слова не говорит… Вершинин закатил глаза. Больно надо ему слушать чьи-то разговоры и выслушивать чье-то мнение. Все эти недели он думал только о ней одной. И все прекрасно знают, кто ему так сильно нужна. — Как поживаешь, Паша? — спросил психотерапевт Миша, который стоял около шкафа с документами, когда парня завели в кабинет и усадили на стул, — Антидеприссанты действуют? Паша лишь ответно кивнул. Что говорить? Сказать, что все очень плохо и уже никакие таблетки ему не помогут?.. — Давай поговорим, — психотерапевт сел напротив него и принудительно поднял парня за подбородок, — Посмотри на меня, — Миша отвернулся и достал папку, — Тут на тебя жалобу написали. Он раскрыл ее и стал читать вслух, не обращая внимания на Павла: — Вчера вечером, примерно в 22:12, уже после отбоя, Павел Вершинин ворвался в каморку медсестер и молча начал искать там кого-то, не говоря перепуганной медсестре Наталье Гулине ни слова. Наталья пыталась его успокоить и отвести обратно в палату, но Павел не слушал ни единого ее слова. Пришлось вколоть сначала успокоительное, а потом уже и снотворное, — Миша убрал папку в сторону и, сложив руки в замок, уставился на парня, — Что-нибудь можешь сказать по этому поводу, а? Паша поднял свой пустой взгляд на Михаила, сдвинув брови. Еще никогда ему не было так плохо, как сейчас. В голове гудели фразы: «Все плохо» и «Что ему сейчас сказать?». В горле противно пересохло, кулаки сами собой сжались, а зубы заскрипели. Психотерапевт в недоумении смотрел на Пашу. Вершинин заметил сзади Миши цветок на подоконнике, сконцентрировал свой взгляд на нем и через секунду горшок полетел на пол и вдребезги разбился. Миша обернулся и затем вновь посмотрел на Пашу. — Что это… — Мия, — сухо, сквозь зубы произнес парень впервые за эти длинные и убийственные две недели, — Мне нужна Мия.***
Мия подметала пол на кухне, изредка смотря в окно. Вот уже две недели она не выходила на связь ни с одним из сотрудников ее больницы, по которым она безмерно скучала. Сильнее скучала только по Паше. Ей всегда под утро снился один и тот же сон, в котором она снова находится в не больнице, мутным плывущим взглядом находит Пашу, который резко уходит от нее, а затоптанная бумажка лежит на полу, в котором написаны слова, разбившие обоим их хрупкие и юные сердца. Это утро, как и все предыдущие, началось с чувством страха и боли, голова была тяжелой, дыхание сбито, сердце рвалось из груди. Мия по началу думала, что заболела и даже померила температуру, но все было в норме. Девушка отчего-то нервничала и переживала. Кравченко смирилась в жизнью любого Москвича и уже относилась ко всему с неким чувством спокойствия и уверенности. Обычный день в больнице. Медсестры тут не такие приветливые и шутящие как в ее родной больнице. Эта скучная форма и постоянные переглядки между врачами так утомляют, что Мия совсем перестала улыбаться. Скучные Московские ночи и дни стали ужасно невыносимы. Убрав веник и совок обратно в кладовку, Мия посмотрела на хмурое небо за окном. — Нужно идти в город — продукты кончаются. Она надела неброскую черную футболку и такие же черные джинсы, собрала волосы в аккуратный пучок, обула черные кроссовки, накинула на плечи легкую курточку, так как на улице казалось сейчас выпадет снег и вышла из дома. По пути в магазин ее грызли мысли о том, как она плохо выглядит. Сонный вид, под глазами синяки, а одежда грязная уже четыре или пять дней и Мия не задумывалась положить ее в стирку. «Может все же вернуться обратно в больницу?.., — думала Кравченко, смотря на небо, — А что они скажут? С какого ты вернулась сюда? А как они примут меня? Нет, лучше не стоит…» Вдруг мысли Мии были прерваны, когда она врезалась во что-то живое и теплое, а точнее в кого-то. — Ой, извините пожалуйста, я совсем задумалась, я Вас не заметила, простите… Девушка подняла задумчивый взгляд на того, в кого врезалась и обмерла: — Саша? Александра Скворцова? Незнакомка удивленно обернулась. — О, Мия! Уже через несколько долгих и очень длинных минут Саша разливала обоим чай в своей квартире. Кравченко сидела за столом и с интересом разглядывала столь красивую квартиру в стиле лофт. Саша поставила кружки с чаем на кухонный стол и села напротив. — Ну рассказывай, — сказала она, беря белую чашку с чаем в руки. — Что рассказывать? — сделала вид, что не понимает Мия. — Ну как что? Как ты тут очутилась, когда была в Подмосковье и работала там в психбольнице, где мой брат лечится. Об одном только упоминании Паши у Мии живот крутит, а лицо само собой переходит из мрачного в более грустное. — Стало быть, хочешь знать? Скворцова закивала. Кравченко положила руки на стол, опустила на них голову и начала очень тихо рассказывать все, что с ней произошло. Начиная с Ромы, заканчивая ссорой с Пашей и ее переезда в Москву. Во время рассказа, Мия несколько раз брала в руки чашку и отпивала чай, чтобы скрыть свои слезы и красные невыспавшиеся глаза, но Саша видела, что девушка плачет и утешительно гладила по руке. — Мда… — вздохнула наконец Скворцова, когда Мия закончила свой рассказ, — Печалька. Но ты не расстраивайся, Мия. — Это самое простое сказать в такой ситуации. Тебе-то легко говорить, ты в моей ситуации не была, — обиженным тоном произнесла Кравченко, отодвигая свою пустую кружку из-под чая в сторону, — Что ты предлагаешь мне делать? — Тебе нужно вернуться и подать на Рому в полицию, — ответила Саша, поддавшись вперед и сложив руки, — Ты же любишь Пашу? Только попробуй сказать, что нет — я тебя выпотрошу, честное слово, — Мия, по-моему в первый раз за день, да вообще за две недели, улыбнулась и рассмеялась в голос, — Я серьезно! — усмехнулась Саша, — Я на бокс хожу! Скворцова встала со стула, подняв указательный палец вверх, и ушла в другую комнату. Вернулась она через секунду в руках с дипломом по боксу. Кравченко еще больше заулыбалась. — Молодец, — закивала Мия. — Любишь его или нет? — Люблю, черт возьми, — вздохнула тяжело девушка, — Но я не знаю, что делать. Я не умею наполовину любить или дружить, либо я всю душу отдам, либо ничего. — Мия, ты невероятная девушка, — засмеялась Скворцова, снова наливая им обоим чай, — Знаешь, я даже немного завидую твоей красоте… — Самая красивая улыбка, скрывает самые глубокие тайны… Самые красивые глаза, пролили слишком много слез… Самое доброе сердце, чувствовало самую сильную боль… Саша поставила две белые кружки на стол, посмотрела внимательно на Кравченко и сделала глоток. — Просто Мия ты еще не умеешь любить. — Ах, вот значит как? — она не могла поверить в слова, сказанные только что двоюродной сестрой Паши, — Говорит девушка, которая не замужем, нет детей, — Мия загибала пальцы, перечисляя то, что говорила. — Что касается этого всего, — с спокойным лицом ответила Саша, прожевывая печенье, — Я правда не замужем, но скоро буду. Мой жених в командировке. — Оу, прости… — Мии стало стыдно за сказанные слова. Она никогда не думала, прежде чем что-то сказать, — А лет тебе сколько? — Двадцать один год, — ответила Скворцова, вновь делая большой глоток черного чая, — А тебе? Хотя, постой! — Саша быстро помотала головой, — Не говори! Я сама хочу догадаться… На вид тебе ну лет двадцать, по характеру все восемнадцать, а по словам тридцать… — Мне двадцать пять, Сашка, — усмехнулась Мия, которая уже устала слушать слова девушки. Оказывается двоюродная сестра Паши настоящая болтушка, — Что же мне делать-то? — Езжай обратно, Мия, — утвердительно сказала она, — Подай в полицию на Ромку, ну и воссоединись с Пашкой со своим. — А он тебе что-нибудь про меня говорил? — с интересом спросила Кравченко. — Да, вообще-то многое… — веселое лицо Скворцовы сменилось на грусть; она встала и подошла к окну, садясь на подоконник. — Что же? — нетерпеливо допрашивала Мия. — Он говорил, какая ты красивая и… добрая, Мия, — ответила Саша, посмотрев в ее сторону, — Мия, он любит тебя, а ты его. Вы любите друг друга, знаете это, но все равно продолжаете «играть» в простых друзей. — Ты думаешь, что мне стоит признаться ему об этом? — подвела итог девушка. Саша, поджав губу, кивнула и расплылась в улыбке. Черт, эта улыбка до мурашек напоминала улыбку Паши. На глаза Мии вновь навернулись слезы, но девушка поспешно их вытерла. — Ты права, — Кравченко встала со стула, — Я пойду, спасибо за все, Саш. Распрощавшись с теперешней подругой, Мия отправилась домой. Ее еще многое впереди ждало.***
— Паш, ты все еще думаешь о ней? — осторожно спросил Миша у лежавшего на кушетке Паши. — Случается, — вздохнул Вершинин, сжимая подушку в руках. — Часто? — Немножко теплым утром, немножко ярким днем, немножко туманным вечером и немножко глубокой ночью…