***
— Ну, а потом что? — с нетерпением спрашивала Наташа, доедая свой обед, — Ты ушла, так ничего ему и не сказав? — А что я должна была ему сказать? — с удивлением переспросила Мия, тоже кушая обед, — Я просто молча ушла. Девушка встала изо стола, убрала тарелку с обедом и села за заполнение журнала. — Я воспользовалась обычным психологическим приемом, — констатировала Кравченко, — Паша должен думать, что он хороший человек. Он больной. А моя задача поставить его на ноги. — Ну ты даешь, — захлопала ресницами Гулина, — Вот чем я в тебе восхищаюсь, Кравченко, так это в твоем невероятном спокойствии. Мия усмехнулась сама себе, поправила пучок светлых волос на голове, захлопнула журнал и откинулась на спинку стула. — Спокойствие у меня от матери, — улыбнулась она, — Она всегда была такой же спокойной. К людям надо сейчас относиться помягче, Наташ, а иначе они будут слишком вспыльчивыми. — Особенно психи, — подытожила Наташа, встала и пошла в сторону выхода из каморки, — Я схожу прогуляюсь. Мия расслабленно положила руки на колени, голову на плечо и незаметно для себя задремала.***
Вокруг шныряют туда-сюда медсестры и врачи с разного рода лекарствами и шприцами в руках. Мия огляделась по сторонам. Она стояла посередине коридора больницы, но не их. Это была какая-то очень старая больница, судя по одеждам и обстановке. Темно, лишь тусклые лампы совсем чуть-чуть освещают мрачный коридор. Глаза Мии бегали из стороны в сторону, пытаясь найти знакомых. — Что ты стоишь? Давай в пятнадцатую! Откуда ни возьмись перед самым носом Мии проехала тележка с пациентом. Кравченко отошла в сторону, смутно понимая, что ее никто не видит. На тележке везут человека, хотя… как сказать. Он весь в сильных ожогах, одежда прилипла к телу с большими язвами и волдырями, а сам он еле дышит и плюется кровью. Вокруг перепуганные медсестры, кричащие в агонии больные, а везет тележку ее… — Мама! — воскликнула Мия и бросилась вслед за тележкой. Ее мама в точности копия Мии, поэтому ее трудно не узнать. Девушка в слезах бежала за матерью вслед, сбивая с ног все на своем пути. Спустившись по лестнице на первый этаж, Кравченко увидела ужасающую картину. Вокруг много больных людей, кашляющие и чихающие кровью. Некоторых тошнит на пол. Мия пробежала мимо них и остановилась около палаты 15. Там внутри ее мама с еще несколькими врачами раздевают пожарного, судя по его одежде. Он чуть ли не светиться. Кожа покрылась красными пятнами и язвами. И тут Мия поняла, где она, а главное, какой сейчас год и время. Повернув голову вправо, Кравченко заметила на стене маленький календарь с изображением 1986 года, 26 апреля. Девушка вбежала в палату. — Нет, не трогайте его! — Мия пыталась оттащить мать от пожарного, — Он радиоактивный! Он опасен! Но ее никто не видел и не слышал. Ее мама продолжала раздевать пожарного, а затем положила его на постель. Он кричал от боли и этот душераздирающий крик сводил мию с ума. Пока все медсестры уходили одна за другой из палаты, девушка молча стояла и смотрела на пожарного. Почему он кажется ей знакомым? В палату вновь вбегает, нет, влетает ее мать с шприцом и бинтами в руках. — Витенька, сейчас я помогу тебе, сейчас больно не будет, — говорит она, вкалывая в его руку обезболивающее, — Потерпи. Уже завтра станет легче и все у нас с тобой будет хорошо. Кравченко оцепенела. Ее мать сейчас разговаривает с ее отцом, ведь ее отец был пожарным и тушил станцию, с первым расчетом прибыл туда, по рассказам бабушки Мии. А мать в ту скверную ночь лечила всех прибывших пожарных. Мия в шоковом состоянии подошла к окну и посмотрела на станцию, из который большим столбом поднимался ярко-синий дым, разрушая атмосферу тонным ядерным топливом.***
— Добрый день, Мия Максимовна, — с саркастичными нотками в голосе позвал кто-то девушку. Кравченко мгновенно проснулась, вскочила со стула и увидела перед собой Сергея Александровича. — Ой, здравствуйте, — неловко произнесла она, отходя от сна, — Я… — Я видел, — кивнул главврач, — Чтож, пойдемте осмотрим нашего нового пациента и я наконец назначу лечение. Мия энергично закивала и пошла вслед за Костенко, держась на приличном расстоянии от него. Паша спал, как обычно отвернувшись к стене, накрытый белой простыней, когда Мия зашла в палату вместе с Сергеем. — Вставайте, — приказал Костенко, встав рядом с его кроватью. Мия в этом время прикрепляла капельницу к другому пациенту, поглядывая на них. Паша не шевелился. Такое ощущение, что он вообще не дышал. Сергей упорно продолжал стоять рядом с пациентом. — Павел, я здесь, чтобы осмотреть вас, — терпеливо разъяснил он, — Разве Мия Максимовна вам об этом не говорила? Мия вовсе не смотрела на главврача, она болезненно смотрела на Пашу. По парню было видно, что ему плохо. Вершинин нехотя встал с кровати, пробурчав что-то себе под нос. Свесив ноги с кровати, он поднял свой взгляд на Костенко. — Чтож, как ваше здоровье? — Сергей перешел на более мягкий тон. — Пойдет. Кравченко подошла к Костенко и встала рядом с ним. — А как вам в нашей больнице? — продолжал допрос Сергей. — Меня дальше палаты не выпускают, — глухо ответил Паша, тяжело опустив голову вниз. — Ясно… — Костенко повернул голову к Мие, — Что там по показаниям? Мия показала свой блокнот, куда записывала все симптомы Вершинина. Костенко внимательно посмотрел в блокнот, отдал его обратно девушке и вновь повернулся к Паше. — Чтож, больной, показания подтвердились. Предполагаемый диагноз тоже. У вас неврастения, — констатировал он. Паша глубоко вздохнул, закрыв глаза. Мия с сожалением посмотрела на парня, прижимая свой блокнот к груди. И все же ей было его жалко. Глаза опухшие, веки красные, вид усталый. Он больной. И его нужно вылечить. Чем бы ей этого не стоило. — Лекарства вам пропишу я на листочек, — медленно произнес Сергей, записывая на листок нужные лекарства. Затем он протянул листок Мие, — Ну все. Лечите нашего пациента, — он кивнул Паше, — Выздоравливайте. Костенко вышел из палаты. Как только он ушел, Мия расслабленно выдохнула. — И почему же вы так напряглись? — вдруг спросил Вершинин, часто моргая глазами. — Да побаиваюсь я немного Сергея Александровича, — призналась Кравченко, посмотрев на Пашу, — А я вижу мы осмелели, — усмехнулась она, — Уже говорить начали. — Да-да, — закивал Вершинин, вновь ложась в постель, — Теперь оставьте меня в покое пожалуйста. — Паша, послушай, мне нужно с тобой поговорить, — с этими словами Мия придвинула к кровати стул и села на него, — Это очень важно, для таких людей как ты… — А я не такой как все? — раздражающе спросил Паша, садясь напротив нее. — Нет, — честно ответила Кравченко, — Я бы тебе врать не стала. Ты не такой как все, ты другой. Какой-то особенный, что-ли… — Особенный? — недопонимающе переспросил Паша хриплым голосом, — Почему вы так считаете? — Можно на «ты». И я так не считаю, я так думаю, Паш. Ты способен на многое. Ты добрый человек, у тебя добрая душа. Но иногда твой разум затуманивается и ты становишься неконтролируемым. Даже скажем, неудержимым. Услышав последнее слово, Вершинин приподнял слегка голову, как бы гордясь этим, но Мия покачала головой. — Используй свою «несокрушимую силу», Паш, во благо. Вот таков мой тебе совет, — Кравченко задержала на нем взгляд и встала со стула. — Вы еще придете? — почти у самой двери спросил парень. Мия вопросительно обернулась. Паша очень внимательно на нее смотрел, ожидая ответа. — Да, я еще приду к тебе, — улыбнулась она и ушла в каморку.