Путь оказался не из простых, но перелëт верхом на драконе даже наоборот, принëс Мелькору больше удовольствия; в небе он всегда чувствовал себя, как дома, а одиночество позволяло обдумать всë, что тревожило его в последнее время; даже перед отправлением в Винтерфелл принц передал другу Тëмную Сестру, оставшись с одним кинжалом из валирийской стали, если не считать громадного дракона, который бы точно смог если не сжечь любого недоброжелателя, то хотя бы отпугнуть. Угольно-чëрный дракон с красными глазами и серыми рогами не стремился вперëд, а скорее баловался, крутясь и отлетая от дороги. Анкалагон действительно наслаждался тем, что впервые за столько лет он летит так далеко, и это не могло не радовать Мелькора, который подставил под холодный ветер бледное лицо и вдохнул полной грудью.
Пора было снижаться, они почти прибыли. Анкалагон опустился ниже и издал свой самый громкий рык, хлопая крыльями, словно самая важная птица, а люди Зимнего Городка, впервые видевшие дракона, в ужасе разбежались кто куда. Дракон приземлился рядом с крепостью лорда Старка, и Мелькор наконец встал ногами на землю.
Двор Винтерфелла напоминал уменьшенную копию западного двора Красного Замка; в нëм собрались все люди Старка, как и сам лорд с семьёй. Мелькор первым въехал во двор верхом на гнедом жеребце, следом за ним — лорд Баратеон со знаменем красного дракона на чëрном фоне и все остальные, сопровождавшие принца. Мелькор обернулся, чтобы быстро оглядеть своих людей и заметил среди них незнакомое лицо, но не придал этому большого значения, лишь сообщил шëпотом об этом Майрону.
Когда принц подошёл к лорду Драуглуину, тот склонил голову, и его примеру последовали остальные.
— Лорд Старк, отрадно видеть подобное гостеприимство.
Мелькор сжал губы в тонкую полоску. Что он несëт? Надо было заранее придумать речь, а не забивать голову такой ерундой, как интрижка с сыном Аулэ.
И всë же, ему нравилось, когда перед ним склонялись люди, все они выказывали уважение к своему принцу, их жизни принадлежали ему, и это чувство было слаще мëда.
— Я не мог поступить иначе со своим будущим королëм.
Пышные чëрные волосы обрамляли угловатое лицо, покрытое бородой, а во взгляде Старка выл леденящий душу ветер. Он был минимум на десять лет старше принца, сложно было сказать из-за растительности на лице. О северянах говорили правду: они редко улыбаются и тем более смеются, потому как, даже встречая принца, Старк выглядел, как скала – такой же невозмутимый и твëрдый. Рядом с ним стояла рыжеволосая женщина в зелëном платье, которое будто было соткано из листьев. Она держала за руку мальчишку лет пяти, который был полной копией отца, только глаза выдавали мать.
— Должно быть, путь был не из лëгких, почему бы нам не отпраздновать ваше прибытие?
Голос леди Старк лился, словно мелодия, а чарующие изумрудные глаза смотрели на принца, как на величайшую загадку. Мелькор только кивнул и протянул Драуглуину руку , которую тот сразу же пожал.
Зал Винтерфелла был куда меньше, чем каменный Великий Чертог или же тронный зал, но зато здесь поместились все люди принца. На приëме Мелькору подавали птицу и оленину, на что лорд Баратеон приподнял бровь, кидая в сторону принца многозначительный взгляд, от которого тот не смог сдержать улыбки. Мелькор решил посадить рядом с собой Майрона, хотя ему и было неловко обнадёживать Баратеона, но он понимал, что почему-то без него будет совсем не то.
Барды, приехавшие из Королевской Гавани, пели о Таргариенах, прославляя королей минувших лет; особенно сильно людям Старка понравилась песня о Танце драконов, которую Мелькор на дух не переносил. Ему было так жаль Рейниру и так досадно, что она умерла, и еë не признали законной королевой — он бы точно не хотел для себя такой участи.
— Мой принц, чем мы обязаны вашим появлением в Винтерфелле? – нарушил тишину Драуглуин.
— Отец решил возродить традицию, в которой молодой король облетает свои земли.
— При всëм уважении, но вы пока принц.
— Думаю, это намëк.
У Мелькора было достаточно причин считать себя наследником, хотя бы потому что он старший сын, но почему-то на душе было тревожно от вечно маячившей перед глазами брюхатой Аррен, благо, она осталась в Королевской Гавани. Мелькор боялся, что она решит узурпировать власть. Но его брат скромный и покладистый, а не идиот, он мужчина, значит, должен когда-нибудь приструнить жену. Мелькор понимал, что в случае восхождения к власти Варды, династия Таргариенов будет стëрта с лица Вестероса, и предсказание не сбудется. И всë же, Варда волновала принца меньше всего, потому как реальной угрозой было наличие верных богам, которые активно выступали против Таргариенов, называя Манвэ выродком инцеста, а Мелькор не мог допустить того, чтобы кто-то покушался на его место в мире.
— И правда. Мы готовы принимать вас так долго, сколько это потребуется.
— Люди принца не будут вас стеснять, тем более, мы здесь не задержимся. Мы понимаем, как тяжело управлять такой территорией, – произнëс Майрон, – и мой принц также понимает, как тяжело сейчас Северу, именно поэтому мы одарим вас едой, этого должно хватить на ближайшую зиму.
Непроницаемое суровое лицо Драуглуина изменилось, и теперь на нëм отразилось удивление, но лишь на мгновение, после чего он снова нахмурил брови и кивнул.
— Вы слишком добры.
— Это моя работа как принца Драконьего Камня. Моя, и моего десницы.
Мелькор положил ладонь на плечо друга и ободряюще ему улыбнулся. Майрон открыл рот от неожиданности, он хотел было что-то сказать, но решил, что это будет лишним, и лучше всë обговорить наедине.
— Мудрое решение – заменить весь малый совет на своих людей, так меньше шанс погрязнуть в интригах.
— Отец полагает, что лучше довериться людям, чья преданность проверена годами, но я считаю, что королевству нужны новые люди с чистым и пылким разумом.
— Вы оба по-своему правы, – кивнул Драуглуин.
Вдруг, к их столу подбежал лохматый мальчуган, а прямо за ним собака, которая уж слишком походила на волка. Угольно-чëрная, как дракон Мелькора. Казалось, Майрон, так много читавший о прошлом, был в настоящем восторге от живого лютоволка, так ещё и прирученного. Баратеон искрился любопытством и чуть подался вперёд, на что принц не сумел сдержать улыбки.
— Милорд, это лютоволк?
— Да, волчонка нашли совсем маленьким, Тарш уговорила оставить, и теперь сама воспитывает его, как второго сына.
Маленький лорд Старк во все глаза таращился на принца, а затем указал на него пальцем:
— Отец, он не похож на дракона!
На что Мелькор только рассмеялся:
— Ты ещё не видел меня в гневе. Как тебя зовут?
— Кархарот, мой принц, – мальчик поклонился и смахнул густые волосы со лба.
У мальчишки щека была испачкана в земле, а в волосах застряли тонкие веточки, Мелькор невольно вспомнил о том, как он бегал по Красному Замку от сира Тулкаса и подначивал брата устраивать шалости. Ностальгия заставила его сжать зубы, как от резкой боли, которая, впрочем, засвербела в груди от воспоминаний.
— Кархарот, давай я тебе скажу кое-что, после чего ты убедишься, что во мне течëт драконья кровь?
— Что?
— У меня есть настоящий дракон, ты видел в небе огромного ящера с крыльями?
— Да, это ты был?
— Нет, это мой дракон, и оседлать его может лишь Таргариен, тот, кто от крови дракона.
Кархарот демонстративно потянулся и зевнул.
— Понятно, а у мамы есть настоящий лютоволк.
— Кархарот, так не разговаривают с принцем, – послышался строгий голос Драуглуина.
— Это лишнее, милорд, ваш сын просто ребëнок, – махнул рукой Мелькор. – Все мы когда-то были детьми, а ваш сын, если не растеряет своего характера, станет величайшим Старком.
Всю оставшуюся ночь Мелькор провëл в одиночестве, это его пугало и одновременно угнетало, ведь рядом были только собственные мысли, которые не давали принцу заснуть, и он то и дело ворочался в огромной кровати, покрытой тëплыми шкурами. Он думал о юношеском лице Баратеона, о его пылающих локонах, россыпи веснушек на лице, серых, словно сталь, глазах и о нежных губах. Мелькора объял жар, он не мог найти себе места, ему стало тесно в собственном теле. И к своему сожалению, он понял, что чувствует невероятное желание. Он жаждал не только общества Майрона, ему мало было дружить с ним, ему нужно было обладать им, и вместе с этим сделать его свободным от любых обязательств и ограничений. Мелькор хотел чувствовать тепло его тела, а пока он мог только мечтать о том, как вопьëтся в тонкие, вечно недовольные губы, как коснëтся молочно-белой кожи, сорвëт с него одежду и разделит ложе.
Успокоив себя фантазиями, принц всë же уснул, но всю ночь ему чудились каменные лица, искорëженные гримасами ужаса и боли. Он слышал их предсмертные стоны, видел, как они тянули исхудавшие почерневшие руки прямо к нему, и последним увидел лицо юноши, похожего на молодого Драуглуина.
Мелькор проснулся с первым лучом солнца и решил, что спать дальше у него нет никакого желания.
*
Охота проходила как всегда скучно, у Мелькора никогда не было особенного интереса к этому занятию, так как он просто не видел в этом смысла. Его люди убивают животных, приносят на кухню, зачем делать из этого развлечение? Но он всë же был счастлив находиться рядом с Баратеоном и улыбался всякий раз, когда их взгляды пересекались. Рассказать бы ему всë, что Мелькор мечтал проделать с юным лордом.
Тарш была единственной женщиной на охоте, она держала около себя лютоволка, которого называла Нотт. Вернее, волчицу. Нотт была очень преданной, она не отходила от хозяйки ни на шаг и выглядела расслабленной, но стоило кому-то чужому подойти к Тарш, как Нотт ощетинивалась и рычала на незнакомца. А позже, как ни в чëм не бывало, следовала за хозяйкой, скакавшей на изящной кобыле. Женщина всегда находилась рядом с мужем, а на еë талии красовался изящный длинный кинжал, а вот Драуглуин всегда держал при себе Лëд.
Вдруг кто-то негромко окликнул принца, прервав его задумчивость:
— Мой принц, как вам спалось?
Нарушителем безмятежности оказался Намо, который уж слишком хорошо вжился в образ незнакомца, да так хорошо, что принц его сначала не узнал. Но борода ему не очень-то и шла, обычно Намо распускал белые волосы и гладко брил подбородок. Мастер над шептунами предпочитал находиться подле короля, можно сказать, он был самым близким его другом. У Мелькора он не вызывал столько доверия, но Майрон настоял на том, что такого человека лучше держать при себе.
— Намо, ты ходишь как призрак. Скажи на милость, ты себя развлекаешь тем, что подкрадываешься к людям?
— Вовсе нет, мой принц, – учтиво ответил браавосиец, – но должен сказать, что тени мне нашептали очень любопытный слух. Будто бы на вас планируется покушение.
— И кто осмелился его осуществить? – усмехнулся принц.
— Верные.
Конечно, верные, а кто же ещё? Не Блекфайры ведь. Мелькор закатил глаза и смахнул со лба белоснежную прядку, положив ладонь на рукоять Тëмной Сестры.
— Пусть попробуют, – сказал он, пожимая плечами так, будто это был сущий пустяк.
— Я бы не был так уверен на вашем месте, ведь люди септона Финвэ во всех землях…
— Да, прямо как твои тени, так что мы равны, разве нет?
— У них есть оружие…
Мелькор услышал отдалëнное «за Семерых!», а дальше только свист стрелы прямо над ухом, после чего его жеребец встал на дыбы, и принцу пришлось обнять его за шею, чтобы не свалиться. Внезапная атака застала людей принца и лорда Старка врасплох, у верных и правда было оружие, которое они безо всякой жалости пускали в ход; испуганные лошади, учуявшие кровь, метались между людьми, лютоволк терзал одного недоброжелателя, пока леди Старк отбивалась от другого.
— Мелькор, беги! – крикнул лорд Баратеон, всадив меч в глотку верному.
Но Мелькор не был намерен бежать. Он просто сидел на лошади, застыв от ужаса, он впервые почувствовал, как биение сердца отдалось в уши, отчего он сильнее сжал поводья и смотрел только на Майрона. Всë было, как в тумане, и случилось за мгновение.
Вот, к нему бежит верный, он ранил Баратеона, клинком полоснул по спине юного лорда и устремился к принцу. В ушах Мелькора застыл крик друга, но как будто из ниоткуда появился лорд Старк, и его меч вонзился в спину верного, пройдя насквозь и выйдя из груди. Точное движение Драуглуина вывело принца из ступора и заставило остальных обратить внимание на него. Бóльшая часть верных была повержена, остальных взяли в плен.
Мелькор сполз с коня, и сразу к нему подбежал Майрон, на которого принц оперся, чтобы не упасть.
— Мой принц, Мелькор, прости, что я не смог тебя защитить.
— Майрон, ты ранен.
— И правда, – кивнул Драуглуин, – нам всем лучше проследовать в Винтерфелл, вы серьёзно ранены, лорд Баратеон. Мой принц, мне жаль, что я не разглядел предателей среди своих людей.
Драуглуин виновато склонил голову.
— Главное, что… – Мелькор нервно сглотнул, – главное, что мы обошлись малой кровью.
*
— Тебе повезло, что рана не глубокая.
— Главное, что ты цел. Я бы никогда не простил себе, случись с тобой что-то.
За окном завывал холодный северный ветер, который был единственным, кто нарушал повисшую тишину. Майрон лежал на животе, смотря на Мелькора, который сидел рядом. И что ему говорить? Майрон с детства ходил за Мелькором, как хвостик, всегда принимал участие в его шалостях и с готовностью защищал своего принца, он стал его первым другом. Но хотелось ли ему прекратить эту дружбу в угоду чувствам?
— Тебе совсем себя не жалко?
— Я люблю тебя, Мелькор, ты ещё этого не понял? Ты для меня больше, чем друг или брат, поэтому твоя безопасность в приоритете.
В камине мирно потрескивали дрова, наполняя жаром всë помещение, во дворе практически никого не было, только Тарш дрессировала свою волчицу, кормя еë мясом за послушание. Мелькор лениво подкинул дров в огонь, и искры взлетели вверх. Принц был молчалив, он не мог выбросить из головы слов Баратеона. Беззвёздная ночь окутала весь мир тьмой, как заботливая мать укутывает своё дитя в одеяло. Близилась зима, это значило, что всем придëтся тяжело, но Мелькора волновало совсем другое.
— Ты же понимаешь, что нам придëтся скрывать наши отношения? И однажды я женюсь. И мне придëтся спать с женщиной.
Майрон лишь улыбнулся.
— Спать ты можешь с кем угодно, но любить ты будешь только меня, а не какую-то леди. Ты уже любишь меня, просто не хочешь себе в этом признаться.
— Как самонадеянно.
— Просто я по глазам вижу.
— Даже если так, что с того?
— А то, что вечно это продолжаться не может, ты должен определиться, либо я для тебя важен как возлюбленный, либо я тебе лишь близкий друг.
Мелькор устало потëр переносицу и с досадой отвернулся от Баратеона. Он? Смеет диктовать свою волю принцу? С другой стороны, Майрон никогда не желал ему зла, никогда не льстил, был искренним, он увязался за Мелькором от большой любви, а не из-за статуса. Майрон был обаятелен, даже слишком, и часто говорил людям то, что они хотят услышать, но Мелькору он всегда говорил своë мнение и никогда не лгал. Единственный в Королевской Гавани.
В пекло. В пекло септонов и мейстеров, в пекло отца, брата, лордов и леди, в пекло богов, Мелькор решил, что тоже имеет право быть счастливым и любимым. Он устал отрицать это, ему просто хотелось быть любимым и давать любовь в ответ. Отец редко проявлял ласку к своим детям, Ниэнне нужен был титул королевы, Манвэ тянулся к нему, как к кронпринцу и тоже нуждался в любви, но по-настоящему Мелькора тянуло лишь к самому близкому другу.
— Между нами, ты мой самый любимый человек, а для всех остальных мы будем близкими друзьями.
— Мне такое по душе.
Мелькор лëг на спину, повернул голову к Майрону, и их губы соприкоснулись. Принц начал поглаживать большим пальцем щеку лорда, но затем он углубил поцелуй. Их языки соприкоснулись, словно пламя, горячая кровь разгонялась по телу беспокойным сердцем, а на коже проявлялся стыдливый румянец. Мелькор чувствовал, как его сердце вот-вот выпрыгнет из груди, ладонями он обхватил лицо Баратеона и зарылся пальцами в пламенные волосы. Майрон был мягок, но настойчив, а Мелькор почувствовал, как боги его проклинают за то, что он делает. И пускай, Семеро никогда не были богами Таргариенов, в нëм течëт кровь Валирии, ему подчиняются драконы, и никто не сможет отнять у него Майрона.
— Мелькор, ты сказал, что я твой десница. Ты не шутил?
— Нет. Мы будем как Эйгон и Орис, но куда ближе, как Рейнис и Корлис.
Майрон впился в губы принца, увлекая его за собой, он хотел быть ещё ближе, положив ему руки на лопатки, прижимая к себе. Ночная тьма легко укрывала их тëплым покрывалом, и только камин освещал раскрасневшиеся юношеские лица и растрепавшиеся волосы. Одеяния быстро стали тяжëлыми, тесными и ненужными, поэтому от них было решено избавиться. Они сплелись, как змеи, в чувственном и нежном поцелуе, таком нежном, на который только были способны мальчишки, руки исследовали тела друг друга, и движения их были неловкими. Майрон надавил на грудь Мелькора, вынуждая его лечь, и навис над ним, и тогда он услышал вздох наслаждения своего принца, и приник к его губам, чтобы подавить следующий. Движения рук Баратеона были осторожными и невесомыми, как и поцелуи, которые он оставлял на ключицах Мелькора, он прислушивался к сбивчивому дыханию, а принцу оставалось лишь выгибаться от удовольствия.
