До тех пор, пока истина скрыта, мы можем
двигаться дальше тем же путем. По которому
шли, прежде чем потеряли ориентир.
A Life Divided – Space
Рыночная площадь запружена разношерстными торговцами, наперебой предлагающими свой товар. Они пытаются ухватить за рукав, подвести к прилавку, заинтересовать. На ежегодную ярмарку кажется съехалась вся шваль из городишек поменьше. Питер брезгливо отталкивает чью-то грязную руку и старается передвигаться в толпе так, чтобы освободить место для своего спутника. Мальчишка вертит по сторонам любопытным вздернутым носом, вытягивает тонкую шею, с открытым ртом разглядывает прилавки. Детский восторг смешивается на его лице с целеустремленностью. Цепкие глаза выхватывают из кучи барахла вещи, которые действительно могут представлять ценность. Питеру нравится наблюдать за ним, словно в его распоряжение попало невиданное ранее существо, и он собирается изучить все его повадки. В каком-то плане да, невиданное. Это первый раз, когда они вышли куда-то вместе. Когда они взаимодействуют опосредованно от территории и ее странных законов. Среди людей, плавно лавируя между столов, мальчик кажется совсем другим. Обычная присущая ему отстраненность улетучилась, и на место ей пришло что-то неприкаянное, влекущее гораздо больше, чем таинственные помыслы, чаще всего скрытые за рисунком черной краски. Но теперь его лицо не разрисовано, и Питер может разглядеть каждую эмоцию. Еле заметный, перебиваемый множеством запахов ярмарки и ее посетителей, тонкий засахаренный аромат. Ищущий и очень... Гораздо более живой, чем волк привык. И трудно не отдаться ему, почти раствориться в нем. Питер раздраженно мотает головой, пытаясь сбросить это наваждение. Заглядывает мальчику за плечо. Тот остановился и вожделенно разглядывает полудрагоценные камни, выложенные один к одному на широком белом покрывале. Здесь есть и украшения, фигурки цветов и насекомых, выполненные из тонкой меди и с удивительной точностью передающие детали. Посеребренные кубки и плоские расписные пиалы. Множество красивой, но с виду бесполезной ерунды. Но друида интересуют только камни, грубые не ограненные кристаллы. Он не прикасается к ним, - хотя торговец предлагает подержать в руке, проверить на подлинность, - лишь водит пальцами сверху. Останавливается на небольшом непримечательном мутном кристалле, выбирает еще пару, мелких и черных камней. Лениво торгуется, намеренно занижая цену. Когда они отходят, на холеной роже торговца проступает подозрение, что его только что нагрели. - Не жалеешь, что не участвуешь в этом? – спрашивает Питер, когда они присаживаются на одну из свободных лавок, чтобы расправиться с печеной картошкой и мясным пирогом. – Ты мог бы продать свои волшебные побрякушки вдвое дороже. Приезжих дураков тут хватит на целое состояние. - Ярмарка будет идти до конца недели, - он пожимает плечами, кажется пирог интересует его гораздо больше воображаемой прибыли. – К тому же, слишком много людей. Взгляни туда, радость карманников, - указывает блестящим от соуса пальцем в толпу, где воришка снует возле ничего не подозревающих зевак. - Вряд ли кто-либо осмелится подойти к тебе, если ты будешь в привычной маске мрачного друида, - Питер протягивает ему свою порцию пирога, мальчик все еще ощущается голодным. – Кстати, зачем ты вообще красишь лицо? - Чтобы быть невидимым, - он усмехается. - Это какой-то магический ритуал? Так ты можешь исчезать в лесу? - Да нет, - смеется, прикрывая рот. – Что за чушь ты себе придумал? Просто посмотри вокруг, - он обводит площадь движением руки. – Никто не обращает на меня внимания. Никто не смотрит. Никто не знает, кто я. И я в том числе. Там у реки Питер думал, что его интерес иссякнет, растворится вместе с краской в воде. Но кажется его интересовало вовсе не лицо, а то, что скрывается за ним. За мнимой хрупкостью этого неуклюжего с виду тела. За туманной улыбкой в уголках губ. За темными глазами в обрамлении по-детски пушистых ресниц. Там внутри есть что-то. Оно спрятано, и Питер должен разгадать, дознаться. Почему друид ведет себя так, будто они давно знакомы. Как ему удалось узнать волка в человеческом обличье. Какие лесные духи нашептали ему имя и многое другое, чего Питер никогда не озвучивал. По крайней мере, именно так он объясняет себе это тревожное чувство, поселившееся на краю сознания. Где-то между человеческим и волчьим. Первобытное инстинктивное чутье, переданное с кровью предков... Питер провожает мальчика до границы территории и еще долго стоит, вглядываясь в растушеванный желто-зеленый массив леса. Здесь действительно можно навсегда пропасть, заблудиться, потерять душу. Они никогда не договариваются о встречах, не приходят в назначенное время к определенному месту. Каждый раз, уходя с территории, Питер хочет забыть о ее существовании, подсознательно остерегается собственного интереса. Но каждый раз возвращается. Иногда застает мальчика возящимся в саду, или в сарае с кроликами, либо развешивающим травы на чердаке. Иной раз друид просто сидит на пороге дома и задумчиво смотрит вверх. Его взгляд теряется в кронах деревьев, запах почти неуловим, а дух кажется отсутствующим. Бывает его и вовсе нет в доме и его пределах, и тогда Питер ждет внутри. Сам подогревает травяной чай, оставленный для него в котелке. Каким-то образом мальчик знает, когда стоит ждать гостей, и не запирает дверь. Питер проверял, специально появлялся в разное время. Один раз даже явился посреди ночи и невозмутимо зашел в дом только чтобы встретиться с насмешливым взглядом, хлопнуть дверью и не появляться на территории долгих десять дней. Это просто выводило из равновесия, но Питер ничего не мог с собой поделать. Он старался забыться в своих делах, но теперь они казались скучными и пресными. Даже тоска по стае больше не донимала его. Старая альфа при встрече сказала, что от него слишком пахнет лесом и странно посмотрела. Питер ждал чего-то еще, но она лишь предупредила по старой дружбе, что охотники снова в городе, и чтобы он был осторожен. И несомненно он будет, только выяснит, за каким чертом они вернулись. Есть ли среди них тот, что спустил собак. Подставляться не хотелось, поэтому он осторожно посещал забегаловки, играл на деньги и слушал, что говорят люди. А говорили они весьма интересные вещи. Например, что «красные камзолы» притащили с собой проповедника. Водили его по домам, выискивая всякую ересь и нечисть. Говорили, что видели ночью странного человека, темного человека. Его личность успела обрасти суеверным ужасом, отражающимся на лицах жителей. Питер никогда не обращал внимания на сказки и глупые городские легенды, но в этот раз почему-то не захотел проходить мимо баек, рассказываемых приглушенными голосами. Волчье чутье подсказывало, здесь что-то назревает. И вряд ли что-то хорошее. После очередной бесцельной вылазки, Питер, пребывая в крайне дурном настроении идет в лес. Ему пришлось проиграть два кона подряд в надежде разговорить наемника, которого он видел с охотниками, и все зря. Знаки вспыхивают на деревьях, пропуская его на территорию. Липкий вечерний туман оседает на сапогах. Редкие птицы перекрикиваются в темноте. И на мгновение Питеру кажется, что время вокруг замерло. Что мрачное волшебство этого места коснулось его плеча и пронзило насквозь. Неосознанно ускоряя шаг, он следует по проторенному пути. Почему-то опасаясь, что не выберется на знакомую поляну. Что не найдет в этом лесу дом и больше никогда не встретится с его загадочным обитателем. Наваждение быстро проходит, его прогоняет свет, маячащий в небольшом окошке. И мерный стук чужого сердца, сливающийся со звуками уже ночного леса. Дверь ожидаемо не заперта, а мальчик сидит и сосредоточенно наматывает красную нить на веретено. Питер уже видел такую, и знал, что друид использует ее, чтобы «плести» барьеры. Но никогда не задумывался, откуда она берется. Можно же купить готовую пряжу на рынке и заговорить ее. Наверно. - Где ты был? – спрашивает он, не отрываясь от своего занятия. - А что, ты соскучился? Уверен, ты знаешь, где я живу и, где бываю. Для тебя бы не составило труда увидеться со мной. При желании. - Где ты был, Питер? – мальчик останавливает колесо, смотрит в глаза. Кажется недовольным. Дух раздражения витает вокруг него и оседает на стенах. Питер не отвечает, он еще ни разу не видел, чтобы друид выходил из себя. Хочет распробовать эту нарастающую эмоцию. Она похожа на жженый сахар. – То, чем ты занимаешься, плохо кончится. Но ты как всегда не знаешь, когда следует остановиться. Тебе все время мало. Как и в прошлый раз. Как во все прошлые разы, когда ты... – он запинается и уводит взгляд. - Когда я «что»? - Зачем ты сюда приходишь? – он вскакивает со стула, едва не уронив прялку, придерживает ее рукой, на его щеках лихорадочный румянец. - Ты мне скажи, - Питер прикрывает глаза, вдыхая что-то очень похожее на ярость. – Я все еще не знаю ни твоего имени, ни почему ты позволяешь мне приходить. - Ты знаешь! Каждый раз ты находишь меня, куда бы я ни спрятался! Ни один барьер не способен тебя сдержать! Упрямый волк, - он выдыхает и опускается обратно на табурет, водит пальцами по натянутой нити. – Ты мог уйти вместе со своей стаей, но не захотел смириться. Не захотел быть на вторых ролях. Это так на тебя похоже... – его глаза затуманиваются и Питеру мерещится горький привкус печали. – Ты мог примкнуть к старой альфе, она бы тебя приняла. Но у нее уже есть преемник, а такое тебя не устроит. Сидишь и выжидаешь, чтобы прикончить какого-нибудь волка ради его красных глаз. Жизни не хватит, чтобы обуздать твою жадность. Твою жажду обладания властью и силой. Прошлых не хватило, и этой не хватит, - он медленно втягивает воздух через нос, чтобы восстановить дыхание. – Я устал. Уходи. Питер пораженно следит, как он возвращает на лицо обычный невозмутимый и слегка отстраненный вид. Секунду назад его сердце колотилось как бешеное, а кровь была такой горячей, что красные пятна спустились по шее под ворот рубахи. Вдруг мальчик кажется ему еще более хрупким, совершенно одиноким. Словно сам он пленник этой территории, пленник своего дара. Питер не уверен, готов ли поверить в услышанное. Не настолько он осведомлен о способностях друидов. Могут ли они читать в людях их прошлые воплощения. Но если что-то привело его на территорию, если что-то впустило его... Если допустить, что раз за разом, рождаясь на свет, он встречает одного и того же человека. Теперь я точно не уйду. У всего есть причина. И хотя магия столь же необъяснима, сколь и эфемерна, она отнюдь не бессмысленна. Красная нить тянется и тянется, завораживает. А сам Питер тянется и прикасается к тонкому запястью. Мальчик вздрагивает и вскидывает глаза. Шумно вздыхает. В его взгляде проскальзывает какая-то обреченность. Питер чувствует кожей его усталость, она лежит на напряженных плечах тяжелым покрывалом. Его слабость, которую он усердно прячет, но недостаточно, чтобы волк не учуял. И приятную, легкую как вуаль, затаенную нежность. Все эти чувства волнуют волка, заставляют захотеть накинуть шкуру и сбежать. Но Питер не отнимает руки. Постепенно кожа под пальцами теплеет, а брови мальчика страдальчески заламываются. Не хочешь, чтобы я тебя касался? Чтобы был так близко? Он отворачивается, но вспыхнувший румянец спрятать не успевает. Хочешь. - Ты видишь прошлое? – тихо спрашивает Питер, отпуская его. - Я знаю прошлое. Это разные вещи, - он обрезает нить и сматывает ее. Неизвестно, потому ли, что ее достаточно, или понял, что дальше работать ему не дадут. - Для чего тебе эта нить? – теперь, присмотревшись, Питер замечает, что она немного другая. Тоньше той, которую друид использовал при их первой встрече. - Пытаюсь изменить прошлое в будущем, - говорит он таким тоном, будто это очевидно. - Что это значит? - То, что еще не случилось, но уже решено. Это сложно, я много раз пытался. Если бы ты только знал... – он печально смотрит снизу-вверх, сглатывает. – Иногда мне кажется, что сам я всего лишь прошлое. Воспоминание одной из моих ипостасей. Что ни одно мое желание, побуждение, решение не имеет по сути никакого значения. И однажды я просто исчезну, освободив место другому. Только для того, чтобы все повторялось и повторялось. Только для того, чтобы раз за разом смотреть, как ты... - Значит, ты знал, что я приду, - немного раздражает. - Надеялся, что не придешь, - он встает, не отрывая взгляда, будто ожидает чего-то. - В тех... других жизнях, каким я был? – Питер кладет руки ему на плечи, слегка сжимает. Он хочет ответов, но догадывается, что не получит. Не сейчас. - Таким же, - фыркает мальчик. – Ужасным, - его взгляд становится томным. – Желанным. *** Это происходит постепенно, но как Питер и ожидал – неотвратимо. Мостик, перекинутый через пропасть недоверия, тонкий, раскачивающийся, но прочный. Механизм, выстроенный им и приведенный в действие одним толчком, приобретает эффект домино. Никто не замечает, но преграды одна за другой падают с каждым осторожным шагом, сделанным в его сторону. Подростки больше не напрягаются в его присутствии, не бросают в его сторону подозрительные взгляды. Да, на него все еще реагируют как на предмет интерьера, но более не опасный предмет. Ситуация, сложившаяся вокруг списка смертников, играет ему на руку. Крис Арджент мог бы что-то пронюхать и помешать, но Кейт заняла все его внимание. Скотт же никогда не блистал интеллектом, все его побуждения больше сосредоточенны на том, чтобы принести сугубо свое понимание добра в этот мир, осветить его. Даже для тех, кто в этом совершенно не нуждается. Приятно быть героем в чьих-то глазах. Особенно если это глаза впечатлительной влюбленной маленькой лисички или своего неуправляемого щенка. Как банально. Но выгода есть и в этом. Слишком много отвлекающих факторов. Даже для оборотня. Даже для альфы. Сначала они наслаждались блаженным затишьем, а потом уснули в присутствии того, кому меньше всего хотели бы доверять. И ничего не произошло. И тогда они стали более снисходительными. Должно быть МакКолл думает, что оказывает ему услугу, позволяя находиться в стае, быть причастным. Он ведь уже понял, что в одиночестве волку не выжить. Не мог не понять, когда обзавелся собственным бетой. Возложил на себя эту ответственность и тащит как мешок с камнями, постоянно спотыкаясь и оглядываясь. Если бы он зашел в это поглубже, вытряхнул свою ношу и собрал по частям, то догадался бы, что и Кейт не может существовать обособленно. Она, если можно так сказать, тоже в чьем-то мешке. Сравнение заставляет Питера хищно улыбнуться. Это же так просто, логично. Почему никто не учит современных детей думать? Они настолько ленивы и самоуверенны. Поэтому теперь они позволяют себе не только есть и спать в одном пространстве с Питером. Но и побуждают его быть частью этого самого пространства. Поворачиваются, если он вдруг решает заговорить, и в их взглядах нет враждебности. Они обсуждают свои планы так, будто рядом нет никого лишнего, их движения не скованны, а эмоции открыты. И все потому что единственный человек в этом жалком подобии стаи перестал напоминать им, что они находятся под одной крышей с диким зверем. Питер заходит в лофт, но слышит учащенное сердцебиение еще до того, как переступает порог. Предвкушает занимательное времяпрепровождение со своим невольным объектом изучения. Стайлз то приближается, то отдаляется в своем желании разобраться. Теперь это слишком напоминает охоту. Он уже настраивается на легкий непринужденный лад, когда слышит голоса. И недовольно морщится, потому как ожидал встретиться с Дереком несколько позже. В лофте все настолько пропиталось его запахом, что учуять заранее не представляется возможным, а эмоциональный фон Стайлза перекрывает все остальное. Таким образом долгожданное избавление от ненужной ноши превращается в неприятный сюрприз. Питер еще не успел осуществить всего, что задумал. Обстановка в библиотеке слегка нервная, но Питер не торопится туда зайти, прислушивается с нарастающим интересом. - ...чувак, это не то, что ты... – у Стайлза странно затравленный голос. - Это именно то! – перебивает его Дерек. – Ты своей тупой башкой ничего получше придумать не мог? - Говорю тебе, я просто... Я не имел в виду... – кажется Питер слышит, как он краснеет. - Ну конечно, идиот, - Дерек шлепает чем-то об стол, предположительно книгой. – Питер, заходи уже, хватит там торчать, - что-то с грохотом падает. Строить из себя дурачка уже бесполезно, с Дереком это не пройдет, к тому же он как-то уж слишком враждебно настроен. Питер жалеет, что не пришел раньше и не услышал начала этой занимательной беседы. Когда он открывает дверь, Стайлз стоит, вжавшись в книжный стеллаж, уставившись себе под ноги, и потирает ушибленное плечо. Его лицо алеет как закатное небо перед жарким днем. И чем же ты тут занимался? Дерек перекидывает раздраженный взгляд с мальчишки на Питера и сканирует его несколько долгих секунд так, будто пытается найти что-то определенное, или прожечь в нем дыру. Неловкое молчание придает сцене комедийный окрас, словно они персонажи тупого ситкома и вот-вот последует вымученный закадровый смех. Стайлз пытается отползти по стеллажу в другой конец комнаты и видимо надеется, что его маневр останется никем не замеченным. Питер прослеживает траекторию движения и закатывает глаза. Можно подумать, кто-то здесь собирается его останавливать. - Куда-то торопишься? – Питер делает всего шаг, и видит, как Дерек мгновенно напрягается. Очень любопытно. – Ты взял что-то почитать? – хищная улыбка сама собой наползает на лицо. - А, нет, - он поднимает глаза и тут же уводит в сторону, сейчас последует бессмысленная мешанина из слов. – Я просто... просто искал Скотта, - ложь, закономерно. – Но его здесь нет, как видишь. Только один очень неприветливый оборотень... – Стайлз спотыкается и нервно смеется, поглядывая на Дерека. – Мне пора. У нас тренировка в пять. Если опоздаю, Финсток опять будет орать, словно ему прижали яйца. Мне пора. Увидимся, зомби-волк, - он добирается до двери и кажется собирается стартануть от нее со всей скоростью, на которую способно это хилое тело. Увидимся. Непременно. - Стайлз, - Питер ловит его взгляд и не отпускает. – Ты ходил к реке? - Мне пора, - что-то есть там, что-то настолько жертвенное... Заманчивое. - За чем таким ты его здесь застукал? – усмехается Питер, когда мальчишка шумно скрывается за дверью. – Мальчики в его возрасте постоянно ищут, где бы уединиться. Ты еще должен помнить, это было сравнительно недавно. - Заткнись, - Дерек окидывает его тяжелым взглядом. Это должно быть хорошо работает на щенках и непослушных детях. – Что за река? И почему он к тебе ходит? - Не знаю, может быть понял, что я здесь единственный, с кем можно поговорить? Это тебе не знакомо, хотеть с кем-то поговорить, - Питер поднимает книгу и усаживается с ней на диван. – Мифы древней Греции... Узнал что-нибудь о местонахождении Кейт? Дерек предпочитает остаться верным себе и не отвечает. Но подтверждение и не требуется, его хмурый вид говорит сам за себя. Если он был с Арджентом, то скорее всего они проверяли все семейные гнездышки, куда Кейт могла податься. И конечно же ничего не нашли, так как она с комфортом устроилась в квартире, которую для нее снял Питер. Ее время действовать еще не пришло. Но уже скоро, Питер чувствует это. Настроения вокруг него стремительно меняются. Как и следовало ожидать, даже Дерек уже повис на крохотном крючке. Он только что готов был защищать Стайлза. Какая нелепица. Если бы я нападал на всех, кто забирается в эту комнату без разрешения, лофт уже был бы пустым. Да, но стоило племяннику считать стремительно меняющийся тон мальчишки, как он мгновенно расслабился. Стайлз ищет помощи, только слепой или Скотт МакКолл этого не заметит. А Дерек не сказать, чтобы хорош в задушевных разговорах, в правильных советах. Он заметил симпатию, и сначала она его поразила, потом взбесила, но после... После он нашел ее логичной, в каком-то смысле верной. Иначе бы не слез так просто со своими расспросами. Много дел, некогда думать, кто и по какой причине представляет для Питера интерес. Так хорошо отрепетированная роль смирившегося с положением вещей человека наконец начала приносить свои плоды. Стайлз возвращается вечером. Питер слышит, как хрипит и скрипит старый джип на подъезде к дому даже сквозь накатившую дремоту. Это тоже было вполне ожидаемо. Днем Дерек не дал им пообщаться. При нем мальчишка чувствует себя скованным, стесненным. Вопрос, по какой причине, но честно говоря, Питеру не настолько интересно. Он сохраняет позицию наблюдателя. То, что Стайлз должен видеть. Должен думать, что сам формирует свое отношение. И он крайне нетерпелив, ему нужно все и сразу. Понять, разобраться. Любыми средствами. Даже если одно из них ведет его к не самому лучшему человеку на земле. Скорее всего он подгадал день и время, а Дерек сбил его с пути. Разве можно на этом остановиться, повернуть назад? О, нет. Ведь пришлось бы рассчитывать все заново. А при условии, что любой день может принести новую жертву списка, нападение очередных неведомых тварей... Во второй раз Стайлзу определенно легче. Он больше не топчется за дверью и ему требуется всего два глубоких вдоха, чтобы успокоить сердечный ритм. То, что так смутило его днем, с наступлением темноты перестало иметь значение. - Я пишу реферат по истории, - сообщает он с порога, но за книгой не идет. - Неужели? – Питер убирает ноги с дивана, и мальчишка плюхается на освободившееся место. – Где твои друзья? Почему ты не с ними? - Лидия с Малией и Кирой в домике у озера. Пытается услышать что-нибудь, - он вздыхает, и становится ясно, что его с собой не позвали. - А Скотт? - Дерек помогает ему с Лиамом. Думаю, - он озирается, останавливает взгляд на Питере. Смотрит, прищурившись, словно у него плохое зрение, и надо разглядеть получше. – Думаю, я там не нужен. И Питер понимает. Дело не в Эллисон. И никогда не было. Это проистекает дальше, лежит глубже. У самых истоков. Там, где Скотт стал оборотнем, а его лучший друг остался человеком. И выбирает это каждый день, снова и снова. Быть собой, быть слабым, но использовать свой мозг. Но сердце, в отличие от головы, тянет его назад. Стайлз хочет видеть в Скотте того мальчика. Того, кто все лето тренировался, чтобы попасть в команду по лакроссу. Того, кого астма не остановила от воплощения своей мечты. Стайлз ищет доброго и наивного, но целеустремленного парня. Хочет его вернуть. Он никогда не вернется. После укуса оборотня никто не возвращается. Даже такой человек, как Скотт. Сила альфы дает много соблазнов. И меньше всего, обладая ею, ты хочешь, чтобы кто-то тянул тебя назад. Лиам видит перед собой наставника, Кира видит защитника, Дерек видит равного. Но кого видит Стайлз? Питер мог бы посочувствовать, дать совет. И выглядел бы фальшиво. И вызвал бы подозрение. Поэтому он остается тем собой, которому наплевать на чужие душевные метания. Тем, кто не отвечает на незаданные вопросы, не раздает непрошенные советы. Для него это достаточно искренне. К тому же молчание начинает нервировать мальчишку. Что значит – рано или поздно он заговорит сам. - Ладно, - тянет он, складывая руки на груди. – Я ходил к реке. - Рад за тебя, - Питер встает и направляется к двери. - И это все? Тебе даже не интересно, что я увидел? – возмущение в его тоне заставляет Питера закусить губу, чтобы не рассмеяться. - Хочу заварить чай. Уже поздно, даже не надейся на кофе, ты и так весь трясешься. - Наверно в прошлой жизни ты был англичанином. Терроризировал Уайтчепел. На этот раз Питер не сдерживается и смеется. Улыбка остается на его лице, пока он заливает кипятком отборные листья чая, и сохраняется там же, когда он возвращается с небольшим подносом. Сравнение ему польстило. Он задумывается, мог ли Джек Потрошитель быть оборотнем. Тогда не удивительно, что его так и не поймали... Стайлз с недоверием взирает на пачку печений, горсть конфет в блестящих фантиках и завернутый в прозрачную пленку сэндвич с ветчиной. Последний особенно его смущает. Мальчишка тычет в него пальцем и следит как хлеб постепенно принимает изначальную форму. - Что-то ты слишком гостеприимный, - он разматывает пленку с уголка, но не надкусывает, снова щурится. - Это все, что было на кухне, - Питер пододвигает в его сторону печенье и конфеты. – Кажется кто-то из детей принес в прошлый раз. А это, - указывает на сэндвич. – Дерек оставил на ужин. Ешь, не думаю, что он заметит, - это ложь, естественно. Питер сам его сделал около часа назад и щедро полил майонезом. Просто хотел посмотреть на реакцию. Пока что и она соответствует ожиданиям. Но только пока. – Ты знаешь, что Англия – не родина чая? - Я ходил к реке и увидел кое-что, - нарочито непринужденно говорит Стайлз и одновременно жует сэндвич. – Точнее, в первый раз я ничего не увидел и подумал, что ты решил меня разыграть. Чувствовал себя полным идиотом... – Питер закатывает глаза, и он пожимает плечами. – У меня получилось с... какого-то раза, - о, это было долго. – И тогда я увидел. И теперь оно преследует меня. Разве я не должен был вспомнить или что-то понять? Или я должен еще пробовать, пока оно не обретет форму, с которой я бы мог... работать? Почему я теперь всегда вижу это? Оно висит в пустоте, крутится там. Стоит мне закрыть глаза или просто задуматься. Это бессмысленно. И я все еще слышу... Не важно. Главное, почему я вижу этот дурацкий руль? - Просто руль? – Питер осторожно пододвигается. – От машины? - Нет. От корабля, - и это не сарказм. Стайлз запрокидывает голову, чашка в его руке подрагивает. – Типа штурвал. Как в кино про пиратов. Или может быть это вообще нечто другое. Деревянное колесо, оно крутится. И я слышу свой голос, - он прикрывает рот, словно ожидая, что и сейчас услышит, косится на книгу, которая все еще лежит на столике. - Нарисуй его. Питер приносит стопку бумаги и наблюдает. Стайлз не очень хорош в изобразительном искусстве, это больше по части Лидии, но он старается. Излишне сильно давит на карандаш, и так крепко сжимает его, будто он может вывернуться из руки и убежать. Его пальцы мелко дрожат, а кончик языка то и дело пробегается по губам. Как ребенок. На это можно было бы посмотреть и подольше, но Питер и так видит, что это такое. Совсем не штурвал, и не колесо. По крайней мере не то, которое можно использовать, чтобы ездить. Хотя действительно напоминает и то, и другое. Питер протягивает руку за карандашом, и дорисовывает опору и веретено. А потом смотрит Стайлзу в глаза и показательно улыбается, чтобы он понял. Зачем приходить и спрашивать, если и так знаешь ответ. Если уже днем его знал. - Какая на нем нить, Стайлз? - Красная... - Так тебе нужно писать реферат? Ты мог посмотреть это в интернете. Уверен, что ты так и сделал. Сразу же, как увидел, - Питер оборачивается. – Это обычная книга, Талия купила ее для Дерека и Коры, когда они еще были маленькими. Зачем ты пришел? - Потому что это как-то связано с тобой, - он отодвигается, кусает губы. – И мне нужно было подтверждение. Это не могло быть что-то простое. Не в нашем... вашем мире. Не в Бикон Хиллс. - И не с тобой. Я понял, - Питер отходит к стеллажу, пробегается пальцами по книгам, пытаясь вспомнить, вытаскивает нужную. – А эта не из магазина. - Подожди, это же просто миф, - пугается Стайлз, но интереса в его глазах больше, он разгорается как пламя на сухом валежнике. - Все мифы из чего-то проистекают. Я не знаю, существовали ли богини судьбы в действительности. Но я знаю, что друиды иногда пользовались прялкой, - Питер усаживается вплотную, кладет книгу себе на колени. – Чтобы переписать чью-то судьбу. - Ты думаешь, моя судьба могла быть переписана? И теперь я помню отголоски, как эффект Манделы? – Стайлз хватается за книгу, намереваясь открыть ее поскорее и до всего дознаться. - Это ты так думаешь. Питер кладет свою руку поверх его, останавливает. Ждет, что Стайлз ее выдернет, но этого не происходит. Он чувствует дрожь, но это не страх и не волнение. Не раздражение. Эмоция такая явная, что Питера прошибает ею насквозь. Он поворачивает голову на бок, всматривается. Такого он не ожидал, не планировал. Кажется, я перестарался в своем желании понравиться. Питер наклоняется ближе, чтобы вдохнуть это. Распробовать это. - Что ты делаешь? – почему-то шепчет Стайлз. - Ничего. Показалось, - он отпускает руку, трет пальцы, прикладывает к губам, улыбается. Стайлз хватает книгу и убегает.