***
«Радушный красный павильон» встретил привычным буйством ароматов и цветов. Сёстры к облегчению Шэнь Цинцю всё ещё работали дуэтом, услаждая слух и зрение посетителей. Откинувшись на кушетку и раскрыв подарок Нин Инъин, Шэнь Цинцю попросил исполнить песнь о Синьмо. Вторую часть о снятии проклятия. Танцовщица распахнула алые веера, а девушка, сидящая на полу, коснулась пальцами тонких струн гуцини. Мелодия задрожала. Веера взлетели вместе с печальным голосом. луна сменяет солнце смерть сменяет жизнь и дух, лишённый плоти, вновь входит в этот мир он дышит, он живёт мечтает, любит вновь пока не встретит Тень проклятия Синьмо и снова повторится как было в первый день желанье с духом слиться пробудет в сердце Тень желанье забрать сердце желанье забрать тело желанье выпить слезы и выпить духа кровь и жажду утолив и голод утолив утихнет в сердце Тень проклятия Синьмо. Пальцы легли на струны, унимая дрожь гуцини. Шэнь Цинцю медитативно обмахивался веером, погружённый в свои мысли. Его лицо, казалось, стало чуть напряжённей, чем до исполнения песни. Через пару взмахов веер в руке замер, и бывший Лорд попросил принести поднос с принадлежностями для письма. Девушка поспешила исполнить просьбу. Вскоре полированная гладь из красного дерева опустилась перед заклинателем. Бумага, кисть и чернила были уже готовы. Шэнь Цинцю вывел два иероглифа слова «Тень», затем напротив написал имя «Ло Бинхэ». Кончик кисти снова нырнул в чернила. Ниже появилось слово «дух». Шэнь Цинцю замер с кистью в воздухе, губы сжались в плотную линию. Рука медленно опустилась вниз и, дрожа, вывела «Шэнь Цинцю» напротив «дух». Шэнь Цинцю взглянул на то, что получилось: Тень — Ло Бинхэ дух — Шэнь Цинцю Веки устало опустились, и в голове повторилась последняя строфа песни: и жажду утолив и голод утолив утихнет в сердце Тень проклятия Синьмо Шэнь Цинцю поднялся с кушетки и подошёл к тонкому как копьё напольному подсвечнику. Пламя лизнуло край листа с именами. Пока только что сделанная запись сгорала, губы Шэнь Цинцю тихо шептали слова песни: и жажду утолив и голод утолив Огонь обратил имена в пепел. Остатки листа Шэнь Цинцю бросил в пиалу с вином. — Что значит «жажда» и «голод»? Девушки, уже знакомые с привычками заклинателя, тихо возлежали на кровати, не мешая и перебирая фрукты. Танцовщица, услышав вопрос, заданный вслух, улыбнулась и мягко ответила: — Тень желает взаимности. Разноцветные глаза Цинцю встретились со снисходительным взглядом девушки. — Взаимности в чём? — уголок губ Цинцю насмешливо поднялся вверх. Танцовщица сощурила глаза, взяла из фруктовницы нежный персик и поднесла к влажным губам: — В любви. — белые зубы впились в сочную мякоть. Насмешливая улыбка Шэнь Цинцю стала злой и острой. — В любви? После всего, что было? Какая безумная песня… Девушка доела персик, испачкав пальцы, и её сестрица поспешила поднести медную чашу с водой для омовения. Шэнь Цинцю поднял веер, взгляд был обращён к девушкам: — Откуда Вы знаете эту песню? Танцовщица, обмакнувшая пальцы в прохладной воде, замерла. Её сестра неторопливо достала платок и, вытирая руки своей шимэй, ответила мягко, но с холодными интонациями, какие прослеживаются в голосе тех, кто оберегает: — Песнь исполнил для нас один из посетителей. Шэнь Цинцю прищурил глаза, но не успел задать вопрос, как Ло Бинхэ дал о себе знать тупой болью в висках. Алая дымка начала заволакивать мир, а внутри собственное мироощущение потеснило чужое присутствие. «Бордель?» Шокированное восклицание Ло Бинхэ сменилось оцепенением. Шэнь Цинцю не видел, но чувствовал чужое замешательство и медленный ход мыслей. А затем начала разгораться ярость. Чужая ярость заставила дрожать кончики пальцев Цинцю, голову заполнил гул. Ло Бинхэ потерял способность складывать мысли в слова? Шэнь Цинцю удивлённо замер. Помнит ли он моменты, когда Бинхэ не знал, что сказать от охватившей злости? Даже в порыве необузданного гнева, заставляя Цинцю кричать от боли в темнице, Ло Бинхэ склонялся к самому лицу и шептал или яростно выплёвывал слова, но никогда не молчал. Но сейчас бывший Лорд ощущал, как кровь вскипает, а сознание вытесняет ураган чувств. Звон упавшего медного блюда с водой заставил Цинцю сфокусировать взгляд на происходящем вокруг. Девушки замерли в напряжении, не отрывая взгляда от лица заклинателя. Шэнь Цинцю интуитивно прикрыл вспыхнувший алый глаз полусложенным веером. Если раньше непривычную расцветку можно было списать на повреждение, то теперь схожесть с демоном была слишком очевидна. — На сегодня Ваши услуги больше не понадобятся. Сёстры поспешно покинули комнату. «Не смей от меня закрываться!» Голос Ло Бинхэ разрывал сознание. Шэнь Цинцю сщёлкнул веер, вернулся к кушетке и величественно опустился как на трон. Веер раскрылся и задвигался неторопливо и насмешливо. Лёгкая улыбка играла на лице Шэнь Цинцю. Улыбка, скрывавшая разрушающую боль от вторжения и злость. Его приняли за демона. Его боялись. Только что. Боялись не как Лорда пика и заклинателя, а как демонического выродка. Лёгкая улыбка переросла в оскал. Должно быть, Бинхэ словил откат. Две волны ярости схлестнулись, смешались и побежали по меридианам полудемона и человека. Ло Бинхэ хотел разорвать Шэнь Цинцю. Шэнь Цинцю хотел разорвать Ло Бинхэ. Взаимная ненависть наэлектризовала воздух. За окном вспыхнула молния и прокатился раскат грома. Хлынул дождь. Шэнь Цинцю, бледный и с полубезумной улыбкой, не шевелился. Тяжёлые капли забарабанили по крышам. Девушки, занимавшиеся работой на улице, спешили укрыться от стихии, визжа, смеясь и ругаясь. Новый раскат грома заставил залаять дворовую собаку. Стихия бушевала за стенами и в голове Шэнь Цинцю. Когда давление на виски стало сносным и можно было снова вздохнуть полной грудью, Шэнь Цинцю услышал ровный, ледяной голос Бинхэ: «Завтра истекает срок договора. Верность Главы школы в обмен на его жизнь»***
Ночь была без сна, оттого раздавшийся стук в дверь утром вызвал приступ головной боли. Спину грела широкая грудь мужа, и сперва Шэнь Юань решил проигнорировать вторженцев. Бинхэ завозился позади, прижал к себе крепче и уткнулся носом в шею, а затем опалил дыханием и прошёлся клыками по коже. Мурашки пробежали вдоль позвоночника, а между ног потяжелело. Повторный стук был наглее, громче и настойчивей. Как будто кулак помощнее опустился на деревянный массив. Шэнь Юань нехотя выполз из крепких объятий, накинул чжунъи (中衣), скользнул в тканевые туфли и прошёлся до двери на дрожащих ногах. Тело ещё не отошло от ночных откровений и бурного примирения. Шэнь Юань поморщился. На бёдрах зудело от засохшего семени, а внутри, казалось, всё ещё был Бинхэ. Привставший член потёрся о шёлк. Дверь открывать не хотелось. Утро должно было начаться с минета и чашки ароматного чая. Вздохнув, Юань потянул за деревянную ручку. На пороге стоял Шан Цинхуа, позади него нависал Мобэй-Цзюнь с поднятой рукой, готовой повторно опуститься на дверь. — Время Вы выбрали неподходящее. Шэнь Юань не собирался церемониться с незваными гостями, однако Шан Цинхуа уходить никуда не торопился. Прищуренный взгляд Лорда пика Альдин прошёлся по открытым участкам кожи своего собрата, а затем остановился на холодных зелёных глазах. — Кажется, ты в порядке. — Почему он должен быть не в порядке? — Ло Бинхэ вышел из спальни, небрежно накинув на себя халат, толком не завязав пояс. Взгляд был недоброжелательный, а движения ленивые. Шэнь Юань отметил, как подобрался Мобэй-Цзюнь и шагнул ближе к оробевшему Шан Цинхуа, как будто тот нуждался в защите. Шан Цинхуа, почувствовав поддерживающую грудь Мобэя, прижавшуюся к его лопаткам, расправил плечи и продолжил с напускным спокойствием: — Порталы, источник которых здешний Синьмо, закрылись. По крайней мере те, что были на границе Южных и Северных земель. Бровь Юаня изогнулась в удивлении. Цинхуа поколебался, но всё же задал вопрос: — Что вы вчера сделали? К этому моменту Ло Бинхэ уже подошёл к Юаню и обнял его со спины, подбородок мужа лёг на плечо, а длинные пальцы слегка надавили на живот, так что жаром обдало изнутри. Шэнь Юань вспомнил, как ночью Бинхэ возбуждённый и раздавшийся, заполнил на всю длину и замер, наслаждаясь моментом, а после склонился, почти носом к носу, и надавил ладонью на мышцы плоского живота, заставляя под собой хныкать и чувствовать себя заполненным настолько, что все ощущения свелись к напирающему и неотвратимому удовольствию. Шэнь Юаянь забылся, а Ло Бинхэ уже отвечал: — Какое отношение это имеет к порталам? Шан Цинхуа начал раздражаться: — Может, и никакое. Однако порталы здешнего Синьмо теперь закрыты, а вот те, чей источник явно не раздроблен на осколки, стали намного шире! Шэнь Юань молчал, прикидывая что-то в голове, а затем устало откинул голову назад на плечо мужа. — Кажется, ты был прав, и нам всё-таки нужно навестить других нас.***
«Взлетающая» крыша беседки покоилась на шести киноварных колоннах. Дорожка до места уединения в саду была выложена массивными серыми камнями, притопленными в изумрудной воде пруда. Водная гладь дрожала и расходилась кругами от острых капель проливного дождя. Ша Хуалин, с алым зонтиком в одной руке и с шейным платком в другой, перепрыгивала с камня на камень. Звон колокольчиков разбивал шум дождевой завесы. Косые капли не позволили скрыться за промасленной бумагой — Хуалин промокла до нитки, пока добралась до беседки. Лю Минъянь, сидевшая за резным столиком, выглядела не лучше. Мокрые чёрные пряди прилипли к белоснежному лбу. Одежда потемнела от воды. Шесть колонн не защищали от стихии, но, казалось, свирепая погода и холод не беспокоили Благородную жену. Заклинательница сидела ровно, не шевелясь, смотря вдаль на небо, как будто позировала художнику. Ша Хуалин, бросив бесполезный зонт в сторону, развернула платок и небрежно накинула на плечи Минъянь. Минъянь вздрогнула и повернула голову. — Почему не создала купол? — Хуалин отчитывала заклинательницу как ребёнка. Сама демонесса холод не чувствовала. Кровь и магия струились по венам, согревая. Дискомфорт ощущался только от прилипшей промокшей одежды. Лю Минъянь, взглянув на непристойно-нагой вид сестры из-за плотно обхватившей фигуру ткани, подняла руку над головой и, сделав оборот кистью, щёлкнула пальцами. Полупрозрачный серебристый туман окутал беседку, не пропуская хлёсткий ветер и режущие холодом капли дождя. Ша Хуалин хмыкнула то ли с претензией, то ли с благодарностью: — Я уже говорила, что ты странная? Для себя пожалела, а на меня духовную силу потратила. Лю Минъянь улыбнулась — Ша Хуалин поняла по проступившим лучикам в уголках глаз. Стало тепло в груди, и захотелось пролить согревающее чувство до живота и ниже. Ша Хуалин подошла к Минъянь, склонилась и потянула за края ткани, скрывавшей лицо заклинательницы. Маска натянулась так, что проступил контур губ. Демонесса опустила взгляд, рассматривая под лиловым флёром бледные от холода мягкие формы, а затем облизнулась и поймала нетерпеливое ожидание в глазах напротив. Полный предвкушения оскал заставил Лю Минъянь забыть, как дышать, и тут же, горячий острый язык прошёлся по полупрозрачной ткани, оглаживая, вычерчивая и повторяя контур губ. Лю Минъянь застонала в прижавшийся к ней через тонкую преграду горячий рот. Треск расколол небеса, заставив вздрогнуть. Жёны обернулись. Разрыв пространства пожирал чёрные тучи, расползаясь зияющей раной. Ша Хуалин нахмурилась: — Такого ещё не было… Лю Минъянь смотрела на раскол без страха и удивления, как будто была уже давно к нему готова. Не отрывая взгляда от небесного явления, она спросила спокойным, полным уверенности в своей силе голосом: — Связующая вервь готова? — Закончили. — Мобэй? — Готов оказать поддержку. — На каких условиях? — Ло Бинхэ не должен пострадать. Лю Минъянь устало вздохнула: — Как будто мы можем себе это позволить… — Нет? — Ша Хуалин вопросительно выгнула бровь. Минъянь, наконец, посмотрела в глаза сестры по гарему и соратницы: — Определённо нет… И разве это то, чего ты хочешь? На протяжении всего разговора Ша Хуалин не теряла своего уверенного, напускного пренебрежительного тона. Хуалин привыкла скрывать слабости и страхи за раздражением, насмешками и театральной игривостью. Однако вопрос Минъянь вместе с проницательным взглядом фиалковых глаз затронул болезненные чувства, не дававшие спать спокойно последние ночи. Взгляд Хуалин потяжелел, как будто прорвалось всё то, чему проявляться ранее не позволялось. — Миънянь… всё, что я хочу, чтобы ты… мы были в безопасности. На «мы» голос Хуалин дрогнул, как будто она не была уверена, имеет ли права объединять себя и Минъянь в одно, имеющее особый смысл слово. Заклинательница поднялась, дотронулась кончиками пальцев до тонких пальцев Хуалин. Тепло разлилось по телу, и влага испарилась из полупрозрачных тканей — Лю Минъянь высушила их одежду, используя духовную силу, а затем, обхватив Хуалин за талию, притянула к себе, и чуть склонилась, чтобы уткнуться лбом в её лоб. Фиалковые и тёмно-алые глаза встретились. — Я тоже хочу защитить нас. Мягкие губы коснулись виска Хуалин, длинные ресницы демонессы задрожали и опустились, а руки, увитые серебряными браслетами, крепко обхватили при всех непоколебимый, но сейчас прогнувшийся навстречу стан Минъянь. Зелёная вспышка света озарила двух прижавшихся друг к другу союзниц. Ша Хуалин уткнулась в изгиб шеи, шевелиться не хотелось, но она, как и Лю Миъянь знала, что последует за световым представлением. — Гости из другого мира прибыли, — голос Миънянь был тихим, отстранённым. — Стоит опасаться? — Не думаю. Она должна была вложить в их умы правильные мысли. — Минъянь, ты ей доверяешь? — Ей — нет. Себе — да. Спина Минъянь напряглась. Заклинательница деликатно отстранилась, нежно взяв Хаулин за плечи. Взгляд был мягким, но голос твёрдым: — Найди способ передать связующую вервь. Он должен сделать это сам. Укротить проклятие.