***
Расчёт на то, что Антон узнается получше в процессе совместной работы, был не оправдан. Каждый чёртов день, что бы они ни делали вместе, сколько бы о чём не разговаривали, а на вопросы о том, чем Антон занимался в прошлой жизни, Арсений ответов так и не получил. Он помнит, как бесились люди рядом с ним, когда Арс, чтобы перевести с себя стрелки обсуждения, менял тему на что угодно, лишь бы не быть в центре чужого внимания. Иногда получалось сделать это незаметно, иногда сразу подмечалось собеседником. И вот, видимо, от того, что сам так делать горазд, за Антоном это подмечает с завидной регулярностью. Всё время тему меняет, стоит Арсу начать спрашивать о жизни, как называет это Шаст, в прошлом мире. Уже неделя как Арсений работает с Шастом с тем, что может потянуть с ещё не самым лучшим своим самочувствием. Последние два дня ходит без трости, уже расходил ногу, но стоит её перенапрячь, вечером, когда ложится в постель, Арс долго не может уснуть от ноющей боли в бедре. Это боль мышечная, что и понятно с учётом того, что этой ногой Арсений даже не двигал полтора месяца. И ясно, что со временем станет легче, лучше, но эти боли портят настроение и не дают спокойно отдыхать. Из работы Арсений, как ему самому кажется, лучше всего помогает с тем, что нужно делать в сарае. Доставать вилами сено, раскладывать по кормушкам, вычёсывать после охоты гривы лошадей — эта работа даётся легко. Вот что касается уборки, с лопатой и граблями Арсению справляться тяжело, поэтому на себя эту задачу перенимает Антон. Когда Шаст колет дрова, Арсений только загружает наколотое в тачку, чтобы потом Антон свёз это всё к стене, в которую дрова укладываются. Иногда Арс помогает Серёже и Журавлю на кухне, но работа эта из разряда почистить что-то, помыть и размолоть. Впрочем, тоже вполне себе хорошая помощь. Да и участие в готовке даёт Арсению чувство удовлетворения во время ужина, когда по окончанию Стас в перечне тех имён, кого благодарит за ужин, называет и Арса. Чувствуется отдельная значимость, а это необходимо для поддержания собственного чувства необходимости коллективу. Антон, может, и не рисует ему звёздочки за хорошо выполненные поручения, как Савине, но каждое его похвальное слово находит в памяти и чувствах Арсения такое же значимое место, как и награждающие рисунки для Савины. В начале второй недели, когда Арсений уже передвигается спокойно без трости, почти не прихрамывая, Стас отправляет их с Антоном и Позом за пределы лагеря, их с Шастом — за водой, Диму — за тем, что ему нужно в лесу. Как оказалось многие «лекарства», которыми Позовы лечили Арсения, делались на основе трав и мхов. И эти запасы пополняет только Дима, разбирающийся в том, что собирает и для чего это и как использовать. Это первый раз, когда Арсений с прибытия сюда покидает территорию лагеря. Первая возможность осмотреться, Арс узнаёт лишь сейчас, откуда в лагере берётся вода. Оказывается, за ней ходят аж к речке за метров сто от лагеря. Чуть дальше, как рассказывает Антон, есть ещё озеро. Сначала ждут, когда Позов наберёт достаточно в рюкзак нужных мхов и трав, а потом уже все идут за водой. Поговорить в это время с Антоном не получается, потому что Дима постоянно разговаривает с Арсением о его самочувствии, о ноге, о возвращении нормального иммунитета. Когда уже подходят к лагерю, замирают. С правой стороны, где-то в чаще леса слышится истошный протяжный крик. Шаст командует своим на смотровой площадке спускаться побыстрее, если те не хотят, чтобы их сожрали мертвяки, толкает Арсения и Диму в плечи, пропуская в лагерь перед собой. — Сверху видно было, где крикун? — суетливо спрашивает Антон, помогая Ире плотно закрыть деревянную калитку и забаррикадировать её. — Нет, — качает головой Ира. — Ненавижу весну… Они становятся более агрессивными и активными. — Возвращайся на смотровую площадку, я сам донесу Стасу. День становится тревожным, кажется, сегодня вообще всё идёт по одному месту. Во-первых, вот этот случай, заражённый, как здесь называют этот вид, «крикун», неподалёку от лагеря. Крикуны ведь работают как своего рода сирена или призыв. Либо этот заражённый наткнулся в лесу на кого-то зверя и дал знать своей стае об опасности или же добыче, либо же он призывал сюда свою стаю. А вот стая заражённых рядом с лагерем — это точно не добрый знак. Стас командует не выходить сегодня и в ближайшие дни на охоту, следить внимательно за местностью смотровым, быть тише и внимательнее, поменьше жечь костры. Только вот это не единственная проблема, как оказалось. — Они должны были вернуться вчера, — начищая нервно ружьё, шепчет Оксана. Они сидят в доме Стаса, Антон бродит из угла в угол, кусает губы, бросая хмурый взгляд на Стаса, упёршегося ладонями в стол. — Всегда есть три дня погрешности, — то ли успокаивает, то ли настаивает на своём Шеминов, бросая взгляд на Оксану. — Погода, мертвяки, какие-то внеплановые обстоятельства, всё может быть. С машиной могла произойти проблема. Три дня погрешности. — А если всё-таки что-то случилось? Ставя на эти три дня, мы можем упустить время, — наседает на Стаса Оксана. — Я не хочу новых покойных братьев… — Окс, мы отправили семерых, ты знаешь их всех прекрасно, там сильные люди, не без оружия! — восклицает Шеминов, пронзая Оксану взглядом. — А если ублюдков больше? — доносится тихий вопрос из угла. Стас переводит хмурый взгляд на Андрея, вздыхает тяжело, качая головой. — Почему вы уже так уверены в том, что они на кого-то нарвались? — Потому что мы отправили их в достаточно большой заброшенный город, а ублюдки любят в таких местах засесть! — всплёскивает руками Оксана. — Мы теряем время, — отрезает она, резко вставая на ноги. — Мы поедем узнать, что с ними случилось. — Во-первых, никуда вы не поедете, — отрезает Стас, не давая Оксане пройти. — Во-вторых, точно не сейчас, когда возле лагеря бегает стая мертвяков с весенним обострением. В-третьих, три. Дня. Погрешности. — Стас прав, — со вздохом говорит Антон, от которого Арсений поддержки Стаса в этом вопросе не ожидал. — Сейчас выбираться из лагеря опасно. Окс, подумай сама, если что, кто останется в лагере? Кого ты хочешь с собой взять? И кто в таком случае останется? Если что-то случится, на ком будет помощь и оборона лагеря? Оксана сдувается на глазах, жуёт изнутри щёки, опускает раздосадованный взгляд к полу, тихо вздыхая. — Ты нужна здесь, — кивает Антон, сжимая аккуратно Оксанины плечи. — Я понимаю твоё рвение прекрасно, и если бы не факт того, что лагерь останется без защиты, если бы было больше людей, сам бы с тобой поехал. Но ты нужна нам здесь. Подождём три дня, дадим нашим шанс, хорошо? Не надо их хоронить раньше времени. — Хорошо, — сдаётся Оксана. — Я всё поняла… Не подведу. Но вы должны поговорить об этом сегодня со всеми, многие начинают волноваться из-за задержки наших. — Я всё скажу за ужином, — кивает Стас. Оксана кивает несколько раз, машет рукой, чтобы Андрей шёл за ней, уходят из дома Стаса, оставляя Шеминова и Антона разбираться с дальнейшим планом действий. Арсений только наблюдает, ему предложить для решения этой проблемы нечего. — Спасибо, что вразумил её, — с тяжким вздохом благодарит Стас, садясь за стол. — Я хочу верить, что у них и вправду просто какие-то незначительные неприятности и с ними всё в порядке. — С ними Илья и Даня, так что я спокоен, — усмехается тихо Антон. — Меня больше беспокоит… Если они и правда на кого-то нарвались, будь то заражённые или ублюдки — не важно. Боюсь, чтобы к лагерю за собой не привели. — Ты спокоен за их силу и безопасность из-за Дани и Ильи, а я спокоен за их благоразумие и внимательность из-за других, кто там есть. — Значит, нечего волноваться, — выдавливает из себя улыбку Шаст. — А то не хватало нам ещё одной группы тварей под боком. С одной, вон, только недавно разобрались, — Антон смотрит украдкой на Арсения, тот старается не перемениться в лице, сделать вид, что его не ранят малейшие воспоминания о том времени, о «воспитании» и тех тварях. — С ними точно никаких проблем больше не будет, — успокаивает теперь Стас. — В этот раз точно со всеми разобрались. Я лично проверил, чтобы каждая погань была мертва, — шипит он тихо, рассматривая в окно развешивающего бельё Журавля. — Все трупы, а кто-то даже хуже, чем просто труп… На том мужике… Ира живого места не оставила. — Я говорил, что это плохая идея, я говорил, что так будет, и о том, что сейчас она снова начинает впадать в депрессовое состояние и искать конфликта, я тоже предупреждал, — резко раздражается Шаст, тыча пальцем в стол, плавя Стаса взглядом. — Ей стало лучше… — Ненадолго и «лучше» это громко сказано, — резко качает головой Антон. — Что ты мне предлагаешь? Выгнать её? Или постоянно отправлять на охоту за головами? Это же твоя область, вот и скажи мне, куда мне её пристроить и что делать вообще! — взмахивает ладонями над столом Стас, едва ли не переходя на крик. Арсений вслушивается внимательно в этот разговор, разглядывает внимательно меняющиеся на лице Антона эмоции. «Его область». Что именно его область? Профориентация? Оценка чужой работы или состояния? И что это за область? Как кажется Арсу, это всё-таки что-то около психиатрии, но Шаст этот вариант лично отмёл. — Я спрошу по-другому, Шаст, — наседает сильнее Стас. — Через что на неё можно влиять? Резко отвернув к окну лицо, Антон коротко качает головой, бегает раздражённо распахнутыми глазами по стене, кусая губы. — Я не знаю, — наконец говорит он, резко смотря на Стаса. — Не понимаю её, она сломанный человек, Стас. То, что она пережила, исказило всё, что можно. У неё не атрофирована эмпатия, но при этом она не способна её осознавать и проявлять. У неё прослеживающийся механизм защиты, который срабатывает через раз, как похеренное ружьё, дающее то и дело осечки. У неё отсутствует чувство субординации, любое чувство из разряда уважения, благодарности и симпатии она преобразует в тревогу и недоверие. — Тем не менее тебе она доверяла. — Нет, — жмурится Шаст, качая головой. — Не доверяла. И даже не привязана была как к спасителю. Она как… Я спас её и соответственно сильнее неё, а теперь она пытается задавить меня, чтобы доказать себе, что сильнее меня. Вот какая у неё цепочка мыслей и действий. — А если ты дашь ей это сделать?.. Может, именно это ей и нужно, чтобы наконец пережить это всё. В её понимании ты остался единственным, кто сильнее неё, так? — Я не стану этого делать. — Почему, блять, Шаст, из гордости, что ли??? — Нет, — усмехается горько Антон. — Из желания жить. — Что?.. — Что стало с тем, кому она последний раз показывала, что сильнее него? — Она бы тебя не убила… — А мы хотим это проверять? — дёргает бровью Антон. — Шесть трупов. И тот, который был за Ирой, убитый с особенной жестокостью. Вот как она доказывает свою силу над кем-то. Нет, спасибо, я пас. — Шесть? — переспрашивает едва слышно Арсений. — Что? — Шесть трупов? Вы убили шестерых? — гулко сглатывает Арс. — Прости уж, — хмыкает Шеминов. — Но лучше мы их, чем они нас и… — Нет, я не к этому. Их было семеро, — сипит Арсений, сжимая крепче пальцами снятую шапку. В комнате повисает напряжённая тишина. Стас с Антоном переглядываются встревоженно, переводят взгляд к Арсению, который вперился пустым взглядом в пол. — Ты уверен? — Я просил, — шипит Арс, вздёргивая к Антону лицо. — Без идиотских вопросов. Тяжёлый вздох вырывается из чужой груди, Антон переводит взгляд к Стасу, крепко поджимая губы, ждёт, что скажет Шеминов. — Он не выживет один. — Я четыре года выживал один! — восклицает Арсений, резко вставая на ноги, отчего голень простреливает болью. — Тише, — шепчет Антон, замечая отобразившуюся у Арса на лице боль, нажимает на плечи ладонями, прося Арсения сесть, но тот только скидывает с себя чужие руки. — Если он прибьётся к новой группе, они найдут вас, — сбитым шёпотом начинает Арс, подходя в два шага к сгорбившемуся Стасу. — Если я что и понял об этих ублюдках, так это то, что они пиздец злопамятные! Одним будет двигать жажда мести, другие погонятся за наживой. Если оставите всё, как есть… Бумеранг запущен, и он вернётся в самый неожиданный момент, разбив вам череп. — Ты говоришь это из соображений безопасности лагеря или тоже за местью гонишься? — чуть кривясь, спрашивает Антон. — Я слишком долго там был, — качает головой Арсений. — Я зол, я ненавижу тех людей. Всей душой и сердцем, Шаст. Но последнее, чего я хочу после всего, это угрозы безопасности этому месту. Может звучать громко, ведь по сравнению с вами я провёл с этими людьми ничтожно мало времени, но… Я слишком долго был один. И слишком хорошо узнал, что значит нарваться на тварей. Если то, о чём я сказал, случится… Всех здесь не просто перебьют. Кого-то сожрут, над кем-то будут долго издеваться, кого-то будут насиловать, — сипит Арсений, а к последнему слову голос обрывается. — Им неважно… Мужчина ты, женщина или… Ребёнок, — давит интонацией на последнем слове Арсений, поднимая к Шасту слезящиеся глаза. — Подумайте о Савине, их не остановит, сколько ей лет, я… Я не хочу. Я не смогу… — Мы разберёмся с этим, — отрезает тут же Стас, будто бы только после упоминания Савины до него доходит масштаб проблемы одного сбежавшего ублюдка. — Соберём маленькую группу, как в прошлый раз. — Без Иры, — резко говорит Шаст, с трудом отводя взгляд от дрожащего Арсения к Стасу. — Она не должна знать. — Как мне это организовать? — всплёскивает с ощутимым отчаянием руками Шеминов. — Утаивая что-то, мы подрываем доверие! Ты сам сказал, Ира слишком нестабильна, едва узнает, подумает, что мы против неё, а это чревато большими проблемами для всех в лагере. — Подумаем, — кивает медленно Шаст, голос его звучит спокойно, а взгляд твёрд. — Главное не принимать никаких решений на эмоциях, так? Слова Арса тебя зацепили, тебе надо остыть. И для начала стоит дождаться возвращения своих, а если вдруг что, то поиск нашей группы — первостепенная задача. Постепенность, Стас. — Да, ты прав, — тут же кивает Шеминов. — Ждать своих, остывать и… Придумаем, что делать. — Да, правильно, — улыбается подбадривающе Шаст. — Пойду узнаю, не приблизилась ли стая мертвяков к лагерю. После несколько отрешённых кивков со стороны Стаса Антон кивает сам и выходит из дома. Арсений в такой исход поверить не может, смотрит раздражённо на Шеминова, который сейчас кажется ему какой-то безвольной куклой, соглашающейся со всем, что несёт Антон. Будто бы не Шаст — его правая рука, а наоборот, Стас — его шестёрка. И это бесит. Арсений из дома чуть ли не выбегает, прорывается быстрым шагом за Антоном, который идёт в к своему дому. Ловит его за плечо, резко разворачивая к себе. — Вы серьёзно? — спрашивает громко, прожигая Шаста глазами. — Сначала ты уговорил его отсрочить поиск задержавшейся группы, теперь ещё сказал медлить с..! — Антон зажимает крепко рот ладонью, чтобы Арсений не орал на весь лагерь, все попытки от него увернуться терпят крах. Схватив крепко за ворот куртки, Антон заталкивает в свой дом, прикрывает крепко дверь, от его взгляда Арсений наверно должен загореться праведным огнём, но ему хватает горения собственных эмоций в груди. — Ты чего-то не понимаешь, — шипит Антон, тыча пальцем в грудь. — Мы не можем отправить ещё одну группу, чтобы искать задержавшихся своих! Мы не можем отправить группу, чтобы искать отбившегося от группы ублюдка! Ты видел тех, кто остался в лагере?! — Их достаточно! — Сука, какой же ты тугой, — неверяще смеётся Антон, протягивая Арсения за капюшон куртки в свою комнату. — Объясняю на пальцах. Арсений смотрит с толикой испуга, пусть и прячась за злостью, следит за Антоном, который высыпает на стол какие-то фигурки. Он выдвигает резко ящик из стола, чуть ли не выдёргивая его. Растилает на столе в одно движение рисунок, являющийся картой лагеря, прижимая лист по углам подсвечником и книгами, чтобы не сворачивался. — Лагерь, — показывает ладонью на карту Антон. — Смотровые, — тычет по четырём треугольникам по периметру ограждения. — На одну площадку — один человек днём и один ночью, — принимается расставлять игрушки из киндеров по меткам смотровых площадок. — В сутки — восемь человек, восемь смотровых, которые сменяют друг друга. Каждый день три человека должны отправляться за водой. Антон размещает три игрушки возле нарисованной ленты реки. — Минимум один человек на кухне, — одна игрушка ставится на рисунок дома Серёжи. — Позовы должны всегда быть под рукой, чтобы оказать медпомощь, если в лагере кому-то поплохеет, — две игрушки ставятся на рисунок дома Позовых. — Охота и разведка, оборона лагеря в случае прорыва на территорию мертвяков: Оксана, Стас, Андрей, Журавль. Семерых наших нет. Антон убирает со стола семь фигурок. — Вот! — тычет он в лицо Арсения двумя маленькими пластмассовыми игрушками. — Вот, кого мы можем отправить! Двоих, блять! Михалыча с Ирой? Или, может, Колю с Савиной, а?! Или нас с тобой, один не может быстро передвигаться, второй разве что убегать и умеет! Скажи мне, Арс, какую пару ты хочешь отправить, не поставив всех в затруднительное положение? Какую выберем пару для отправки куда-либо в тот момент, когда рядом бродит стая мертвяков? Кого хочешь оставить без друга, без родителей? Кого, Арс?! Арсений опускает взгляд в пол, прячет находящие слёзы за опущенными ресницами. Он совершенно не выдерживает крики на него со стороны тех, кого считает другом, приятелем, товарищем. И повышенные тона Антона вводят его в жуткий тремор и состояние, граничащее с истерикой или панической атакой. — Я говорил, нас слишком мало, — вздыхает прерывисто Антон, оседая на стул, зарывается в свои волосы двумя руками. — Мы можем отправить только двоих… И я не позволю выбирать тех, кого мы отправим буквально на убой. Потому что… Блять, Арс, два человека неизвестно куда — это слишком жестокая русская рулетка. Я не позволю никому так рисковать. Прости, что накричал, — снова дрожащий выдох, нога стучит нервно. — Я дико волнуюсь за тех, кто задерживается. Среди них есть… Более чем просто друзья, есть очень дорогие мне люди, Арс. Я беспокоюсь за них не меньше остальных. И то, что ты сказал… Это правильно, нельзя отпускать этого ублюдка, один раз уже упустили несколько человек и вон, чем это обернулось. Они нашли тебя, ты пострадал. И неизвестно, сколько ещё людей пострадало от них до этого. И опасность лагерю от них немаленькая. Но отправлять некого, — шепчет Антон. — Единственное разумное решение — это дождаться возвращения своих и только после этого создать новую группу, поисковую. — Слишком много времени… — Да. Вряд ли уже найдём его, — кивает угнетённо Шаст, снова прерываясь на тяжёлый вздох. — Я не должен был так, — Арсений не договаривает, зажмуривается крепко, коротко качнув головой. — Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходи, да? — Нет, — резко качает головой Шаст. — Потому что этот «монастырь», — Антон показывает пальцами кавычки, — никакой тебе не чужой, это теперь и твой дом. И ты имеешь полное право на свои предложения, чувства и мысли, но пойми, есть вещи, которые ты пока здесь не знаешь. И если кто-то говорит, что вот так лучше, это не из пальца высосано. Мы вместе четыре года, все эти правила, распорядок строился путём проб и ошибок. И за ошибки мы платили кровью, смертями. И… С моей стороны было очень неправильно так разозлиться на тебя, — говорит он неожиданно для Арсения. — Сам ведь сказал, ты ещё не всё здесь понимаешь. А я вместо того, чтобы спокойно объяснить, наорал на тебя. Ещё и границы личного пространства нарушил, а для тебя это всё ещё слишком… Слишком болезненно, — выжимает из себя Шаст. — Прости. Постоянно говорю о доверии и прочем. И при этом так вот поступаю с тобой. — Ты сам сказал, это всё эмоции, беспокойство за задерживающихся, — отчего-то шёпотом говорит Арс, садясь на соседний с Антоном табурет. — Но не кричи на меня больше, пожалуйста, — выжимает из себя улыбку. — И не тягай как кота за шкирку. — Прости, — снова повторяет Шаст, зарываясь лицом в ладони. — И насчёт нарушения личных границ… Ты постоянно их нарушаешь, — решает, видимо, добить Арсений. — Ты пиздец тактильный, наверное, не замечаешь, но ты постоянно трогаешь людей рядом с собой. И меня в том числе. — Блять, прости… — Да я, по-моему, уже и привыкать начал, — натянуто улыбается Арсений. — Но ещё раз проявишь вот так силу, потянешь куда-то волоком, я терпеть не стану. Я ударю тебя, Шаст. — Понял. Прости. — Достаточно, — не совсем уверенно говорит Арсений. — План действий какой в итоге? Ждать возвращения тех, кто задерживается? — Да, — кивает понуро Антон, поднимая к Арсу уставший взгляд. — А ждать нам надо, сидя у окошка? Или можем пока что-то для лагеря делать? — со смешинкой спрашивает Арсений, дёргая бровью. — Вот же козёл, — возмущается тут же Шаст, отчего Арс смехом, даже почти что хохотом взрывается. — Ира, кстати, говорила, что я вчера побил твой рекорд наколотых за сутки дров, — тянет как бы невзначай Арсений, поднимая взгляд к потолку. — Какой козёл… — Может, через неделю я уже буду правой рукой Стаса, как думаешь? — Козёл! — неверяще восклицает в очередной раз Шаст, подрываясь с табуретки следом за ушедшим из комнаты Арсением. — Какие мы важные, хуи бумажные, — фырчит недовольно, нагоняя Арса. — И что ты собираешься делать? — Работать и помогать лагерю так, как могу. А ты? — А ты? — бубнежном передразнивает Антон. — Пошли уже, трудоголик коммунизма.***
До вечера Арсений с Антоном выполняют привычную работу в лагере: чистят сарай, кормят скотину, помогают Серёже на кухне. За ужином Стас всё-таки поднимает тему задерживающегося отряда, говорит, что разделяет общее беспокойство, но с учётом всех обстоятельств всё, что им сейчас остаётся, это верить в своих и дожидаться истечения трёх дней. А если не вернутся… Будут собирать группу и выдвигаться за своими. Об одном из сбежавших ублюдков Стас по наставлению Антона молчит, не рассказывает никому, косясь то и дело на взволнованную новостями Иру. После ужина расходятся, Арсений с вечера вымывает посуду за всеми, берёт это на себя, как выражение своего небезразличия к всеобщему беспокойству. Может, и странное проявление сочувствия, но всё-таки Арс таким образом помогает остальным. И Антон к этой затее подключается, моют посуду вдвоём, коротко переговариваясь о завтрашнем дне. Только вот Шаст как-то странно себя ведёт, это не ускользает от внимания. На вопрос, нормально ли Антон себя чувствует, тот только улыбается с поджатыми губами, кивает, говорит, что просто устал, нервы целый день подняты. Скоро будут сменяться смотровые, и Шаст говорит, что ему надо срочно заскочить к Олесе, хочет с ней поговорить о чём-то, пока она не ушла на ночное дежурство. Арсения он до последнего пытается сплавить, и это прямо-таки сильно заметно. Именно поэтому Арс и плетётся упрямо следом. Не нравится ему это нервозность Шаста и желание из неоткуда поговорить с человеком, уходящим на ночную смену смотровым. — Выспалась сегодня? — улыбается добродушно Антон, садясь за стол в комнате, где Олеся приводит себя в порядок со сна, только проснулась, отсыпалась после вчерашней смены. — Да, спасибо, — улыбается Леся. — Ты что-то хотел? — Разговор несколько личный, так что… — тянет многозначительно Шаст, переводя взгляд на сидящего рядом Зайца, играющего в карты с Журавлём. — Поняли-приняли, — бурчит Дима, подхватывая Максима за локоть, выводя из дома. — Личный? — вздёргивает заинтересованно бровь Леся. — Погадаешь мне? — Ты серьёзно? — не сдерживая в голосе язвительности и ехидства, спрашивает Арсений. — Он не верит в это, — усмехается Шаст. — Не обижайся, Лесь. — Странно, что ты об этом просишь, потому что ты, вроде как, тоже не сильно веришь, — подмечает Олеся. — Что за вопрос? — вздыхает она, вытягивая уже из сундучка на столе колоду карт Таро. — Касательно того, что происходит, почему наши задержались… — Так, — резко говорит Леся, кладя с громким хлопком колоду на стол, упирается в него руками, пронизывая Шаста взглядом. — Точно что-то не то. Ты бы не стал руководствоваться картами для самоуспокоения. — Что же я тогда делаю? — состраивая максимально уязвлённый вид, лепечет Шаст. — Втираешься в моё расположение, — твёрдо говорит Леся. — Думаешь, что мне такое доверие картам льстит. Но я тебя знаю, Антон. И очевидно даже слепому, что ты не за этим пришёл. — Я пришёл к тебе за тем же, за чем приходят все. За надеждой. Надеяться в случае, когда ты ни на что не можешь повлиять, приходится только на высшие силы и знаки Вселенной, так? — ерепенится Шаст. — Почему всем ты гадаешь, а мне жалко, что ли? — Ты не такой, тебе это не нужно. — С каких пор кто-то решает за меня, что мне нужно? — взмахивает ладонями Шаст. — А с каких пор ты решаешь, что нужно всем? — Я никогда не решал этого, — резко сужает на Олесю глаза Антон. — Я знаю тебя, Шаст. И я знаю многое о том, что ты теперь называешь «прошлым миром». Для многих из нас то, что было там, то, кем мы были там, уже не имеет никакого значения. Но ты — другое дело. Твоя жизнь не разделилась на «до» и «после», как у многих, нет, как у всех здесь. Твоя жизнь не переломилась после начала эпидемии, для твоей жизни — это закономерный итог, о котором ты предупреждал, но никто не слушал. Наш Бруно. — О чём..? — пытается вставить слово Арсений, но его перебивают. — Для людей, для которых жизнь — это закономерность, для людей, раскладывающих всё по полочкам, живущих в чёткой системе причинно-следственных связей, — твёрдо говорит Олеся, не отрывая глаз от Антона. — Очень странно обращаться за помощью к картам, разве я не права? Тебе не нужны ответы от меня, ты же сам прекрасно все ответы находишь и в это всё не верил, не веришь и верить не будешь. Так зачем ты здесь? — Арса побесить, — пожимает плечами Шаст. — Чего, прости? — резко смотрит на Антона Арсений. — Его бесит вся эта бурда, и он не очень уважительно высказывался о тебе и твоём увлечении, вот я и хотел, чтобы он увидел, что ты у нас на самом деле большая умница, а не городская сумасшедшая, — улыбается Шаст. Арсений смотрит неверяще на Антона, переводит испуганный взгляд к Олесе, поднимая примирительно ладони. Да, высказывался он пару раз, но это не было чем-то личным. Просто астрология, эзотерика — это ведь всё бред собачий, чтобы людей на деньги разводить или манипулировать умами в более масштабном варианте! — Вот как, какого года рождения? — хмыкает Олеся, осматривая Арса с головы до ног. — Хотя даже без этого могу предположить твой аркан. — А давай, даже интересно, угадаешь ли, — расплывается в улыбке Шаст, наблюдая за разгорающимся костром под названием «раздражение ведьмы». Вот только в конце концов на этом костре всегда не ведьма сгорает, как принято, а те, кто ведьму хочет обидеть. — Ставлю на четвёртый. Император. Арсений морщится, как от зубной боли. Боже, как ему это всё дорого, ну что за бред! Переводит взгляд к Антону, который высчитывает что-то в уме. Боже, он же не пользуется этой странной формулой из нумерологии? Не забита его голова этим абсурдом? — Реально! — хлопает в ладоши Антон. — Четвёртый! — Я начинаю разочаровываться в тебе, — закатывает глаза Арс. — И судя по поведению, Император в жёстком минусе, — усмехается Леся. — Гордыня, несговорчивость, местами даже деспотичность, отстаивание своего «я» на уровне тирании и диктаторства. — У-у-у, — тянет с усмешкой Антон, переводя взгляд к взбешённому Арсу. — Даёшь ты, конечно. — Не беси меня, — предупреждает Арс, выставляя вперёд указательный палец. — Вот о чём и речь, — посмеивается язвительно Олеся. — Сука, да вы издеваетесь! Хорошо, у него тогда какой аркан? — раздражённо улыбается Арсений, указывая на Шаста. — Дурак? — Смотри-ка, оспаривает всё, а названия арканов откуда-то знает, — тянет с улыбкой Олеся, распахивая на Арса глаза. — Неужто ещё и двуличие? — Да к чёрту это! — взмахивает руками Арс, собираясь уже уйти, как Олеся отвечает на заданный вопрос. — Аркан Шаста по дате рождения — Повешенный. — И что это значит? — подавляя в себе гневный ор, спрашивает Арсений, поворачиваясь обратно к Олесе. — Если очень кратко… В плюсе это человек посвящающий всего себя своему делу. А вот в минусе — жертвующий собой ради чего-то. В первом случае мы видим сильного и смелого человека, который, несмотря на страх неудачи, движется вперёд и ведёт за собой людей. Во втором — это нытик, считающий себя недостойным внимания, считающий, что от него все проблемы и чтобы что-то пошло как надо ему надо отдать жизнь. Повешенный в плюсе готов отдать жизнь за своё дело, пусть сделает всё, чтобы этого не случилось. А Повешенный в минусе — уверен, что обязан отдать себя на съедение волкам, потому что на самом деле себя ненавидит. — Из всего, что она мне рассказывала в прошлый раз, — шепчет с грустной улыбкой Антон, — мне польстило, что у Немцова был тот же аркан. — И он был человеком с ярко выраженным арканом в плюсе, — кивает с уверенностью Олеся. — А Шаст? — хмурясь, спрашивает Арсений, чувствуя, как в нём затухает злость. Может, это и не то, чему он верит, но это хоть что-то об Антоне. И Леся сама подчеркнула: она Шаста знает, знает и о прошлой его жизни. — В плюсе, — кивает Леся. — И тебе бы побольше с ним общаться, видать, и тебя в плюс вытащит. — Всё, достаточно, — взмахивает ладонями Арсений. — Хватит с меня этого издевательства. Пойду спать, всем спокойной ночи. За Арсом Антон не порывается следом, остаётся у Олеси. И лишь дойдя уже до кровати, закутавшись с собакой в одеяло до Арсения доходит: Антон добился своего. Он хотел его сплавить, он хотел остаться с Лесей на разговор наедине и сделал это! — И это я козёл? — раздражённо бурчит Арсений, вылезая из кровати и садясь за стол, чтобы записать в ежедневник мысли о сегодняшнем дне. — Поднял тему, которая меня бесит, чтобы я сам ушёл, вот же… Ну конечно! — взвывает тихо, когда написанные слова растворяются постепенно: чернила в ручке кончились. Арсений пробирается в комнату Шаста, он разрешал брать ручки у него. Как и в каждый раз пребывания в комнате Антона, Арс обращает внимание на вторую кровать, стоящую через стол. Видны и чужие вещи, выходит, Антон в своей комнате живёт не один. И его сосед — кто-то из группы, которая должна вернуться со дня на день. Точно, Шаст ведь сказал сегодня прямым текстом о том, что среди той группы есть очень близкие, дорогие ему люди. Может, любимый человек, может, близкий друг. Выходит, Арсу придётся знакомиться с ещё семерыми и привыкать к ещё одному человеку в доме. Но лучше это, чем если группа не вернётся. Записывает Арсений всё, что сегодня делал, новые отрывки информации об Антоне, которые, Арс очень надеется, однажды сложатся в полную картину. Когда закрывает ежедневник, перечитав запись, как раз возвращается Шаст. Снова в голову врезается мысль, что он точно поднял тему гадания и нумерологии, чтобы вывести Арсения из себя, заставить его уйти, сыграв на эмоциях, и поговорить с Олесей наедине. Это бесит. Неужели Арс настолько простой для управления, для манипулирования человек? Стоило всего пять минут Шасту подумать, как скинуть хвост в виде Арса, и всё, план в его голове созрел моментально. — Всё ещё злишься? — с улыбкой спрашивает Антон, останавливаясь в проходе, прижимается плечом к стене. — Тебе нужна свеча? — Что? Э, нет, наверно… — Тогда спокойной ночи, — улыбается ехидно Арс, задувая свечу. — Злопамятный говнюк, — шипит из коридора Антон, плетясь в свою комнату на ощупь. — Манипулятивный гад, — не остаётся в долгу Арсений, и слыша, как Шаст вписался во что-то в темноте, громко ойкая от столкновения, заходится довольным смехом. — Будь осторожен! — с напускной заботой выкрикивает он в темноту. — Пошёл в жопу! Чувствуя себя максимально довольным, Арсений сползает по подушке вниз, укладывается удобно в кровати, обнимая ластящуюся Райку. Оттаскивает от себя морду собаки, когда та принимается облизывать лицо. Вытирая ладонью щёку, понимает, что дико зарос и надо бы завтра с утра побриться. С этими мыслями и засыпает, слушая шуршание одежды из комнаты Шаста.***
Просыпается Арс ещё до рассвета, небо, судя по окну, начинает уже немного светлеть, но солнце ещё далеко от горизонта. Предрассветные сумерки. Сон у него всё ещё очень поверхностный, тревожный. Просыпается Арсений раз пять за ночь, так что это пробуждение не вызывает никаких вопросов у него. Уже собирается продолжить спать, как подмечает, что рядом нет собаки, она почему-то топчется в другой комнате, у входных дверей. Арсений уже хочет окликнуть, позвать её обратно, как понимает, что возможно Райке приспичило в туалет и её надо выпустить на улицу. Едва садится в кровати, слышит скрип половиц и шорох одежды. Это не Райка бегает у входной двери. Арс протирает суетливо со сна лицо, поджигает зажигалкой свечу, копошение в соседней комнате затихает. К шуму Арса прислушиваются настороженно. А он, натягивая на себя толстый кардиган, заворачиваясь в него, как в халат, подхватывает со стола подсвечник и выходит к дверям. — Разбудил? — шёпотом спрашивает Антон. — Прости, всё нормально, я в туалет. Арсений рассматривает сидящего на корточках Шаста, затягивал шнурки ботинок потуже. Странно, обычно выходит с чуть ли не развязанными полностью. Райка сидит рядом с ним, машет хвостом, а за её спиной Арс вдруг замечает упакованный рюкзак, рядом с которым стоит упёртый в стену… Сложно это назвать одним словом: какой-то кусок железной арматуры в форме лома, с одной стороны — острый край, почти как у кола, с другой стороны — плоская толстая загнутость, как у кочерги. — Давно в туалет с рюкзаком и оружием ходишь? — вздёргивая бровь, спрашивает Арсений, нависая над чужой фигурой. — Это для дневной вылазки, — качает головой Шаст. — А пока просто в туалет, — заверяет он, становясь на ноги. — Иди спать. — Для дневной вылазки, — тянет с саркастичным удивлением Арс. — А мне вот что-то говорит, ах да, моя память, наверно, что Стас сказал в течение ближайших дней не выходить из лагеря из-за того, что близко стая заражённых. Арсений видит в свете свечи, как Антон отводит взгляд в сторону, а кадык на его шее скачет нервно вверх-вниз. — Так куда ты собрался, Шаст? — Сделай вид, что меня не видел. — Очень смешно, — фыркает Арсений, подходя ближе. — Куда. Собрался? — Мы можем отправить только двоих, так? Я не могу рисковать чьей-то жизнью, не могу наталкивать на такое Стаса, на месте сидеть тоже не смогу. — Славно, — кивает Арс. — Идём подержишь мне свечу, пока я оденусь. — Что?.. — Только двоих, ты сам сказал, — взмахивает раздражённо ладонью Арсений, прожигая Шаста глазами. — Отправляться вдвоём, по-твоему, самоубийство, а одному — что? Жертвоприношение? Ты случайно не лунатик? А то я что-то сомневаюсь, что сейчас разговариваю с человеком в сознании и в уме. — Ты не пойдёшь со мной, — отрезает Шаст, рассекая воздух рукой. Из Арсения это только волну возмущённого смеха вырывает. Ага, как же, пусть мечтает. Либо Арс сейчас в целом отговорит Антона от этой авантюры, что в целом не сильно хочет делать, либо навяжется с ним и в этот раз сплавить Арсения куда-то не под каким предлогом не получится. Чем вообще этот человек думает? Сам в свои аргументы, в свои слова не верит, перечит им. Говорит, сидите в лагере, за его пределами сейчас опасно, заражённые близко, при этом собирается посреди ночи покинуть этот самый лагерь. Говорит, нельзя отправляться маленькими группами, это слишком опасно. И сам же в одиночку собирается в путь решать все проблемы. А не охерел ли он? Или всё-таки Олеся ошиблась, и аркан у Антона в таком же диком минусе, вот он и рвётся себя в жертву отдать. Но это, конечно, уже ехидство и бред, Арсений в это всё не верит. Зато верит в то, что если Шаст отправится в одиночку, шансов выжить у него будет вдвое меньше. — Я иду с тобой, — твёрдо повторяет Арс. — Я не могу рисковать твоей безопасностью! — шипит тихо Антон. — Не могу рисковать твоей жизнью! — А не пошёл бы ты? — раздражённо спрашивает Арсений. — Рисковать моей жизнью? Кому моя жизнь принадлежит? Тебе типа? Или, может, это моя собственность? Моя, блять, точно моя. И рискую своей жизнью я. И решать, делать ли это — тоже, только мне. — Арс… — И я решил. И это не твоя ответственность, — заверяет Арс, всучивая в руки Антона свечу. — Поддержи свечу, пока я одеваюсь, — шипит он в чужое лицо. — Не перестаёшь меня впечатлять, знаешь? — смеётся тихо Шаст, плетясь следом в комнату Арсения. — Это снова типа комплимент? Или что? — кривится Арс, скидывая на кровать вещи из комода. — Ты не обязан, Арс. Не должен… — Знаешь что, — резко перебивает Арсений. — Вот если бы ты был прямо настоящий камикадзе, если бы был уверен, что хочешь выдвигаться один, ты бы просто убежал, а не стоял и торговался со мной. Вывод простой: ты не хочешь проходить это в одиночку. Так что помолчи и подожди минуту, пока я оденусь. И Антон замолкает, сдаётся, едва заметно улыбаясь. — Ты впервые… Одеваешься, пока я в комнате. — У меня нет наручников или поводка, чтобы тебя задержать на одном месте, не могу быть уверен, что не свинтишь всё-таки, — шепчет сбито Арсений, стараясь одеться как можно быстрее. — Но мне, если честно, пиздец некомфортно. — Я не наврежу, Арс. Ни в таком, ни в каком-либо ещё плане, — обещает Антон, отводя взгляд в сторону. — И даже немного обидно, что тебе не хватило недели сожительства, чтобы это принять как факт. Но я всё понимаю, — спешит он заверить. — В этом нет твоей вины. Ни в чём… Ни в том, что это с тобой случилось, ни в том, что теперь происходит на уровне эмоций и рефлексов. Ни в чём, Арс. Когда мы найдём этого ублюдка… — Я надеюсь на тебя, — говорит тихо Арсений, замирая. — Я не хочу стать второй Ирой в лагере. Как бы это ни звучало… — Ты разве не хотел бы своими руками? — Хотел бы, — честно говорит Арс. — Единственное, что меня там спасало, это фантазии, как я бы разделывал их на столе, разбивал бы им кости, отрывал конечности… Но я не хочу… Не хочу стать таким человеком, Шаст. Ненависть хуже всякой эпидемии. С вирусом ты не можешь бороться, а от ненависти можешь спастись. Хотя бы удержать себя от того, чтобы на неё подсесть. — Ты действительно сильный человек, Арс, — улыбается немного грустно Антон. — Характер бы ещё чуть мягче и цены тебе б не было… — Держи свечу молча. — Так точно, — смеётся тихо Шаст. Одевшись полностью, Арс кивает, что могут идти. Антон задувает свечу, проходит к двери, спрашивает у Арсения, уверен ли он. У Арса от таких вопросов от него точно начнёт дёргаться глаз в скором времени. Он только отодвигает Шаста с прохода и открывает дверь. Райка выбегает на улицу, Антон, навесив на себя рюкзак и арматуру на спину, волочится следом. Но в два шага нагоняет и даже обгоняет Арсения, ведя к задним воротам из лагеря. — Какого чёрта? — шипит у открытой калитки Олеся. Так вот зачем Шасту надо было поговорить с ней тет-а-тет, он хотел договориться с ней на выпуск из лагеря, как со смотровым у задних ворот. — Он со мной, — кивает Антон. — Не то чтобы он оставил мне выбор, — тянет как бы невзначай. — Император есть Император, да? — хмыкает весело Леся, отчего Арсений чудом не закатывает глаза. — Вот, — она протягивает Шасту водяной пистолет с полной ёмкостью. — Второго нет… — Этого хватит, разделяться не будем, — кивает в благодарность Антон, перенимая пистолет. — Помнишь, что я говорил? — Сказать, что задремала, могла пропустить тебя, ну, получается, вас, косить под дурочку, как я это очень люблю делать, — тянет с сарказмом Олеся. — Лошадь я привела, привязана снаружи. Но она одна. — Потеснимся? — смотря на Арса, обеспокоенно спрашивает Шаст. — Выбора нет, я не умею ездить верхом, — честно, пусть и с тяжёлым вздохом, отвечает быстро Арсений. — Всё собрал? — Еда, вода, карты, нож, пистолет с водой, оружие ближнего и дальнего боя, — загибает пальцы Антон, а Арсений косится с неверием на чужой рюкзак. Это что за сумочка с бесконечным дном, как у Гермионы Грейнджер? — Сахар для лошади. Вроде, всё? — Будь осторожен, — просит с улыбкой Леся. — Будьте. Оба будьте осторожны. Прикрывайте друг друга, присматривайте друг за другом. Чтобы оба вернулись без царапинки. — Обязательно, Лесь, — обещает с такой же улыбкой Антон, обнимая Олесю за плечи, сгибаясь чуть ли не пополам. — Я не могу обещать, что всё будет хорошо. Могу сказать только, что сделаю всё, что в моих силах. — И этого всегда более чем достаточно, — кивает Леся. — Не буду задерживать… Чем раньше отправитесь, тем раньше вернётесь. Антон улыбается, поджимая губы, благодарит Олесю ещё несколько раз и кивает на прощание, принимая все пожелания удачи. Арсений выходит за ним из лагеря, калитка с той стороны тут же закрывается, баррикадируется. Шаст подходит к привязанной у забора лошади каштановой окраски, треплет гриву, здороваясь с Мойрой. — Какой у нас план? — Как же мне нравится то, что ты это спросил только после того, как вписался и уже вышел за мной, — смеётся тихо Антон, закрепляя за седлом арматуру, рюкзак и водяной пистолет. — Представить не можешь, как нравится. — Так какой? — Найдём того хера, разберёмся с ним, а потом поедем в сторону, с которой должны ехать наши, отправимся им навстречу, благо, всё по пути. — Откуда ты знаешь, где искать сбежавшего тогда? — хмурится Арсений. — Брось, это же лёгкая задачка, Арс. Подумай сам, он остался один, где-то залёг, пока была шумиха, но вот мы уехали, и что? — Он бы вернулся в уже знакомое место, — кивает Арсений, озаряясь. — Конечно, люди всегда стремятся где-то засесть и не любят менять обстановку… У них там всё было обустроено для жизни. Как я всегда возвращался в хижину, так и он вернулся по вашему отъезду туда, где уже всё знает. — К тому же он наверняка ставит на то, что второй раз мы там не появимся, — хмыкает Шаст. — Молния в одно место два раза не бьёт, как говорится, — усмехается он. Антон отталкивается ногой от стремени, запрокидывает в прыжке ногу, оказываясь уже через секунду в седле. — Не бьёт, — кивает Арсений. — Но это миф. — И мы это докажем, — кивает Шаст, протягивая Арсу ладонь. Пальцы вздрагивают, почему-то взяться за руку кажется чем-то слишком интимным и тем, на что Арсений ещё не готов. Но сейчас явно не время о таком думать, не время медлить. Хоть и дрожат у него пальцы, хоть и заходится тревожно сердце, хватается за чужую ладонь, ставя ногу в стремя, усаживается на седле позади Антона. — После такого, — неловко шепчет Арс, пытаясь устроиться так, чтобы не вжиматься пахом в чужую задницу, — ты точно должен рассказать мне, кем раньше работал. — И почему тебя так волнует этот вопрос, — посмеивается тягуче Антон, взмахивая ладонью Олесе, махающей со смотрового домика на прощание. — На твоём месте, я бы меня обнял. — Чувствуешь себя одиноко? — жалостливо тянет Арсений. В ответ слышится только цоканье языком, а потом Антон вздёргивает поводья и лошадь срывается с места так резко, что Арс вцепливается в чужое тело моментально. — Что такое, Арс? Чувствуешь себя одиноко? — Иди в задницу, — бормочет смущённо Арсений, прижимаясь виском к чужим лопаткам. В лесу постепенно светлеет. Цокот копыт тонет во мхе. Начинают петь проснувшиеся птицы. Вдалеке слышится вой мертвяка. Будет ли всё хорошо? Арсений в этом не уверен от слова совсем. Но Антон сказал, что сделает всё, что в его силах. И это успокаивает.