Pray For Demons

Иногда тишина становится такой пронзительной, что страшно даже вздохнуть, чтобы её не нарушить. Страшно спугнуть её — неосторожной, слишком громкой мыслью. Иногда страшно даже пошевелиться, чтобы слегка сменить позу. Эта история не о страхе и не особах с ним бороться. Она даже не о тишине — разве что так, один из эпизодов, когда Тайлер старается даже дышать тише, и крутит руль на поворотах как можно осторожнее. Эта история о Тайлере Джозефе, который в данную конкретную минуту старается объезжать все ямы на дорогах, чтобы не разбудить спящего Джоша на соседнем сиденье. Простая математика: Тайлер даже не спросил, во сколько именно заканчивает Джош. Времени не хватит, чтобы проиграть целый альбом, значит, меньше часа. Простая логика: дождаться, пока отдел закроется, а потом дождаться Джоша на парковке. Вернёмся на несколько часов назад, перемотаем немного временную плёнку, и вот оно: Тайлер сидит на капоте тачки своей матери вместе с воображаемым Джошем. Келли Джозеф точно стукнула бы его за такие посиделки, но дурной пример заразителен. Тайлер ничего не может с собой поделать, Тайлер ничего не хочет с собой поделать. Тайлер влюблён так, как влюбляются только в первый раз в жизни — всем сердцем, без остатка, на всё оставшееся существование. До самого библейского конца. — Ты видел, как он пялился на телефон? — спрашивает Тайлер. Они сидят на капоте машины, соприкасаясь локтями, Тайлер всё думает, как именно это смотрится со стороны. Видят ли прохожие только его самого, или не замечают их обоих вовсе. Является ли воображаемый Джош слепым пятном, не является ли всего лишь галлюцинаций самого Тайлера. Впрочем, для иллюзии у воображаемого Джоша слишком горячий локоть — и слишком большое самомнение. — Я видел, как он пялился на тебя, — беспечно отвечает воображаемый Джош, крутя в руках два маркера: чёрный и красный. Тайлер их вообще-то вернул Джошу, как только закончил с дарственной надписью — фразу про Ад он написал красным, напоминание о своей душе он написал чёрным. Чёрное на чёрном — различие лишь в оттенках, фразу можно разобрать на свету, надпись отсвечивает немного иначе, чем остальная обложка. Своё имя Тайлер пишет красным. «Твой» — вперёд имени, Тайлер пишет чёрным. Тайлер тоже видел — и чувствовал, даже когда не смотрел. Взгляд Джоша окатывал его теплом, жаркой волной с головы до ног. Остаточный эффект: Тайлеру и сейчас жарко. Остаточный эффект: рукава толстовки Тайлера закатаны до локтей до сих пор. Джош даже не взглянул на его предплечья, не остановил ни на долю секунды взгляд на уродливых рубцах, двух близнецах, которые Тайлер про себя в шутку называет «правым» и «левым». Один на полсантиметра длиннее, второй на миллиметр толще, оба уродливы. Джош смотрел на него всего — и его глаза смеялись. Через весь его усталый и помятый вид Джош обнимал его взглядом, поджигал, подсвечивал изнутри. — Я имею в виду — думаешь, он собирался мне написать? — Тайлер слегка подергивает ногой, постукивает; жест, в котором отражается вся его нервозность. — Или позвонить. Или ждал моего звонка. Воображаемый Джош занят куда более важным делом. Он открывает колпачки маркеров и тщательно обнюхивает кончик сначала одного, а затем другого. Он высовывает кончик языка, чтобы испробовать на вкус сначала красный, а потом чёрный с самым сосредоточенным выражением лица, которое Тайлер когда-либо у него видел. Две цветные точки на самом кончике языка; Тайлер засматривается, Тайлер залипает. Воображаемый Джош демонстрирует ему язык. — Это ты, — говорит он, — думаешь. А я — знаю. Пихает локтем локоть Тайлера так, словно и не воображаемый вовсе, закрывает колпачки маркеров, меняя их местами: красный колпачок на чёрный маркер и наоборот, и убирает оба в воображаемый карман воображаемых джинсов. — Так что? — губы Тайлера непроизвольно растягиваются в улыбке. — Он собирался? Тайлер представляет: Джош весь день смотрит на его контакт в телефоне и порывается позвонить, но перерывы слишком короткие, а отвлекаться от основной дьявольской работы — толкать подросткам эту адскую музыку — нельзя. Воображаемый Джош болтает ногами, голые коленки в прорезях джинсах то и дело сверкают, Тайлеру хочется положить ладонь на ту, что ближе. — Он собрался, — кивает воображаемый Джош в воображаемую даль. — И уже идёт. Джош: вид столь же усталый, сколько довольный. Джош: мятая майка и синяки под глазами. Джош: розовые волосы и смеющиеся глаза, рюкзак на плече и быстрые, торопливые шаги. Воображаемый Джош поднимает правую руку и машет ему ладонью, мол, эй, мы здесь, и Тайлер снова задаётся вопросом, видит ли Джош свою воображаемую копию. Проблема с воображаемым Джошем в том, что он никогда не говорит прямо, разве что только имея в виду направление, куда именно нужно ехать. Впрочем, реальный Джош тоже любит сюрпризы и недомолвки, но его улыбка говорит сама за себя. Чем ближе он подходит к Тайлеру, — к Тайлеру и к своей воображаемой копии, — тем шире Джош улыбается. Помятый, уставший, спавший по его виду чёрт знает сколько часов назад — он улыбается так, словно только что выиграл в лотерею. Так оно и получается в жизни: грезишь о миллионах, получаешь два бакса и второй лотерейный билетик в придачу. Воображаемый Джош пихает Тайлера локтем в бок. — Ты сравнил меня с парой баксов или с лотерейным билетом? Впрочем, и то и другое — дерьмо собачье, — фыркает воображаемый Джош. — Если ты в самом деле так думаешь — передумай. Вон, посмотри на эту счастливую улыбку. Вот о чём тебе следует думать. Воображаемый Джош замолкает, когда реальный Джош подходит ближе. Мешки под глазами и рюкзак за спиной — вот о чём думает Тайлер. Ему просто чертовски хочется как-то облегчить эту непосильную ношу. — У тебя усталый вид, — замечает Тайлер. — Неприятности в Аду? Глаза Джоша смеются, он коротко качает головой, поправляя лямку рюкзака. — Так, пару революций, одно кровавое восстание и Апокалипсис не по плану. Обычный вторник, — Джош кивает на магазины позади, и на секунду Тайлеру кажется, что сейчас на опустевшую парковку прольются реки крови, прямо из-под запертых дверей торгового центра. Секунда, вторая: ничего не происходит. — Сегодня вообще-то четверг, — воображаемый Джош стучит пальцем по пустому запястью, намекая на воображаемые часы, которых нет на его руке. Если Джош его и слышит, то не подаёт вида; Джош смотрит на Тайлера и видит только Тайлера, так, словно весь остальной окружающий мир вместе со всеми библейскими концами, вместе взятыми, не имеет значения. — Так, значит... тебя подвезти? — Тайлер подбрасывает ключи от машины на ладони; старается сделать это тем же уверенным жестом, что проделывал когда-то Джош. — Только не говори, что ты на своей. Ключи звучно падают на асфальт, мимо его ладони. Тайлер невозмутимо пожимает плечами, мол, фокус не удался, ну и что такого? Учился у лучших: у воображаемого Джоша из своих фантазий. Джош опускается перед ним на одно колено, чтобы поднять крохотный ключик с большим брелоком сигнализации. Джош поднимает на него взгляд, смотрит вот так — снизу вверх, и у Тайлера пересыхает в горле. Машины Джоша на парковке возле торгового центра нет, Тайлер в этом почти уверен. Почти наверняка. Девяносто девять процентов. Ну, был уверен секунду назад — а сейчас вся уверенность вместе с остальными мыслями испарилась, улетучилась: Джош торчит там, на асфальте, между расставленных ног Тайлера, слишком долго. Несколько секунд. И поднимается, упираясь в его колено ладонью, как чёртов альпинист, взбирающийся на вершину. Ещё чуть-чуть и вверх будут стремиться не только горные пики. — Я согласился бы поехать с тобой, даже будь я на своей, — Джош вкладывает ключи от машины прямо в ладонь Тайлера, не сводя взгляда с его лица. Тайлеру просто интересно: он заметил закатанные до локтя рукава толстовки, или нет? — Ты знал, что я приеду, и поэтому сегодня без неё? — вместе с ключами от машины Тайлер крепко сжимает пальцы Джоша. Воображаемый Джош рисует на чёрном рюкзаке реального Джоша чёрным же маркером: пару инопланетных мордочек, пока Джош слишком сильно занят разговором с Тайлером. Большие глаза, открытый в удивленной гримасе рот, треугольная голова. Нос вертикальной черточкой. — Я знал, что ты объявишься, — Джош коротко пожимает плечами: грешен, ничуть не раскаиваюсь. — Но думал, что ты позвонишь. Тайлер не спрашивает, откуда он знает. Команда Дьявола — он помнит. Достаточно и того, что ему удалось удивить Джоша своим приездом. В отличие от самого Тайлера, Джош, похоже, не против сюрпризов. Тайлер прикидывает: когда Джош в последний раз чему-то удивлялся? Этого он тоже не спрашивает, во всяком случае, не задаёт этот вопрос вслух, хотя, очевидно, слишком громко думает. Воображаемый Джош отрывается от своего занятия, кончик маркера зависает в двух миллиметрах от искусственной чёрной кожи. — Тогда, на твоём концерте, — воображаемый Джош цокает языком. — Удивил достаточно, чтобы он подкатил к тебе. И теперь — сейчас. На рюкзаке, ниже инопланетных мордочек, написано: «Джош был здесь». Ещё чуть ниже красуется: «..и Джош тоже!» Тайлер продолжает удерживать руку Джоша; пальцы такие горячие, адский жар заполняет Джоша изнутри, как лихорадка. Адский жар передаётся в свою очередь Тайлеру — как и дьявольские идеи. Он лезет свободной рукой в карман джинсов, на ощупь доставая телефон. Тайлер не сводит взгляда с лица Джоша, с его смеющихся глаз. Игра в гляделки: кто моргнёт первый, тот Тайлер. В том, чтобы быть Дьяволом, есть свои преимущества. Тайлер, не глядя на телефон, пытается набрать номер на сенсорном экране. Шестёрка на быстром наборе — Тайлер помнит. — Ох, Тайлер, — вздыхает воображаемый Джош. От воображаемого Джоша почти столько же жара — почти такого же по ощущениям и по вкусу, и пальцы у него такие же ловкие. Тайлер чувствует это, как воображаемый Джош слегка сдвигает его большой палец и давит на него подушечкой своего большого сверху, прижимая к экрану. На рюкзаке написано красным: «..и оба втайлерились». Тайлер слышит это: гудение вибрации телефона Джоша. Тайлер улавливает: слишком знакомые ноты. Тайлер слышит: свой собственный голос, который он так сильно не любит в записи. I start to part two halves of my heart in the dark, and I... Палец судорожно проезжается по экрану, телефон Джоша в его кармане затыкается, голос Тайлера обрывается на середине. Они оба — Джош и Тайлер — опускают глаза одновременно, на экран телефона Тайлера, где Тайлер сбрасывает звонок. Телефон подрагивает из-за дрожащей ладони. — Ты позвонил, — глухо произносит Джош; его глаза всё ещё смеются, должны смеяться. Ещё одна пророческая песня, написанная два года назад — Тайлер помнит, что там дальше по тексту, ближе к концу. Джош тоже это знает, должен знать. Дьявольский всезнайка. — А ты поставил на звонок мою песню, — Тайлер дёргает плечом. — Она только для меня? Тайлер снова поднимает голову; снова, одновременно с Джошем, и их взгляды опять встречаются. Пересекаются, врезаются друг в друга, врываются друг в друга так, что перехватывает дыхание. — Богохульство — это как раз для меня, — воображаемый Джош цитирует по памяти. — Один-один, раунд закончился вничью, но в этой партии по-прежнему лидирует Тайлер. В общем счёте они оба болтаются где-то в самом низу турнирной таблицы. Это падение. Это богохульство. Это команда Дьявола. — Для остальных — стандартные телефонные гудки, мелодия по умолчанию, — Джош едва ощутимо гладит пальцы Тайлера своими. — И прежде, чем ты сформулируешь этот вопрос — да, ты особенный. Но какую ещё другую песню я мог поставить на звонок от тебя? Они смотрят друг на друга, Джош и Тайлер, на опустевшей парковке, а воображаемый Джош то и дело поглядывает на них, заканчивая разрисовывать боковую часть рюкзака Джоша. Чёрный и красный маркеры, летающая тарелка, инопланетные мордашки и языки адского пламени. — Возможно, ту, которая стоит у меня на звонке от тебя, — Тайлер фыркает, он выдерживает взгляд Джоша и не выдерживает взгляд Джоша; ему кажется, тот видит его насквозь. — Ты не ставил, — Джош смотрит на Тайлера так пронзительно, что сердце Тайлера сжимается в груди, и его глаза смеются. — Я же знаю. — Ты ещё не звонил, — Тайлер тоже смеётся, пряча за смехом что-то ещё. — Я позвоню, а ты споёшь для меня, — Джош опирается ладонью о его колено, снова, тянется к нему ближе, почти упираясь лбом в его лоб. — Договорились? Воображаемый Джош щелкает обоими колпачками маркеров, поочерёдно закрывая красный и черный. Пальцы Джоша сильнее сдавливают колено Тайлера на какое-то мгновение. — Он уже знает, какую ты поставишь, — резюмирует воображаемый Джош. — И ты это тоже знаешь. Потому что, ну, ты помнишь, "you are falling too". И Тайлер кивает, не понимая и сам, с чьими именно словами соглашается. Да — на всё, на оба их предложения, предположения, преображения его чёртовой жизни. Тайлер представляет себе: совместное свободное падение. Они обнимают друг друга, они вцепляются друг в друга — и одним большим камнем летят вниз. Джош склоняется ещё ниже, тянется ближе; или это Тайлер тянется к нему сам. Их лбы, наконец, соприкасаются, Тайлер невольно улыбается, когда ощущает горячее дыхание на своих губах. Тайлер по-прежнему продолжает сжимать телефон в ладони; словно боится лишний раз пошевелиться, словно боится спугнуть — что-то или кого-то. — Это паршивая идея — целовать тебя на парковке, да? — Джош произносит это шёпотом. Выдыхает — насмешливо и горячо. Фантомные ощущения — касания маленького нагретого серебряного колечка к губам. Поясницу покалывает от зарождающихся там мурашек, они ползут вверх по спине до самого затылка. Как будто Джош сжимает его голову в своих ладонях, даже не прикасаясь к нему. Джош заставляет его тело гореть, даже не глядя на него. Джош смеётся — почти в приоткрытый рот, в разомкнутые губы. — Отвратительная, — шепчет Тайлер, прежде, чем поцеловать его. В этот раз Тайлер целует его сам; медленно касается губами губ. Медленно — почти мучительно — прихватывает его нижнюю губу своими, оттягивает, посасывает; будто пытается вытянуть из Джоша всю эту усталость последних суток. Джоша хочется касаться, хочется уложить свободную руку ему на затылок и целовать до одури, не давая ему отстраниться. Джоша хочется потянуть на себя, откидываясь спиной на капот машины. Старенький мерс это выдержит — а вот мама вряд ли, так что об этом ей лучше не говорить. Тайлер прикусывает нижнюю губу Джоша, цепляет зубами край колечка, прокручивает его кончиком языка, будто хочет сказать: молчи, это будет нашим секретом. Дверь машины хлопает — воображаемый Джош забирается на заднее сиденье. Тайлеру кажется, что это они с Джошем остаются наедине — закрываясь от этого мира, с шумом и грохотом хлопая дверью. — Я отвезу тебя домой, — это не вопрос и не предложение, Тайлер констатирует факт. — Ты выглядишь так, что тебе чертовски надо поспать. А ещё — поесть, поэтому сначала мы заедем за едой. И в этот раз заказываешь ты, но место выбираю я. Подушечка большого пальца Джоша ложится на нижнюю губу Тайлера, слегка надавливая; он то ли призывает его замолчать, то ли добивается того, чтобы Тайлер обхватил его палец губами, забирая в рот. Джош похож на человека, который так или иначе получает всё, чего хочет; план «Б» просто отсутствует. Тайлер прикусывает самый кончик его пальца. — Одно пожелание, — Джош просит — не требует; в глубине души Тайлер уже знает, что сделает всё для него. — Пусть это место окажется как можно дальше отсюда. Тайлер представляет, как воображаемый Джош, развалившийся на заднем сиденье, закатывает свои воображаемые глаза, и оттуда слыша каждое слово, произнесённое ими обоими, улавливая каждую мысль сразу в двух головах. Тайлер хочет спросить — Тайлера хватает лишь на то, чтобы слишком громко выдохнуть, когда Джош целует его в уголок губ. Концентрированная нежность. Команда Дьявола. Тайлер поднимается на ноги, сползает с капота машины, встаёт; Джош отходит секундой позже. Они забираются в старенький Мерседес матери Тайлера, где пахнет ванильной химической отдушкой и почему-то свежей выпечкой. Джош пристёгивается; движение нервное, Джош будто тянет руку из последних сил. Воображаемый Джош зевает, не трудясь прикрыть свой воображаемый рот ладонью. — А я уже думал, вы никогда не вернётесь, — звучит то ли в машине, то ли где-то внутри головы Тайлера, в одной из его фантазий. Джош с любопытством оглядывает салон машины изнутри; Тайлер представляет, как тачка выглядит в его глазах. Потрёпанная обивка на сиденьях, освежитель воздуха на зеркале заднего вида, маленькая фигурка игрушечного Иисуса, прилепленная к приборной панели. Дворники слегка заедают, и ещё давно пора бы уже заменить масло. — Машина моей матери, — неловко замечает Тайлер, глядя, как указательный палец Джоша, обмотанный жёлтым пластырем чуть ниже ногтя, тыкает голову Иисуса прямо в лоб. — Да, — Джош улыбается; его глаза смеются. — Я знаю. Тайлер прикидывает: итальянский ресторанчик на другом конце города, Мэдди обожает пиццы оттуда. Тайлер представляет: так много сыра, что в нём почти тонут все прочие ингредиенты. Тайлер загадывает: никаких морепродуктов и помидоров. — Знаешь, я говорил с ней. С матерью, — Тайлер хмыкает, заводя мотор; ровное урчание, обе ладони на руле, он не смотрит на Джоша — словно целиком сосредоточен на том, как лучше выехать с парковки. — Я рассказал ей о тебе. Тайлер не видит реакции Джоша — но легко может себе её представить. Тайлер видит эти смеющиеся глаза, даже когда не смотрит на них. Тайлер слышит смешок воображаемого Джоша. Тайлер прикидывает: даже если он сходит с ума, он сойдёт с ума счастливым. Если это означает его ненормальность, значит, так тому и быть. Голова маленького игрушечного Иисуса, приклеенного к приборной панели, слегка покачивается при движении, так, словно он кивает, соглашаясь с каждым словом Тайлера; у него Библия в руках и широкая белозубая улыбка. Джош молчит, он ждёт продолжения; не та версия тишины, которая напрягает и бьет по ушам, нервируя барабанные перепонки своей невыносимостью, когда ты говоришь лишь потому, что тебе невмоготу оставаться в этом безмолвии дальше. Джош молчит — он просто позволяет Тайлеру продолжить. Даже не глядя на него можно сказать, что он улыбается — просто в машине становится чуточку теплее, просто ладони Тайлера — обе на руле — слегка покалывает. Тайлер поворачивает голову — не специально, не ради Джоша, но чтобы глянуть в боковое зеркало с его стороны. Конечно, он улыбается. — Сказал ей ровно то, что она была готова услышать, — хмыкает Тайлер. — Она... со своими приколами. Но, знаешь, я хочу, чтобы ты как-нибудь познакомился с ней. Приходи на ужин или что-то вроде того. Посмотришь на мою ненормальную семейку. Мэдди будет от тебя в восторге, отцу покажется, что сегодня почему-то детей больше, чем обычно. Мама не даст тебе сказать ни слова, пока ты не съешь всё, что она сумеет приготовить, Зак замучает тебя разговорами о баскетболе, а Джей точно задаст тебе пару каверзных вопросов. Тайлер представляет: воображаемый Джош стащит все вилки, и ножи, вообще все столовые приборы, чтобы ужин не был таким чопорным. Мама будет с подозрением смотреть на проколотую нижнюю губу Джоша и на его цветные волосы, не говоря уже о его татуировках, но в конечном итоге купится на обаятельную улыбку — в конечном итоге, буквально спустя пару минут. Мы все покупаемся; Дьявол есть Дьявол. Тайлер строит планы на будущее: ближайшее или далёкое, он не предлагает прямо, но закидывает удочку. Ещё стоит поговорить об этом с матерью, но она будет точно так же не против, как не против бывает Джимми, когда у него что-то одалживаешь. Тайлер не каждый день притаскивает своих друзей домой — у него вообще их мало. Не считая Криса и Ника, двух человек, которых мама по-прежнему путает, хотя Тайлер дружит с ними ещё со школы, он никого не приглашал домой. Мама не будет против — скорее, ей будет слишком интересно самой, кто забрал сердце Тайлера. В глубине души она тоже знает. — И что ты об этом думаешь? Ну, насчёт того, чтобы прийти ко мне? За всеми этими размышлениями Тайлер успевает выехать с парковки, перестроиться, отстоять пару светофоров, а теперь он кидает быстрый взгляд на Джоша. Воображаемый Джош прижимает указательный палец к воображаемым губам, касаясь маленького серебряного колечка ровно посередине нижней. Глаза реального Джоша закрыты, голова слегка съехала на бок; у него усталый и чертовски измождённый вид — такой бывает, если очень долго не спать. — Самое время пошутить, — воображаемый Джош понижает голос до шёпота, тянется с заднего сиденья к спинке сиденья Тайлера, так, чтобы быть ближе к его правому уху. — Что он предпочёл уснуть, чем продолжать разговор об ужине с твоей семьёй. Тайлер закатывает глаза — дурной воображаемый пример слегка заразителен; Тайлер демонстрирует средний палец гудящей позади Тойоте; Тайлер, наконец-то, трогается с места — светофор светит зелёным уже добрый десяток секунд. Тайлер старается ехать осторожнее, аккуратнее; так, чтобы грудь Джоша продолжала так же размеренно подниматься и опускаться. — Я на его месте притворился бы мёртвым, — так же шёпотом отвечает Тайлер. — А он всего лишь уснул. Отключился в машине, расслабился, вырубился под уютный трёп Тайлера. Продолжает спать, пока Тайлер старательно объезжает все ямы на дороге по пути к итальянскому ресторанчику на другом конце города и шлепает по тянущейся к магнитоле руке воображаемого Джоша. Звук получается тихим и одновременно — оглушительным, прикосновение выходит обжигающим, отдающим электрическим разрядом. Остановка сердца — мгновенный перезапуск, перезагрузка. Быстрый взгляд в зеркало заднего вида; воображаемый Джош с воображаемо обиженным видом потирает предплечье. — Едва ли его сейчас возможно разбудить даже залпом всех фейерверков на Четвёртое Июля разом, — фыркает воображаемый Джош, и всё равно делает это шёпотом. — И уж точно он не проснётся от негромкой музыки. Джош просто спит, голова совсем съехала; достаточно неудобная поза. Тайлер представляет, как будет ныть шея, когда он проснётся. Серебряное колечко поблескивает от света фар проезжающих мимо встречных машин, глаза прикрыты. — Пусть спит, — решает Тайлер. Ему хочется спросить: как думаешь, что ему снится? Ему хочется накрыть Джоша своей толстовкой, чтобы было теплее, и подложить ему что-то под голову. Ему хочется уложить Джоша нормально — дать ему время и возможность выспаться. Тайлеру хочется узнать: почему он не спал и как долго он не спал. Слишком много вопросов, слишком много желаний; Тайлер сильнее вцепляется в руль, так, как не цеплялся даже в свой самый первый урок вождения с инструктором. Ну, тогда он не вез на соседнем сиденье спящую любовь всей своей жизни. — Он наблюдал всю ночь за тем, как ты спишь, — воображаемый Джош пожимает воображаемыми плечами, будто в этом нет ничего такого — ни в том, чтобы любоваться Тайлером, пока он сопит, уткнувшись в плечо Джоша, ни в том, чтобы сдавать этот факт самому Тайлеру сутки спустя. — А всю следующую ночь вспоминал об этом. Точнее, после того, как ты добрался до дома, поужинал и пошёл к себе наверх, он завалился на кровать, нюхал подушку и вспоминал. Короче, ему было слегка не до сна. Тайлер помнит, каким горячим казался Джош, когда он прижимался к нему ночью, как тот гладил его поясницу через тонкую хлопковую ткань футболки. «Добро пожаловать в Ад!» — об этом Тайлер помнит тоже. С Джошем куда жарче, чем в Аду. — Дьявол, — сдавленно выдыхает Тайлер. — Погоди, он что, следил за мной? Воображаемый Джош смотрит на Тайлера, как на невообразимого идиота. — Это я, — воображаемый большой палец упирается в грудь, — за тобой следил. Команда Дьявола — Тайлер помнит; но даже когда помнит, всё время упускает из виду. Тайлер помнит, какой горячей и солоноватой на вкус казалась кожа на шее Джоша. Тайлер помнит каждое «я знаю», вылетевшее изо рта Джоша, уверенное и самоуверенное, согревающее, как глоток чего-то высокоградусного в ясный день посреди зимы. Тайлер помнит, как Джош целовал его; отчётливо помнит каждый поцелуй, каждую успешную попытку заткнуть Тайлера, не давая ему договорить. — А он за тебя, — воображаемый Джош выделяет это «за тебя» голосом, таким наставительно назидательным тоном, словно Тайлер может подумать, что речь идёт о ком-то другом, и чтобы уж точно развеять все его сомнения окончательно, он тянется с заднего сиденья и тычет воображаемым указательным пальцем в его плечо. — Волновался. Тайлер притормаживает перед пешеходным переходом, и, вместо того, чтобы глянуть в зеркало заднего вида, оборачивается через плечо. Волновался. Думал, что для Тайлера всё это было — слишком? Слишком быстро, слишком много, слишком остро. Слишком близко. — Слишком много слишком, — воображаемый Джош закатывает свои воображаемые глаза: так сильно, что на секунду Тайлеру кажется, что он сейчас грохнется в воображаемый обморок. — Следи за дорогой. Не хватало ещё, чтобы эти придурки опять начали подгонять тебя гудками. Он-то не проснётся, но только представь, что ему будет сниться. Тайлер представляет: автомобильные аварии, пронзительно гудящие сирены, несколько тачек всмятку. Тайлер представляет: гудки пароходов, плавающих вдоль по реке, и Джош, бегущий по берегу за ними. Представляет: гудок за гудком в телефонной трубке, настолько оглушительные, что режут уши — пронзительные, длинные и бесконечные. Представляет: никто не отвечает на звонок. Представляет: сигнал тревоги, сирены, весь мир в руинах. Тайлер сворачивает не там, где нужно, делает крюк. Потом ещё крюк, потом — петлю, потом заезжает в пригородный район, где в этот час тихо настолько, что кажется, здесь даже у собак в этот вечер — выходной. Воображаемый Джош бормочет себе под нос, что и на кладбище звуков больше — Тайлер на него шикает. Они едут; Тайлер рулит всё так же аккуратно, ведёт машину со старушечьей скоростью. Избегает центр города и колесит по маленьким улицам — кажется, за это время они успевают объехать весь город несколько раз. Тайлер готов поклясться — к дому, где живёт Джош, они не приблизились и на десяток миль. Не только время в Аду течёт иначе; с пространством тоже творится что-то странное. — Осталось полчаса, — резюмирует воображаемый Джош, глядя на воображаемый циферблат часов на своём запястье. — До закрытия пиццерии. Тебе лучше свернуть направо, если ты всё ещё хочешь пиццу. Тайлер с сомнением косится на спящего Джоша — он не выглядит, как человек, который проснётся в ближайшие полчаса. Странно, что он вообще выглядит как человек — уставший, измученный, спящий. Сущий Дьявол, а с виду и не скажешь. Тайлер невольно улыбается, как улыбается каждый раз, когда смотрит на Джоша. А затем — послушно сворачивает направо, потому что когда Джош проснётся, он точно захочет есть, а все забегаловки, которые работают круглосуточно — полное дерьмо. Уж это-то Тайлер точно знает: испробовал на своём опыте. К этому моменту небо уже чёрное, как смола, а машин на дорогах самый минимум. Никаких тебе пробок, никаких тебе задержек, никаких тебе назойливых гудков позади. Тайлер так стремится успеть вовремя к этому ресторанчику: итальянская кухня, хозяин — итальянец, обожает готовить и всё время ворчит на свою жену, но смотрит на неё с таким восторгом, что даже лампы приглушают свой свет, когда он глядит на неё. Мэдди обожает пиццы оттуда, потому что там всегда тесто такое, как надо, и вкусный сыр, и каждую пиццу готовят так, словно вкладывают туда душу. Ну, или хотя бы какую-то часть. Тайлер думает: Джошу должно понравиться, даже если пицца достанется ему остывшей. — В последний раз мы справляли там день рождения Мэдди, — негромко говорит Тайлер. — Всей семьёй. Она праздновала с подружками, но после этого, а в тот самый день — в конце июня, мы все пошли туда. Было жарко, как в Аду, и сломался кондиционер, а я парился в рубашке с длинным рукавом, и Пабло, хозяин, смотрел на меня так, словно я свихнулся, и он один вокруг понимал, что я свихнулся, хотя и не знал почему. И тогда он притащил мне мороженое за счёт заведения. Правда, он принёс его уже подтаявшим. Воображаемый Джош слушает Тайлера с тем же самым видом, с каким слушают новости с биржевой сводки те, кто бесконечно далёк от экономики. А именно: с самым скучающим. Так с виду и не скажешь, что душа самого Дьявола. — Ага, — кивает воображаемый Джош. — Я знаю. В тот день у них сдохла морозильная камера, и пришлось куда-то девать всё, что там было — большинство пустили в дело или нашли, куда переложить. Но Пабло краем уха слышал про день рождения, и подумал, что он у тебя — так часто бывает, именинник выглядит самым несчастным, нелепым и неловким. — Я хотел позвонить ещё тогда, когда в десятый раз за тот день плескал себе в туалете ресторана воду в лицо. Ну, знаешь, ту, которая должна бы быть ледяной, но даже она была тёплой, и совершенно не спасала, — Тайлер дёргает плечом, цепляясь за руль, он рассказывает это шёпотом, говорит Джошу, — или воображаемому Джошу, — говорит, потому что хочет, наконец, хоть кому-то об этом рассказать. Но не миссис Стражински же, в конце концов, и не психологу, к которому Тайлер так ни разу и не ходил. Тайлер хочет рассказать это кому-то, кто его поймёт. Кому-то, кто даже если закатит глаза, скажет — да, я знаю. И не сочтёт его придурошным. — Я знаю, — так же тихо отвечает Джош. — Он тоже знает. И он ждал. В тот вечер, в последующие и во все предыдущие. Он до сих пор ждёт. Каждый вечер. Тайлер представляет: смеющиеся глаза буравят мёртвый экран телефона. Тайлер представляет: Джош время от времени лезет к телефону проверить, не пропустил ли он чего. Тайлер представляет: Джош берёт телефон с собой даже в ванную, даже когда запирается там, чтобы подрочить в своё удовольствие. Воображаемый Джош издаёт воображаемый смешок, Тайлер паркуется между чёрным джипом и светло-серой Мицубиси. Глушит мотор и беспомощно откидывается на спинку сиденья. — Десять минут, — воображаемый Джош стучит по воображаемым часам на своём запястье. — Я не оставлю его одного спящего в машине, даже если это охраняемая парковка, — Тайлер мотает головой; нет, нет-нет-нет, только не так, только не после того, что он услышал сегодня, даже если всё это — шутки его воображения. Джош продолжает сопеть, тихо, размеренно, висок прижимается к оконному стеклу. Измождённый, уставший, измотанный. Спящий. Тайлер думает, что будить его — преступление, а оставлять одного — предательство. — Да чтоб тебя, — раздражённо бормочет воображаемый Джош, открывая дверь машины. — Дьявол тебя побери, ладно. Жди здесь. — У тебя хотя бы есть... — начинает Тайлер и не успевает продолжить, потому что даже для воображаемого Джош слишком проворно и быстро выбирается из машины, и слишком громко хлопает дверью. — …Деньги. Заканчивает Тайлер уже тогда, когда воображаемый Джош слышать его не может — хотя в глубине души Тайлер точно знает, что всё равно слышит. И всем своим воображаемым видом показывает, что Тайлер не хочет ничего знать об этом. Тайлер и не хочет — ему просто любопытно. Воображаемый Джош скрывается за раздвижными дверями пиццерии, Тайлер стаскивает с себя толстовку — потому что лучше поздно, чем никогда. Он складывает её в несколько раз, сворачивает валиком, осторожно подсовывая в остаток пространства между оконным стеклом и головой Джоша. Тот не просыпается, только мычит что-то неразборчивое и проезжается щекой по ладони Тайлера. Кожа такая горячая, будто вот-вот расплавит воздух, будто после соприкосновения с рукой Тайлера на ладони останутся волдыри от ожогов. Не лихорадка и не температура — просто влюблённость. Тайлер смотрит на Джоша и осторожно, очень-очень медленно ведёт кончиками пальцев от виска по скуле, к щеке и подбородку. Тайлер придумывает, что сказать, если Джош вдруг откроет глаза и спросит, какого черта Тайлер творит. Ответ приходит в голову сам собой: фраза, которая не пояснит ничего, и одновременно опишет всё и больше, чем всё. «Ты и так знаешь». Тайлер вздрагивает от стука в стекло, резко отдёргивает руку, отстраняется, отлипает от Джоша. Там, на улице, стоит воображаемый Джош: коробка с пиццей в одной руке, картонный поднос с двумя бумажными стаканчиками и двумя банками Ред Булла — в другой. Если Тайлер и задумывается, как воображаемый Джош стучал в окно с занятыми руками, то лишь на секунду, а в следующую — он уже открывает дверь, чтобы забрать и пиццу, и стаканы, и две банки энергетика. В ноздри ударяет запах горячей выпечки — живот сводит от голода. — Ты заплатил за это? — Тайлер суёт бумажные стаканы в подстаканники, коробка с пиццей оказывается на коленях, а банки отправляются на заднее сиденье. Туда же лезет и воображаемый Джош, хлопает дверьми и самомнением, тянет руку к одному из бумажных стаканов. — Нет, конечно, — воображаемый Джош и его воображаемое ворчание. — Приготовил пиццу сам. И кофе сварил себе тоже сам. Дьявол, этот — твой, — он отпивает из стаканчика и морщится, а затем меняет их местами. — Взял тебе зелёный чай. Тайлер точно знает, что надо сказать. «Спасибо, это очень мило с твоей стороны». Вместо этого Тайлер открывает картонную коробку с пиццей. Пеперони и очень, очень много сыра. Горячая, только из печки. Тайлер шумно вдыхает носом воздух и закрывает коробку обратно — аромат остаётся. — Вряд ли он проснётся от запаха, — воображаемый Джош пожимает воображаемыми плечами, глотает содержимое своего стакана, блаженно прикрывая на секунду глаза, а затем открывает один, прищурившись, пялится в плечо Тайлера. Его взгляд ощущается почти физически: покалыванием, жжением на коже, словно припекает солнце. — Но он точно расстроится, если ты останешься голодным. И оставишь эту горячую пиццу на растерзание мне. Тайлер точно знает, что именно хочет спросить. «Ты же воображаемый, зачем тебе вообще еда?» Тайлер отлично знает, что воображаемый Джош скажет ему в ответ: «Воображаемые не притаскивают тебе пиццу». Ткнёт сводящими с ума фактами в его навоображавшее чёрт знает что лицо. Зелёный чай они тоже не притаскивают, не воруют батарейки, не подсказывают тебе, где работает любовь всей твоей жизни и не пугают других людей. Тайлер с сомнением смотрит на спящего Джоша; висок прижимается к оконному стеклу, на щеке останутся вмятины от свернутой валиком толстовки. Кажется неправильным есть пиццу — пусть горячую и так заманчиво пахнущую — без него. Он переводит взгляд на фигурку игрушечного Иисуса: его голова не двигается, он смотрит куда-то мимо Тайлера с застывшей улыбкой. — Если твой Бог запрещает есть тебе пиццу, ты уверен, что тебе вообще нужна такая религия? — воображаемый смешок слетает с воображаемого рта, воображаемый палец щелкает по лбу игрушечного Иисуса, и тот начинает быстро-быстро кивать. Голова на старой пружинке, краска слегка облезла, и теперь седина проскальзывает в его волосах и в его бороде, и Библия кажется слегка потрепанной, и одежда кажется изношенной. — Когда Бог глух к твоим молитвам, Дьявол всегда на быстром наборе, — Тайлер произносит это вслух, Тайлер помнит; не новая заповедь и не новая молитва, просто совершенно новая глава в его жизни. — Аллилуйя, — фыркает воображаемый Джош, тянется, чтобы открыть коробку. Большая пицца, разрезанная заранее на восемь кусков; воображаемая рука с воображаемой татуировкой нагло хватает ближайший к нему. В этот раз Тайлер не шлепает его по ладони — Тайлер берёт себе кусок следом за ним. Моцарелла, колбаски пеперони и тесто, сдобренное пряным томатным соусом с травами, тающее во рту. Игрушечный Иисус смотрит мимо него — словно стараясь не замечать того, с каким аппетитом Тайлер поедает свой кусок. Коробка с оставшейся пиццей отправляется на заднее сиденье — воображаемый Джош облизывает воображаемые губы, задевая кончиком языка серебряное колечко. — Оставь ему хотя бы пару кусков, — просит Тайлер с набитым ртом. Воображаемый Джош смотрит на него так, словно Тайлер свихнулся; взгляд, полный жалости и сочувствия. Тайлеру хочется спросить: «Эй, кто из вас двоих настоящий Дьявол?», Тайлер вгрызается зубами в тесто и пьёт свой горячий зелёный чай. Тайлер молчит так, словно в глубине души он уже знает правильный ответ. Они съедают ещё по куску пиццы — воображаемый Джош просто протягивает один Тайлеру, и он не находит в себе сил отказаться — прежде, чем Тайлер снова заводит мотор и выруливает с парковки; и они едут по ночному городу дальше. Через улицы, без какой-либо цели, пока Джош продолжает спать, а его воображаемая копия — с самым скучающим видом пялиться в окно. Тайлер старательно объезжает каждую яму, он почти слышит в своей голове сварливый голос отца: «И на что идут мои налоги?» Сотовый Тайлера коротко пиликает, вибрируя в переднем кармане джинсов. — Келли желает тебе спокойной ночи, — сообщает воображаемый Джош ещё до того, как Тайлер не то что достаёт свой мобильник из кармана, но даже до того, как к нему тянется. — И напоминает, чтобы ты не оставался голодным. Тайлера пробирает мороз по коже — но он не сомневается, что сообщение именно от мамы. И когда он вытаскивает телефон, несколько секунд он просто держит его в ладони, второй продолжая удерживать руль. Читать сообщения за рулём — плохая идея. Всё равно стоит проверить хотя бы то, кто ему написал — с равным успехом это может быть Мэдди. Или Джей. Или Зак. Или Крис. Или Ник. Или тётушка Магда, которая хочет узнать планы Тайлера на Рождество. Это вопрос веры. Это вопрос доверия. — Ответь ей, — просит Тайлер, заводя руку с мобильником назад; вздрагивает от прикосновения горячих воображаемых пальцев к ладони. — Ты сам знаешь, что написать. Воображаемый Джош кивает, набирая код на экране, чтобы его разблокировать — Тайлер пялится в зеркало заднего вида. — Поставлю в конце сердечко, — комментирует воображаемый Джош. — А то она не поверит, что это ты. Тайлер только кивает — и они продолжают колесить по городу в ночи.