Pray For Demons

Главным для Келли Джозеф всегда были её дети. Вот она, цель её жизни: чтобы с её детьми всё было в порядке. Её дети, её чада, все четверо должны быть сыты, в тепле, довольны жизнью. И, конечно, они должны вырасти достойными людьми. И Келли старалась сделать для этого всё: она трудилась, не покладая рук — в школе, где работала и учила не только своих ребятишек, но и других таких же оболтусов, и дома, где шла непрерывная война с бардаком на всей площади. Конечно, когда у тебя четверо детей, тут уж не до особого порядка. Впрочем, эта история не о том, как выводить пятна от травы со светлых штанов, и не о том, как выгребать из-под кровати грязные шмотки. Эта история даже не о Келли Джозеф — а о её первом ребёнке, которого она тоже постаралась воспитать достойным человеком. Только никогда не говорите Келли, что первый блин всегда выходит комом: даже если у неё самой проглядывают иногда такие мысли, она встанет на защиту своего сына, подобно разъярённой львице. Но потом, конечно, задаст Тайлеру трёпку. Именно этого опасается Тайлер, лёжа в постели; время на часах близится к полудню. Стоит ему спуститься вниз, как мама снова начнёт делать это: задавать слишком много вопросов. — Ты не сказал ей, — говорит воображаемый Джош из фантазий Тайлера. — Вчера. То, что хотел. Воображаемый Джош лежит в той же кровати, что и Тайлер, на правом боку, тогда как Тайлер лежит на левом. Достаточно близко, чтобы можно было разговаривать шёпотом, так тихо, чтобы никто не услышал, даже если остановился бы возле двери в комнату Тайлера, прижимаясь к ней ухом. Недостаточно близко, чтобы коснуться друг друга хоть как-то. Тайлер, завёрнутый в одеяло, словно в кокон, отлично помнит, как вчера сдвинулся к самому краю и похлопал по второй половине кровати. Воображаемому Джошу из его фантазий не нужно спать — но он пожал плечами, мол, да что с тобой ещё делать. А потом залез под невоображаемый клетчатый плед, натянув его почти до самого подбородка, и, кажется, пролежал так до самого утра. Точнее, до момента, когда проснулся сам Тайлер. Возможно, Тайлеру стоило бы стащить с кровати одеяло и пару подушек, или провести ещё более тщательную инспекцию под матрасом, чтобы выяснить, чем именно занимался остаток ночи и всё утро воображаемый Джош. Тайлеру лень, Тайлер только проснулся, Тайлер с трудом давит зевок. — Конечно, не сказал, — фыркает Тайлер. — Знаешь, как бы она отреагировала вчера на всё, что бы я ни попытался сказать, там, на кухне? О, воображаемый Джош знает это ничуть не хуже Джоша реального: хотя реальный Джош ещё не знаком с его матерью. Тайлер ловит себя на этой мысли благодаря едва уловимому движению бровей воображаемого Джоша: пока не знаком. Однажды они это исправят. Кончик воображаемого языка касается воображаемого серебряного колечка в губе, воображаемый лоб морщится. — О, Тайлер, — они произносят это хором, громким шепотом, Тайлер и воображаемый Джош из фантазий Тайлера. — Сначала поешь, всё остальное в состоянии подождать. И не разговаривай с набитым ртом! Передразнивать мать Тайлера у воображаемого Джоша получается лучше. Тайлер утыкается лицом в подушку, давясь хохотом. Те же самые интонации, то же самое выражение лица, тот же обеспокоенный тон с нотками раздражения. Взгляд: «Я же тебе уже сто раз говорила!». Воображаемый Джош даже делает этот жест рукой, высвобождая левую из-под клетчатого пледа, подкладывая воображаемую добавку на воображаемую тарелку Тайлера. Воображаемые блинчики, воображаемые панкейки, воображаемый клубничный сироп. Воображаемый омлет с воображаемыми кусочками бекона. Воображаемая чашка кофе. Желудок Тайлера сводит от одной мысли, что всего сутки назад он точно так же лежал в постели с реальным Джошем — только ещё ближе. Они тоже собирались идти на кухню. Знакомить Тайлера с чудаковатым Джимми и громилой Барри. Странный вышел завтрак: Тайлеру за все время не удалось забыть о рубцах на своих предплечьях, но удалось сделать вид, что он их тоже не замечает. Тайлер помнит, как ладонь Джоша легла на всё ещё красный шрам чуть ниже локтя, там, под столом, где Барри и Джимми не могли бы этого увидеть. Этого не увидел даже воображаемый Джош — но точно почувствовал. Тайлер помнит — мгновенное напряжение в спине и ощущение, словно кто-то ходит по твоей могиле. Воображаемый Джош обернулся и посмотрел ему прямо в глаза, и кончик языка скользнул по маленькому серебряному колечку, а потом воображаемый Джош дёрнул правым воображаемым плечом с воображаемой татуировкой, видневшейся из порванного рукава красной спортивной кофты, мол, да пошли они все, а? И Тайлер улыбнулся точно так же, как улыбается прямо сейчас, давя желание протянуть руку и коснуться подушечкой большого пальца маленького серебряного колечка в губе воображаемого Джоша. — Я скажу, — говорит Тайлер. Он понятия не имеет, кто именно входит в эти «все», которым следует пойти к чертям собачьим, и не будет ли сказанное им поводом послать и свою семью туда же. Но с влюбленностью такая штука: когда твоё сердце поёт, тебе хочется петь на весь мир, во весь голос. В последний раз, когда Тайлер влюбился, ему было четырнадцать, и мама догадалась по тому, что Тайлер битых два часа пел в ванной все песни о любви, которые только знал. С перерывами на плеск воды, шум и быстрые, судорожные движения рукой. В последний раз влюблённость Тайлера продлилась около недели. У объекта влюбленности были светлые волосы и волшебный, магический смех, окрашенный мёдом и патокой. Тайлера прошибало мурашками и внутренней дрожью каждый раз, когда он слышал, как она смеётся; они учились в одной школе, она — на год старше. Тайлер даже не знал её имени, оно не имело значения, он был влюблён в неё и в то, как она смеётся. Она разбила его сердце, когда не то что не рассмеялась на его шутку, которую Тайлер тщательно продумывал несколько дней — она даже не улыбнулась. Она посмотрела на него, как на жалкое ничтожество и отвернулась к своим подружкам — а когда засмеялась снова, этот смех жалил Тайлера в спину, как рой разъярённых ос. Она смеялась над ним, а не над его шуткой, смеялась над жалкой попыткой Тайлера привлечь его внимание. Тем же вечером Тайлер попытался сделать это впервые. Убить себя. Достучаться до Бога. Послать всю свою жизнь к чертям собачьим. Вот о чём говорит воображаемый Джош: надо было послать туда всех остальных. — Не переживай, — воображаемый Джош давит подушечкой большого пальца на серебряное колечко, оттягивает нижнюю губу. — Я всегда могу сделать это за тебя. В смысле — дотронуться. В смысле — послать всех к чертям. В смысле — сообщить матери, что нашёл любовь всей своей жизни. Звукоизоляция в доме всё ещё дерьмо, мам, так что прикупи беруши, когда будешь в хозяйственном отделе, ладно? Некоторые вещи можно сделать только самому — в этом и есть весь смысл, нужно прочувствовать их на собственной шкуре. Тайлер об этом знает — и всё равно ценит всю поддержку воображаемого Джоша из своих фантазий. — Знаешь, у меня был воображаемый друг в детстве, — Тайлер говорит это походя, когда, наконец, встаёт с постели, когда не смотрит на воображаемого Джоша, когда роется в шкафу в поисках чистой и свежей футболки, на которой не написано ничего про Ад. — Его звали Клэнси. Воображаемый Джош насмешливо фыркает — Тайлеру чудятся в этом звуке отголоски ревности. — И что же с ним случилось? — Я вырос, — Тайлер вытаскивает на свет Божий из недр шкафа футболку с коротким рукавом — ту, что ни разу не надевал после того, как вскрыл себе вены. Вырос и поверил в то, что его не существует, вот что имел в виду Тайлер. — Вырос и завёл себе воображаемого любовника, — вот как поправляет его воображаемый Джош. Тайлер демонстрирует ему футболку: белая с красными и синими абстрактными разводами, будто на неё пролили краски. Воображаемый Джош склоняет голову набок, придирчиво рассматривая её, а потом кивает, мол, да, пойдёт. Штаны из хлопка с кучей карманов он бракует, делая выражение лица, будто ему под нос подсунули что-то протухшее, зато дурацкие шорты, которые Тайлер достаёт лишь для того, чтобы добраться до других шмоток, ему нравятся. — Я с тобой не сплю, — хмыкает Тайлер; необязательно натягивать именно то, что выбрал ему воображаемый Джош, но Тайлер делает именно это. В конечном итоге, у Джоша отличный вкус, у них обоих — отличный. И с ними обоими Тайлер не спит, во всяком случае, пока что. Джош обещал, что будет. Воображаемый Джош просто смеётся, разглядывая, как Тайлер натягивает на себя шорты. — Только не говори, что ты из этих, — насмешливо тянет воображаемый Джош. — Никакого секса до свадьбы и всё такое. Тайлер наблюдает: воображаемый Джош крутится перед зеркалом, расчёсывая пятернёй свои спутанные розовые волосы. Воображаемый Джош показывает своему отражению в зеркале язык; отражение ожидаемо отвечает ему тем же. Тайлер трёт ладонью левое предплечье, рубец на нём, будто пытается втереть его в кожу, сгладить, сделать более невидимым. Ожидаемо, левый уродливый близнец такого же уродливого шрама на правой игнорирует все его старания. — Только не обсуждай это с моей мамой, — смеётся Тайлер. — И не трогай презервативы в ящике над раковиной в ванной родителей. Ещё одного брата или сестру я, пожалуй, не выдержу. Воображаемый Джош в воображаемой расстёгнутой белой рубашке в серую полоску выуживает из воображаемого нагрудного кармана квадратный кусок фольги из алюминия — индивидуальную упаковку для презерватива. — Могу даже подложить лишний, — воображаемые губы растягиваются в невоображаемой ухмылке; воображаемое отражение в зеркале подмигивает Тайлеру. Всё, что остаётся Тайлеру: закатить глаза. В семье Джозефов четверо детей, вышедших из младшего школьного возраста; мама точно ведёт строгий подсчёт количества средств контрацепции в шкафчике над раковиной. Неизвестно, что хуже: если при еженедельной инвентаризации их окажется на несколько штук меньше, или если их окажется на несколько штук больше. За сутки отсутствия Тайлера дома ничего не изменилось: тот же бардак, та же задумчивая Мэдди с учебником перед экраном телевизора, тот же увлеченно играющий в приставку Джей, тот же Зак, предпочитающий находиться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Тот же отец, пропадающий на работе, та же мама, прячущаяся на кухне. Тайлер чмокает Мэдди в макушку, она улыбается — немного устало и очень тепло. — У тебя же каникулы, — напоминает ей Тайлер, кивая на учебник. Воображаемый Джош фыркает, заглядывая через плечо Джея: Плейстейшен интересует его куда сильнее всех учебников, вместе взятых. — Не все в этой семье планирует бросать колледж, Тайлер, — раздаётся с кухни голос матери. — Не отвлекай её. Тайлер и Мэдди обмениваются понимающими взглядами. Многодетная семья напоминает государство с вечной гражданской войной: конфликты вспыхивают и гаснут, разные стороны враждуют и объединяются по несколько раз на дню. Ссоры и перемирия, военные действия и спасательные операции. В этот раз — очередь Тайлера отвлекать внимание главы государства. Взгляд Мэдди застывает на обнажённых предплечьях Тайлера — на уродливых рубцах на них, тянущихся от запястья до локтя. Усталая улыбка застывает на её лице, в глазах остаётся немой вопрос. Ей не надо произносить его вслух, чтобы Тайлер уловил его. «Ты в порядке, Тайлер?» Даже дома он предпочитал париться в одежде с длинными рукавами, как будто все члены семьи, включая Джея, не в курсе, что спрятано под тканью. Воображаемый Джош тянет руку, перелистывая учебник Мэдди на несколько страниц вперёд, пока её внимание приковано к Тайлеру. Всё, что делает Тайлер — улыбается Мэдди, слегка пожимая плечами. Невербальное общение, язык жестов. Хаос — тоже форма порядка. Келли Джозеф из тех женщин, которым всегда надо что-то делать, они словно не в состоянии ни секунды усидеть спокойно на месте. Она готовит, она моет посуду, она перемывает все поверхности и шкафчики в доме, она протирает зеркала и натирает пол, она выбивает подушки и одеяла, и обрабатывает паром мягкую мебель, она тщательно сортирует грязную одежду по цветам и запускает стиральную машину, она отвозит младших детей в ту же школу, где преподаёт сама. Кажется, стоит Келли остановиться хоть на секунду — и мир тоже остановится. Тайлер опирается плечом о дверной косяк на пороге кухни, наблюдая за тем, как земля продолжает вертеться: Келли Джозеф готовит шоколадные маффины под бубнёж какой-то передачи об акулах по Энимал Плэнет по телевизору на кухне. — Садись, — командует мама. Воображаемый Джош делает именно это, будто слова матери Тайлера относятся непосредственно к нему: усаживается на кухонный шкафчик, прямо рядом с миской растопленного тёмного шоколада со сливочным маслом. И, пока мама лезет в холодильник, чтобы достать апельсиновый сок и тарелку со скрэмблом с беконом, воображаемый Джош макает воображаемый указательный палец в миску, зачерпывая содержимое. Тайлер тоже усаживается — за стол, наблюдая за тем, как воображаемый Джош обхватывает губами указательный палец, перемазанный шоколадом. Мама ставит тарелку с омлетом в микроволновку, а упаковку с соком — на стол перед Тайлером. Выражение лица воображаемого Джоша — полнейший экстаз; он обсасывает свой палец с добрую минуту, пока мама крутится на кухне. Стакан и столовые приборы, микроволновка шумит, Тайлер вдыхает запах жареного бекона. Когда взгляд мамы падает на миску с растопленным шоколадом и сливочным маслом, на поверхности смеси остаётся лишь небольшая бороздка — она достаточно жидкая, чтобы скрыть все следы. Недостаточно жидкая, чтобы сделать это слишком быстро. Мама пялится на эту бороздку: немного непонимания, немного недоумения, Тайлер слышит этот треск ломающейся картины мира. Или это омлет, разогревающийся в микроволновке. Воображаемый Джош пожимает воображаемыми плечами, глядя на Тайлера, мол, а что такого? Завтрак — это важная часть дня. — Какие у тебя планы на день? — мама спрашивает; ей интересно, ей хочется добавить больше звуков поверх фоновых шумов, ей хочется создать видимость нормальной семьи. В общем-то, из всей семьи у неё хуже всего получается сделать вид, что она не видит шрамы Тайлера; она останавливала на них взгляд и раньше, всё время, пока они были скрыты рукавами рубашек, кофт и толстовок, она точно знала, что они там. Сейчас она старательно на них не смотрит: они стоят у неё перед глазами, даже когда её взгляд направлен в другую сторону. Сейчас она смотрит в окно — в щель между занавесками, прямо сквозь воображаемого Джоша из фантазий Тайлера. Воображаемый Джош поднимает вверх указательный палец другой руки, свободной, но такой же воображаемой. Указательный палец правой всё ещё у него во рту, снова, он ждёт момента, пока Келли Джозеф отвлечётся — хотя бы на писк микроволновки. — Я кое с кем встречаюсь, — говорит Тайлер, пока омлет в микроволновке разогревается. Мама оборачивается на него; эта фраза Талйера волнует её куда больше происходящего на улице. Там соседские мальчишки вот-вот устроят драку: сынишка Тиллманов и ребёнок Спеллманов что-то не поделили. Тайлер думает, что не готов делиться ни одним из Джошей. Воображаемый Джош согласно кивает: отличная фраза, весьма двусмысленная. Воображаемый Джош кивает: делиться в этом конкретном случае совершенно необязательно. — О, — выдаёт мама, вглядываясь в лицо Тайлера. — И с кем именно? Келли Джозеф и ворох её мыслей, воображаемый Джош пялится на неё с любопытством: что ещё она выкинет? Микроволновка пищит, палец воображаемого Джоша снова лезет в миску, Тайлер наливает себе стакан сока. Ледяной и кислый; Тайлер облизывает губы. Память услужливо подкидывает, как ещё сутки назад кончик языка Тайлера облизывал губы Джоша, натыкаясь на тонкое серебряное колечко на нижней. Келли Джозеф видит разницу между тем, чтобы встречаться с кем-то сегодня и встречаться с кем-то вообще, но не уточняет, что именно Тайлер имеет в виду. В глубине души она догадывается, в глубине души она уже знает: даже если Дьявол не успел ее завербовать. Это то самое материнское чутьё, сверхъестественное и мистическое. Тайлер дожидается, пока мама поставит тарелку перед ним: всё равно не позволит ему делать что-то на кухне, пока она сама там. Ещё не хватало, чтобы она уронила тарелку с омлетом от услышанного. Тайлер представляет: разлетевшиеся по полу кухни кусочки бекона и яйца. — Это Джош, — Тайлер тянет тарелку чуть ближе к себе; вооружается ножом и вилкой, точно планирует защищаться от нападок матери. Келли Джозеф не то чтобы гомофобна, но когда дело касается твоих детей, тебе всегда хочется для них лучшей участи, чем длинный тернистый путь. В глубине души Тайлер знает, что мама продолжит его любить в любом случае, но принятие — это тоже очень долгий путь. — Джош Дан, — уточняет Тайлер, словно фамилия Джоша имеет большое значение. Воображаемый Джош зачерпывает новую порцию шоколада и сливочного масла из миски, попутно рисуя сердечко в шесть бороздок. — Приятного аппетита, — отрезает мама Тайлера, орудуя ножом на разделочной доске. Она расправляется с куском ветчины так, словно представляет на его месте этого самого Джоша Дана, который может как-то обидеть её сына. Воображаемый Джош поочерёдно тянет все пальцы в рот, облизывая каждый; он косится на Келли со смесью опасения и любопытства; черти пляшут в его глазах. — Спасибо, — Тайлер подцепляет вилкой кусочек бекона. — Я тоже люблю тебя, мам. Келли выдавливает из себя улыбку, которая предназначена Тайлеру, но которую Тайлеру она не показывает. Она стоит к нему спиной, кромсая кусок ветчины на такие тонкие ломтики, что через них можно подсматривать происходящее на свету. Так они остаются каждый при своём. Келли имеет в виду, что Тайлер встречается с кем-то — прямо сегодня. Тайлер имеет в виду, что встречается с кем-то — вообще. Оба в глубине души знают правду, оба предпочитают обходить её стороной. Дипломатические переговоры в семье Джозефов. — И я люблю тебя, дорогой, — так любят кусок ветчины, перед тем, как его слопать. — Во сколько ты уйдёшь? Воображаемый Джош показывает Тайлеру шесть пальцев: пять чистых и один измазанный в шоколаде со сливочным маслом. Растопыренная левая ладонь и перепачканная правая. Тайдер глотает ледяной апельсиновый сок, губы стукаются о край стеклянного стакана. — Около шести, — отвечает Тайлер. Воображаемый Джош пожимает плечами с самым невозмутимым видом снова, мол, просто доверься мне ещё разок — тебе понравится, даже если ты ненавидишь сюрпризы. Тайлер хочет знать даже о начинке пирога перед тем, как откусить самый крохотный кусочек. Что бы ни было в планах воображаемого Джоша — это всё равно наверняка лучше, чем все остальные планы Тайлера. — Тогда у тебя будет время покосить газон и помочь мне с покраской ограды. Белый забор и изумрудная лужайка: американская мечта плохо контрастирует с уродливыми рубцами. Тайлер предпочитает прожевать и промычать что-то неразборчивое — не то чтобы это был вопрос, насчёт времени и помощи. Тайлер глотает свою еду, то и дело поглядывая на воображаемого Джоша, который неотрывно следит за Келли Джозеф — чтобы урвать свой момент и зачерпнуть ещё немного растопленного тёмного шоколада, смешанного со сливочным маслом. Наука приготовления шоколадных кексов — мама Тайлера успела изучить её в совершенстве, но то, к чему её не готовила жизнь — что кто-то будет поедать её шоколад прямо из миски, а она ничего не сможет с этим сделать. Тайлеру любопытно, чем всё это закончится, и он растягивает свой завтрак, как может, но, как и всему в этой жизни, омлету с беконом на тарелке тоже приходит конец. Всё это не заканчивается толком ничем: воображаемый Джош просто спрыгивает с кухонного шкафчика, роняя вместе с собой одно из цветастых полотенец на кухне. Келли Джозеф верит своим глазам, даже когда предпочитает их на что-то закрывать — но в этом случае она не видит ровным счётом ничего, что пролило бы ей свет на происходящее на кухне. Бороздки на топлёном шоколаде в миске, которые то и дело появляются, само собой падающее полотенце на пол. В конце концов она решает, что слишком устала для полудня — и ещё, что нужно закрыть окно. Должно быть, всё дело в сквозняке. Воображаемый сквозняк идёт в гараж за газонокосилкой следом за Тайлером. Может, Тайлер и не слышит воображаемых шагов, но точно знает, что воображаемый Джош идёт за ним. Тоже чутьё, не материнское, но определённо сверхъестественное. Он не оборачивается, когда вывозит газонокосилку на лужайку, не оборачивается, когда доливает в неё немного бензина из канистры. Трава должна быть изумительно зелёной и ровно подстриженной: Тайлер помнит указания мамы, Тайлер занимается этим лет с десяти. Тогда это занятие ему нравилось, сейчас он думает о том, что в любой момент может сбежать к себе в комнату — за какой-нибудь шмоткой с длинными рукавами. Но пока он ещё не сбежал. Тайлер и его уродливые рубцы на предплечьях на радость всем соседям — благо, время чуть позже полудня, и большинство из них на работе. Дома торчат только упоротые домохозяйки, у которых только и работы, что приготовить обед и ужин, налить себе бокал вина перед тем, как вычистить весь дом, и ещё, конечно, подсмотреть в щель занавески, чем там заняты их соседи. — Ты всегда можешь снять свою футболку, — предлагает Джош. — Возможно, это отвлечёт всех от твоих рук. И ещё детишки, у которых сейчас, как у Мэдди и у Джея, каникулы — впрочем, большинству из них и дела нет до скучного Тайлера и его жужжащей газонокосилки. — На животе тоже шрамы, — бурчит Тайлер, как только запускает газонокосилку — теперь сквозь её шум не слышно его тихого голоса, и можно спокойно продолжать разговаривать с воображаемым Джошем, не рискуя прослыть сумасшедшим. Воображаемый Джош на сей раз устраивается на крыльце, усаживается на ступеньках. Судя по его виду — ему смертельно скучно. По крайней мере, у него в руках ничего нет — значит, он не стянул ничего с кухни. — Они менее заметные, — воображаемый Джош насмешливо фыркает. — Всё внимание будет оказано твоим торчащим соскам. По крайней мере, моё. Что лучше — окатить Джоша ледяным взглядом или водой из шланга? Несколько цветочков на клумбе, высаженной мамой Тайлера, явно просят воды. Тайлер стрижёт газон совсем не с тем удовольствием, которое получал от этого занятия в детстве. Он пытается выбрать момент, когда воображаемый Джош будет занят чем-то другим, будет смотреть не на него, и... Воображаемый Джош из его фантазий, команда Дьявола, Тайлер всё время упускает это из виду. Тайлер проверяет телефон на наличие уведомлений впервые за утро: он и так знает, что там ничего нет — но стоит удостовериться. Тайлер представляет: воображаемый Джош лежит прямо на лужайке и он проезжается газонокосилкой прямо по нему. Ладно, вряд ли с ним такое сработает тоже. — Какого чёрта он не звонит и не пишет мне? — вопрос почти что риторический, Тайлер не ждёт на это ответа, тем более, серьёзного ответа, объясняющего хоть что-то. Воображаемый Джош встаёт с крыльца, неторопливо подходит к Тайлеру; такие же неторопливые шаги неспешной походкой — он вышагивает рядом с ним по свежевыкошенной лужайке. Тайлер наблюдает: трава ничуть не примята после его шагов. Потрепанные конверсы утопают в траве, воображаемый Джош прячет руки в воображаемых карманах, он идёт так, чтобы заслонить собой Тайлера — так, чтобы с дороги его было труднее разглядеть. Было бы — не будь Джош воображаемым, ладно? Идея хороша, но с исполнением что-то пошло не так. — Помнишь, что ты пел ему? — Джош постукивает по ручке газонокосилки рядом с ладонью Тайлера. — Ты должен забрать мою жизнь, должен забрать мою душу. Ну, вот, чтобы он забрал, тебе сначала надо её отдать. По воображаемому лицу непонятно, говорит он всерьёз или прикалывается. Тайлер останавливается на несколько секунд, он сначала даже хочет вырубить газонокосилку, чтобы убедиться, что всё верно расслышал, но затем решает обойтись и без этого. — Ну, знаешь, — Тайлер усмехается, качая головой — он просто идёт дальше, толкая вперёд жужжащую газонокосилку, доходит до края лужайки, разворачивается, продолжает косить; Джош продолжает идти вровень с ним. — Я бы отдал свою душу, просто... Чёрт, хочется знать, что она ему нужна. Ну, понимаешь, взаимность. Не то чтобы я ожидал получить его душу в ответ, но... Тайлер замирает, когда чувствует горячую ладонь на своём плече. Хватка у воображаемого Джоша оказывается совсем не воображаемой — очевидно, завтрак, самая важная часть дня, придал воображаемому Джошу сил. Горячие пальцы сдавливают плечо Тайлера, вынуждая его остановиться и посмотреть на него. Тайлер представляет, как все домохозяйки в округе, наблюдающие за происходящим в щель занавесок, замерли в ожидании. Воображаемый Джош смотрит на Тайлера, как на последнего идиота. — А я по-твоему что тут делаю? — фыркает он, а затем убирает руку. Тайлера бросает в холод, Тайлера бросает в жар, он смотрит на воображаемого Джоша так, словно воображает его впервые. — Эй, Тайлер, — кричит ближайшая домохозяйка, а именно — Келли Джозеф, мать Тайлера, приоткрывая окно, так, чтобы её было лучше слышно. — Всё в порядке? Воображаемый Джош машет ей рукой так, словно она может его увидеть. Тайлер тоже поднимает руку с поднятым вверх большим пальцем, а потом толкает газонокосилку вперёд. Не то чтобы Тайлеру нечего на это сказать, не то чтобы у нет на этот счёт совсем никаких уточняющих вопросов, нет. Он молчит, пытаясь переварить сказанное воображаемым Джошем. Уложить это в своей дурной голове. Но, если честно, оно никак не укладывается. Тайлер пробует и так и этак, прохаживаясь газонокосилкой трижды, даже когда трава оказывается идеально подровнена. Тайлер думает об этом, пока ставит газонокосилку обратно в гараж и возвращается во двор с ведром белой краски. Воображаемый Джош из его фантазий неотступно следует за ним, первым выхватывая кисть ещё до того, как Тайлер обмакнёт её в краску. Знаю, что вам интересно, как это смотрится со стороны. Тайлеру тоже интересно, но он не спрашивает. Он ещё не переварил предыдущий ответ. Перед десертом стоит подождать несколько минут. Или часов. Или дней. — Ты не веришь мне, — констатирует Джош, прикладывая кисть к лицу так, чтобы это было похоже на усы. Странные, дурацкие усы, растущие вверх, от середины подбородка и до самого кончика носа. Тайлер представляет себе, как это смотрится со стороны, для всех, кто не он. Как кисть, волшебным образом зависшая в воздухе, которую Тайлер подхватывает так, чтобы ненароком не соприкоснуться с воображаемыми пальцами. — Не в этом дело, — бурчит Тайлер себе под нос, снижая голос до шёпота; теперь, когда газонокосилка убрана в гараж, приходится говорить в три раза тише, чтобы его не сочли сумасшедшим. По крайней мере, более сумасшедшим, чем он уже есть. — Я не знаю, ладно? Я ещё не решил. Мне нужно больше... Тайлер хочет сказать: «времени», но почему-то не говорит. Он просто смотрит на воображаемого Джоша, немного виновато и из-за этого малость раздражённо, пожимает плечами, и, наконец, макает кисточку в краску. Дело совсем не во времени — и в глубине души Тайлер об этом знает. Ему не хватает уверенности даже в себе, и, хотя он безоговорочно доверяет Джошу, — реальному Джошу, — затея доверять плоду своего воображения для него звучит, мягко говоря, сомнительно. — В два слоя, Тайлер! — кричит мама из кухни, и Тайлер, пока она не видит этого, морщится. — И не забудь прерваться на маффины, я позову тебя, как всё будет готово! Тайлер ничего не говорит в ответ, но снова поднимает вверх кулак с оттопыренным большим пальцем. Воображаемый Джош, сидящий напротив него, через забор, на соседском участке, тоже тянет руку, накрывая рубец на предплечье Тайлера ладонью. — Люди предпочитают засовывать нос в чужое грязное бельё, — сейчас воображаемый Джош говорит почти совсем как настоящий; единственное различие между ними в том, что воображаемые глаза не смеются. — И не хотят замечать то, что творится у них под носом, если оно хоть чуть-чуть выбивается из из картины мира. Воображаемые пальцы гладят уродливый шрам, у Тайлера от этих касаний мурашки по всему телу. С кисточки капает краска: белые капли на изумрудной траве. Тайлер хочет спросить: «Они что, не замечают меня, даже если видят, когда ты меня касаешься или закрываешь меня собой?», но почему-то не спрашивает. Не замечают, за исключением Оливии, которая немного того. Тайлер наблюдает, как воображаемый кончик языка воображаемого Джоша касается маленького серебряного колечка в нижней губе. Со стороны это смотрится так, словно Тайлер зависает с вытянутой вверх рукой; большой палец вверх. Со стороны это смотрится, будто забор красится сам собой. Со стороны это смотрится: ох, Господи, пожалуйста, хватит уже смотреть. Но если серьёзно, Тайлер помнит: Бог не имеет к этому отношения. — Докрасишь забор, сожрём кексы, и я тебе докажу, — воображаемый Джош даёт воображаемое обещание, от которого у Тайлера натурально сводит всё внутри. Но он кивает, не мелко и коротко, так, что даже если кто-то и увидел бы этот жест, то решил бы, что ему показалось, нет. Полноценный кивок, утвердительный: Джош прав, даже если кто-то увидит, то решит, что Тайлер кивает сам себе, мол, отличный выбор краски, отлично получается, отличный забор. — Удивительно, как ты оставил хоть какое-то количество шоколада на выпечку, — бурчит Тайлер — всё ещё достаточно тихо, и всё же куда разборчивее. — Секрет прост! — сообщает Джош и придвигается ещё ближе к Тайлеру, тянется, наклоняясь через низкий заборчик к его уху, словно собираясь выдать ему самую страшную тайну, словно его вообще может услышать кто-то, кроме Тайлера. — Я обожаю шоколадные кексы. Почему, ты думаешь, она их готовит? Это я её попросил. Горячее дыхание в самое ухо, от этого становится жарко и немного щекотно, Тайлер небрежно мажет кисточкой в краске по балке забора, вслушиваясь. Улыбка просится на губы, лезет, невольная, широкая; Тайлер насмешливо фыркает. Он представляет: воображаемый Джош пишет воображаемую записку, которую мама находит на прикроватной тумбочке с утра. Представляет: воображаемый Джош полночи на разные лады повторяет: «шоколадные кексы!» у неё над ухом, пока она спит. Представляет, как воображаемый Джош звонит ей по воображаемому телефону, представляясь любовью всей жизни Тайлера и умоляя от его имени приготовить кексы завтра, обязательно шоколадные. Брови Тайлера скептически ползут вверх. — Вообще-то, нет, всё гораздо проще, — воображаемый Джош отстраняется, и только сейчас убирает свою ладонь с руки Тайлера. — Я просто оставил шоколад и сливочное масло в миске — так что это было первым, что она увидела утром. — Прекрати её пугать, — Тайлер возвращается к своему занятию: окраской балок забора белой краской при помощи кисточки. — Не хочу, чтобы она тоже думала, что сходит с ума. Воображаемый Джош смотрит в сторону окна кухни, и Тайлер, прослеживая за его взглядом, тоже оборачивается. Там, в распахнутом окне видно, как Келли Джозеф хлопочет на кухне. — У неё четверо детей, Тайлер, — воображаемый голос звучит слегка насмешливо, с нотками превосходства, сквозь трещины в балке, которые стоит промазать тщательнее, сочится — нет, нет, ему не кажется — какое-то уважение к матери Тайлера. — Её не напугаешь такой мелочью. Четверо детей: Келли Джозеф частенько и сама не помнила, куда засунула ту или иную вещь. В доме регулярно пропадали — и продолжают пропадать — всякие мелочи, чтобы появиться в самых неожиданных местах. Трое пацанов и одна девчонка — этого достаточно, чтобы Келли не обращала внимания на царящий кругом хаос. Воображаемый Джош и вправду испытывает восхищение, которое не прикроешь и не подделаешь — за стойкость и несгибаемость, и за то, что Келли просто продолжает делать то, что делает. Заботится о своих чадах, во всяком случае, так, как понимает заботу она. — Ладно, — кивает Тайлер, — но всё равно. Не пугай. Джей совсем мелкий, да и Мэдди ещё нуждается в ней. Тайлер, как и положено старшему из четверых детей, в первую очередь заботится об остальных. Воображаемый Джош улыбается уголком воображаемых губ, он подбирает под себя ноги в потрепанных конверсах, сидя на лужайке на соседнем участке. — А ещё они нуждаются в тебе, — он пожимает воображаемыми плечами. — Все они. Но твоя мать ещё нуждается в свежепокрашенном белом заборе, так что если ты хочешь позаботиться о Келли — крась. Иначе заняться этим придётся Джею, а отмывать потом его перепачканные руки и отвозить одежду в химчистку придётся именно ей. Воображаемый Джош знает все события наперёд — казалось бы, это он должен бы ненавидеть сюрпризы. Тайлер только фыркает — и продолжает красить. Водит кисточкой; балка за балкой, перекладина за перекладиной. Сначала со стороны их участка, потом — с противоположной. Перерыв на маффины — Тайлер просит у матери передать ему сразу два, прямо так, через кухонное окно. Мама закатывает глаза и отдаёт ему целую тарелку — Тайлер ест их вместе с воображаемым Джошем, делит каждый маленький кекс с шоколадной начинкой и глазурью, разламывая их пополам. Воображаемый Джош ухитряется за несколько минут утащить банку энергетика для них из холодильника, так, чтобы мама, Джей и Мэдди ничего не заметили. Выпивают они её тоже на двоих; Тайлер снова проверяет свой телефон — и там снова пусто. — Докрашивай свой второй слой, — воображаемый Джош смотрит на своё запястье, где должны бы быть воображаемые часы, но их нет. — И поторопись, нам скоро пора выходить. Тайлер послушно снова хватается за кисть, и всё равно не удерживается от того, чтобы спросить. — И куда мы пойдём? Тайлер не любит сюрпризы, ненавидит их. Судя по ухмылке воображаемого Джоша, он об этом прекрасно помнит. — Самое время пойти на работу, — говорит воображаемый Джош, укладываясь на свежепокошенный газон, прямо посреди лужайки, похлопывая себя по воображаемому животу, переполненному шоколадными кексами. Тайлер только качает головой; второй слой краски наносить проще, быстрее, легче. Широкие мазки кистью, Тайлер крепко сжимает рукоять, то и дело поглядывая на лежащего на траве воображаемого Джоша. За всеми своими мыслями — о воображаемом Джоше и о Джоше реальном, о собственной душе и о душе Джоша, о матери, которая ничего не сказала, когда Тайлер будто бы в одиночку слопал целую тарелку кексов — Тайлер в какой-то момент забывает кое о чём важном. Возможно, на фоне всего этого — не настолько уж и важном, и всё же. Возможно, всё дело в солнечном свете, бьющем Тайлеру прямо в лицо в самом конце работы. Возможно, всё дело в том, что Тайлер постоянно пялится на воображаемого Джоша, так, что даже Джей кричит ему, что с лужайкой всё в порядке, а ему пора перестать выискивать недостатки. Факт остаётся фактом: Тайлер больше не держит руки так, чтобы его шрамы было как можно меньше видно. — Нам пора, — говорит воображаемый Джош, в этот раз он даже не открывает глаз, чтобы взглянуть на воображаемые им самим часы. — Мы рискуем опоздать. — У меня, вообще-то, выходной, — фыркает Тайлер. И, тем не менее, он закрывает ведро с краской и относит в гараж, отмывает кисть и идёт наверх: переодеться. Светлые джинсы и чёрная футболка, в этот раз Тайлер решает всё же накинуть сверху что-то ещё. Что-то вроде компромисса: у толстовки на молнии закатаны рукава до локтя. Он дожидается утвердительного воображаемого кивка воображаемого Джоша и сбегает по лестнице через ступеньку. Судя по выражению лица воображаемого Джоша, они уже безбожно опаздывают. — Мам, пап, я ушёл, — выкрикивает Тайлер. — Буду, когда вернусь. Не знаю, когда. Мэдди, не учись слишком много, голова будет болеть. — Тайлер целует сестру в макушку и треплет младшего брата по волосам. — А ты не шали. Зак, ты... ну, ты тоже не болей. Мама даже выглядывает из кухни, чтобы посмотреть на этот ураган оптимизма. Келли Джозеф с мокрой тарелкой в одной руке и полотенцем в другой, она оглядывает Тайлера с головы до ног самым внимательным взглядом: не хуже воображаемого Джоша, ничуть не уступая и Джошу реальному. На секунду Тайлеру кажется, что она сейчас попросит его остаться — и объяснить, какого черта происходит. Вернее, какого Дьявола. Но Келли Джозеф только вздыхает. — Может, возьмешь мою машину, дорогой? Тайлер с изумлением смотрит на неё. Раньше мама такого не предлагала — ни ему, ни Заку, а про Мэдди и говорить было нечего. Воображаемый Джош фыркает и пожимает плечами, мол, решай сам: твоя мать, ты с ней и разбирайся. — Я могу задержаться, — предупреждает Тайлер. — Но я могу послать в магазин Зака, ему придётся тащить пакеты с продуктами пешком. — Я могу дождаться отца, — невозмутимо подаёт голос Зак. — И он меня отвезёт. — Ну да, если мама не убьёт тебя раньше, — Джей хохочет, не отрываясь от своей приставки — зря он это, наверняка завтра мама пошлёт его в магазин вместе с Заком. Тайлер открывает было рот, чтобы сказать, что он прекрасно доедет на автобусе — но вместо этого говорит: — Спасибо, мам. Возможно, потому что он вспоминает: он и понятия не имеет, какие планы у воображаемого Джоша. Спасибо Келли Джозеф за то, что она даже не спрашивает, просто вручает ему ключи и советует быть осторожнее, и просит заправить машину на обратном пути. — Ох-ре-неть, — выдыхает Тайлер, хлопая дверью машины. Воображаемый Джош усаживается на переднее сиденье рядом — но не утруждает себя даже тем, чтобы пристегнуться хотя бы воображаемым ремнём. Старенький серый Мерседес матери всё ещё в неплохом состоянии, Тайлер делает глубокий вдох, прежде, чем выехать на дорогу. — Нам прямо, — сообщает воображаемый Джош. — Я скажу, когда повернуть. Тайлер представляет: воображаемый Джош водит воображаемым пальцем по воображаемой карте. Может, они уедут за пределы Колумбуса. Может, отправятся в соседний штат. Телефон Тайлера по-прежнему молчит — Тайлеру чертовски хочется набрать номер на шестёрке на быстром наборе, но он слишком боится показаться чересчур навязчивым. Они едут около получаса, воображаемый Джош в основном занят тем, что переключает радиостанции в поисках чего-то подходящего. Что-то подходящее играет не больше двадцати секунд, а затем воображаемый Джош снова переключает воображаемую волну. Это должно бы бесить, но Тайлер лишь забавляется. Воображаемый Джош не смотрит на дорогу, когда командует, где свернуть, где притормозить, а где перестроиться. Это будто ехать с воображаемым навигатором — Тайлер хмыкает на все предложения Джоша, и всё же выполняет каждое. В конце концов, почему бы и нет? Мы все делаем то, что делаем — зачем-то и ради чего-то. — Приехали, — наконец, резюмирует воображаемый Джош, взмахивая рукой. — Там и припаркуйся. У торгового центра. — И зачем нам торговый центр? — интересуется Тайлер, и, конечно, всё равно послушно паркуется. Воображаемый Джош отвечает воображаемой ухмылкой; кончик языка касается маленького серебряного колечка в нижней губе. Тайлер закатывает глаза так сильно, что едва не врезается в задницу чьей-то Шкоды. Там, на парковке, воображаемый Джош впервые берёт его за руку и ведёт за собой; на сей раз они идут слишком быстро. Тайлер больше не задаёт вопросов, даже когда Джош неожиданно заталкивает его в один из отделов: тот, что торгует всевозможными дисками с музыкой, и не только. — Нам сюда, — воображаемый Джош уверенно ведёт его между стеллажей и полок. Тайлер растерянно озирается. — У меня даже нет винилового проигрывателя, — Тайлер качает головой. — Это — подарок, — воображаемый Джош цокает языком. — Ты его купишь. Её. Виниловую пластинку. Какую — выберешь сам. В этот раз Тайлер даже не спрашивает, кому он должен её подарить. Он просто поднимает ладонь вверх, начиная загибать пальцы. — A, B, C, D, E, — Тайлер считает вслух, так, все пальцы оказываются сжаты в кулак, и Тайлер разгибает большой. — F. Значит, ищем именно на эту букву. — Ты совершенно невозможен, — воображаемый Джош качает головой, но произносит это, конечно, с нескрываемой гордостью. — Я учился у лучших, — передразнивает его Тайлер. — Команда Дьявола. Забыл? На F много исполнителей, хороших и очень хороших, Тайлер перебирает пластинки, пока, в конечном итоге, не вытаскивает одну наугад — чёрная обложка, цветные лица. Тайлер слышал о них, Тайлер никогда особо не слушал их. Тайлер проглядывает список треков, затем поднимает взгляд на воображаемого Джоша. Его воображаемые глаза смеются. Сердце Тайлера пропускает удар, он кивает в ответ и с виниловой пластинкой в руке идёт за воображаемым Джошем вглубь, к кассам. — Я говорил, что мы пойдём на работу, — воображаемый Джош пожимает плечами с таким видом, словно он тут вовсе ни при чём. — И никогда не говорил, что мы пойдём к тебе на работу. Там, за кассой, Джош пялится в экран своего телефона; экран тёмен и мёртв, Джош выглядит смертельно уставшим, Джош выглядит так, словно ему нужно поспать, и в идеале — это нужно было сделать ещё вчера. Тайлер выпускает руку воображаемого Джоша только сейчас, делая несколько шагов к кассе; он кладёт пластинку на стойку, прямо перед Джошем. — Купить или поставить? Джош поднимает голову только сейчас, в этот самый момент, уже после того, как озвучивает дежурную, выученную фразу. Он застывает на пару мгновений, приоткрывает рот. Кончик языка скользит по нижней губе, касаясь колечка, будто слизывает с него — и с себя — весь свой усталый вид. Его губы растягиваются в улыбке сами собой, когда он видит Тайлера. — Сначала поставить, — Тайлер тихо смеётся. — Потом купить. Джош вскрывает упаковку с осторожностью сапёра; Тайлер хочет спросить то, о чём в глубине души уже знает. Ну, как минимум, догадывается. — Отличный, кстати, выбор, — комментирует Джош. — Какую-то конкретную песню, или хочешь прослушать весь альбом целиком? С последним, правда, сложности, мы скоро закрываемся. Тайлер наблюдает за тем, как Джош достаёт виниловую пластинку, точнее, сразу две — одна почти точная копия второй, только цветные яблоки в середине разные. В этом альбоме две пластинки, четыре стороны, Тайлер только сейчас кидает взгляд на обратную сторону упаковки, и то лишь потому, что его всё ещё держит Джош. Тайлер замечает: указательный палец заклеен жёлтым пластырем под ногтем. Тайлер заглядывается на чёрную майку Джоша, и старается не опускать взгляд ниже. — Последнюю, — решает Тайлер. Тайлер пялится, как Джош, поворачиваясь к нему спиной, ставит одну из пластинок в проигрыватель, как опускает иглу, как давит на нужные кнопки. Воображаемый Джош усаживается прямо на стойку кассы, болтая ногами в своих воображаемых драных джинсах, в такт первым гитарным аккордам. Тайлер лезет за бумажником, пока оба Джоша смотрят на него — одна и та же ухмылка на одинаковых лицах. Две точные копии, только одна из них — воображаемая. Должна быть. Скорее всего. Не наплевать ли? Тайлер отсчитывает купюры, собираясь заплатить сразу же, пока Джош засовывает вторую пластинку обратно в упаковку. Кстати, об этом. — У тебя есть маркер? — Тайлер делает жест рукой, словно пишет что-то воображаемым маркером на воображаемой бумаге в воздухе. — Мне надо подписать. Это, в конце концов, подарок. — Сейчас что-нибудь найдём, — Джош смеётся, когда говорит это, тут же принимаясь копаться в стаканчике перед монитором возле кассового аппарата. Тайлер даже не удивляется, когда спустя несколько секунд он протягивает ему два маркера: красный и черный. — У тебя же есть виниловый проигрыватель? — спрашивает Тайлер на середине написанной фразы. — Ладно, ты всегда можешь одолжить его у Джимми, он не будет против. Тайлер пишет: «Добро пожаловать в Ад». Тайлер пишет: «Не забудь забрать мою душу». Тайлер подписывается. Музыка из колонок продолжает звучать. I'm on my knees, I'm praying for a sign Forever, whenever, I never wanna die I never wanna die I never wanna die I'm on my knees, I never wanna die I'm dancing on my grave I'm running through the fire Forever, whenever I never wanna die I never wanna leave I'll never say goodbye Forever, whenever Forever, whenever