Pray For Demons

У каждого есть свои тайны, свой ворох скелетов в надёжно запертом шкафу. Секреты — большие и маленькие, всё то, что скрывается от окружающих, а иногда и от самых близких. Грязные и постыдные, или просто глупые — тайны, что заставляют держать рот на замке. Но эта история не о страшных тайнах семьи Джозеф. Здесь не расскажут, кто из детей был зачат после бурного быстрого секса в церкви, здесь не опишут, кто именно учил Зака целоваться и кто периодически подбрасывает Мэдди домой, здесь даже не расскажут о вредных привычках Джея — тех, что уже есть, и тех, которые только будут. Эта история не о том, как Крис Джозеф, отец Тайлера, уехал из дома ещё до того, как Тайлер вернулся — Келли его разве что мокрым полотенцем не отхлестала, провожая побыстрее. Не то чтобы она всерьёз беспокоилась о том, как её муж воспримет тот факт, что их старший сын притащит на завтрак своего парня — она просто считала, что это не совсем подходящее утро для таких новостей. Келли Джозеф хорошо знает своего мужа: некоторые тайны стоит раскрывать ему, когда он будет слишком уставшим после тяжёлого дня, будет слушать даже не вполуха, а на какую-то его четверть. Она отлично знает, как такое преподнести: во время важного матча, когда Крис слишком увлечён счётом, и между разговорами о собственной родне и мелких бытовых просьбах. У Келли прекрасно отрепетирован взгляд, который она кинет на мужа несколько дней спустя и тон, которым она скажет: «Я же тебе это уже говорила, и ты сказал, что это отличная новость. Сразу после того, как ты согласился, что тётушке Мэйбл лучше оставаться на день Благодарения дома, её нога всё ещё беспокоит её». Эта история, конечно, не о тётушке Мэйбл, и не о её артритных коленях и сломанной шейке бедра. И не о распахнутых глазах Криса Джозефа, который судорожно размышляет, что именно он упустил, и когда именно его старший сын, Тайлер, оказался геем. Эта история о Тайлере Джозефе, который геем себя, вообще-то, не считает. Строго говоря: он просто влюбился в Джоша, потому что в Джоша невозможно не влюбиться. Личный Дьявол с самой обаятельной ухмылкой, и всё такое. Не то чтобы у Тайлера не было времени и желания разобраться в себе и своих чувствах — просто с ним слишком давно было не всё в порядке в плане всех остальных вещей. Ещё одна не играла никакой роли — любовь всей его жизни оказалась парнем, такое бывает, священник в церкви говорил, что Бог любит нас всех. Священник просто не знал, кто именно трахался в церкви в тот день, и очень надеялся, что Бог в это время смотрел в другую сторону и предпочёл удалиться на полчасика точно так же, как сделал он сам. Колыхание занавески в кабинке для исповеди, громкий стон и хриплый призыв «Господи Боже!» — едва ли тянули на молитву. Прямо сейчас Тайлера никак не тянет молиться, зато тоже хочется удалиться из дома — на полчасика или на час, или до тех пор, пока в кухне не останется никого, кроме тарелки с остатками вафель. Но Тайлера ждут, там, внизу, на кухне; почти вся семья ждёт их обоих. Воображаемый Джош с тряпичной куклой Иисуса, натянутой на правую руку, идёт в нагрузку. Тайлер слышит гул голосов ещё со второго этажа, ещё до того, как они спускаются вниз — по крайней мере, отсюда не разобрать слов. Тайлер нарочно давит ступнями на все скрипучие ступеньки, чтобы их с Джошем появление можно было услышать заранее — но это не особо помогает. Скрип ступенек просто не слышен: домашние ведут громкую дискуссию, и Тайлер точно-точно ничего не хочет знать о предмете их спора. — Вряд ли они так яро благодарят за хлеб насущный, а, Боже? — воображаемый Джош обращается к тряпичному Иисусу на своей руке; он спускается по лестнице впереди Тайлера и Джоша, неспешно шагая через ступеньку. Разговор на повышенных тонах вряд ли стоит считать молитвой: даже Тайлер не настолько наивен, чтобы верить в подобное. Некоторые секреты пахнут падалью: их вытаскивают, чтобы отвлечь, привлекая стервятников. То любопытство, вместе с нездоровым блеском в глазах, которое заставляет людей обсасывать чужие тайны. С таким же видом можно копаться в корзине с грязным бельем: реальной или метафорической. Тайлера передёргивает — это его семья, он любит их, и... — Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы заставить их замолчать хоть ненадолго? — шёпотом спрашивает Тайлер, сверля взглядом затылок воображаемого Джоша. Потные ладони, взмокшие от волнения, Тайлер незаметно вытирает их о джинсы. Он останавливается на одной из самых громко скрипучих ступеней — можно даже попрыгать на ней, но едва ли это возымеет нужный эффект. Тайлер любит свою семью, просто иногда они совершенно невыносимы. Тайлер любит свою семью и наплевал бы на всё, что они говорят за его спиной, пока думают, что он сам не слышит. Тайлер любит свою семью — а ещё он любит Джоша, который останавливается рядом с ним. Плечо почти прижимается к плечу; они не соприкасаются, но Тайлер и отсюда чувствует жар его тела. Адское создание, Дьявол во плоти, Тайлер просто хочет уберечь его от всех этих разговоров. — Сожрать все вафли, пока они не видят, или попросить их покаяться? — воображаемый Джош оборачивается с самым рассеянным видом. Иногда он бывает невыносимым засранцем, иногда — оба Джоша бывают такими. Тайлер всё равно любит их обоих — даже когда воображаемый Джош откровенно издевается, шевеля тряпичным ртом кукольного Иисуса, явно продумывая гневную отповедь для членов семьи Джозеф, спорящих на кухне. — Мы идём, — голос Джоша — слегка насмешливый, самую малость издевательский тоже, звучит громче обычного. — Так что если вы вдруг обсуждаете нас, вам лучше срочно сменить тему. Громче обычного — Тайлер готов поклясться, что не настолько, чтобы заставить голоса в кухне замолкнуть. Но это же Джош: его личный Дьявол во плоти, он заставляет замолчать даже голоса в его голове, унимает панические атаки и успокаивает тревожность. Это Джош: он одним своим присутствием нивелирует всю муть в мыслях Тайлера. Это Джош — он смеётся с лестницы, недостаточно громко, но этого хватает, чтобы там, на кухне, вся — почти вся, окей, Келли спровадила отца семейства из дома чуть раньше — семья заткнулась словно по команде. Без словно. Джош пожимает плечами с самым невозмутимым видом: мол, всё куда проще, чем ты думаешь, Тайлер. — Ты просто не хочешь отдавать мне все вафли, — почти обиженно тянет воображаемый Джош. — Господь велел, что надо делиться! Воображаемый Джош демонстрирует реальному Джошу тряпичную куклу Иисуса; логика воображаемого Джоша такая же явно воображаемая, и уж точно — тряпичная. Ладонь Джоша, горячая и уверенная, снова ложится на поясницу Тайлера, слегка подталкивает, тянет, вынуждая идти вперёд. Как бы Тайлеру ни хотелось удалиться из собственного дома на полчасика или час, он спускается по ступенькам и старается наступать на самые скрипучие половицы, пока идёт. Скрип-скрип. Скрип как будто идёт изнутри, из него самого, сообщая всему, что его окружает: душой он слишком стар для всего этого дерьма. Сообщая: Тайлер кряхтит от натуги, потому что тащит на своих плечах тяжёлый груз ожиданий — своей семьи и свой собственный. Сообщая: воображаемому Джошу нравится вкус чипсов, потому что за этим хрустом и шуршанием пачки скрип немного теряется, сбавляя градус драмы. Он первым входит на кухню: воображаемая копия его личного Дьявола с игрушечным тряпичным Иисусом, натянутым на правую ладонь — и от этого зайти следом Тайлеру почему-то легче. От этого — и ещё от того, что Джош, его личный Дьявол собственной персоной, идёт шаг в шаг вровень с ним. Плечом почти касается плеча. Тайлер пытается думать именно об этом, когда заходит на кухню и все взгляды обращаются к ним. Все: от матери до Джея, который Джоша уже, вроде как, видел. У Тайлера не очень много опыта в том, чтобы знакомить своих друзей с семьёй. Чтобы знакомить с семьёй кого-то ближе, чем друзей, у Тайлера опыта ещё меньше, примерно столько же, сколько теста в дырке от бейгла. Тайлер теряется, Тайлер делает глубокий вдох. — В общем, это — Джош, — выдавливает из себя Тайлер. Воображаемый Джош хрустит чипсиной, Тайлер наблюдает за ним краем глаза, Тайлер пытается проследить за его взглядом. Что-то снова привлекло его внимание. Очевидно, что-то такое, что можно умыкнуть, пока все заняты чем-то более важным, чем следить за вещами и их присутствием на положенных им местах. — Привет, — Джош улыбается, Тайлер этого не видит, но слышит по голосу; Тайлер этого не видит, но точно знает, что его глаза — как и всегда — смеются; Тайлер его даже не касается, но чувствует жар его тела, Джош всегда горячий как адское пламя. Воображаемый Джош пялится на Мэдди, но не тем взглядом, словно планирует сунуть её к себе в карман. Нет, воображаемый Джош смотрит, как смотрят в ожидании чего-то любопытного. Выражение на воображаемом лице гласит: сейчас что-то будет. Что-то начнётся. Мэдди смотрит на Джоша, а потом — на руки Тайлера. На его предплечья, на рубцы на его предплечьях, вспухшие уродливые близнецы. Правый и Левый. Два шрама, от запястья до локтя. Мэдди поднимает взгляд на Тайлера, и её губы чуть-чуть дрожат: почти незаметно, но Тайлер замечает. Мама зависает с полотенцем в руке, Зак начинает что-то говорить, но Тайлер не вслушивается — мозг регистрирует посторонние звуки, но отказывается дешифровать их в слова. Джош его касается. Кончиками пальцев — по внутренней стороне руки, от сгиба локтя вдоль шрама. Джош ведёт подушечками пальцев, почти без нажима, едва касаясь, до самого запястья, мучительно медленно, и Мэдди на это смотрит. Как и мама, застывшая с полотенцем в руке, и воображаемый Джош с тряпичным Иисусом, и Джей с куском вафли во рту, и Зак, запинающийся на полуслове, — что-то о сегодняшнем матче, нет? — Тайлер не вслушивается. Тайлер весь сосредоточен на этом прикосновении, пока пальцы Джоша опускаются всё ниже, и тогда Тайлер крепко сжимает их своими, переплетает, втискивает свою ладонь в его. — Это Джош, — Тайлер пожимает плечами: жест откровенно беспомощный, мол, ничего не могу с этим поделать, но... — И я его люблю. Мама поджимает губы, Джей корчит рожу, Зак только качает головой. Воображаемый Джош произносит одними губами: «Я знаю», и на серебряном колечке в его нижней губе налипли крошки от чипсов. Джош ведёт большим пальцем по его большому пальцу, поглаживая, будто пытаясь успокоить. — Это мило, — говорит Мэдди и кивает на Джоша. — Но если ты сделаешь больно моему брату — ты труп. Джей печатает сообщение в телефоне под столом, Зак пытается его пнуть с другого конца. Воображаемый Джош сминает опустевшую пачку из-под чипсов тряпичным Иисусовым ртом. — Зомби-апокалипсис пока не входит в наши с Боже планы, значит, никакого ожившего трупа Джоша, так что больно не будет, по крайней мере, ближайшие полторы сотни лет, — сообщает воображаемый Джош, кивая на тряпичную куклу в своей правой руке. — Даже почти согласовали это. Молчание ведь — знак согласия, да? — Вести такие разговоры голодными точно не стоит, — мама оживает, выдыхает, словно берёт себя в руки, и наконец вешает своё кухонное полотенце на крючок. — Ма, а что с телевизором? — Джей не отрывается от экрана телефона под столом. — Он сломался? — Просто выключен, — Келли Джозеф и сама садится за стол, оставляя свободными два стоящих рядом стула — для Тайлера и Джоша. Зак поливает свои вафли клубничным сиропом — так, словно пытается их утопить. Тайлер смаргивает. Джош тянет его за руку — к столу, Тайлер делает ещё несколько шагов. Ноги ощущаются ватными, тряпичными, как у кукольного Иисуса. — Так, может, включим? — Джей даже поднимает голову от своего мобильника. — Там есть сейчас кое-что интересное. Пальцы вцепляются в деревянную жёсткую спинку заботливо отодвинутого Джошем для Тайлера стула. Пару секунд на глубокий вдох, Тайлер ловит эти нотки обеспокоенности и волнения во взгляде Джоша. Он сглатывает слюну — та отдаёт горечью — и, наконец, садится. Прямо перед ним стоит тарелка с вафлями, так же заботливо политыми клубничным топпингом. Тайлер берёт в руки столовые приборы — автоматический жест. Его желудок делает крутой вираж в животе; аппетит стремится не просто к нулю, но к отрицательному значению. Тайлер пялится на вафли, Тайлер вслушивается в голоса. — Ну, если ты очень хочешь, — в голосе Келли звучит сомнение, но в итоге она решает — почему бы и нет, мол, под шум телевизора можно спокойно расспросить Джоша обо всём, что её волнует. — Только негромко. Тайлер видит краем глаза передающие друг другу над столом пульт руки — вот пальцы Мэдди, ногти выкрашены в неоново-жёлтый. Вот рука Джея с заусенцем на большом пальце. Вот чёрный пульт от телика на кухне. Вот воображаемый Джош скармливает тряпичному Иисусу две пальчиковых батарейки — тот проглатывает их, даже не имея дырки пищевода. Тайлер отрезает себе кусочек вафли — самый уголочек, самый крохотный, который только можно себе представить. — Тайлер говорил, ты, вроде, играешь в другой группе? — Зак обращается, очевидно, к Джошу, пока мама с недоумением смотрит, как Джей надавливает на одну кнопку за другой, а черный плоский экран телевизора остаётся мёртвым. Тайлер медленно обмакивает крошечный кусочек вафли в лужицу клубничного топпинга, растёкшегося по тарелке — алого, как кровь. Джош кивает, Тайлер видит это краем глаза, как Джош стучит вилкой и ножом по воображаемому барабану в воздухе. — House of Heroes, — говорит Джош вслух, и Зак кивает, узнавая название. Щелчок, с которым Джей открывает крышку для отсека с батарейками, заставляет Тайлера невольно вздрогнуть, рука дёргается, вафля падает с зубчиков вилки в алую лужу. Ему кажется, или она стала больше? — Мам, здесь ничего нет, — Джей с недоумением демонстрирует пустой отсек для батареек, поворачивая к матери пульт так, чтобы она увидела это своими округлившимися глазами. Тайлер пытается просеять вилкой лужицу клубничного топпинга — нет же, наверняка ему показалось, мама не могла залить столько топпинга, и его не могло стать ещё больше. Здесь не может утонуть кусочек вафли — даже столь крошечный. Тайлер сглатывает — и принимается отрезать новый кусок. Если и больше — то самую чуточку. — Я слышал, — кивает Зак. — Мы с приятелями хотели пойти на недавнее выступление, но в последний момент всё отменилось. Тайлер представляет себе, что могло бы случиться, если бы Зак оказался бы там в тот же день, что и Тайлер. Что-то вроде катастрофы, но, в целом, ничего примечательного. Типичный вторник. Тайлер представляет, как Зак выслушивает от приятелей, что этот самый барабанщик тащил его брата на своей спине из клуба. — Я пригласил Тайлера, — Джош улыбается уголками губ, и его глаза смеются, пока нож Тайлера перепиливает вафлю — она мгновенно становится по плотности чем-то схожим на армированную сталь. Руки Тайлера замирают, воздух становится плотным. — Мистика какая-то, — мама качает головой, Тайлер видит это краем глаза: она совершенно сбита с толку; она не подозревает никого из детей, и Джош тоже вне подозрений — всё это время Келли Джозеф была на кухне, а Джоша Дана там не было. Воображаемый Джош тоже вне подозрений — Келли Джозеф даже не подозревает о его существовании. Тайлер поднимает взгляд на него: воображаемый Джош с тряпичным Иисусом, натянутым на правую руку, что-то шепчет кукле в тряпичное ухо, скрытое за волосами. Когда-то очень давно она принадлежала Тайлеру. Подержанная, старая; Мэдди бы сказала — винтаж. Мэдди закатывает глаза — мол, тоже мне, нашли проблему — и говорит: — Просто вытащи пока батарейки из пульта в гостиной, раз уж тебе так приспичило. Воображаемый Джош отдаёт Мэдди должное, он смотрит на неё с явным уважением, а затем снова поворачивается к тряпичному Иисусу. — Такая умная девушка растёт, ты посмотри только, Боже, — он цокает воображаемым языком. — Ещё немного, и она бы нас переиграла. Тайлер подцепляет вилкой новый кусок вафли — на вид такой же крошечный. Он долго сверлит его взглядом, словно решаясь, сможет проглотить его или нет, прежде, чем вымочить его в клубничном топпинге тоже. — Он не рассказывал ещё, — сообщает Зак с набитым ртом. — В последние дни мы редко видимся. Но уверен, вы, ребята, задали жару! Тайлер видит это краем глаза, Зак поглощает вафлю за вафлей, периодически обновляя свою лужу топпинга — тоже красную, но немного другого оттенка. Меньше похожую на кровь. Тайлер опускает голову ниже, стараясь незаметно принюхаться. — Было потрясающе, — коротко отвечает Тайлер. Пахнет клубникой. Джош коротко улыбается Тайлеру: капля смущения, щепотка благодарности, канистра нежности. По крайней мере, он не спрашивает, было потрясающе до панической атаки или после. Джей с шумом отодвигает свой стул, выбираясь из-за стола, он почти бегом выходит из кухни. Мама провожает его слегка недовольным, но всё же понимающим взглядом. Мол, дети, что с них взять? А потом они вырастают и приводят любовь всей своей жизни на завтрак. — Значит, ты, Джош, тоже занимаешься музыкой? — мама вспоминает о своих обязанностях: учинить Джошу допрос, в перерывах между вопросами закармливая его вафлями. Вилка с кусочком вафли замирает в сантиметре от рта Тайлера, он почему-то с волнением ждёт ответа Джоша — переживает даже больше собственной матери. — Да, — кивает Джош. — В промежутках между работой, встречами с Тайлером, спортом и попытками выспаться. Иногда что-то приходится совмещать, потому что времени не хватает. Джош использует одну из своих самых обворожительных улыбок, серебряное колечко в нижней губе блестит. — Мам, здесь тоже нет никаких батареек! — Джей кричит из гостиной, его голос — смесь раздражения и отчаяния. Воображаемый Джош цокает языком с самым самодовольным и самым воображаемым видом — очень уж много воображая о себе. — Но мы с тобой, Боже, просто пиздец, какие предусмотрительные, — говорит воображаемый Джош, обращаясь к тряпичному Иисусу. Джей возвращается в кухню: в обеих руках по пульту, на лице — самое страдальческое выражение. Тайлер гадает: что такого он так сильно жаждет посмотреть с самого утра по телеку? Тайлер думает: надо будет спросить. — Ох, милый, оставь это, я разберусь после завтрака, — мама отвлекается от Джоша. Губы воображаемого Джоша касаются тряпичных волос. Тайлер помнит, какие они на ощупь: грубое полотно. — Вытащи из часов, — Мэдди указывает пальцем на часы над дверью: электронное табло, светящиеся цифры показывают — шестьдесят шесть минут седьмого. — Ой, ладно, паршивая идея… Тайлер зависает, оборачиваясь на часы: три шестёрки мигают, словно подмигивают ему. Словно намекают: у нас общий секрет. Краем глаза Тайлер видит, как мама касается маленького крестика на цепочке у себя на груди, губы беззвучно шевелятся в коротком обращении к Господу — Келли Джозеф не верит в Дьявола, но осторожность никогда не помешает. Кусочек вафли возвращается обратно на тарелку: у Тайлера опускаются руки. — А что за спорт? — интересуется Зак у Джоша. Мама заботливо подкладывает вафель им обоим — но Джошу в первую очередь. Клубничный и шоколадный топпинг на выбор: Джош выбирает шоколадный. Возле тарелки Мэдди стоит жёлтая бутылка: банановый кроме неё в этой семье не любит никто. — Там есть кнопки на панели, — подсказывает Мэдди. — Может, попробуешь включить так? Тайлер принимается отрезать новый кусочек вафли, ещё более микроскопический, чем все предыдущие — тот, второй, кажется, тоже утонул в кровавой луже клубничного топпинга. Нет, она всё-таки стала больше: будто у тарелки нет никакого дна. — Всего понемногу, — Джош пожимает плечами. — Футбол, бейсбол, баскетбол, лёгкая атлетика. В школе я пытался быть везде, кроме занятий. Джей давит на большую чёрную кнопку на нижней панели рамки телевизора — и это не срабатывает. Ничего не происходит. Экран остаётся мёртвым. Вафля, которую пилит ножом Тайлер, тоже, кажется, не уменьшается в размерах. — Она и правда очень умная, — цокает языком воображаемый Джош. — Как думаешь, Боже, дойдёт до них проверить, вставлена ли вилка в розетку? Третий кусочек вафли тоже тонет в луже кровавого — клубничного — топпинга. Тайлеру хочется спросить: когда ты всё успел? Тайлер снова принимается отрезать себе кусок. Новый вопрос занимает его голову: если разрезать на кусочки всю вафлю целиком, останется ли хоть что-то на поверхности, или все микроскопические части завтрака пойдут на дно клубничной лужи? — Оставь это, милый, — повторяет мама более настойчиво. — Я вызову мастера. Она определённо разливается в берегах, эта клубничная лужица. — О, мы с Тайлером были в баскетбольной команде, — лицо Зака озаряется улыбкой, Тайлер видит это краем глаза. Кубки, баскетбольный мяч, фотографии Тайлера и Зака из спортивного зала, висящие на стенах. Тайлеру даже не нужно было об этом говорить, чтобы... — Да, я знаю, — кивает Джош, кидая быстрый взгляд на Тайлера, и его щёку опаляет почти физически ощутимой нежностью. Тайлер готов поклясться, что Джош знал это до того, как его нога переступила порог их дома, до того, как Джош рассмотрел все свидетельства его занятий баскетболом. Возможно, ещё до того, как вообще встретил Тайлера. — Странно, — тянет Мэдди, сверля экран телевизора подозрительным взглядом. — Вчера вечером всё работало. Тайлер орудует ножом и вилкой: кусочки вафли один за другим тонут в клубничном топпинге. Джей садится обратно за стол, от него разит раздражением и разочарованием, и ещё — непониманием. — Знаешь, Боже, — говорит воображаемый Джош тряпичному Иисусу. — Я думаю, что этой семье нужна собака. Тайлер поднимает на него взгляд: воображаемый Джош сидит на мойке, болтая ногами, голые коленки в прорезях джинсов так и сверкают. Тряпичный Иисус, к которому он обращается, взмахивает руками тряпочками, широко раскрывая рот в удивлении. — А кем ты работаешь, Джош? — осторожно спрашивает Келли, убеждаясь, что Джей, смирившись с отсутствием работающего телевизора, возвращается к своему завтраку. По крайней мере, вафли всех остальных ведут себя, как обычные вафли — Тайлер быстро пробегает взглядом по столу и чужим тарелкам. А затем — снова поднимает взгляд на воображаемого Джоша. Тот продолжает разговаривать с тряпочным кукольным Иисусом. — Четверо детей, — отвечает воображаемый Джош сам себе, чересчур высоким голосом, заставляя рот Иисуса — без всякой дырки пищевода — широко раскрываться на каждом слоге. — Куда им ещё собака? Джош поливает одну сторону своей оставшейся вафли клубничным топпингом, другую — шоколадным. Он улыбается Келли, но его ступня, там, под столом, касается ступни Тайлера. — Музыкальный магазин, — поясняет Джош. — Пластинки, диски, инструменты. Всякое разное. Тайлер слегка наступает своим кроссовком на его кроссовок, пытаясь придавить его ногу своей к полу, и спрятать невольную улыбку. Воображаемый Джош поворачивает голову к Тайлеру. — Кто-нибудь будет апельсиновый сок? — спрашивает Мэдди, и почему-то косится на Джоша, когда встаёт из-за стола. Дверца холодильника хлопает; Тайлер невольно вздрагивает. — Кто-то должен съесть все вафли, которые Тайлер утопил в своём топпинге, — невозмутимо пожимает плечами воображаемый Джош. — Ну, знаешь, конечно, и я могу справиться с этой задачей, забраться под стол и уткнуться носом в бедро Тайлера, пока он опускает вниз вилку и скармливает мне свою порцию, но, боюсь, что я не смогу удержаться. И отсосу ему. Как положено во всяких глупых комедиях, которые мама запрещала ему смотреть. Кончик языка воображаемого Джоша скользит по воображаемым губам: сначала по нижней, а затем — по верхней. Он открывает рот, складывая губы буквой «о», втягивает щёки, свободной рукой придерживая воображаемый член Тайлера. Дьявол. Тайлер опускает голову, зубчики вилки коротко звякают о дно тарелки. Значит, дно у неё всё-таки есть. — Мэдисон, а можешь налить мне тоже, пожалуйста? — Джош поднимает голову и откладывает свою вилку, и его ладонь сама собой ложится поверх ладони Тайлера. Мама таращит глаза на этот жест, и Джей, пользуясь моментом, пока никто не обращает на него ни малейшего внимания, отщипывает кусок вафли прямо пальцами. Что и говорить: так куда вкуснее. — Это же не по-христиански, блудный ты сын, — нарочито высоким голосом верещит воображаемый Джош, явно говоря за тряпичного Иисуса. В этом-то всё и дело: Джош и воображаемый Джош — оба из команды Дьявола. Теперь и Тайлер тоже. Мэдди разливает сок по двум высоким стаканам, придерживая пачку обеими руками. Зак расправляется со всеми своими вафлями первым, блаженно откидываясь на спинку стула и потирая ладонью живот. — Думаю, ты должен заскочить как-нибудь к нам ещё, — говорит Зак. — Покидаем мяч в корзину втроём, всё такое. Тайлер боится спрашивать, что ещё включает в себя «всё такое». — Да, — поддерживает Мэдди, ставя стакан перед Джошем и садясь обратно за стол. — Приезжай. Крис с Ником стали редко появляться здесь, похоже, теперь подвал их не слишком привлекает. Джош улыбается, придвигая стакан с апельсиновым соком к Тайлеру. Этот жест тоже не остаётся незамеченным — его не упускает ни Мэдди, которая улыбается уголками губ, ни мама, которая продолжает таращиться на то, как Тайлер хватает стакан с соком свободной рукой и подносит ко рту, глотая с такой жадностью, словно жажда мучает его на протяжении суток минимум. Зак тоже смотрит на их ладони — одна поверх другой. Он дёргает плечом, будто стряхивает с себя всякие предрассудки. — Извини, Боже, — саркастически тянет воображаемый Джош, который тоже пялится на руку Джоша на руке Тайлера. — Я не то чтобы праведник. Тайлер с шумом ставит стакан обратно на стол, вафли в его тарелке превратились в дурного вида кашу из теста и топпинга, выглядящую так, словно это уже кто-то съел до него. И переварил. Попытался. — Всё равно приходи, — говорит Зак. У Келли Джозеф такое лицо, словно она хочет что-то сказать, но в последний момент успевает передумать. Теперь она смотрит на Джоша немного иначе, рассматривает, словно впервые его видит, разглядывает, будто раскладывая на атомы в своей голове — но Джош, как ни странно, всё время собирается из атомов в себя снова. Этот процесс происходит слишком быстро, неуловимый для обычного глаза. — Цветы, конфеты, вино и пиццу можешь не тащить, — встревает Джей. — Здесь в ходу только батарейки. Всё происходящее кажется Тайлеру каким-то нереальным. Так бывает, если проводишь без сна сутки и дольше, а если при этом ещё ничего не есть несколько часов — эффект усиливается. Тайлер чувствует это на себе — словно мать просверливает взглядом дыру в нём, а не в Джоше. Ему хочется вскочить, отталкивая Джоша от стола, и закрыть его собой, и заорать: «Хватит уже!» — Да, — Джош кивает, тепло улыбаясь. — Это я понял. Принесу большую упаковку. Целую коробку. Тайлер представляет, как воображаемый Джош пытается запихнуть в тряпичный рот кукольного Иисуса ещё нераспечатанную картонную коробку, но, в итоге, сдаваясь, скармливает ему батарейки по две штуки. — Да, здесь стало слишком тихо в последнее время, — Келли Джозеф проговаривает это слишком медленно, будто сама не верит в то, что говорит вслух: в последнее время выключить телевизор, чтобы посидеть в тишине на кухне стало возможным только с появлением воображаемого Джоша. — Так что... мы рады, что у Тайлера появился... ты. Она мнётся с последним словом, до последнего не понимая, как именно обозначить Джоша. В этом вся проблема: Джош — это просто Джош. Любовь всей его жизни. Личный Дьявол во плоти. Все эти слова даются матери Тайлера нелегко, это заметно по её неловкому виду, но она всё равно улыбается. — Знаешь, однажды тебе всё же придётся рассказать, почему Крис и Ник больше не приходят, — говорит воображаемый Джош, и на сей раз он говорит не с тряпичной куклой. Тайлер делает вид, что его не слышит, Тайлер на него больше не смотрит, Тайлер смотрит в собственную тарелку с несуразной кашей из вафель и топпинга. Апельсиновый сок приглушает чувство физической тошноты. Окружающий его мир всё ещё вызывает сомнения в его реальности. Ну, пальцы Джоша точно реальны: горячие, сжимают руку Тайлера и никуда не деваются. — Что насчёт прямо сегодня? Ну, или завтра? — спрашивает Зак. — Мы всё собирались записать песню с Тайлером, там, в подвале, есть какое-то оборудование, и было бы здорово, если бы ты пришёл. Келли Джозеф уже почти открывает рот, чтобы что-то сказать, и только в последний момент удерживается, оставляя губы сомкнутыми: она просто кивает, одаряя Зака мрачным взглядом. Зак дёргает плечом, мол, я просто пытаюсь быть вежливым. Зак тоже купился — как и Мэдди — как и Келли — даже как Джей — на обаяние Джоша. Дьявольское обаяние адского создания, как этому противостоять? Иисус тоже не удержался, хотя у него хотя бы есть оправдание: он тряпочный. — Боже, не планируй ничего на завтра, пожалуйста, — просит воображаемый Джош вроде как у Иисуса, но взгляда не сводит почему-то именно с Тайлера. — Ни наводнений, ни саранчи, ни нашествия зомби. Джош тоже смотрит на Тайлера: поворачивает к нему голову и улыбается уголками губ; обдает его новой волной тепла — адского жара — и нежности. Мэдди закусывает большой палец, глядя на всё это. — Сегодня у меня через час смена, — задумчиво тянет Джош. — А вечером работает уже Тайлер. Завтра у нас планы: идём на спектакль, а потом я везу Тайлера на работу снова. Только если послезавтра. После работы, моей. Тайлер как раз выходной. В этот раз Келли Джозеф успевает открыть рот, но у её среднего сына оказывается реакция получше: годы баскетбола дают о себе знать. — Забились, — кивает Зак, протягивая Джошу кулак, и тот легко отбивает его своим. Друзей Джош заводит с той же лёгкостью, с какой делает всё остальное — на то он и сам Дьявол. — Спектакль? — с сомнением переспрашивает Джей, поднимая голову от своего телефона; он переписывается с кем-то под столом, пока мама не видит и не одёргивает его, мол, телефон за столом, Джей! — Надеюсь, не кукольный. Ну, Тайлер надеется примерно на то же самое, вопросительно глядя на Джоша. Воображаемый Джош всем своим воображаемым видом демонстрирует праведное негодование. Ну, ладно: почти праведное, окей? Таково влияние тряпичного Иисуса. — Нет, — Джош качает головой, тихо посмеиваясь. — Хуже. Это школьный спектакль, моя сестра играет в пьесе. Тайлер постукивает пальцем по пустому стакану из-под сока, Мэдди кидает на него вопросительный взгляд, мол, хочешь ещё? Тогда подними свою задницу и налей. Тайлер отрицательно качает головой, Джош снова гладит его пальцы своими. — Я ещё не говорил, не успел сказать Тайлеру, — начинает Джош. Келли Джозеф снова пялится на их руки. — Что за пьеса? — спрашивает она так, словно это имеет значение. Воображаемый Джош корчит рожу, переглядываясь с тряпичным Иисусом — мол, хоть кто-то его понимает. — Это, — говорит воображаемый Джош, — должен был быть сюрприз! Потому я и не сказал. Тайлер молчит, словно кто-то всё-таки наполнил его стакан и он набрал полный рот апельсинового сока, и никак не может проглотить. Единственное, что удерживает его в этой реальности — это горячие пальцы Джоша, и ещё, может, его ступня под ступнёй Тайлера. — «Все мои сыновья», — говорит Джош. И все смотрят на Тайлера, так, словно это он написал эту пьесу, но он всего лишь был так впечатлён ей, что взял оттуда название для своей группы. Когда-то Крис и Ник посчитали это заслуживающим внимания. Когда-нибудь Тайлеру придётся рассказать, почему они не появляются больше в их доме. А пока Тайлер просто вцепляется в пальцы Джоша так, словно его семья — вовсе не его семья. — Так тебе сегодня ещё на работу? — переспрашивает Келли. — Может, приготовить тебе кофе? — Я могу тебя подкинуть до работы, — предлагает Зак. Джош улыбается им обоим, но его глаза смеются только для Тайлера; он переплетает их пальцы, гладит их своими, сжимает в ответ и стискивает. — Да, — кивает Джош, соглашаясь сразу на всё. — Было бы замечательно. Тайлер откашливается, словно не говорил целую вечность; вообще-то, единственное, что он произнёс после того, как сказал, что любит Джоша, это то, что его выступление пару дней ранее было потрясающим. Время в Аду течёт иначе, электронные часы всё ещё показывают шестьдесят шесть минут седьмого — хотя по ощущениям и правда прошла вечность, целых шесть штук. — Вообще-то, я собирался тебя отвезти, — Тайлер слегка хмурится. Джош смотрит на него так, словно не удержится и поцелует прямо сейчас, прямо здесь, словно Тайлер уже захлебывается в этой нежности, и, наглотавшись её, не может даже дышать, словно весь мир на самом деле иллюзорный, и есть только они. — Тебе надо поспать, — вот, что говорит Джош. — И ещё — поесть нормально, — добавляет воображаемый Джош почти тем же тоном, разве что на порядок ворчливее. Ну, если до этого сердце Келли Джозеф ещё не было покорено окончательно, то сейчас она смотрит на Джоша с благодарностью, так, словно слышит и воображаемого Джоша тоже. А может, Тайлеру всё только кажется: и его слышат все, просто не все обращают внимание. Что-то остаётся в подсознании, разум цепляется за какие-то неуловимые намёки. Келли засыпает кофе в кофеварку, пока Джош продолжает гладить пальцы Тайлера своими. Всё, о чём способен думать сейчас Тайлер — он не хочет отпускать Джоша, вообще, никак, никогда, ни на секунду. — Не беспокойся, — говорит воображаемый Джош. — Я о нём позабочусь. Тайлер поднимает голову, чтобы проследить за его взглядом и расшифровать, кому из них и о ком говорит воображаемый Джош, но тот смотрит на кукольного Иисуса, воздевшего тряпичные руки вверх. К потолку и разбитой лампочке. — Ладно, — кивает Тайлер: тоже отвечая им обоим сразу.