*
Внутри было сыро и пахло кровью. Недавно кормили драконов. Большинство из них мирно урчало на цепях, но кое-кто не спал в столь поздний час. Дракон с чëрной чешуёй, отливающей фиолетовым в свете факелов, серыми рогами и гребнем. Она рычала и урчала, пыхтела и визжала на свой манер, Ската была шумной и непослушной, спала днëм и бодрствовала ночью, несколько раз сбегала и находили еë только на Драконьем Камне. Полудикая самка, которую сковали цепями и силой приволокли в столицу. Ходили слухи, будто бы она потомок Каннибала, но никаких подтверждений этому не было. — Это безумие, Мелькор… — Я не заставляю. — Но я не Таргариен, она меня сожрëт! Ската устремила свой взгляд в сторону Баратеона, отчего у того волосы на теле встали дыбом. Холодный и пристальный взгляд, хищный оскал и готовность выдохнуть пламя – всë это не на шутку пугало Майрона. Драконы с детства казались ему опасными чудовищами, и он всегда восхищался Таргариенами за то, как они их укрощали. Он понимал, что драконы — не милые ящерки, какими их видит Мелькор, и что любого не от крови дракона они сожгут, дай только повод. Это ведь дикие животные, а он просто мальчишка. — Знаешь, Крапива и прочие семена дракона являлись бастардами. И что теперь? Попробуй. — Она меня сожрëт. — Не сожрëт, я буду рядом. Я их всех вывел, они меня слушаются. — Но Ската — дикарка. — Не хочешь — не надо, — пожал плечами принц и сделал шаг назад. — Берёшь меня на слабо? — Да. Всë или ничего. Майрон закатил глаза и отвернулся. Драконша при огромном желании не могла проделать в нëм дыру при помощи взгляда, хотя и надеялась на это, а Майрон в ответ смотрел на неë. Ската зарычала и издала пронзительный визг, она замахала крыльями и попыталась потянуть цепи, но ничего не получилось. Майрон сделал пару шагов к ней и вытянул вперëд руку. Он находился на приемлемом расстоянии, чтобы огонь не добрался до него. Ската была в разы меньше Анкалагона, всë же, никто не сравнится с таким гигантом, как он, который в размерах лишь немного уступал Вермитору. Ската имела длинное тело, и если Анкалагон был крупным, то самка была изящной, и летала очень тихо. Вдруг послышался грохот, крики, и в помещение зашли несколько вооружённых людей в простых одеяниях. Они без промедления вступили в бой со стражей, пока Мелькор скрылся, он понимал, что один Таргариен – один дракон, а Анкалагон сейчас от него отрезан. И Майрону придëтся занять Скату. Баратеон, словно ведомый каким-то внеземным голосом, медленно шëл вперёд, не слыша криков верных, он не спеша продвигался к драконше. Она явно не была настроена дружелюбно. Ската извивалась и рычала, она готова была облить лорда пламенем, но остановилась. — Udrizi Valyrio ȳdrā? – прошептал Майрон, остановившись у еë морды. Драконша раздосадовано завизжала в ответ. В ушах появился высокий звон, как жужжание мухи, а ноги стали ватными, но Майрон продолжал идти вперëд, еле дыша. — Skorkydoso glaesā? Последний рык вырвался из еë пасти, Ската осела на землю и уткнулась мордой в протянутую ладонь лорда. Еë горячее дыхание обжигало, глаза начали слезиться, но Баратеон не отступил. — Sesīr kipi! – властно крикнул Майрон не своим голосом, каким-то женским и звонким. Он мотнул головой, и наваждение пропало, затем он развернулся и увидел, как к нему направляются люди с оружием. Нет, не к нему, к Мелькору, который стоит рядом и трясëт его за плечо. — Майрон! Ты слышишь? На мгновение ему даже показалось, что на драконше сидит светловолосая женщина в красных шелках, но это наваждение быстро пропало, ровно как и противный звон в ушах, будто ничего и не было. Майрон зажмурился и раскрыл глаза, и снова всë было как обычно, наваждение заняло не больше секунды. На полу, все в крови, лежали стражи, убитые этими людьми, поэтому Майрон начал лезть вверх, хватаясь за шипы, раздирая кожу до крови, он не обращал ни на что внимания и в конце концов сел на Скату, которая практически не сопротивлялась. Он выкрикнул одно единственное слово: — Dracarys! Без промедления Ската изрыгнула пламя, как будто ждала этого слова всю жизнь, и огонь принял в свои голодные объятия верных. Он жадно объял людей, и в нос ударил запах горелой плоти, тошнотворный, горький. Майрон впервые в жизни чувствовал столько власти, ему подчинился настоящий дракон. Он сильнее сжал шипы Скаты и заворожëнно смотрел на то, как пламя обгладывает верных до костей. Это было поистине устрашающе зрелище, а драконша была такой тëплой, наверное, из-за волшебного пламени, которое таится в ней. Он чувствовал бесконечное благоговение перед этими созданиями и не мог поверить в то, что всë происходит наяву. Пламя сошло на нет, угроза миновала, и драконша издала радостный рык, а Майрон нежно погладил тëмную чешую. Только сейчас на помощь подоспели золотые плащи, и Тулкас своими глазами увидел, как лорд Баратеон сидит верхом на драконе, а рядом с ним принц успокаивает это чудовище. Мелькор помог другу спуститься и злобно зыркнул в сторону золотых плащей. Мелькор всегда был скор на гнев и редко прощал обиды. Кровь прилила к лицу, и в гневе принц резко повернулся к сиру Тулкасу, его движения были точными и угрожающими, и он быстро оказался рядом с мужчиной. — Какого пекла здесь такая плохая защита? — Принц, никто не знал, что вы здесь. — Какая разница? Мой отец раздаëт чины просто так? Все должны хорошо исполнять свою работу вне зависимости от того, здесь я или нет. — Если бы вы здесь не появились, то не было бы и жертв. Щëки принца гневно вспыхнули румянцем на слова сира Тулкаса, а в тëмно-лиловых глазах засверкали угрожающие огоньки. — Как ты разговариваешь со своим принцем? Здесь не просто так стоит стража, а что, если бы они покусились на моих драконов? В это время Майрон наклонился к трупам, чтобы осмотреть их. Скукоженные и чëрные, они изменились до неузнаваемости, но Майрон заметил рядом с ними большие железные лужи. Невероятно, драконье пламя жгло даже металл до состояния жидкостей. — Они пришли за драконами, – констатировал Баратеон. — Вероятно, при них было внушительное оружие, и этого бы хватило, чтобы убить мелочь. Раздосадованный вздох сира Тулкаса слышал даже Майрон, отошедший на приличное расстояние. Принц бросил извиняющийся взгляд в сторону умиротворëнной драконши, которая устроилась на земле для сна. Теперь она была спокойна. «Она умная девочка, — подумал Мелькор, — сразу учуяла опасность, а ему нужно лучше прислушиваться к драконам» — Я так понимаю, на этом они не остановятся. — Нам стоит сейчас же задержать септона Финвэ. — Это может закончиться бунтом, – возразил сир Оромэ. В ответ на это Мелькор бросил на него такой взгляд, что тот сразу же стушевался. Мелькор был более чем уверен, что ни к чему хорошему подобная религиозность не приведëт, впрочем, как и сама вера в семерых. По мнению принца Завоевателям стоило принести людям верования Валирии, а не прогибаться под обычаи и устои овец.*
Илуватар Таргариен не всегда был верующим человеком. Он был горд, надменен, у него было три сестры, любимый кузен и две жены, но обо всëм по порядку. В свои лучшие годы, тридцать лет, король сел на трон и взял в жëны черноволосую пентошийку Дарку, которая, по слухам, была колдуньей, она привезла с собой и нынешнего мастера над шептунами Намо, о котором ходило не меньше слухов. Королева Дарка привнесла в жизнь дворца краски, экзотических животных и необычайно странных слуг. Всë это, естественно, было из политических побуждений, несмотря на большую любовь короля к своей сестре. Эйру Таргариен тогда не стали выдавать замуж, она была слишком юна, самая младшая из четверых детей, она без памяти любила брата больше всего на свете и не могла пережить такой сильный удар как свадьба возлюбленного не с ней. Эйра была милой, скромной, она являлась идеалом девы, невинной и тихой. А Дарка была совсем другой девушкой, на пять лет старше Илуватара, она знала себе цену, любила езду на лошадях, держала при себе тигра на золотой цепи и одевалась в тëмные сверкающие шелка. Дарку сложно было назвать милой девой, бойкая и крутая нравом, она не давала двору скучать, и даже пыталась подружиться с Эйрой, но та не проявляла интереса к беседам и желала стать септой. Пентос и Семь Королевств жили в мире благодаря такому союзу, и это радовало Илуватара, а вскоре его вновь охватила радость, ведь его жена забеременела. Через девять месяцев она родила крупного и крепкого мальчика с чëрными волосами и белой прядкой, которого назвала Мелькор. Так бы и закончилась история, но боги распорядились иначе. Мейстер Ирмо пишет, что Дарка Пентошийская через четыре года после родов была отравлена, кто-то менее образованный полагает, что так еë покарали боги за колдовство, потому как Дарка чахла на глазах, и никто не мог найти виновника, пока молодой и способный для своих лет прошлый мейстер искал правду. Илуватар был безутешен всего пару недель, после чего быстро нашëл утешение во второй жене Эйре, так как остальные его сëстры уже вышли замуж. Ходят слухи, что любимый кузен Лориэн натолкнул безутешного короля на мысль жениться на сестре. Новая королева удачно выносила и родила крохотного мальчика с серебряными волосами и светлыми фиалковыми глазами, он был до того мил и кроток, что поначалу даже не плакал, и первый его крик раздался лишь через десять минут после рождения. Многие слуги Дарки вернулись в Пентос, иные же, коих было немного, остались, чтобы служить принцу Мелькору. Но вскоре Эйра Таргариен попыталась убить принца Мелькора. Она запустила ядовитую змею в кровать мальчика, но та его не тронула, а свилась в клубок на его груди, и попыталась укусить лишь тогда, когда подняла крик кормилица принца. В ходе допроса сестра и жена короля Илуватара, также призналась в убийстве Дарки Пентошийской. Илуватар был разбит столь сильным ударом, а тогдашний принц Пентоса, подначиваемый магистрами, требовал мести за сестру. Эйра хотела возвыситься над нечистой кровью старшего принца, так как считала, что еë сын более достоин трона, и убрать Мелькора можно было лишь одним способом. Примерно в это же время в Красную Гавань прилетел ворон. В Харренхолле по неизвестным причинам погиб любимый кузен короля. Лориэн был найден изуродованным в своей постели, а все его драгоценности были украдены. Его опознали лишь по шраму на плече, который тот получил, когда занимался верховой ездой. Эта новость совсем подкосила короля. С тяжёлым сердцем Илуватар казнил свою жену Эйру, которой исполнилось двадцать лет. И после этого он заперся в своих покоях на трое суток, и лишь богам известно, о чëм размышлял король, но после он вышел совсем другим человеком, очень набожным и нервным. Слуги шептались о том, что по ночам король кричал и звал погибших жëн, говорил на валирийском, за дверьми плясали тени да невиданно уродливые рогатые твари, и всë же, даже его новый мастер над шептунами, лорд Намо, не слишком спешил открывать дверь, впрочем, как и остальные.