Ради неё

День спустя после событий, описываемых в предыдущей главе Ваал сидел в своей комнате, и, стыдно сказать — покачивался из стороны в сторону, обхватив колени. Как какой-то смертный! Да мало того смертный — как смертная женщина! Он помнил, что иногда люди вели себя так, пережив глубокое потрясение. Но он-то, не человек, а демон! Хотя потрясение для него было сильным. Коснувшись подушечкой пальца своего уха, Ваал внимательно осмотрел его — нет, крови, хвала Аду, больше не было. Нет, всё же какая мерзавка эта Света! Какая находчивая, мерзкая, маленькая гадина! Какие омерзительные эти все её и его братца дружки! Как там — «один за всех, все за одного»? Сейчас Ваалу, в противовес этому омерзительно радостному лозунгу, невыносимо хотелось вспомнить что-то, что ввергает смертных в уныние. И демон не нашёл ничего лучше, чем пойти в один из пыточных залов — зал, который он любил меньше остальных. Там не было огромных сковородок, под которыми горел негаснущий огонь. Там не было котлов с кипятком и смолой. Там не было стульев ведьмы и Колыбелей Иуды. Там не было ни то что кнутов — так не было ножей! Банальной маленькой вилочки, которой можно было тыкнуть в глазик и вытащить его! Зато там было уныние. Сотни и сотни людей сидели в тёмной-синей, холодной комнате, на ледяной полу — кто-то, как он, Ваал, в последнее время — обхватив колени, кто-то — прислонившись спиной к стене, кто-то лежал на полу, кто-то стоял и смотрел в стену. И все они были вынуждены вечно страдать от уныния. Не сотню лет, не тысячу. Не десять тысяч. А вечно. «Вечно, — причмокнул Ваал, ощущая это сладкое слово на языке, — вечно страдать…» Он медленно ходил по рядам, вяло вслушиваясь в разговоры, ища самое болезненное, самое тяжелое уныние. «Зачем я покончил с собой, ведь можно было ещё жить да жить… Я же не знал, что даже самая чёрная полоса закончится, я же не знал, что после будет гораздо хуже…» «Зачем я убила своего нерождённого ребёнка…» «Почему тогда я не послушал сестру…» «Зачем я издевался над…» Голоса плыли-плыли, плыли. Ваал неспешно ходил между одетых в чёрное мужчин и женщин и наслаждался. Внезапно поток одной мысли заставил его остановиться. «Вот, опять мучают. Мысли мучают. И вчера мучили. А четыре дня назад — нет. Не мучили. Тогда так хорошо было, так хорошо. Меня не мучили тяжёлые мысли. Как же было хорошо! Сейчас всё плохо — на душе опять тяжесть. Почему тогда я предала подругу? Почему? Почему тогда я солгала мужу? Сейчас мысли мучают, а тогда — нет. Не мучили. Я хочу вернуть тот день, когда мысли не мучили. Изумлённый Ваал повернулся к сидевшей в уголочке женщине. Ничего особенного — очередная грешница из разряда «мелко обманула» и всё такое. Но эти слова… О том, что четыре дня назад её не мучили… Четыре дня назад, четыре дня назад… Четыре дня назад они пытали его придурка-братца! То-очно. Ваал опять ощутил как в низу живота разливается приятно-сладкое чувство удовлетворения, а ноги начинают мелко-мелко дрожать — примерно то же он ощущал, когда совокуплялся с блудницами, примерно то же он ощущал, опуская кнут на и так уже истерзанную спину брата; когда рвал каблуками его плоть, когда пытал его жарой. Закрыв глаза, Ваал попытался справиться с эмоциями и быстро вылетел из зала. Ваал мчался по коридору, не видя перед собой никого и ничего. Пару раз он налетал на знакомых демонов, чуть не сбивая их с ног и, не извиняясь, летел дальше. Он сам до конца не понимал, куда бежит, но продолжал и продолжал лететь вперёд. Завернув за очередной угол, Ваал ощутил, что врезался в кого-то. Не успел демон поднять глаза, как его шею крепко взяли в захват. Ваал дёрнулся, рыкнул, постарался вырваться, но чьи-то сильные руки держали ну очень уж крепко. — Ну здравствуй, братик… — послышался над ухом голос Азриэля, — я соскучился…