В светлом ахуе

Их отношения складываются, конечно, ну очень интересным образом — этого Андрей отрицать никак не может. В них странно всё, начиная знакомством и заканчивая тем, что сейчас Князь чувствует себя так, будто встречается со школьником. Когда может, он Мишу подвозит до института или домой, так, чтобы кочевал Миша с рук на руки от отца к нему и обратно. Всё это, разумеется, проходит под бдительным надзором (в универе вопрос этот Юрий Михайлович решил тоже). Миша, впрочем, не бунтует и на свободу не рвётся, чтобы так пасти его, а времени совместному всегда рад. Жмется всей своей тщедушностью к нему при встрече и на прощание и продолжает тихонько тлеть. Андрей бы сказал, что ему надо развеяться, встряхнуться, но, зная Мишиного отца, об этом не стоит и заикаться. И скандалить не стоит тоже, иначе потеряет он и те несколько часов по выходным, что у них есть сейчас, а Миша один зачахнет точно. Не потому, что сейчас на него давят родители. Он сам давит на себя, а вся эта гиперопека его только добивает. Вот только Юрий Михайлович умудряется их обоих удивить. Он к Андрею подходит сам с предложением забрать Мишу к себе. Говорит, хмурясь, что с психиатром знакомым говорил, и тот посоветовал Мише обстановку сменить для начала. Видно, что не особо ему эта идея нравится, о чем Андрею он сообщает прямо, но ради сына на такие меры он пойти готов, и Андрей ему за это благодарен. Тем более что, едва они решение это принимают, а оно уже дает свои плоды. Миша, когда узнает, пакует быстро дорожную сумку, хватает свою гитару и уже очень скоро вертится нетерпеливо в прихожей, как щенок, услышавший слово «прогулка». С переездом меняется одновременно всё и ничего. Миша также, когда не на учебе, сидит дома, обычно зарывшись в книги, или бренча на гитаре, но то, с каким настроением он делает это, меняется кардинально. Дышится с Андреем ему явно свободнее. А ещё теперь спят они в Андреевой кровати вместе. Так оно получается как-то само собой, когда в ночь после переезда Миша к нему скребется неуверенно в дверь и говорит, что не может спать один из-за кошмаров. Андрей в ответ молча двигается к краю кровати и лёгким кивком предлагает ночному визитеру занять освободившееся место. Миша с радостью ныряет к нему под тёплый бок и довольно урчит, когда Андрей обоих накрывает одеялом. Приходит он и на следующую ночь, и Андрей бы мог подумать, что парнишка-то хитрит вот так, но Миша выглядит слишком несчастным, смущенным и неуверенным, будто стыдится своей слабости и всерьёз боится того, что его прогонят. Конечно же никто никого не прогоняет. После того, как Миша наносит ему визит и на третью ночь, на четвёртую Андрей ждёт его, заранее освободив половину кровати, а дальше оно уже входит в привычку. Интима, как такового, при этом между ними все еще нет. Мише явно не до того пока, да и Андрею, признаться, тоже. Не сейчас. Не тогда, пока они оба спать спокойно не могут, мучаясь каждый своими кошмарами. Не тогда, когда на Мишину исхудавшую угловатую фигурку смотреть без слез сложно, не тогда, когда он кажется теперь почти всё время таким потерянным и смотрит порой так тоскливо. Сейчас им бы просто выстоять, как деревьям во время бури, а дальше уже разберутся со всем, что не касается непосредственно вопросов выживания. И тем не менее, как вода точит камень, так и время потихоньку сглаживает острые грани осколков души, превращая их в пеструю гальку. Так, медленно но верно, возвращаются на Мишино лицо теплые краски, вновь делая яркими губы и прогоняя мраморную серость кожи. Будто он — черно белая фотография, над которой поработал художник, сделав её цветной. Он выглядит и ведёт себя уже живее. Чаще смеётся, и даже начинает сам просить Андрея вместе куда-то сходить. Андрей только за. Ему изменения такие видеть — чистое счастье. Поэтому Мишу он балует. Хотя, запросы Мишкины настолько скромные, что его и не баловать то сложно. Само собой получается. Он всему рад и за всё благодарен: и простой прогулке по парку около дома; и новым ботинкам; пластинкам редким; свиданию в планетарии; поездке совместной на дачу в выходные, на скрипучей старой электричке; печеной в золе картошке; пакету сладких яблок; трубочке мороженого и парочке конфет. Андрею порой даже как-то неловко от его щенячьего восторга из-за каких-то совсем уж мелочей. Ему кажется, что ничего такого особенного он не сделал и столь бурной благодарности не заслужил. А ещё каждый раз ему становится грустно, когда его накрывает осознанием того, что Миша так восторженно реагирует на проявления заботы, потому что ему незнакомо вот это самое чувство, когда тебя балуют. Когда покупают тебе что-то не потому, что это вещь первой необходимости, а потому, что хотят порадовать. Андрей своей работе благодарен за то, что зарплата ему позволяет за Мишенькой ухаживать так, чтобы хоть сейчас он себя смог почувствовать кем-то важным, драгоценным, залюбленным и немножко даже избалованным заботой. Юрий Михайлович, замечая Андреевы потуги, ворчит, что тот ему сына испортит, но не признать того, что на Мишу старания Князевские влияют благотворно, не может, а потому попыток их развести по разным углам не принимает. И всё же кандидатурой Андрея в будущие зятья Горшенёв старший не сказать чтобы доволен. Больно уж не по душе ему их разница в возрасте, да и характер Андреев ему претит. На самом деле, он бы его давно уже пинками бы прогнал, если бы не тот их разговор, когда напуганный Князь ему всё, как на исповеди, выложил про чувства свои к Мише и планы дальнейшие на жизнь. О таком не врут, не в том состоянии, когда дышать то трудно, не то что что-то там выдумывать, чтобы обмануть половчее. Поэтому, хотя Андрей ему и не нравится, но Юрий Михайлович его терпит и потихоньку себя к мысли приучает о том, что в скором будущем они породнятся. А вот Татьяну Ивановну всё вполне себе устраивает. Она наоборот уверена, что со взрослым Андреем Миша будет под присмотром. Лучше так, чем если бы нашёл себе такого же мальчишку бестолкового, как он сам, и вместе бы они влипать в неприятности стали в двойном объёме. А так Андрей — человек порядочный, рассудительный, с работой достойной, а главное Мишу он, видно, действительно любит, вон как заботится о нём, не жалея ни времени ни денег. Миша с ним рядом расцвел. Ну а матери чего еще желать, как ни счастья своим детям? Хорошо сыну с этим альфой — ну и слава богу! Хотя, конечно, пусть и признавать это было неприятно, а всё-же есть в этой бочке меда ложка дегтя — ревность. Раньше то Мишутка ближе всех с ней общался, ей секреты свои доверял, с ней делился переживаниями и радостями, ей спешил рассказать что-то интересное, что узнал, а теперь для этого у него есть Андрей, и пусть, как мать, Татьяна Ивановна за сына рада, а всё-же не ревновать мальчика своего к Андрею сложно. Так, пусть и со скрипом, но потихоньку шестерёнки закручиваются, и уже через какой-то месяц Юрий Михайлович, смирившись от безысходности, даёт отмашку, мол женитесь, если хотите. Единственным условием ставит для Миши учебу закончить. Соглашаются оба, при этом с каким-то даже облегчением. Миша сам чувствует, что хоть и любит Андрея, но пока мысли о серьёзных отношениях его немного пугают, да и Андрей хочет всё-же, чтобы Миша подрос немного и мог решение это важное обдумать настолько тщательно, насколько возможно, на трезвую голову и без чужого давления. Так что, сам того не зная, Юрий Михайлович, на сей раз, диктаторскими своими замашками немало им обоим помогает. Всё-же оба боятся, что их как-то не так могут понять. Миша боится, что Андрей решит, что он ему не доверяет. Андрей боится того, что Миша подумать может, будто он не уверен в том, что с ним хочет чего-то серьёзного. Ну а Юрий Михайлович в вопросе этом ставит точку, и все остаются довольны. К лету Мишин шрам наконец перестаёт болеть, хотя и зудит порой противно, и на коже бледной всё ещё горит яркой бордовой полосой, напоминая о том ужасном дне. Мише теперь чаще носит одежду с длинными рукавами, а с футболками прятать пытается свидетельство своего отчаяния под напульсники или эластичный бинт. Андрей с одной стороны раздосадован тем, что с чувством вины Мишиным бороться тяжко, словно с мифическим великаном, что сил набирался, когда его бросали оземь, а с другой сам малодушное облегчение испытывает, когда не видит шрам. Так проще не вспоминать те дни страшные и не бояться того, что ужас этот может статься вовсе не единоразовой акцией. Решение проблемы находит в итоге Мишин школьный друг — Шурка. Предлагает закрыть шрам татуировкой. И пусть Юрий Михайлович категорически против, татуху Мишке все-таки решают набить. Тоже по окончанию универа, чтобы проблем не было с излишне консервативными преподами. Даже эскиз уже готов, его Андрей лично разработал. По задумке запястье Мишино будет обвивать ветка терновника с цветами. На цветы Миша, приличия ради, бубнит, мол не по панковски это, но Андрей видит чётко, что это бравады ради, а на самом деле всё чижу этому дурнешному очень даже нравится. Удивительно, на самом деле, как одно только решение уже будто наполовину устраняет проблему. Теперь шрам уже не пугает их так, как раньше. Это как в детстве в темноте на силуэт подозрительный навести фонарик и убедиться в том, что никакое это не чудовище, а просто заваленный неряшливо одеждой стул. Друзья Мишины, близкий его круг, оказываются в целом ребятами адекватными, не только Шуркой единым, как говорится. Познакомившись с ними поближе, Андрей и вовсе этому триумвирату Саш, Яше и Паше разрешает репетировать в его гараже, а порой и в квартире. Соседи вот правда такую его щедрость оценивают не сказать чтобы положительно. Но Андрей их возмущения парирует тем, что ему вот тоже не шибко нравится соседский бесконечный ремонт, вопли их детей и гавканье собак. Это их пыл слегка подостужает, но Мишу соседское общество всё равно не особо любит, мягко говоря, хотя тот ничего плохого им не делает, разве что глаза мозолит своими аляпистыми футболками и кожаными штанами. За спиной про них двоих в целом и про Мишку в частности чего только не говорят. В лицо правда сказать побаиваются. Лишь однажды одна особо склочная бабка подлетает к ним, размахивая клюкой, когда они возвращаются с прогулки, и начинает орать благим матом на Мишку, что он — нарколыга конченный. Андрей мальчишку своего оттесняет за спину, от греха подальше, и строго и холодно интересуется у скандалистки, на основе чего строятся её обвинения. Видела ли она Мишу употребляющим, или покупающим у кого-то дурь, или просто напридумывала себе что-то. Бабка сразу тушуется, мямлит что-то, и бросает, не найдя других аргументов: — А чего он руки закрывает в такую жарищу?! Ну точно уколы прячет! В этот момент Миша шагает вперед и рваным нервным движением задирает рукав рубашки, открывая шрам. Бабка с перекошенным лицом шипит, что он — псих и спешит убраться подальше, пока Андрей под локоть уводит Мишу домой. Вроде ничего особенного не случилось, но Миша себя ведёт странно. С порога он зачем-то подхватывает свою легкую курточку и несет её в комнату. Андрей не успевает спросить, зачем, отвлеченный телефонным звонком из отдела. И всё же, пару минут спустя, решив вопрос, он идёт в Мишину комнату, но на пороге растерянно замирает. Там царит полный кавардак. Все вещи лежат на кровати, все шкафы распахнуты, а сам Горшенёв стоит, ссутулившись сильнее обычного, посреди комнаты с вывернутыми карманами и каким-то пугающе отрешенным выражением лица. Руки у него мелко дрожат. — Миша, — Андрей подходит к нему осторожно, стараясь говорить как можно мягче, — что случилось? Ты зачем это сделал? — Ты не будешь меня обыскивать? — спрашивает Миша, вскинув на него полный удивления взгляд. Сам Андрей удивлён не меньше. — Зачем мне это делать?! Ты же не в тюрьме и не на допросе! — Ну она же сказала, что я — наркоман, — бормочет мальчишка, стушевавшись. — И что? — Андрей старается не звучать обвиняюще. — Можно много, что сказать! Я, например, могу ей самой сказать, что дочка её из койки в койку прыгает, это весь район знает, да и внучка не лучше! Так что пусть своих омег сначала воспитает, а потом к чужим лезет! Миша выглядит еще более растерянным, чем раньше. Мямлит тихо: — Но ведь она сказала, что я — наркоман… — Но ты же не употребляешь? Миша трясет головой так, что страшно становится, что сейчас она отвалится. — Ну вот и всё! — Андрей хлопает его легонько по плечу и сам принимается собирать вещи, возвращая их обратно в шкаф. — И ты просто поверил мне? Князь тяжело вздыхает и отзывается без раздумий: — Ну да! Ты же пообещал, что не будешь мне лгать. Я тебе доверяю! О том, что со своим опытом работы у него попросту не было бы шанса не заметить, если бы Миша в самом деле что-то употреблял, Андрей умалчивает. Разговор сейчас не о том. — А вот папа не поверил, — Миша опускается рядом с ним на кровать и прижимается щекой к чужому плечу, грустно вздыхая. — Ему тоже кто-то из соседей что-то там сказал, и он меня так ремнем отходил, что вся задница в синих звездах пятиконечных была. Он не жалуется, просто делится воспоминаниями, на сей раз неприятными. Андрей знает его достаточно хорошо, чтобы это понимать. Как понимает и то, что обидно Мише не потому, что ему сделали больно, а потому, что не поверили, наказали несправедливо, за провинность, которую он не совершал. — Миш, — Андрей, наклонившись, целует своего чижонка в растрепанную макушку, — я никогда не обвиню тебя ни в чем, не дав тебе возможности объясниться, даже если буду очень расстроен, обещаю! Миша успокаивается немного, но не до конца. Спрашивает настороженно: — А если бы я действительно употреблял, ты бы от меня отказался? Как же тяжело с этими уже не детьми, но ещё и неполноценными взрослыми. Как легко ошибиться и ранить их неосторожными словами. Ответишь слишком мягко, подумает, что ничего не произойдет страшного, если разок попробовать. А перегнешь палку — решит, что от него откажутся с лёгкостью при первой же ошибке. — Помочь постараюсь, — отвечает Андрей, нахмурившись. — Найду клинику, врачей хороших, но только если увижу, что ты сам хочешь завязать, а иначе, прости, но я знаю, к чему подобное приводит, и разрушать свою жизнь не стану, даже при том, что люблю тебя очень сильно! На мгновение он пугается того, что все-таки Мишу обидел, но тот накрывает своей холодной липкой от нервного пота ладонью его руку и щекотно гладит ее большим пальцем. Дышать становится легче. И верить в то, что всё у них будет хорошо, как говорится, как у людей, тоже легче. О большем Андрей пока и не мечтает. Такие мечты для тех, кто счастливым собирается стать где-то там, в будущем, а Андрей хочет быть счастливым сейчас. И сейчас, когда Миша греется у него под боком и уже тарахтит оживленно о каком-то очередном известном средневековом полководце, он действительно счастлив.