Затерянный

По улицам мельтешат чьи-то тени, раскрывают пасти и пытаются взять как можно больше от оставшихся пару мгновений жизни. Вокс успел забронировать столик действительно в ближайшем ресторане. Нет, он не искал около трех часов самый дорогой ресторан в гребанном Аду, не расспрашивал кого угодно о любой информации об этих местах. Нет-нет-нет. И он точно сам себе выдумал тот силуэт, у которого Вокс отточенно до скрипа зубов бронировал столик на свое имя. Честно, он не помнит ни вида снаружи, ни внутри, ни того бесенка, что записывал в свой забитый полностью список имя «Вокс». Даже название. Но поскольку встреча явно подрузмевала под собою предварительную договоренность о месте, Вокс возьмет на себя ответственность и проводит Аластора к ресторану. Вокс поправил точно налитую рубином бабочку, с удовольствием рассматривая свое отражение в огромном зеркале посреди комнаты. Он выглядел бесподобно. Ему нравилось свое отражение. Ему нравилось и то, что он ощущает во время осмотра себя в зеркале. Ему просто нравится. Вообще, Воксу много что нравится: внимание, выглаженный со всех краев, словно белоснежная рубашка на офисном работнике, имидж Ви, и, конечно же... Минуточку. Стоп. А что вообще действительно нравится Воксу? Вним- Нет. Что-то действительно стоящее. Что-то вроде хобби, увлечения. ... Вокс что, буквально такая же пустышка, как и любой другой актер в дешевой мелодраме? Нет! Он... Он Вокс. Он владелец Вокстека. Что вообще обычно говорит Вокс при новом знакомстве? «Привет, я Вокс, а еще владелец Вокстека»? Господи, ну неужто у него пластинку заело? То есть он буквально делает ничего, что вредило бы имиджу или имело хоть какие-то негативные последствия? Не это ли прекрасно? Проехали. Так вот. Образ выглядел великолепно: сапфировый костюм-тройка с приталенными аксессуарами от Вельветт, которая очень гневно и красноречиво распиналась о том, смотря в телефон, что если хоть малейший кусочек ткани будет испачкан — Вокс будет делать новый. С нуля. Он наиэлегентнейшем движением поправляет синий, почти переливаюшийся рукав пиджака, сглаживая с плеч невидимые пылинки. Все еще много крутится у большого зеркала, которое было настолько чистым, что кристал показался бы тусклым на его фоне. И, если честно, Воксу тоже очень хочется думать, что со стороны он сверкает ярче алмаза, который видят в его буквально гипнотизирующих волнах глаз. Что самое забавное, его антенны на неизменно угольной шляпке произвольно шевелились. Да, без всякого контроля. Да что уж там. Вообще, эту очень дурацкую привычку — разве что в несколько иной форме проявления — Вокс заметил у своей прически еще при жизни на Земле: его темноватые волосы, уложенные гелем, всегда формировали два непослушных волоска, которые, по ощущениям, представляли из себя совершенно другой вид жизни. И как бы Вокс их не укладывал, все заканчивалось тем, что он импульсивно пытался сымитировать вспышки агрессии, чтоб его не трогали по поводу его прически. Возвращаясь к теме об актерском мастерстве Вокса, можно сказать множество неоднозначных фактов. Допустим, он прекрасно может сыграть якобы искреннее удовольствие от происходящего вокруг, имитацию уверенности в собственных возможностях, и, главное, — напускно вежливого существа по отношению к другим. Для сравнения, ни одним качеством из перечисленных он не обладает. Ну, также, Вокс абсолютно плох в оправдываниях. Либо ложь, которую он планировал и придумывал как можно более убедительно, либо простыдиться и желать провалиться под землю. Моментально. Потому Вокс ненавидел проигрывать. Все должно быть идеально. К несчастью, все не идеальны, потому Вокса не устраивает сам факт своего существования. Честно, подобные вопросы с глубинок мозга он хранил на более поздний срок, но ныне откладывать этот факт уж некуда. Давно пора было признаться. Но, если возвращаться к планам более реальным, то Вокс вполне себе мог сказать, что в газетах и статьях для скучных каналов, на которых сидят единицы, про него точно напишут. Разного, но напишут. Газета — вообще вещь наискучнейшая: все черно-белое, иногда с серыми вкраплениями, хоть это и не особо помогает. Тот, кто читает эти статьи газет вслух, представляются в сознании Вокса, что был по всем меркам охуеть модным и современным, как старые дряхлые старички, читающие не быстрее реакции организма на медленно проедающий изнутри яд, да еще и так монотонно, что непоколебимая потребность уснуть точно присутствует. Он уже представляет, что будет, когда сам Вокс и новоиспеченный Радио-Демон Аластор прибудят в самый известный и хороший ресторан в Аду: крики восхищения, недоумевающе брошенные взгляды с дальних мест, прожигающие дыры туда, куда они вглядываются слишком трепетно, — то ли от незнания личностей, то ли от, к их сожалению, осведомленности о них и оттого огорчения и полного отторжения. Может, презрения — и толпы журналистов с прямыми репортажами и вопросы о том, собираются ли они сотрудничать. Естественно, Аластор будет обходительно улыбаться, иногда тревожно дергая ухом, если к нему кто-то посторонний притронется. Или просто кто-то притронется. Да, Вокс заметил, как брезгливо Аластор вытирал руку о подол плаща после их рукопожатия, как невольно всякий раз дергался, когда тот слишком эмоционально всплеснет руками. У этого Радио-Демона точно есть страх касаний. «Чушь это все собачья», — как ему кажется, — «лишь недотрогу из себя строит. Хотя журналистов такая загадочность и неприкосновенность даже завлекает» Если честно, Вокс, возможно, немного обесценивает чужие проблемы, дабы заслонить их своим величием и притворным энтузиазмом к комфорту народа. Для него всегда доверие имело хрупкую грань. Наступишь не туда, промахнешься — именно это навсегда избавит кого бы то ни было от ответственности о правде слов. Ведь тогда — рано или поздно — человек просто перестанет кому-то что-то доверять. Особенно тому, кто на грань наступил. Вокс понимал всю ценность доверия, потому умело им пользовался, может, манипулировал сознанием. Но это народу знать необязательно. Он глубоко вздыхает, чуть скрипя датчиками на шее; бесят они, конечно, неимоверно, но со временем привыкаешь. Затем, наконец, отрывается от своего вида в тончайшем хрустале зеркала и мысленно прокручивает все нужное в голове: название ресторана, номер столика, радио-башню Аластора, путь до ресторана... Особо феноменальной памятью Вокс не обладал, однако был почти полностью уверен, что запомнит все. Еще от зубов отскакивать будет. Или он хочет так думать. Это все больше напоминает ловушку сознания. Отчасти так и есть. Наверное. Вокс ритмичным стуком каблуками о чистейший пол отходит от зеркала и прилипшей тени смутных сомнений. Из башни Ви выходит с навязчивой мыслью больше загладить неровности где-то сбоку, где Вокс фантомно ощущает складку. Перфекционизм уже довел его до Ада. Но с таким успехом, по сути, может и обратно на Землю отправить. Вокс все оглядывается, проецируя в голове путь к башне, ненавязчиво уже куда более официальное приглашение в ресторан и беззаботные диалоги обо всем на свете. А потом дело доходит до их присутствия в ресторане. Ну, как Вокс и воображал, с кучей журналистов и камер, потом его гипнозом, парой комплиментов от Аластора и самой трапезой. На самом деле в голове формируется картина наисмешнейшая: Вокс вальяжно сидит за столом, нога на ногу, иногда от скуки подрагивая носком обуви, после чего его официанты расцеловывают, почти молятся, а затем подает маленький бесенок, — образ которого точно собирательный, опять же, если основываться на их повадках — бокал, что тот берет, делает жадный глоток. А вместо вина в бокале сияло до верхов налитое внимание. Вокс затем на шпажку славу насаживает, закусывает. Дрожащий голос одного из официантов пищит: — Мсье, что еще ж-желаете? Быть мож-жет, подлить внимания? — Да, пожалуй, было бы неплохо, — почти усмехнулся Вокс, приподнимая носком лакированных туфлей подбородок того. Господи, он готов разразиться потоками непрекращавшегося ливня, ведь это слишком смешно. А еще смешнее упоминать Господа в Аду. Почти анекдот. А Вокс все топает по закоулкам Пентаграм-сити, заглядывает за углы, смотрит на чьи-то бездыханные тела, впечатанные в стену, кривые дорожки и просто выедающий глаза красный цвет от всего. Аластор тоже был красным. И волосы его были красными с угольными кончиками, будто дрова в костре, где некоторые пока еще горят, некоторые уже догорают. И создавалось впечатление, словно скоро тьма поглотит всю голову его. Своего рода «потухший костер», что будет недолго искрить и гонять пыль неровным ветром, а потом точно потухнет. Еще уши. Оленьи уши. Они казались чувствительными и с небольшой шерсткой изнутри. Жесткой, пропитанной ядом, но шерсткой. И рога. Маленькие, едва заметные, напоминающие сучья младых еще изумрудных деревьев. А еще у Аластора серый оттенок кожи, который отливал самыми ни на что есть неискренностью и неживостью. Или он уже говорил об этом?.. А-а, впрочем, неважно. А еще красные глаза. Рубиново-красные. И того же цвета монокль, отражающий, хоть и искаженно, всю необычность цвета глаз. Да, невзирая на всю ту простоту образа, состоящего из одного красного, у того были свои оттенки. Допустим, его пиджак и трость-микрофон были того же оттенка. А вот полоски на пиджаке, его рукава и внутренняя сторона пиджака другого. Темнее. А еще белые вкрапления на микрофоне и внутренней стороне пиджака. Будто это делало образ Аластора невинее. Это лишь, если честно, подчеркивало его витиеватость, загадочность, мнимую дружелюбность и очевидную опасность. Конечно опасность. Естественно, ебать. Блять, жрать демонов, себе подобных. Кто вообще для него открыл, что такое каннибализм? Или он сам к этому пришел? А еще было много черного. Черные перчатки и штаны, на конце которых еще разрезались красные полосы, и, конечно же, пенни лоферы. Забавно, что те сохранились даже после смерти Аластора. Вокс сворачивает в сторону радио-башни и вслушивается в подозрительно непринужденную обстановку. Да, тут все еще грабят, насилуют, снова грабят, убивают, жрут, только это как-то... Не так, как обычно. Не то чтобы не так безжалостно, просто тихо. Неужто слушок об Аласторе пустили, что его теперь шугаются все? Нет, Воксу точно нужно подружиться с ним. Он же такую славу ему принесет. Он, наконец, оказывается на пороге радио-башни. Она переливается на свету, мелькает, почти заигрывает с мимопроходящими, заманивает; а купол блестящий, будто натерт чем-то перламутровым, блестит ярче звезд. Вокс, кстати, давно на звезды не смотрел. Давно не вглядывался в даль покрывала небес и не думал ни о чем. Даже при жизни не делал этого. Для него это уже как табу. Подле башни горделиво возвышаются вывески с цветастыми статьями и местные новости; никакой электроники, Вокс заметил. Неужто настолько старомоден его новый товарищ? Учтет. Если запомнит. Вокс нервно прочищает горло, хрипит, но через мгновение возвращается в нормальное состояние и стучится в дверь. Сразу же дверь отворяется, и в полумрачном помещении радио-башни тени будто оживают. Собираются в один сгусток, бутылек, наполненный хрустящими звездами и рунами, становясь все темнее. Темнота поднимается ввысь, формируя худое тонкое тело, что медленно дергается, а затем на пороге, окутанным дымкой, возвышается красное пятно средь мрака. Это было... Волшебно. Изящное перебирание трости-микрофона меж пальцев, плотно обтянутых черной тканью чернил-перчаток, едва заметный запах чего-то горького, что словно шлейф ауры, тянущийся с появлением Аластора, были тягучими и цепкими моментами. Вокс их запомнит и учтет. Наверное. Вокс загляделся на чужие руки и не сразу заметил уже пристальный взор полуприкрытых от собственного мнимого величия глаз напротив. Затем встрепенулся. — Ну, что же. Я думаю, ты собрался? — Вокс рассматривает обыденный маниакальный оскал тонких треснувших губ, переводя взгляд на одежду. Ох, блять, да она была... Кхм, ну, эм. Лучше, чем до этого. Теперь в образе больше доминировал черный цвет: словно инверсия, то, что было черным, стало красным, а то, что было красным — черным. Белого больше не было. Вообще, почти сказочный образ Аластора казался полотном ночного беззвездного неба от великого и талантливого художника. Прекрасно. Они мило болтают о низших слоях общества и развала экономики когда-то там, на той стороне, иногда откровенно усмехаясь над друг другом. А потом они сворачивают на улицу, где располагался богатый всем, чем только можно, ресторан: отовсюду фонтаном бьют в ноздри запах демонов, пожертвующих собой ради постройки этого здания, крыша буквально была накрыта пеленой золотого дождя, а сверкающие со всех углов вывески о кричащем названии заведения почти заводили в тупик. Аластор все еще сторонился Вокса, каждый раз уворачивался от лишних касаний и держал руки в теперь уже красных перчатках в нервном замке, почти немигающе глядя на активную жестикуляцию того. Вокс же расспросов не устраивал, болтал о своем; как же ему, оказывается, не хватает разговоров в пучине одиночества и самокопания. Аластор же проявлял взамен все качества прекрасного собеседника: где надо, улыбался пуще прежнего, иногда губы смыкал, делая из ухмылки лишь дугу, паузы в правильных местах и изумительная выдержка. Если Аластор должен быть представляться ныне сначала, то он бы непременно похвалился сим качеством. Вокс открыл двери, впуская сначала Аластора, а затем сам заходя внутрь помещения и закрывая ее за собою. Вовне ресторан обставлен еще богаче: почти чисто хрустальные полы, от которого при каждом шаге на любой обуви был громкий стук. Откуда-то из угла тянулась ненавязчивая мелодия подобие классической композиции. Посетители тихо посмеивались, однако быстро переглянулись, как увидели двух Оверлордов. И врагу не пожелаешь. Все резко замолчали: гробовая тишина, даже музыку выключили. А затем поменяли пластинку на джаз. Видимо, никто не знает о предпочиениях Вокса в музыке. В принципе, чего греха таить, он сам не знает. Он, скорее всего, всеядный. Меломан, одним словом. К ним подбежал очень волнующийся официант-бесенок и услужливо посадил обоих Оверлордов за самый отдаленный от остальных столик с видом на красный Пентаграм-сити. Джазовая композиция все нарастала и нарастала, пока к ним вновь не подошел официант и не спросил: — Что жел-лаете заказать? Оба синхронно кивнули, будто бы общались с помощью телепатии и заказали ликера. А затем все гости пытались вглядется в лица Вокса и Аластора; почти в рот смотрели, ей-богу. — Признаю, место Вы выбрали, мой телевизионный друг, превосходное. Давно не был тут, — трещит радио, словно закадровый голос диктора, Аластора, что так же подергивал тревожно ушами. А Вокс антеннами. Ха-ха. Нашли друг друга. — Сам был здесь, и не раз. Знаю, какой здесь хороший алкоголь, — нагло врет Вокс, скупо ждя комплиментов. Глупо, но такова его суть. — О, какое совпадение-е! — Насмешливо тянет Аластор, то ли ненарочно, то ли распознав ложь в чужих словах. Блять, либо Вокс сходит с ума, либо он скоро начнет слышать закадровый смех. Приходит официант со льдом, ликером и стаканами, разливая алкоголь настолько аккуратно, насколько сам способен. С дрожащей-то рукою. Они сидят, пьют из отражающих все безумную скуку происходящего стеклянных стаканов, крутя его, будто сам Пасейдон раскалывает волны морские. Вообще, Вокс, оказывается, любил сравнивать себя с кем-то выше по званию. Так он чувствовал себя значимее. Демоны все еще глазели на них, истощая и копошась где-то внутри. До чего же противное ощущение. Однако. Однако-однако-однако. Они продолжали сидеть и беседовать, разгуливаясь о воспоминаниях вдоль и поперек. И, если честно, теперь больше разговаривал Аластор своим шуршащим листвой радио-голосом. И, если честно, Вокс был готов утонуть в этом бесконечном шипящем смехе и самодовольными, скользящими, словно плавный лоскут шелка, словах. С преогромнейшей радостью. И, если честно, Вокс не хочет думать, что считает Аластора неплохим. Забавно. Тот даже особо ничего не сделал, — просто внимание привлек, и все — однако уже удостоен чести быть знакомым с Воксом. Аластор просто дал ему возможность быть более важным для всех. Избавил от чувства одиночества. Разговор лился реками, даже несмотря на давно выпитый ликер — к черту него, когда перед Воксом, пожалуй, достаточно привлекательный демон в Аду. Так. Минуточку. Стоп. Привлекательный?.. Нет... Нет-нет-нет. Ну нет. Как так-то? Почему? Неужто Вокс привязался слепо к тому, кто просто помог ему и отчего он чувствует себя не одиноким? Господи, ну. Чушь какая. Из монотонных, но постепенно наращивающих мощь сокрушительных мыслей его вывел резкий рывок с места. — Дражайший Вокс, пойдемте! — Аластор проследил за тем, как тот заплатил и пошел вслед за ним. — Куда мы? — еле поспевая за чудным рвениям Аластора, спрашивает Вокс. — Вечер должен продолжаться! — Торжественно заявил он в ответ и решительнее двинулся в сторону... Так куда они? Вокс не знает ни этого места, ни мыслей спутника своего, к несчастью. Они дошли до начала своеобразного купола Ада, отделяющего его от вечной тьмы извне. Вокс недоумевающе смотрит на то, как Аластор что-то шепчет и подает свою руку. Как же все-таки Вокс не любит подобные неожиданности. Потому он недоумевающе выгнул тонкую нитку брови, пока рука Аластора сама хватается за его и тянет на себя. — Нам нужно телепортироваться кое-куда, — поясняет Аластор, пока их двоих затягивает в узоры блеска и искр отовсюду, пока те не меркнут... Где они? Это точно не Ад. Изумрудная трава, абсолютно угольно-черное небо с белыми ядрами звезд. Где они?.. — Вы говорили, что давно не смотрели на звезды. Ась? Это... Ему? Аластор лениво освобождается от хватки чужой руки, сам опрокидываясь на траву, щекочущую ноги. Это... Земля?.. Если бы телевизор Вокса был не настолько многофункциональный, то он бы давно написал ошибку от перенасыщения чувств. Вокс садится рядом, все еще не понимая, как они смогли здесь оказаться. Но здесь спокойно. Тихо. Лишь трава над ухом шелестит. И голос Аластора. Это было... Воистину волшебно. Переливающиеся в лунном сиянии звезды словно лепестки белых лилий мерцали, загораживали собою все иные чувства кроме спокойствия. И Аластор, улыбаясь и освещаясь в лунном серебряном сиянии. Загадочный и темный. Как это небо. Они почти сливались. Это было невообразимо как прекрасно. В глазах напротив, кажется, пронеслась вся Вселенная с газовым гигантами и кольцами. Вокс очень хочет запечатлеть в памяти этот момент. И очень постарается. Вокс долго любуется видом всего, что его окружает. Он потом обязательно спросит у Аластора, откуда он знает о том, как попасть на ту сторону. Это же немыслимо... По такой логике, каждый может оказаться на Земле? Хоть на какой-нибудь промежуток времени? Тогда смысл Ада?.. Или, быть может, то, что делает Аластор — запрещено Раем, и если он узнает, то их убьют? Возможно, Вокс просто параноик. Да, вскоре они вернутся, долго рассказывая о магии друг друге и глухо смеясь. Похоже, Вокс не так одинок. Конечно, потом их встретят журналисты, закидают вопросами обо всем на свете, серьезно будут спрашивать обоих, что меж ними, не дай бог, одна лишняя химическая реакция прибавится. Маленькая. Но искренняя. А оба будут отрицать все возможные отношения, неловко смеясь и думая, как бы заткнуть разом всех. И, конечно, потом Вокс воспользуется своим глазом, которым загипнотизирует всех журналистов. И, конечно, потом они разойдутся, обещая как-нибудь так же встретится. Ну, что же, встреча прошла весьма успешно. Аластор даже почти без брезгливости брал его за руку, почти искренне улыбаясь... Почти. Почти. Почти-почти-почти. Блять, на мозг капает не хуже мерного, но такого же бесячего стука часов. Отвратительно. Но, хей! Вокс, похоже, забыл изначальный план. Все затмил тот злополучный миг, когда земля в самом ни на что есть прямом смысле ушла из-под ног. Ведь главное — это внимание. Но почему когда те журналисты пристали к ним, он не чувствовал ничего, кроме раздражения, отчего разогнал их? Это самовнушение, не иначе. Или Аластор так на него влияет. Такого Оверлорда на самом деле сложно контролировать. Как показала практика, он непредсказуем. Нужно предложить ему сотрудничество. Точно. Сотрудничество. Хорошая идея. Надо запомнить. Нет! Лучше написать. Почему Вокс начал после их встречи так сумбурно и отрывками думать? Неужто снова влияние Аластора? Фу. Никто не поверит. Даже Вокс сам не верит. Вообще, этого демона слишком переоценили. Не такой уж он и великий и ужасный, не пожирающий и не убивающий за единое не то слово. Он оказался просто другим. Или?.. Или Вокс просто чего-то не знает? Вдруг Аластор что-то недоговаривает? Вдруг готовит что-то грандиозное? Вдруг лжет и пускает словами в кровь яд? Все может быть. — Черт его знает, — бубнит Вокс, ковыляя по пыльным улицам до башни Ви.