Pray For Demons

Кошмары. Страшные сны, от которых просыпаешься в ледяном поту, со слезами на глазах. Те сны, после которых просыпаешься от собственного крика, кажущегося тебе чужим. Те, которые острыми крючками впиваются в сознание; слишком реальные для кошмаров. Те, которые ты с трудом отделяешь от действительности. Они снятся даже домашним животным, заставляя повизгивать и мелко перебирать лапами во сне; люди этому умиляются. Чего уж тут: страшные сны снятся даже Дьяволу. Но эта конкретная история не о том, как Джош Дан пробудился от кошмара, вздрагивая всем телом, дергаясь, удерживаемый только ремнём безопасности, нет. Эта история всё ещё о Тайлере Джозефе, чья жизнь была кошмаром наяву, до момента, пока он не встретил Джоша — своего личного Дьявола. Или двух Джошей — если вы немного того, а воображаемый Джош из фантазий Тайлера хочет кофе, второго вы тоже увидите, как Оливия. Личное внутреннее время суток Тайлера Джозефа — ранее утро, пробуждение, светлеющее небо, восходящее солнце. Всё ещё холодно, и будет холодно ещё несколько часов, но предплечья Тайлера обнажены, и свои рубцы он не пытается прикрыть. Его свёрнутая толстовка подложена под голову Джоша, его мобильный телефон в руках воображаемой копии Джоша; он проглядывает сотни дурацких фотографий в галерее Тайлера — застывшие кусочки его реальности, снятые однажды, те, к которым Тайлер так ни разу и не возвращался после. Воображаемому Джошу смертельно скучно. Тайлер и сам начинает залипать — не то чтобы отключается на ходу, нет, просто требуется лишняя секунда — или две — чтобы сообразить, что происходит, и выдать подходящую реакцию. Вообще-то Тайлер собирается сказать что-то вроде: «Привет». Или: «Доброе утро». Сегодня чудесная погода, только посмотри, на небе ни облачка. Тайлер размыкает пересохшие губы, скользит между ними кончиком языка и говорит: — Добро пожаловать в Ад. Воображаемый Джош на заднем сиденье поднимает голову, отрываясь от галереи в телефоне Тайлера, его большой палец застывает в сантиметре от сенсорного экрана. Побочное дитя фантазий Тайлера и обаяния реального Джоша, душа самого Дьявола, галлюцинация и прямое доказательство того, что кто-то сошёл с ума: не то сам Тайлер, не то мир вокруг, он с интересом переводит взгляд с Тайлера — того кусочка Тайлера, который ему виден с заднего сиденья — на Джоша, вернее, на кусочек Джоша, попадающий в поле его зрения. Кусок плеча и голая коленка в прорези джинсов, вот, куда он пялится, но воображаемому Джошу вовсе не обязательно видеть, чтобы точно знать: губы Тайлера сами собой растягиваются в улыбке, а заспанные глаза Джоша, которые он трёт кончиками пальцев, смеются. — Привет, — голос Джоша хриплый спросонья, немного смеющийся и чуточку виноватый. — Я проспал всё на свете, да? Тайлер выглядит смущённым и очень счастливым. Джош касается свернутой валиком толстовки, поглаживает ткань, а затем чуть удобнее устраивает валик между своей шеей и подголовником. — Нет, — он коротко мотает головой. — Не всё. — Он не дрочил на твой светлый образ в машине, пока ты спал, так что с этой стороны ты не пропустил ничего, — влезает воображаемый Джош, высовываясь в промежуток между сиденьями, подаваясь ближе к ним. Тайлер предпочитает его игнорировать. — Только пиццу и покатушки по городу, — уточняет Тайлер, притормаживая в одном из переулков, останавливаясь рядом с очередным из многоквартирных домов-муравейников. — Но она ещё осталась, пицца. Остывшая, но вместе с банкой Ред Булла немного утолит твой голод. Джош улыбается так, что в машине становится чуточку светлее — впрочем, возможно, всё дело в том, что восход солнца случается ровно по расписанию: сейчас. — Возможно, он стеснялся меня, — тянет воображаемый Джош, тыкая пальцем голову игрушечного Иисуса на приборной панели; голова фигурки, только-только прекратившая покачиваться, начинает судорожно кивать снова. — Или же ему помешал своим присутствием вот этот товарищ. Но... Джош — реальный Джош, из плоти, крови и невыносимого обаяния, отстёгивает ремень безопасности, разворачиваясь всем корпусом к Тайлеру. Он ударяет локтем в спинку сиденья: то ли специально, то ли нарочно: так сразу и не разберёшь. Тайлер не разбирает — Тайлеру даже разбираться в этом не хочется. — Погоди, — обрывает воображаемый трёп своей воображаемой копии Джош. — Ты катал меня по всему городу? Всю ночь? Тайлер опускает взгляд, отводит его. Пальцы тянутся к банке энергетика; синее и серое, красный логотип. Тайлер щелчком открывает банку, наслаждаясь этими звуками — негромкое шипение. Его маленькая зависимость. Большая зависимость сидит тут же, на соседнем пассажирском — с дьявольской улыбкой и смеющимися глазами. Тайлер делает большой глоток. Не тот вариант, который он любит больше всего, — охлаждённый до такой степени, что перехватывает горло, — но всё равно вкусно. Вредно и адски вкусно. — Не всю, — честно отвечает он, не глядя на Джоша и протягивая ему открытую банку. — Я остановился, чтобы купить пиццу, и... Тайлер запинается, когда их пальцы соприкасаются на пару секунд дольше обычного; Джош забирает энергетик, продолжая улыбаться. Тайлер видит краем глаза, как он потирает шею сбоку свободной рукой. — И..? — снова влезает воображаемый Джош. — Вот уж нет, ожидание на светофоре не считается. Тайлер пялится: губы Джоша на алюминиевой банке, там, где несколько секунд назад были его губы. Маленькое серебряное колечко тихонько стукается о край. Джош пьёт, кадык дёргается. Тайлер залипает на это движение: вверх-вниз. — Не хотел тебя будить, — поясняет он. Воображаемый Джош снова стучит пальцем по качающейся голове игрушечного Иисуса на приборной доске, мол, ты видел? Мол, ты только посмотри на это. Мол, только послушай, что он вообще несёт. — И это, конечно, никак не связано с тем, что ты, Тайлер, хотел провести как можно больше времени с тобой, Джош, — воображаемый Джош вертит головой, обращаясь то к Тайлеру, то к Джошу, то к маленькой фигурке Иисуса: последняя хотя бы его слушает, согласно кивая головой на пружинке. — А если бы он отвёз тебя домой, чтобы ты поспал нормально, пришлось бы возвращаться к себе в одиночестве, и... С таким же звуком лопается мыльный пузырь. То есть, никакого звука, в общем-то, и нет, просто терпение Тайлера лопается. — Помолчи, — рявкает Тайлер, поворачиваясь к воображаемому Джошу. Проходит две секунды, прежде чем он понимает, что они сделали это одновременно. Сказали это одновременно: Тайлер и Джош. Не воображаемый. Реальный. Тайлер не смотрит на него, на реального Джоша, который замолкает вместе с ним. Тайлер пялится на воображаемого, который махнул ладонью игрушечному Иисусу, фигурке, приклеенной к приборной панели, мол, ладно, так и быть, давай помолчим. Воображаемый Джош с самым довольным видом откидывается назад, на спинку сиденья, скрещивая на груди руки: ну, давайте, ваша очередь потрепаться. Кончик воображаемого языка задевает серебряное колечко в губе. Тайлер выдыхает немногим громче обычного, это не тянет и на самый захудалый смешок. Но Тайлер пытается. — Ты всё ещё можешь сказать, что это было мне, ты же знаешь? — если у Тайлера и получается сделать чуть более насмешливый вид, то, разве что, самую малость. Брови воображаемого Джоша ползут вверх; воображаемые брови, воображаемое удивление. Реальный Джош прочищает горло; звук такой, словно газировка попала не в то горло. — Ты придумываешь для меня отмазки? — Джош снижает голос до шёпота. Тайлер чувствует его взгляд на себе, Тайлер ощущает оба их взгляда. Оба Джоша на него пялится: взгляд воображаемого обжигает ничуть не меньше, чем взгляд реального. Воображаемый пялится с удивлением, возмущением, недоумением, он переглядывается с игрушечным Иисусом, мол, нет, ну ты только послушай его! Тайлер почти уверен, что игрушечный Иисус сокрушенно качает головой, поддакивая воображаемому Джошу. Глаза реального, настоящего Джоша смеются — Тайлер может сказать это с полной уверенностью, даже когда на него не смотрит. Как сейчас. — Нет, — мотает головой Тайлер. — Ну, или да. Возможно. Все это на грани абсурда и кажется нереальным. Таким, каким должен быть воображаемый Джош: существующим только в голове Тайлера. Воображаемый Джош высовывает кончик языка. Дразнится, но продолжает молчать; он точно искренне потешается с него. С них обоих. Так они сидят вчетвером: Тайлер, Джош, воображаемый Джош из фантазий Тайлера, и ещё игрушечный Иисус с Библией в руке. — Для отсылки на «Клуб „Завтрак”» не хватает ещё старушки Смерти, — бормочет воображаемый Джош. — И той чокнутой, хотя, Господи Боже, ты в состоянии с успехом её заменить. Воображаемый Джош пожимает плечами, мол, никакой разницы: старенькая фигурка игрушечного Иисуса или Оливия в форменном переднике. Тайлер делает вдох; с воздухом всё в порядке, его хватает, он заполняет лёгкие, он насыщает кровь кислородом. Не так всё с остальным грёбаным миром. — Нет, — ладонь Джоша касается плеча Тайлера; всё тело окатывает волной тепла. Мурашки с головы до ног, они появляются на плече и расходятся по всему остальному телу — включая, кажется, даже внутренние органы. — Я говорил это не тебе. Просил заткнуться. Кончики пальцев касаются шеи Тайлера, пока Джош выделяет слово «заткнуться» голосом. Мол, это означает закрыть свой воображаемый рот и соблюдать тишину хотя бы ближайшие пару минут. Мол, и не смотри так на игрушечного Иисуса, он тебя в это ситуации не спасёт. Он вообще не спасёт: он игрушечный. Тайлер поднимает взгляд на Джоша только сейчас. Рассматривает его лицо так, словно впервые видит. Тянет руку, чтобы коснуться — бессознательное желание убедиться в том, что он реален, или они оба реальны, или что Тайлер просто... Не сходит с ума? Ладонь застывает в воздухе, в паре сантиметров от лица Джоша. И тогда Джош кладёт ладонь поверх его ладони, прижимая его руку к своей щеке. Мол, вот так это работает: команда Дьявола. Мы знаем все твои желания и периодически исполняем их, просто будь аккуратен с деталями и точен в формулировках. — Я обещал не спрашивать, — беспомощно говорит Тайлер. Щека Джоша — горячая, слегка колется ближе к подбородку щетиной. Тайлеру хочется бесконечно долго держать его лицо в своих ладонях, гладить скулы пальцами и наблюдать за его смеющимися глазами. — Мы всё ещё в машине, — напоминает воображаемый Джош с таким видом, будто пару воображаемых минут уже прошли. — У вас типа серьёзный разговор. Соберись. Тайлер собирается с духом; ему и правда нужно разобраться с этим. Горячие пальцы поверх его пальцев, Джош удерживает его руку, поворачивая голову. Губы проезжаются по коже, Джош целует его в центр ладони. Горячий выдох на чуть влажную, взмокшую кожу. Воображаемый Джош подмигивает игрушечному Иисусу, мол, ты только глянь, какая романтика. — Ты можешь спросить, — тихо выдыхает Джош, и его глаза смеются. — Задать один вопрос. Любой. Обещаю ответить честно. — Два, — влезает воображаемый Джош, демонстрируя два воображаемых пальца правой руки. — Нас, в конце концов, тоже двое. Знак мира, римская пятёрка. V — значит Вендетта. Воображаемый Джош дёргает плечом, мол, прости, Боже, ты не в счёт, ты игрушечный, ты запасной игрок, и вообще — в команде соперника. За бортом. Тайлер представляет себе, как игрушечный Иисус тонет, опускаясь на дно океана — вместе со своей Библией. Тайлер представляет себе, как игрушечный Иисус находит себе последнее пристанище в желудке акулы и проповедует человеческим останкам. Рай — это совсем не то, что представляют себе люди. — Ладно, — соглашается Джош. — Два. Два вопроса, Тайлер. Это вводит в ступор. Возможность узнать всё, что угодно, спросить, что угодно. Тайлер помнит: команда Дьявола. Тайлер помнит: различные интерпретации. В церкви учили: Дьявол врёт, даже когда говорит правду. Глаза личного Дьявола Тайлера смеются, горячие пальцы поглаживают его пальцы. Тайлер представляет: Рай без него — достаточно скучное, пресное место, даже с учётом солёной воды в океане. Без них обоих, раз уж на то пошло. — Ладно, — Тайлер делает глубокий вдох. — Ладно, хорошо. Всё, что угодно. У Тайлера голова идёт кругом. Он хочет узнать, реален ли воображаемый Джош. Строго говоря, его интересует, реальны ли они оба. Он хочет спросить, кто из них настоящий Дьявол. Ему нужно больше подробностей про Ад. Кажется, всё просто: вот он, легальный способ выяснить, кто из них кто. Вот он, самый лучший вариант разобраться со всем этим дерьмом в своей голове: разложить всё по полочкам. Тайлер переводит взгляд с Джоша на воображаемого Джоша, и обратно на Джоша. Тайлер косится на игрушечного Иисуса; его улыбка чудится Тайлеру слегка осуждающей. В этом переулке у многоквартирного дома кажется, что весь мир замирает в ожидании. Тайлер просто хочет доказать сам себе, что не сумасшедший. — Вот, — воображаемый палец указывает направление; Тайлер послушно поворачивает голову — пялится на плотного потного мужика в спортивном костюме, бегущего по тротуару. Они провожают его взглядом, все втроём, плюс игрушечный Иисус, голову которого воображаемый Джош заботливо поворачивает в нужную сторону, чтобы он посмотрел тоже. — Вот — настоящий псих. Шесть утра, время видеть десятый сон в кровати, в крайнем случае — трахаться. А он — ты только посмотри! — бегает. Бегает — и убегает в противоположную от них сторону, оглядываясь через плечо, так, словно может их слышать. Воображаемый Джош выпускает голову игрушечного Иисуса, и та принимается раскачиваться. — Ага, — кивает Тайлер. — А я-то нормальный. Он имеет в виду: в шесть утра сидящий в машине вместе с любовью всей своей жизни и её выдуманной копией, прокатавшись всю ночь по городу, чтобы Джош мог поспать. Воображаемый Джош кивает, мол, ну да, а что в этом такого? Игрушечный Иисус судорожно кивает, мол, в сравнении с тем бегуном, ты просто образец нормальности. Джош тихо смеётся, а затем трётся щекой о ладонь Тайлера. — Команда Дьявола, — напоминает Джош. Как будто о таком можно забыть. Тайлер помнит — даже когда совершенно упускает это из виду. — Ладно, — повторяет Тайлер. — Ладно, хорошо. Значит, два вопроса, — секундная пауза, Тайлер смотрит на Джоша. — И первый: ты пойдёшь со мной на свидание? Здесь, в этой компании, Тайлеру кажется возможным абсолютно всё, но из всех тайн мироздания он предпочитает раскрыть именно эту. Воображаемый Джош издаёт воображаемый смешок, переглядываясь с игрушечным Иисусом. — Он пойдёт за тобой куда угодно, — вместо реального Джоша отвечает воображаемый. — Так что ответ: да. Что там со вторым вопросом? Тайлер смотрит на Джоша; Тайлер всё ещё касается ладонью его щеки, Джош всё ещё прижимает своей ладонью его руку к себе. — Ты слышал, — Джош улыбается, и его глаза смеются. Небо светлеет с каждой минутой, там, за пределами машины. Тайлер готов поклясться, что в этом виновата не земля, крутящаяся вокруг собственной оси — но Джош и только Джош со своей дьявольски обаятельной улыбкой. — Насчёт второго, — Тайлер оборачивается к воображаемому Джошу: всё логично, два вопроса, по одному на каждого. — Ты празднуешь Рождество? Воображаемый Джош выглядит слегка сбитым с толку. С него на пару секунд слетает всезнайский вид. Хорошая актёрская игра или Тайлеру удалось его удивить — он никогда не узнает. Возможно, игрушечный Иисус догадывается, но пластиковый рот надёжно запечатан. — Он празднует всё, где дарят подарки, — вместо воображаемого Джоша Тайлеру отвечает реальный. — Милые сердцу сувениры, что угодно, что можно прихватить в карман. — Это называется — одолжение, — огрызается воображаемый Джош. — Это называется — сюрприз, — фыркает Тайлер. — Так что брысь из моей головы и не смей подсматривать. Или хотя бы сделай вид, что удивлён, когда получишь подарок. Воображаемый Джош показывает Тайлеру язык, реальный Джош смеётся. Ещё один поцелуй в ладонь — словно безмолвное обещание, что он об этом позаботится. Их взгляды снова встречаются, сердце Тайлера замирает. Джош смотрит на него так, что весь остальной мир с его рассветами, ранними бегунами и полусонными собачниками перестаёт иметь значение. Даже когда какой-то лабрадор ссыт на переднее колесо матушкиного Мерса. Пальцы поглаживают пальцы, Джош улыбается, Тайлеру кажется, что он тонет. Падает на дно океана следом за игрушечным Иисусом, только вместо акулы вокруг него кружат два Джоша с их дьявольскими улыбками. Поглощают его, проглатывают целиком. — Я испорчу романтический момент, — фыркает воображаемый Джош, машет зажатым в ладони мобильником Тайлера; Тайлер вдруг вспоминает, что всё это время он оставался у него. — Это Келли. Она, наконец, ответила. Она проснулась. И она ждёт нас. Тайлеру требуется секунда, чтобы осознать, сообразить, уложить в голове. — Нас? — переспрашивает Тайлер, оборачиваясь на воображаемого Джоша. Ладно, чуть больше секунды. — В смысле, нас? — пытается уточнить Джош. На воображаемом лице воображаемого Джоша появляется хищная ухмылка. Он поднимает вверх свободную руку, без зажатого в ладони телефона Тайлера. Растопыренные воображаемые пальцы, воображаемый Джош кивает на Тайлера. — Мы — это, в первую очередь, ты, — воображаемый Джош тыкает указательным пальцем в сторону Тайлера, а затем загибает его. — Ты её сын, и она думает, что это ты предупредил её, что на завтрак придёшь не один. Тайлер запускает свободную руку в волосы, слегка тянет за пряди. Ну, конечно, а чего ещё стоило ожидать от воображаемого Джоша? Тайлер сам сказал: «Ты сам знаешь, что нужно ответить». Стоило быть точнее в формулировках. Или — не стоило. Джош чуть сильнее сжимает его пальцы своими — безмолвный жест поддержки, напоминание, что он здесь, с ним. — Я предупредил её, что ты придёшь с этим самым Джошем, так что она ждёт и тебя тоже, — воображаемый Джош кивает на свою реальную копию и загибает воображаемый безымянный палец. Тайлеру интересно, почему именно безымянный, почему именно в таком порядке, но свою попытку узнать любые тайны мироздания он уже использовал — обе попытки. Джош кивает, глядя на Тайлера — мол, да, конечно, я приду, если ты этого хочешь. Тайлер, вообще-то, помнит эти слова: «Он пойдёт за тобой куда угодно». — Плюс она ждёт свою тачку, — воображаемый большой палец тоже загибается. — Вместе с приклеенным тобой, Господи, как низко ты пал. Последнее, очевидно, относится к игрушечному Иисусу — фигурке с качающейся головой на приборной панели. Воображаемый Джош загибает воображаемый мизинец тоже — очевидно, Иисуса Келли Джозеф ждёт меньше всего. Оттопыренным остаётся только один палец. Средний. Тайлер и Джош пялятся на этот воображаемый средний палец, Тайлеру смешно, Тайлеру немного волнительно от мысли о предстоящем завтраке с семьёй — и Джошем. Тайлер думает, что воображаемый Джош подаёт ему неплохой пример: демонстрирует фак всему миру. — Ну, так уж получилось, что, хоть Келли и не знает обо мне, я иду с вами по умолчанию, — припечатывает воображаемый Джош. А потом обхватывает губами свой средний палец, заглатывая его, как заправская акула. Воображаемая, конечно. Выглядит забавно, выглядит похотливо, выглядит нелепо. Тайлер представляет, как серебряное колечко проезжается по пальцу — от подушечки до основания. Тайлер сглатывает — а потом смеётся; смех выходит самую малость нервным. — Как ты только его терпишь? — со смешком спрашивает Джош. Реальный, не воображаемый. Воображаемый в ответ на это выпускает влажный от слюны средний палец, тыча его в лицо реальному. Всё это выглядит до нелепости абсурдно; Тайлер косится на игрушечного Иисуса. Тот согласно кивает Тайлеру своей головой на пружинке — мол, и правда, они оба восхитительно невыносимы. — К этому привыкаешь, — философски замечает Тайлер. — Люди привыкают даже к Аду, и к Дьяволу рядом. В этом смысле Келли Джозеф тоже придётся свыкнуться с мыслью, что теперь Тайлер проводит всё время в этой компании — команде Дьявола. Джош, наконец, выпускает ладонь Тайлера, а Тайлер снова заводит мотор. Воображаемый Джош печатает что-то в телефоне, отвечая Келли — видимо, прикидывает, через сколько минут их ждать. Джош трёт глаза — всё ещё немного заспанные, делает новый глоток энергетика. — Остановимся на заправке? — предлагает Джош. — Ты зальешь полный бак за мой счёт в качестве компенсации за ночные покатушки, а я куплю зубную щётку, пасту, и умоюсь там в туалете. — Причесаться, — фыркает воображаемый Джош. — Не забудь. Тебе стоит произвести хорошее впечатление. Джош бросает на свою воображаемую копию мрачный взгляд, ещё немного, и он, кажется, предложит Тайлеру его с собой не брать. Интересно, это возможно? Ладно, неинтересно; Тайлеру слишком хорошо с этими двумя. Это нелепо, это абсурдно, и это кажется самой правильной вещью, которая случалась с Тайлером за всю его жизнь. Читай: Тайлер и любовь всей его жизни, дважды. В этом смысле Тайлер выиграл в лотерею. Игрушечный Иисус на приборной панели напоминает всем своим видом, что Джош — оба Джоша, раз уж на то пошло — Дьявол. В этом смысле Тайлер играет в русскую рулетку. — Здесь направо сверни, — подсказывает один из Джошей. Ну, в любом случае, Тайлеру глубоко наплевать на все последствия. Так что он сворачивает туда, куда ему сказано: в направлении ближайшей заправки, где вместе с бензином можно купить всевозможные мелочи в дорогу, от одноразовых зубных щеток и до дерьмового кофе. Впрочем, нет. Кофе лучше выпить дома, с нормальным молоком, из нормальных кофейных зёрен, под пристальным взглядом матери. Тайлер представляет, как она хлопочет, доставая винтажный сервиз, спешно начищая столовое серебро и выдумывая что-то сверхсложное для простого завтрака. Это вовсе необязательно — но такова уж Келли Джозеф. Если принимать гостей у себя дома, то так, чтобы не было стыдно. Тайлер представляет скорбные мины Зака, Джея и Мэдди, которых наверняка подняли насильно и отправили наводить уборку на первом этаже. Этому всему они явно не обрадуются, зато Мэдди точно понравится Джош. В этом весь Джош со своей обаятельной улыбкой: он способен понравиться кому угодно. Даже матери Тайлера. Тайлер хмыкает своим мыслям, подъезжая к заправке, тормозит у колонки и поворачивает голову к Джошу. Он хочет сказать, что платить за бензин — тоже необязательно. Хочет напомнить, что колесить по городу было его идеей. Хочет сказать, что всё в порядке и у него есть деньги. Только не успевает. — Да, — кивает Джош. — Я знаю. Просто заправь и не спорь, я быстро. И... — Джош кидает быстрый взгляд на воображаемого Джоша на заднем сиденье, тот листает фотки в галерее, — присмотри за ним. С этими словами Джош их и оставляет — выбираясь из Мерседеса Келли Джозеф. Воображаемый Джош пялится на Тайлера, а Тайлер, в свою очередь, оборачивается на воображаемого Джоша. У этих переглядок одна цель: выяснить, кому же именно Джош адресовал эту просьбу. Ну, за воображаемым Джошем точно не стоит присматривать: он сумеет умыкнуть что угодно, даже если не сводить с него глаз. Игрушечный Иисус не в счёт, он игрушечный, пластиковый, и вообще — Иисус. Тайлер помнит слова воображаемого Джоша вечностью ранее: «Кто-то же должен за тобой присматривать». — Полный бак, — воображаемый Джош напоминает ему про другое. Тайлер кивает — не как игрушечный Иисус, куда медленнее, куда задумчивее, что уж и говорить: куда осмысленнее. — Я помню, — говорит Тайлер. — Просто хотел... поблагодарить тебя. Ну, знаешь. За всё. Воображаемые брови воображаемого Джоша поднимаются вверх, он корчит самое дурашливое выражение лица, из тех, которые уж точно не годятся для серьёзного разговора. Ну, Иисус бы вряд ли одобрил. — Знаю, — беспечно отзывается воображаемый Джош. — А ты вообразил, что знаешь, что я сделал и сказал всё это нарочно? Специально? Он вот-вот — и рассмеётся Тайлеру в лицо. Выглядит так, будто едва сдерживается от воображаемого смеха. Тайлер представляет себе, как Джош ходит по маленькому залу магазинчика при заправке, кидая в корзину зубную щетку, маленький тюбик с зубной пастой и расчёску с частыми зубчиками и деревянной ручкой. Тайлер представляет себе, как он улыбается продавцу за кассой — серебряное колечко в нижней губе поблескивает — и добавляет, что платит за полный бак. Тайлер представляет: рука Джоша на выходе с заправки тянется сама собой к стойке с солнечными очками. Сезон почти закончился, дешёвые очки устаревшей модели и с дурацкими стёклами стоят по два бакса за штуку. Тайлер представляет, как Джош суёт одну пару в карман, пока продавец, отвлекшись, пялится в другую сторону. — Да, — Тайлер улыбается. — Это ты и сделал, я же знаю. Именно так. Нарочно, специально, точно зная, какого эффекта ты этим добьешься. Ты даже его, — Тайлер касается подушечкой пальца головы Иисуса на пружинке, — не сумеешь сейчас обмануть. А он, вообще-то, ненастоящий. Игрушечный. Воображаемый Джош закатывает глаза, а потом разводит руками. — Когда ты успел стать таким засранцем? — спрашивает он. — Нет, серьёзно, ты ещё хуже меня. Давай, иди, заправляй свой бак. Келли в любом случае понадобится сегодня машина. Это одновременно странно и очень тепло слышать, как воображаемый Джош зовёт мать Тайлера просто по имени. Он присматривает не только за Тайлером — но за всей его семьёй; осознание бьёт в голову не хуже крепкого алкоголя. — Спасибо, — неловко повторяет Тайлер и тянет раскрытую ладонь к ладони воображаемого Джоша. — Я тебе целовать руки до того, как ты их помоешь, не стану, — ворчит воображаемый Джош, но ловит руку Тайлера всё равно, коротко сжимая его пальцы своими, так, что по телу Тайлера проносится волна обжигающего жара. — Полный бак. Не расстраивай его. И меня. И Келли. Тайлер выбирается из машины; заправочный шланг, запорная крышка, горловина топливного бака. Привычные действия, как езда на велосипеде — Тайлер делает это всё на автомате. Тайлер пялится в слегка затемнённое стекло витрины магазинчика при заправке. Мужик за кассой, у которого точно где-то под рукой лежит дробовик, разговаривает с Джошем. Тайлер наблюдает за понимающими ухмылками на их лицах, Тайлер пялится, как мужик с толстыми пальцами отсчитывает сдачу. Весь остальной мир, включая слюнявые кончики долларовых банкнот, кажется Тайлеру нереальным. Иллюзорным. Фальшивым. Глупые декорации, даже не особо качественные. В сравнении с тем, что происходило всё это время в машине Келли Джозеф — фикция. Дешёвая подделка. Тайлер смотрит через стекло Мерседеса: воображаемый Джош тянется с заднего сиденья, втолковывая что-то игрушечному Иисусу на приборной доске, а тот кивает ему в ответ своей головой на пружинке. У Иисуса нет выбора — воображаемый Джош очень настойчив и каждую пару своих фраз дополняет постукиванием пальца по игрушечному затылку. Свернутая валиком толстовка Тайлера всё ещё лежит на переднем пассажирском. На заднем — коробка с остатками пиццы. Две банки Ред Булла, одна из которых ещё закрытая, а в другой напитка осталось на донышке. Это — настоящее. Тайлер смотрит на собственные руки: поднятые вверх ладони и растопыренные пальцы. А он сам — настоящий? В нос ударяет резкий запах бензина. Тайлера подташнивает от одной мысли о том, чтобы вернуться в реальность, где Джоша и воображаемого Джоша попросту нет. Секунды текут подобно бензину; Тайлер вспоминает, как в детстве ему чертовски хотелось чиркнуть спичкой о край коробка, когда они ехали куда-то с мамой и останавливались на заправке. Бум! И нет ничего, и как будто никогда не было, здравствуй, Ад. Тайлер никогда не делал ничего такого — в реальности. Только представлял. Как представляет сейчас. Ровно до момента, пока Джош не обнимает его со спины, устраивая подбородок на его плече. Обнимает так, словно успел соскучиться за те несколько минут, что чистил зубы в туалете на заправке — запах мятной зубной пасты перебивает даже запах бензина. — Знаешь, я всё это время думал о твоих руках, — Джош шепчет, почти касаясь губами его уха; горячее, мятное дыхание. Тайлер машинально снова опускает взгляд. Тайлер только сейчас обращает на них внимание, вспоминает об их существовании: два уродливых близнеца на предплечьях, от запястья до локтя. Содержимое желудка подкатывает к горлу, Тайлер сглатывает; слюна пополам с желчью. Тайлер хочет спросить: и что ты надумал? Горло словно перехватывает невидимой рукой, будто воображаемый Джош, которого он перестал видеть, хватает его за шею. — Что это неправильно, — Джош ведёт пальцем по его кисти. — Когда ты меня не касаешься. До Тайлера доходит не сразу. Информация обрабатывается с задержкой. Он закрывает глаза — открывает глаза. Джош за его спиной никуда не пропадает, продолжая прижимать его к себе всё так же крепко. — Дьявол, да я тебя сам сейчас стукну, — рявкает воображаемый Джош, открывая дверь машины. — Раз Тайлер не в состоянии, это сделаю я. Тайлер вздрагивает от неожиданности, а потом — расслабляется. Потом — просто обнимает руки Джоша своими. И мир снова становится прежним — может, и ненормальным, но вполне устраивающим его самого. — Просто, блядь, садись в машину уже, — продолжает ворчать воображаемый Джош. — И шланг заправь! Да не свой... Тайлер начинает смеяться — его пробирает до выступивших в уголках глаз слёз. Его пробирает от хохота и от этой заботы, от тепла Джоша и от того, что они оба — плюс игрушечный Иисус, который не в счёт — рядом. — Ох, замолчи, — Джош коротко целует Тайлера чуть ниже уха и делает то, что ему сказано: убирает пистолет заправочного шланга, отпуская его из объятий, но садится в тачку только после того, как внутрь залезает Тайлер. Урчание мотора, выезд с парковки, почти восемь утра; время в Аду течёт немного иначе. Свои законы, не те, которые действуют в топливном баке. Джош вытаскивает новенькие солнечные очки — всё ещё с биркой на мостике между линз; доллар девяносто девять, так гласит надпись, сделанная шариковой ручкой — а затем протягивает их воображаемому Джошу. — Я тебя люблю, — выдыхает Тайлер; он всё ещё улыбается, его всё ещё разбирает смех. Тайлер наблюдает в зеркало заднего вида, как воображаемый Джош натягивает очки прямо так, с биркой, и пялится на себя, включив фронтальную камеру в телефоне Тайлера, который он так и не вернул. — Да, — кивает он, и бирка на переносице смешно трясётся. — Я знаю. Мы, — поправляется воображаемый Джош, глядя на то, как смотрит на него реальный Джош. — Мы знаем. Так что, мне идёт? Игрушечный Иисус на приборной доске кивает свой головой на пружинке, выражая общее согласие.