Pray For Demons

Иногда с возвращениями происходит такая штука: ты возвращаешься совсем другим, не тем, каким был раньше. Эта история о Тайлере Джозефе, всё ещё; до того, чтобы стать совсем другим, ему ещё далеко, но он в процессе. Он уже чувствует в себе эти изменения, он уже чувствует себя здесь чужим. Здесь, дома, ничего не изменилось: Тайлер возвращается глубокой ночью, после изматывающей смены на работе. Джош привёз его прямо туда, к забегаловке, и крепко поцеловал на прощанье. Тайлер заметил, когда захлопнул за собой дверь машины: короткий ободряющий жест, лёгкое похлопывание по плечу. Воображаемый Джош похлопал реального Джоша по плечу, мол, всё будет в порядке, я за ним присмотрю. Тайлер возвращается глубокой ночью, когда все спят, и сам дом, кажется, тоже погружён в сон. Здесь ничего не изменилось: тот же бардак, который устраивают его братья и сестра, несмотря на все попытки матери его нивелировать. Тот же забитый едой холодильник, несмотря на все старания Зака и Джея сожрать всё, что приготовлено. Та же забытая газета отца на кухне, телевизор выключен. Тайлер глотает холодный ужин, оставленный в холодильнике в контейнере с налепленным на нём стикером: «Для Тайлера!!!» Три восклицательных знака, чтобы никто не покусился на кусок холодной запеканки с тофу. Тайлер орудует вилкой, не утруждая себя тем, чтобы разогреть запеканку, не выкладывая её на тарелку; он садится на обеденный стол рядом с воображаемым Джошем из своих фантазий почти плечом к плечу. Оба в чёрных футболках; на футболке Тайлера красуется красная надпись «Добро пожаловать в Ад!» Джош в красной спортивной кофте поверх с разорванными рукавами, на Тайлере — белая рубашка без всяких пятен от соуса на груди; расстегнутые пуговицы и закатанные до локтя рукава. Его маленький шаг вперёд: пусть он сделал это лишь отработав смену и выйдя из забегаловки, посреди ночи, когда на улицах никого, а идти до дома всего несколько минут. Тайлеру ещё далеко до того, чтобы стать совершенно другим человеком, кем-то новым, но он в процессе. Он протягивает кусочек запеканки, подцепленный на зубчики вилки, воображаемому Джошу из своих фантазий. Воображаемый Джош смотрит на него, как на идиота, точно так же, как смотрел на Тайлера всю его рабочую смену. Полы и столы, и стулья, влажная тряпка, гора посуды, которую стоило унести, гора еды, которую следовало принести. Все эти мелочи на кухне: много горчицы и ещё больше кетчупа. Горячий кофе, дерьмовый на вкус и вызывающий привыкание, зато бесплатный. По крайней мере, сегодня не было Оливии на смене — Тайлеру отчего-то совсем не хочется встречаться с ней снова в ближайшее время. Возможно, она не захочет этого сама, точно так же, как Кристина, которая всю смену не смотрела на него и у которой всё время находились другие дела, стоило Тайлеру оказаться в радиусе десятка метров. Эта маленькая забегаловка: воображаемый Джош из фантазий Тайлера хохотал во весь голос, наблюдая за отчаянными перемещениями Кристины с кухни в зал, в зал на кухню, и во двор к чёртовой матери. Воображаемый Джош открывает свой воображаемый рот, цепляя зубами кусочек запеканки, серебряное колечко легко стукается о зубчики вилки. Сердце Тайлера глухо стукается о рёбра. Воображаемый Джош протягивает руку, слегка поправляя расстегнутую рубашку на Тайлере; он не касается его напрямую, но Тайлер ощущает последствия его действий, совсем не воображаемые. Тайлер не спрашивает, сходит ли он с ума: если воображаемый Джош плод его воображения, то он точно последний, кого следует расспрашивать. Тайлер не спрашивает: он обещал не делать этого, пусть и другому Джошу. Тайлер не спрашивает: в глубине души он уже тоже знает. — Тайлер Роберт Джозеф! Только его мама умеет кричать шёпотом, так, что кровь в жилах застывает от ужаса, но так, чтобы слышно было только на первом этаже, чтобы никого не разбудить. Тайлер застывает: сидя на обеденном столе, с вилкой в одной руке и контейнером с куском запеканки с тофу в другой. Мама с заспанным видом и всклокоченными волосами, в домашнем халате поверх ночной рубашки смотрит на него рассерженно и обеспокоенно. — Надо было разогреть, — говорит она. — Я отсюда вижу, что она холодная. Ледяная, только из холодильника. И почему ты не положил себе в тарелку? И что вообще за мода — сидеть на столе? Сядь нормально. И включи верхний свет, а не эту подсветку. Ты хотя бы чай себе приготовил? Конечно, нет, изголодался за сутки и накинулся на еду. Холодную еду! Сиди уже, я сделаю. Она принимается тараторить всё это так же тихо, громким шепотом, отчего плечи воображаемого Джоша дрожат от беззвучного смеха. Тайлер не сдвигается с места, продолжая есть: для его матери набитый рот — достаточное оправдание для того, чтобы не подчиниться её просьбе. Отвечать ей не обязательно, она справляется с разговором сама, превращая его в бесконечный монолог, состоящий из череды риторических вопросов, причитаний и бульканья вскипающего чайника. Она хлопочет, пока делает чай, но не включает верхний свет, выговаривает ему целую проповедь о том, что питаться надо нормально, ставит чашку с заваренным чаем рядом с ним и заглядывает в его лицо. Тайлер не перестаёт жевать, всё время, пока она говорит: кусок за куском. — И в следующий раз объясняй нормально, где ты, — она вздыхает. — Лучше позвонить, чем отправлять сообщение. Тем более, такое! Задерживаюсь, вернусь потом. Когда — потом? Когда-нибудь, когда у тебя будут свои дети, ты поймёшь. Хотя, конечно, спасибо и на том, что написал, я, конечно, всё равно волновалась, но меньше, чем могла бы, думая, что... — Что ты лежишь мёртвый в какой-нибудь канаве, — заканчивает за неё фразу воображаемый Джош из фантазий Тайлера. Тайлер шумно сглатывает, мама гладит его плечу. — Не сиди долго, милый. А если тебе не хватит запеканки, там ещё есть рыба в холодильнике, но её лучше разогрей, ладно? Кстати, забавная футболка. Добро пожаловать, действительно. А что там дальше? Добро пожаловать куда? Тайлер мычит что-то неразборчивое с полным ртом запеканки, и мама кивает; Тайлер готов поклясться, что она не разобрала ничего, но не признается в этом даже под страхом смерти. — А, конечно. Действительно, забавно, — она повторяется, снова касаясь его плеча. — Спокойной ночи, милый. Тайлер молча кивает, и так же молча смотрит ей вслед; постукивая зубчиками вилки по опустевшему контейнеру. Мама уходит — Тайлер слышит, как ступеньки скрипят, когда она поднимается по лестнице. По этой лестнице могут ходить бесшумно только он с братьями и сестрой, и лишь тогда, когда им это выгодно. Ни мать, ни отец этого не умеют — а может, просто не заморачиваются. Тайлер дожидается, пока шаги окончательно стихнут; он представляет себе, как мама заходит в их с отцом спальню, стягивает халат и ложится спиной к отцу. Только тогда Тайлер поворачивает голову к воображаемому Джошу. — Вернусь потом? — шёпотом переспрашивает Тайлер. Воображаемый Джош пожимает воображаемыми плечами. — А что я ещё должен был написать, чтобы она не думала, что ты лежишь в канаве, пьяный, под кайфом и мёртвый? Тайлер фыркает, подцепляя последний кусок запеканки и протягивает её воображаемому Джошу. — Спасибо, что не изнасилованный. — До этого, — воображаемый Джош из его фантазий делает паузу, чтобы отправить в рот кусочек запеканки, прожевать и проглотить, и тогда продолжает, — она просто ещё не додумалась. — Вот спасибо, — фыркает Тайлер, оставляя пустой контейнер на столе; он делает маленький глоток чая — всё ещё обжигающий, слишком горячий, как Джош на вкус. Ещё один маленький глоток. И ещё один. И ещё. — Нет, правда. Спасибо. За то, что написал ей. И за это... — Тайлер дёргает себя за полу рубашки, приоткрывая написанные красным буквы «Ад»; Тайлер представляет, как мама побледнела бы, если бы увидела это. — За всё. Тайлер благодарит плод собственных фантазий. Это звучит так же безумно, как и выглядит, но Тайлер всё равно признателен ему, кем бы воображаемый Джош на самом деле ни был. Тайлер представляет: прогрессирующая шизофрения. Представляет: провалы в памяти. Представляет: раздвоение личности. Представляет: галлюцинации. Тайлер представляет, как оказывается заперт до конца жизни в психиатрической лечебнице, и воображаемый Джош сидит на полу, скрестив ноги, и развлекает себя тем, что ворует у медсестёр всякие мелочи. Тайлер представляет: всё разнообразие мелких украшений вроде серёжек в ушах, колец на пальцах и кулонов на цепочках оседает в карманах воображаемого Джоша. Ну, в сравнении с психушкой, Ад кажется не таким уж плохим местом, и Тайлер хмыкает себе под нос, делая ещё глоток чая. — Ну, знаешь, — воображаемый Джош из фантазий Тайлера качает головой. — Сдохнуть тебе не дадут ни там, ни там. Воображаемый Джош читает мысли Тайлера с ещё большей лёгкостью, чем Джош реальный. Тайлера разбирает нервный смех, и он демонстрирует воображаемому Джошу своё предплечье, один из уродливых рубцов, тот близнец, который на левой руке. — Да у меня и здесь ничего с этим не вышло, — говорит Тайлер. У реального Джоша глаза смеются, воображаемый же Джош воображает о себе слишком много: этим и отличаются. Кончик языка воображаемого Джоша скользит по нижней губе, спотыкается о серебряное колечко, перебирается через него — и тут же назад, касается своего пирсинга языком снова и снова, и снова. Тайлер завороженно смотрит на это, греет ладони о чашку с чаем — или наоборот, согревает чашку собственным жаром, разгорающимся внутри. — Вот и я говорю: нечего тебе там делать, засранец, — фыркает Джош. — Рискуешь пропустить слишком много. Слишком много: Тайлер представляет, как Джош целует его снова, а воображаемый Джош на это пялится. Тайлер представляет, как Джош касается губами низа его живота, Тайлер представляет собственные пальцы, зарывшиеся в ядовито-розовые волосы. Тайлер представляет, как эти самые губы с серебряным колечком на нижней проезжаются по его члену, плотно обхватывая; от головки до самого основания. Тайлер представляет, как воображаемый Джош без всяких правил приличия дрочит на них, устроившись на письменном столе. Тайлер представляет, как Джош трахает его пальцами, Тайлер представляет, как седлает его бёдра, насаживаясь на его член. Тайлер представляет, как трахает Джоша сам, вглядываясь в его лицо, считывая каждую эмоцию, ловя каждый выдох, впитывая малейшие микродвижения, вслушиваясь в каждый стон. — Трахнуть Дьявола, серьёзно? — брови воображаемого Джоша ползут вверх, и он пихает локтем Тайлера в бок. — И это я ещё слишком много о себе воображаю? Тайлер задыхается — воображаемое прикосновение оказывается слишком реальным, чашка в его руках вздрагивает, чай в ней плещется. Он прокручивает это на повторе в своей голове, все эти ощущения: острый локоть врезается в бок, под рёбра. Вместе с остатками воздуха из лёгких выходит уверенность в том, что это невозможно. Руки дрожат: чай в чашке плещется, вот-вот выплеснется через край, хотя чашка заполнена чуть меньше, чем наполовину. Это факт: Тайлер далёк от пессимизма так же, как от нормальной реальности. Он тянет руку; резко, неожиданно, намереваясь схватить воображаемого Джоша из своих фантазий за запястье, но пальцы без всяких преград хватаются за воздух. Воображаемого Джоша нет на том месте, где он только что был. — Дьявол, — выдыхает Тайлер. — Только потише, чтобы мама не услышала, ладно? — воображаемый Джош стоит прямо перед ним; его лицо перед его лицом, он серьёзен, как никогда — и он издевается. — Узнает, кого ты поминаешь, и лекции не избежать. Узнает, с кем ты связался, и вызовет священников и экзорциста. Ну, знаешь, во имя Отца, Сына и Святого духа, приказываю тебе покинуть это тело... Воображаемый Джош корчит рожу, изображая удушье, высовывает язык и закатывает глаза так сильно, что, кажется, недалёк от воображаемого обморока. Тайлер давит желание протянуть к нему руку снова; коснуться, проверить. Тайлер представляет: низкий заунывный голос, читающий молитву на латыни. Тайлера разбирает нервный смех: в его фантазии он с Джошем в это самое время трахается, и Джош не реагирует на призыв покинуть его тело. Тайлеру тепло; в груди щекочет от этих слов — «узнает, с кем ты связался». Воображаемый Джош из его дурной головы — галлюцинация, плод его воображения, свидетельство его безумия или проекция Дьявола — считает, что они связаны. — У него ничего не выйдет, так ведь? — Тайлер уточняет, в глубине души он уже знает правильный ответ; дурное влияние команды Дьявола, не иначе. Воображаемая ухмылка на воображаемых губах, воображаемое серебряное колечко поблескивает. — Если ты про экзорциста — то нет, не выйдет, — воображаемый Джош изображает воображаемую вину, мол, ничего не поделать, изначально нет никаких шансов. Тайлер думает, что очень трудно разговаривать с тем, с кем вовсе незачем разговаривать, потому что он читает все твои мысли напрямую из головы. Живот сводит; ухмылка воображаемого Джоша становится шире. Его глаза не смеются — его глаза пожирают Тайлера. Воображаемый Джош точно знает, о чём Тайлер сейчас думает, знает, насколько горячий и насколько тугой узел сейчас сворачивается внизу живота. Они думают об одном и том же — Тайлер тоже об этом знает, видит, считывает по глазам, впитывает со дна зрачков, вдыхает с едва уловимо подрагивающих с каждым выдохом крыльев носа, слизывает с уголков губ. Серебряное колечко поблёскивает в темноте. Любая мимолётная мысль, любое желание, любая фантазия — самая постыдная, самая пошлая, самая грязная; ничего личного, никакого пространства, никаких секретов. Есть от чего свихнуться. Тайлер чувствует, как у него горит лицо, горят даже кончики ушей, чашка в руке дрожит вместе с пальцами. Во рту — гребанная пустыня, Тайлер облизывает пересохшие губы сухим языком, Тайлер делает новый глоток. Глотательное движение, кадык дёргается. Воображаемый Джош приподнимает воображаемые брови. — Это только часть того, что ты рискуешь пропустить, — воображаемые губы шевелятся, воображаемое правое плечо дёргается, белые полосы на красной ткани спортивной кофты искривляют пространство. — Ну, знаешь. Так тебя Иисус никогда не полюбит. Тайлер смеётся; на секунду представляя себе выражение лица Иисуса, который узнаёт про все эти способы. Воображаемый Джош делает шаг назад, Тайлер одним глотком допивает остатки содержимого чашки. Немного заварки на дне, чаинки липнут к стенкам. Тайлер спрыгивает со стола, слезает — на рыбу в холодильнике его сегодня не хватит. На кухню в любой момент может зайти кто-то ещё: это минус многодетной семьи. Тайлер представляет их реакцию: Тайлер даже не представляет, что именно они увидят, что именно услышат, какие выводы сделают. Воображаемого Джоша всё это будто бы не волнует, но это он — тот, кто послал сообщение его матери, и тот, кто поправил его рубашку, так, чтобы не было видно, куда именно получил приглашение Тайлер. Воображаемый Джош: руки в карманах джинсов и футболка на размер больше нужного. Он разворачивается — и Тайлер идёт следом за ним. Не имеет значения: наверх, в его комнату, или в подвал, где звукоизоляция лучше. — Тебе, — не оборачиваясь, говорит воображаемый Джош, на всякий случай снижая голос до шёпота, — надо поспать. В кровати удобнее. Диван в подвале тоже ничего, но Тайлер не спорит. Тайлер представляет: воображаемый Джош стучит воображаемыми палками по барабанной установке в подвале, пока Тайлер укрывается красной спортивкой с разорванными рукавами, свернувшись калачиком на продавленном диване. Упаковка батареек проваливается между диванной подушкой и подлокотником. — Почему я не могу тебя касаться? — Тайлер спрашивает это, едва они оказываются в комнате; закрывается дверь, отрезая их от остального дома. — И почему ты меня — можешь? Маленький филиал Ада; дьявольское посольство на территории верующей семьи. Тайлеру немного жутко, немного весело и чертовски любопытно. Воображаемый Джош задирает воображаемую футболку, разглядывает свои не такие уж и воображаемые кубики пресса. Во рту снова пересыхает. — Потому что могу, — в ответе воображаемого Джоша нет никакой логики: даже воображаемой. Справедливости нет тоже. Тайлер со стоном падает на спину поперёк, не утруждая себя тем, чтобы раздеться. Воображаемый Джош забирается на стол вместе с ногами и задранной футболкой, которую он стягивает через голову, сразу после того, как красная спортивка просто исчезает. Растворяется в воздухе — свет в комнате кажется немного красным, будто включили неоновую подсветку, хотя никакого освещения Тайлер не включал. — Что ещё ты можешь? — с таким упорством может спрашивать только тот, кто трижды пытался покончить с собой и потерпел поражение; непременно попробовал бы ещё раз, если бы не встретил Джоша. Упрямство с нотками любопытства. Желание докопаться до истины с привкусом понимания. Раздражение с подчёркнутым «р», дважды. — Разберись сначала с собой, прежде, чем докапываться до других, — парирует воображаемый Джош, ещё чуть-чуть, и в его руках окажется воображаемая шпага. Тайлер собирается с мыслями: против воображаемого Джоша это не поможет. Тайлер хочет получить ответы — Тайлер догадывается об ответах заранее. Эта история не о том, что догадываться и знать — разные вещи. Она про Тайлера Джозефа, который поворачивается на бок, чтобы удобнее было разглядывать плод своего воображения. — Оливия тебя видела, — наконец, говорит Тайлер. Воображаемый Джош морщит лоб, делая вид, что пытается припомнить, о ком говорит Тайлер. — А, эта. Она милая, но немного, — воображаемый палец крутится у воображаемого виска, — того. Тайлеру кажется, что он оказывается слишком близко. Тайлеру кажется, что он соскальзывает. Дьявол распахивает свою пасть — Тайлер падает прямо в бездну, широко раскинув руки. Это должно пугать до усрачки — но так бывает, когда смотришь с большой высоты. Очень страшно и очень красиво, и очень, очень сильно хочется разбежаться и прыгнуть. — Поэтому она тебя видела? Воображаемый Джош отвечает тяжёлым выдохом, он словно объясняет Тайлеру прописные истины. Без словно. — Она меня видела, потому что я захотел кофе, — воображаемый щелчок воображаемыми пальцами. — Это невежливо, наливать себе кофе самому в закусочной. Как-то не по-христиански. Противоречит всему, во что верят в этом штате. Несколько секунд паузы, время на размышление. Тайлер впервые жалеет, что не курит — сейчас бы самое время закурить. Тайлер подозревает, что даже будь у него сигареты, не нашлось бы ни зажигалок, ни спичек — стараниями обоих Джошей. — Он про тебя знает? — Тайлер спрашивает это очень тихо; об этом он уже тоже догадывается. — Джош. Воображаемый Джош растягивает губы в улыбке, серебряное колечко поблескивает в темноте. — Он за меня заплатил. Джош из плоти и крови может обнять, не обнимая; одним своим взглядом. Воображаемый Джош отвечает, не отвечая. Оба — создания Дьявола. Оба связаны с Тайлером. Тайлер со стоном закрывает лицо ладонью, трёт глаза, разглядывает воображаемый обнажённый торс обнажённого Джоша. Тот теребит пальцем левый сосок — Тайлер готов поклясться, что он делает это нарочно. — Адское создание, — бормочет Тайлер. — А ты — влюблён, — воображаемый Джош не остаётся в долгу. Именно эта фраза объясняет Тайлеру гораздо больше, все остальные воображаемые ответы воображаемого Джоша, вместе взятые. Она говорит гораздо больше о самом Тайлере Джозефе, чем он предполагает сам. Он влюблён, так, как влюбляются лишь однажды — падают с обрыва навсегда. Тайлеру повезло: приземления в его случае не происходит. Земля раскалывается на две половины, Тайлер падает прямиком в пропасть, в раскрытую пасть бездны. То есть: в Ад. — Ложись спать, — советует ему воображаемый Джош из его фантазий. — Завтра насыщенный день. Что-то подсказывает Тайлеру, что теперь все дни будут такими.