То, что я услышал сейчас, я не могу отменить. Это
правда? Тишина никогда не была такой жестокой
Blood Red Shoes – MORBID FASCINATION
Ожидание больше не кажется томительным, и последние несколько дней Питер на взводе. Особенно после того, как его план чуть не полетел в тартарары из-за подростковой горячности. Так легко рисковать собой ради сомнительной перспективы поймать таинственного благодетеля мог наверно разве что Скотт МакКолл. Хорошая новость – идиот все еще не распрощался со своей жизнью, не растратил в никуда свой самый ценный ресурс. Плохая – деньги Питера до сих пор раздают каким-то дебилам. Если бы я собирался основать благотворительный фонд для умственно отсталых, и то поимел бы больше пользы. По крайней мере, это бы точно не потребовало столько бесполезных смертей... Питер ставит стакан, кофе медленно набирается в чашку, смешиваясь с молочной пеной до идеальной консистенции, и никакого сахара. Дерек прокомментировал это бессмысленное, с его точки зрения, приобретение в своей манере. Вздохнул и красноречиво промолчал. Тратиться на ерунду, когда они в крайне бедственном положении, не самая лучшая идея. На самом деле, целью было просто побесить племянника. Ну и на вкус неплохо... Скотт, уже какое-то время торчащий поблизости, сверлит Питера суровым взглядом. То есть, это ему так кажется. От истинного альфы веет позорной нерешительностью вперемешку с упрямством. И подозрительностью. Питер знает, почему, но не собирается ему помогать начать разговор. Было бы слишком похоже на оправдание, а оправдываться ему не за что. Поэтом он просто ждет и наслаждается своим кофе. МакКолл раздраженно выдыхает, стискивает зубы и подходит. Встает в позу, словно готовится держать оборону на поле для лакросса. Или даже пойти в атаку. - Что ты сделал? – с нажимом выдавливает он. - Латте, - Питер неторопливо отпивает и показывает ему содержимое чашки. – Могу и тебе приготовить. Это довольно просто, нажимаешь кнопку и ждешь. Но понимаю, кофемашина новая. Так сразу и не разберешься. - По-твоему, я дурак? – Скотт повышает голос, и Малия, сидящая на диване, поднимает голову от своего телефона, хмурится. – Думаешь, я ничего не замечаю? Он мне не говорит, но я знаю, ты что-то сделал. Иначе Стайлз не придумывал бы очередное важное дело, чтобы не идти сюда. Вот как. Значит не показалось. Конечно, было множество причин, по которым Стайлз мог прекратить на время появляться в лофте. Но видимо он так старательно избегал Питера, что даже тупица МакКолл это заметил и поспешил броситься на защиту. Малия переводит взгляд с одного на другого, демонстрирует полное непонимание ситуации. Скотт распространяет агрессию, а Питер абсолютно спокоен. Это сбивает ее с толку. Угрожает ли Стайлзу какая-то опасность? Должна ли она что-то предпринять? Наблюдать за этим уморительно. Удивительно, что из всех только Дерек понял, что к чему. Но вмешиваться он не будет. Его приоритеты сейчас четко расставлены. Там нет места мальчишеским глупостям. Мимолетным увлечениям. Впрочем, ничего нового. Каждый занят сугубо своей персоной. И даже Скотт не полез бы в это, если бы узкие супергеройские лосины время от времени не впивались ему в задницу. - Может быть, дело не в том, что я сделал, - задумчиво тянет Питер. – А в том, чего не сделал... Вы так привыкли, что он все время на подхвате. Словно педаль, нажав на которую, вы получаете то, что ожидаете. То, что хотите. И как вы поступаете, если эта педаль перестает работать правильно? – он ставит кружку и тянется за телефоном, который оставил на крышке кофемашины. – Стайлз нуждается. Забавно, что он решил, будто я могу ему это дать. - О чем он говорит? – Малия нарочито обращается к Скотту, не хочет напрямую контактировать. – Мы не бросали Стайлза. Он сам... Он должен был... - Только ли он, - Питер усмехается, потому что в глазах МакКолла проскальзывает понимание. – Все ошибаются. Покидая комнату, Питер замечает, что Лидия пристально рассматривает его. В отличие от всех, кто сейчас обдумывает свое поведение, она не купилась. Скотт может очень картинно мучиться совестью, в этом он очень похож на Дерека. Которого здесь нет, что уже хорошо. Малия же мыслит слишком примитивно, чтобы докопаться до правды, до любой из. Что до остальных, то они и вовсе едва ли поняли суть разговора. И что за словами может скрываться совсем иной смысл. Трудно следить за событиями вне поля своего зрения, если постоянно пытаешься продемонстрировать положительную сторону, как Кира. Или же находишься в состоянии непрерывной борьбы со своим волчьим естеством, как Лиам. Но Лидия может быть очень проницательной, когда не блуждает в видениях и не слушает эха голосов мертвецов. И у нее есть своеобразное влияние на Скотта. Так что это может стать проблемой. Он слишком много усилий предпринял, чтобы одна прозорливая банши откатила все к исходной точке недоверия. Как же тебя отвлечь? Может быть показать тебе очередную неудобную правду? Питер окидывает взглядом стеллаж. Думает, решился ли Стайлз открыть ту книгу, добрался ли до своей «мертвой зоны». В любом случае нужно как-то подтолкнуть его обратно. Потянуть за воображаемую красную ниточку, чтобы для него все снова встало на свои места. Телефон в руке заманчиво поблескивает темным экраном. «Пропускаешь вечер пиццы». Питер набирает сообщение и довольно щурится. До этого он не писал и не звонил Стайлзу. Мальчишка должен был сам тянуться к нему. Он и тянулся, пока его не сбило волной противоречивых чувств. И теперь очевидно пытается восстановить равновесие. Но то, что он решил игнорировать и устраняться, говорит не в его пользу. Эта игра стала для него чересчур личной, и он проигрывает. Осознает, что не сможет держать лицо, и прячется. Окно сообщения, демонстрирующее, что ответ печатают, а потом нет, а после снова печатают, только подтверждает теорию. Пишет и стирает, пишет и стирает. А в долгую паузу скорее всего прячет телефон под подушку и бессильно по ней стучит. Это так предсказуемо и мило, что Питер не может не улыбнуться. Но тут же себя одергивает, легкомысленно впутываться в это эмоционально. Сообщение приходит спустя тринадцать минут. «В следующий раз. Готовлюсь к тесту». Настолько откровенное вранье, что даже не смешно. Чего ты хочешь, дорогуша? Чтобы я тебя уговаривал? Кому здесь действительно стоило бы подготовиться к тесту, так это Малии и Скотту. Учитывая способность Стайлза к импровизации и его прекрасный в своей изобретательности ум, он мог бы без подготовки поступить в высшее учебное заведение уже сейчас. Нет, ты хочешь другого. Ладно, Питеру интересно, он не может отрицать, что уже не только следует своей изначальной цели. Все-таки, это достаточно похоже на охоту, чтобы признать, так оно и есть. Подростки спорят, какой фильм посмотреть, лишь бы не обсуждать то, что всех их непременно волнует гораздо больше, чем кино. Питер особо не прислушивается, только отмечает, что Дерек вернулся. Сегодня без своей опасной подружки. Спасибо, я хотя бы буду засыпать не под стоны... Питер выжидает примерное количество времени, за которое Стайлз теоретически смог бы успокоиться и отвлечься. И скидывает заготовленный ответ как бомбу, которая обязательно сдетонирует там в юном мозгу. «Мир не рухнет, если я увижу твое лицо теперь. Как ты сам говорил, я мог увидеть его и раньше. Приезжай, Стайлз. Они собираются смотреть «Войну миров», я умру со скуки». Он готовится снова ждать, но сообщение приходит молниеносно. «Я принесу аконит к тебе на могилу». И язвительная интонация слышится прямо через экран. А сам мальчишка должно быть уже в своем джипе, матерится и пытается придумать причину никуда не ехать. Стайлз вваливается в лофт шумно, разговаривает громко, спотыкается, неприкаянно вертится возле коробок с пиццей, пытается отобрать у Скотта пульт. Словом, создает как можно больше суеты, за которой можно было бы спрятаться. Возможно, от чьего-то взгляда. Но в конце концов ему приходится обернуться к Питеру и поздороваться. То есть упрекнуть его за то, что всех подговорил писать и названивать. И впервые, глядя на его подвижное нелепое лицо, Питер сомневается. Волк чует в мальчишке уязвимость, рану, едва затянувшуюся и покрытую шершавой корочкой. Если надавить, то начнет сочиться сукровица. У нее должен быть приятный засахаренный вкус. Жертвенный. Одно дело завладеть его доверием, выглядеть взрослым и безопасным, покровительственным. И совсем другое – играть на его чувствах. Обещать то, что никогда не сможешь дать. Питер мог бы сказать, что у него и к Стайлзу есть свои счеты. Например, за тот брошенный коктейль Молотова, это было больно. Но не бутылка убила его, и не огонь. Да и не хотел Питер уже никому мстить. Только забрать то, что причитается. Тебе просто не повезло, дорогуша. Просто я такой. Выбери кого получше. Никто не готов смотреть по сотому разу «Звездные войны», даже новые части. Особенно новые части. Дерек отбирает пульт, и все присутствующие вынужденно замолкают под заставку какого-то боевика. Его тоже никто конечно же не хочет смотреть. Но никто и не готов бороться с звереющим от идиотского спора оборотнем. Питеру же на происходящее на экране глубоко наплевать, он краем глаза поглядывает на Малию, ерзающую на своем месте. Она оборачивается и вопросительно приподнимает брови, заметив внимание к себе. Остается только кивнуть головой в сторону дивана, где рядом со Стайлзом как раз есть свободное местечко. Помедлив, она все же поднимается с пола и идет в указанном направлении. И они предсказуемо по очереди косятся друг на друга. Интересно, если оставить их одних и дать им поговорить, изменится ли хоть что-нибудь... Похоже в этой комнате мало кого интересует фильм. Скотт шепчется с Кирой, Лиам переписывается со своим другом. А Лидия бесшумно подкрадывается и присаживается на подлокотник кресла. Питер поднимает на нее самый невинный взгляд, на который способен. - Мне любопытно, - отстраненно шепчет она, уверенная, что их никто не слушает. – Какую цель ты преследуешь? - А ты? – Питер миролюбиво улыбается и указывает взглядом на диван. – Это место было свободно, ты могла его занять. Любая вещь становится гораздо привлекательней, когда ею начинают интересоваться другие. Но Стайлз же не вещь, так ведь? - Понятия не имею, о чем ты, - фыркает она и соскакивает с подлокотника. И остается очень недовольной, как для незаинтересованной особы. Питера всегда поражало это в людях. Они будут долго ходить вокруг да около, вместо того, чтобы просто получить то, что хотят. Бесконечно сомневаться и накручивать себя, разочаровываться и опускать руки. Словом, делать абсолютно все, только бы не пришлось решать самостоятельно. Напряжение, повисшее вокруг дивана, заставляет всех попытаться вникнуть в сюжет фильма. Что совершенно бесполезно, так как это очередная жвачка с автоматными очередями и перекачанными героями, имитирующими актерскую игру в жутко неудобных костюмах. Питер следит за выражением лица Стайлза, как оно в момент меняется и каменеет, когда он понимает, что не может справиться с эмоциями. Не может объяснить того, что делал по наитию. Проговорить все так, чтобы это было услышано и понято. Не среди толпы зрителей. Поэтому он встает и несет свое каменное лицо на балкон. Это приглашение, но Малия его не принимает. До нее вообще весьма плохо доходит все людское, уклончивое. Делает вывод, что ее опять оставляют одну. Печально в каком-то смысле. Питер думает, что его дочь никогда не приспособится, не научится. И наверно не стоило бы трогать Стайлза сейчас, но... Именно сейчас он достаточно уязвим, чтобы окончательно приблизиться к нему. Но разве такова была цель? На балконе прохладно, Стайлз стоит, закинув руки на бортик и вжав голову в плечи. Что-то мастерит из обрывка газетного листа. Когда он оборачивается, Питер понимает, что это самолетик. Хочешь улететь отсюда подальше? Но не можешь. Тень рисует на его щеках причудливый узор, который вписывается в общую картину так ладно, будто был там всегда. Питер мысленно дорисовывает его и силится понять, почему он кажется таким знакомым. Если снять его, просто провести рукой, то можно увидеть больше. Можно увидеть настоящее, подлинное. Пальцы замирают, почти прикоснувшись к заострившейся из-за преломления света линии подбородка. - У меня что-то на лице? – устало спрашивает Стайлз, но от руки не уклоняется. Питер прикасается, проводит большим пальцем по щеке. И не чувствует никакого сопротивления. Это разрушает иллюзию и предает его действиям двусмысленный характер. – Я слышал, что если долго смотреть в зеркало, то можно увидеть там кого-то другого. Я иногда думаю, что там давно кто-то другой, - он поводит плечами, собственные слова вызывают у него легкий холодок. Волоски на предплечьях становятся дыбом. – Ты теперь тоже видишь кого-то другого? - Нет, все того же мальчика, который не согласился на укус. К сожалению, - зачем-то добавляет Питер и оглядывается. Малия смотрит на них сквозь стекло, пытается услышать, о чем они разговаривают. Но с концентрацией у нее все еще очень плохо. – Она тебе больше подходит... - Мм? – Стайлз прослеживает взгляд, и его лицо искажается. - Чем кто? – хватает Питера за руку и разворачивает обратно к себе. - Чем кто угодно еще, - но конечно такой ответ его не устроит. – Чем я. - Это не тебе решать, - вырывается прежде, чем он успевает себя остановить. В его глазах загорается какая-то странная, доселе невиданная эмоция. – И не мне, видимо, - и гаснет. – В этот раз ты не... Ладно, давай все проясним. Потому что мне неловко. А когда мне неловко, я начинаю нести всякую чушь, о которой потом пожалею. Я в курсе, что совершенно тебя не интересую. Меня это устраивает. Будем считать, что у меня временное помешательство. И я от него порядком устал. Я думал, что если вспомню, то все пройдет, - ох, так это началось раньше. – Но теперь я думаю, что нужно просто оставить это. Я просто перестану... Мы можем вообще не пересекаться, - а это уже выбивается за рамки плана. – Не делай вид, что тебе не все равно. Один жалостливый взгляд, и я спрыгну нахрен с балкона. Не то чтобы в моей жизни и так не было предостаточно ситуаций, когда я бы чувствовал себя униженным. Пожалуйста. - Похоже, ты уже мысленно поговорил со мной, все прояснил и вместо меня ответил на все вопросы, - усмехается Питер. Да, это плохая идея, мерзкая, но что еще бы он смог сделать, чтобы не вызывать подозрений. Быть достаточно близко. – И теперь ждешь, что я буду таким, как ты себе придумал. - А что, это не так? Зачем ты вообще мне написал? Только не говори, что хотел увидеть мое лицо. Это звучит как издевательство. - Я хотел. А ты хотел, чтобы я поцеловал тебя, когда мы были одни. - Господи, - он всплескивает руками, трет щеки, пятится в конец балкона. – Всех уже больше интересует кино с нашим участием, а не боевик и остывшая пицца. Прекрати. Мне теперь остаться жить на этом балконе, чтобы никогда не смотреть им в глаза? – он прислоняется лбом к стене и стоит так, тяжело дыша и вполне возможно страдая. - Никто ничего не видит и не слышит, - не считая Дерека, который собирается сюда зайти, но есть немного времени, пока он пыхтит и раздумывает. – Никто кроме меня не видит тебя, - Питер подходит вплотную, но не прижимается. Выдыхает ему в затылок, просовывает руку и ухватывает за шею под подбородком. Напряженные плечи перед ним вздрагивают и опадают. – Всегда можно получить то, что хочешь, Стайлз. Раскрою тебе секрет – от этого в оборотня не превращаются, – его пульс взлетает, и Питер улыбается, наклоняется к заалевшему уху, понижает тон. - Так ты еще хочешь? - Да, - на выдохе отвечает он. – Ты же знаешь, что да. А теперь можешь уже прекратить тешить свое самолюбие и отвалить, - вжимает голову в плечи, и Питеру приходится отпустить его. – Думаешь, я не понимаю? Ты ведь не собирался мне помогать. Все твои действия обусловлены тем, что однажды ты сдох, а теперь смертельно скучаешь, - Стайлз сползает по стене, усаживается на пол, чуть поворачивает голову, смотрит разочарованно. – Я не намерен больше тебя развлекать. - Интересно, кто вложил эти мысли в твою голову, - Питер тянется, чтобы примирительно похлопать его по плечу, но Стайлз дергается и отворачивается. Выглядит довольно жалко, но почему-то на это неприятно смотреть. Заставляет чувствовать... вину? – Поднимайся, пол холодный. Ты... - Питер, выйди отсюда, - Дерек все же решил вмешаться, уверенно приближается, оттесняет, но больше взглядом, чем выставленной как шлагбаум рукой. За этим любопытно наблюдать, потому что Дерек все еще неосознанно ведет себя как альфа. Его спина между Стайлзом и Питером развернулась словно щит. Неприятно... Но это не Дерек должен защищать. Не его должна волновать вся эта ситуация. И это не первый раз, когда он пытается проявить участие. Грубое, неловкое, но несомненно то, чем кажется. Есть нечто, чего я не знаю? Или все дело в непонятно откуда взявшемся чувстве собственности. Странно, ведь он укусил Скотта, но никогда не рассматривал его как своего. Так почему же? Питер решает не уходить в подобные дебри. Ничего, кроме ненужной философии такие мысли не несут. Есть вещи, которые ему нравятся, и тогда он присваивает эти вещи. И делает с ними все, что захочет. Довольно просто. Совесть и мораль на этом балконе представляет Дерек. Удивительно, когда он стал таким. Как это в нем выросло. Ах да, МакКолл со своим плащом супермена... Дерек опускается на корточки рядом со Стайлзом и просто смотрит. - О, заткнись, - раздраженно бурчит мальчишка. - Я ничего не говорил, - очень спокойно. - У тебя слишком разговорчивые брови, знаешь ли, - язвительно огрызается он. *** Людей так много, что Питеру становится интересно, не намечается ли на главной площади казнь. Честно говоря, он не помнит, когда здесь последний раз кого-нибудь вешали. А ярмарка давно закончилась, так что скучающий народ обрадовался бы даже внеплановому кровопролитию. Закончилась не только ярмарка. Питер проталкивается сквозь практически монолитную толпу, уворачиваясь от локтей таких же любопытствующих. Старая альфа ждет его, чтобы о чем-то поговорить, но сам он всеми правдами и неправдами оттягивает. Зацепиться за подвернувшееся зрелище кажется ему отличной причиной, чтобы опоздать или вовсе не являться. Что-то подсказывает, разговор не придется ему по душе. А она и так не спокойна. Из-за проклятого друида с его сказками про перерождение и судьбу. Да, возможно это напугало его, самую малость. Но достаточно, чтобы не появляться на территории длительное время. Может быть месяц или полтора, он не считал. Все дело в этом странном лесу. Там за ограничительными знаками любая невидаль превращается в то, что он может принять, может себе позволить. Может захотеть. Но вернувшись домой, раздумывая и проворачивая все в своей голове, Питер засомневался... Ближе к центру площади, люди прекращают толкаться и просто стоят, заинтересованно взирая на огороженный участок. Там соорудили помост, но не для виселицы. Несколько человек прохаживаются вдоль и осматриваются. Питер замечает сосредоточенную тройку красных камзолов, напыщенного губернатора и советника чуть поодаль. И проповедника, тяжело взбирающегося на помост. Он худой как трость, и создает впечатление человека, который переломится пополам, если согнется слега пониже. На обтянутом кожей сухом лице читается угрюмость вперемежку с фанатичностью. Питер отводит взгляд и через какое-то время понимает, что ищет в толпе другую худощавую фигуру. Но мальчика здесь нет. Его нельзя больше встретить на рынке, раскладывающим свои волшебные безделушки. Нельзя посмотреть на его не расписанное черным узором лицо. Да и на расписанное тоже. После того, как Питер ушел и решил не возвращаться. После того, как волк украдкой пробирался мимо вспыхивающих знаков, раз за разом подходя все ближе, но не преступая черту. После того, как не выдержал и потащился туда, отметая здравый смысл, потому что скучал, тосковал. Хоть и отказывался себе признаваться. Это просто странный мальчик, который живет в лесу. Но волку этого не объяснишь. Не запретишь. Ладно, сказал он себе, подходя к барьеру. Ладно, я не обещал, что буду всегда навещать его. Ладно, ведь он сам меня выставил. Но ладно не было, а было нужно. Только барьер его не пропустил. Иногда Питер видел во сне, как легко переступает его и бежит, бежит, чтобы взять это нужное, необходимое. Там он никогда не достигал цели. Должно быть друид обиделся, а может просто дал понять, чтобы от него отстали. Но в тот день в его глазах, в его дыхании, сердцебиении, было другое. То томное, засахаренное, нежное... Знакомое слово отвлекает его от мучительных фантазий, которые никуда не ведут. Питер поднимает взгляд на проповедника и вслушивается, морщась от истеричных ноток. - ...все эти твари, которые приходят оттуда! Для чего они приходят по-вашему? Чтобы портить! Чтобы морить ваш скот и уничтожать урожай! Заражать вас смертельными хворями! Чтобы ваши дети уходили в лес и не возвращались! – проповедник закашливается, и один из охотников протягивает ему флягу. Вряд ли там вода... – И вы живете рядом с этим! Рядом с богомерзкой территорией! Оглянитесь и пристально посмотрите друг на друга, - вкрадчиво вещает он, снижая тон почти до елейного. – Среди вас оборотни! Колдуны! Нежить! Мерзость, которая притворяется человеком! – люди подозрительно оглядываются друг на друга, в их глазах читается испуг и закипающая праведная злость. – Он приходит из леса по ночам! Темный человек! Приходит, чтобы украсть ваши души! Какая чушь. Дослушивать это Питер не собирается, и так все понятно. Очередной фанатик заводит толпу. Вероятно, с подачи охотников, которые так и не успокоились, и теперь видимо решили запугать весь город. Возможно стоит предупредить друида. Хотя, судя по тому, какой крепкий барьер он сплел на этот раз, он и сам в курсе. Но Питер слегка беспокоится. Я придумываю предлог, чтобы увидеться с тобой, вот что это такое. Раздражение охватывает его, и он сам не замечает, как отделяется от толпы, только облегченно вздыхает, потому как больше не приходится дышать запахами чужих немытых тел. Ноги проносят его вдоль главной улицы, уводят вглубь города по переулочкам и останавливаются прямиком перед дверью дома старой альфы. Питер постукивает кольцом о кованую основу, хотя и знает, что его учуяли гораздо раньше, и тут не заперто. - Пунктуальность – не самая выдающаяся твоя черта, Питер, - она выглядывает из-за двери, отходит в сторону. – Все еще пахнешь лесом, - добавляет с недовольством, но уже не таким ярким, нежели раньше. - Как для волка, это совершенно нормально, - он проходит, усаживается у камина на любимое кресло альфы. Та на это лишь покачивает головой. - Ты пахнешь территорией, - она печально улыбается. – Территория у тебя в мыслях. И в сердце. Носишь ее с собой. Юный друид, который там обитает, должно быть совсем лишил тебя сна. - Охотники считают, что там обитает нечто другое, - Питер предпочитает игнорировать ее слова, чтобы они не приобрели однозначный смысл. – Притащили безумного святошу, который пугает людей «темным человеком» и прочей вымышленной нечистью. И оборотнями. - Поэтому я хотела предложить тебе отправиться с нами, - она заправляет седой локон за ухо, пытливо смотрит сверху вниз. – Но теперь я вижу, ты не уйдешь. Не бросишь его здесь. А он не бросит деревья, которым поклоняется. - Не вижу смысла покидать насиженное место, - Питер почесывает подбородок, смотрит в потолок. Там узор из теней и света из окна замысловато переплетается. И хочется найти за ним лицо, усыпанное родинками. Я думаю не о том. Я привязан, и кто-то постоянно дергает за поводок... – Охотники никого не поймают и уберутся. Подожди и увидишь, так и будет. Твоя стая мирная, а ты – мудрая альфа. Разве ты не видишь, что это просто попытка прищемить кому-нибудь хвост и устроить показательную расправу. Не давай им повода. Они наверняка следят за городом. И за теми, кто его покидает. - И за теми, кто ходит в лес. Будь осторожен. Питер думал об этом. Но территория леса огромна. Поймать группу волков гораздо легче, чем уследить за одним конкретным. Старая альфа столь добра, что предлагает ему погостить у них некоторое время. Все еще надеется, что он одумается. Что его прельстит целостность и уют стаи, ее связанность и неоспоримая общность. Сила, которая заключена в этих переплетениях, будто одно общее сознание. И он еще помнит, но уже не желает. Ему нужно свое. То, что будет только у него. То, что он смог бы построить вокруг себя. То, что он смог бы дать, но не получать. Питер усмехается, потому что именно за это друид его и упрекал. Но человеку, даже одаренному магической искрой, не дано этого понять. Только если... он не часть этого. Мрак, опустившийся на лес, кажется всеобъемлющим, бесконечным. И лишь вспыхивающие знаки на деревьях изредка освещают его. Питер ступает осторожно, но нетерпение колотится у него внутри. Барьер вздрагивает и пропускает его, а после смыкается за его спиной. Томящее чувство разгорается у него в груди и пульсирует вместе с сердцем. Странно, что он не в шкуре, и что добрался гораздо дальше, чем обычно в своих снах. Питер останавливается, глубоко вдыхает густой прохладный воздух. За кронами деревьев прячется луна, но не дотягивается своим бледным светом. Она полна, это он помнит. Странно. Может быть этот сон настолько реальный из-за полнолуния. Может он так грезит этой встречей... Под ногу подворачивается острый камень, Питер вздрагивает, и понимает, что это не сон. Остается только гадать, как он вышел из дома и не обратил на себя ничье внимание. Но меня пропустили. Значит ли это, что ничего не закончилось? Ждет ли мальчик его в своем доме? Осознает ли, чего именно ждет? Земля под ступнями мягко проминается, кажется теплой и живой, а Питер неосознанно замедляет шаг. Он уже видит тонкую фигурку на крыльце, но зачем-то пытается остановиться. Снова сомневается не сон ли это. Лицо мальчика разрисовано красной краской, узор стекает с подбородка на шею и скрывается за воротом расшитого длинного одеяния, перевязанного поясом. Темные глаза изучают Питера и будто смеются над ним. Это злит, но так приятно видеть его. Так хорошо будет дотронуться до него. Так... - Ты не приходил, - он встает и движется навстречу. - Приходил, - губы растягиваются в хищной улыбке сами собой. – Ты не пускал. - Это не совсем так... – он останавливается совсем близко, смотрит, будто пытается залезть под кожу этим взглядом. – Но какая разница, я не могу сопротивляться. Никогда не мог. - Почему ты так одет? И разрисован, - Питер ведет по линии на щеке, повторяя узор. – Это какой-то ритуал? Ты был в священном месте? - Да, но нет, - он закусывает губу, краску с нее хочется слизать. – Как давно ты охотился? - Не помню. Это важно? – краска под его пальцами лишняя. – Здесь надо кого-то поймать? - Да, - мальчик улыбается и ловко выскальзывает из рук. – Меня.