Pray For Demons

Иногда достаточно одной ошибки, чтобы жизнь полетела к чертям собачьим. Так случается: эффект снежного кома, одно тянет за собой другое. Иногда нужно налететь на бетонный столб, чтобы остановиться. Впрочем, эта история не об ошибках всей жизни, вроде тех, что включают в себя попытку из этой самой жизни уйти. Эта история о Тайлере Джозефе, и он тоже ошибается. Тайлер ошибся. Остаточного эффекта от пикника на обочине жизни — заброшенном кладбище — хватило ровно на три дня. Впрочем, ошибаться — вообще свойственно людям. Это то, что сказал Тайлер Джошу, сидя на клетчатом пледе и поедая солёные крекеры: что он ошибся. И что сам Тайлер знает полным-полно людей, у которых всё нормально, и с которыми всё так. Тайлер прокручивает в голове эту сцену, пока натирает один из столов, позже, вечером, в тот же день. Плечи воображаемого Джоша трясутся от смеха, но он изо всех сил пытается удержать серьезное выражение на своем лице. Реальный Джош понимающе улыбается, кажется, ещё чуть-чуть, и он ласково пихнет Тайлера локтем в бок — но нет. Он просто говорит: — А, дети друзей твоей матери, да? Сыновья и дочери её лучших подруг, которых мама вечно приводит Тайлеру в пример. Одна из них с отличием заканчивает колледж, ещё один уже работает в лучшей адвокатской конторе штата, другой готовится к национальным соревнованиям. Тайлер едва заметно морщится, думая об этом — ему никак не удаётся выкинуть из головы мысли, что мама была бы счастлива, если бы у неё вместо Тайлера был кто-то другой; даже Джей более нормальный, чем Тайлер, все дети в семье Джозефов, кроме Тайлера, нормальные — может, с лёгкой придурью. — Нет, — Тайлер дёргает плечом. — То есть да, но не только. Все вокруг. Знакомые из колледжа. Соседи. Друзья. Даже моя семья. Ну, большая часть из них не думает о том, о чём думаю я. Не запаривается. Они продолжают учиться, они находят нормальную работу, они... Тайлер осекается, невольно цепляясь пальцами за рукав куртки. С продолжением фразы всё просто: они не пытались покончить с собой, большинство из них, девяносто девять процентов из них никогда даже не задумывались об этом всерьёз, так, чтобы начать это планировать. Никто из тех, кого знает Тайлер, не предпринимал попыток. С ними всё нормально. В их голове — полный порядок. Точно не тот бардак, который царит в его собственной — и Тайлер коротко мотает головой, будто пытается перемешать собственные мысли, как если бы он потряс снежный шар, подаренный ему бабушкой в детстве на Рождество. Воображаемый Джош сотрясается всем телом, открыто передразнивая Тайлера, а потом показывает ему язык. Мол, для того, чтобы выкинуть меня из головы, этого мало. Реального Джоша из головы тоже не выкинуть — он кладет свою ладонь поверх ладони Тайлера. Кожа к коже; верхние слои дермы соприкасаются. Между ними крошки от крекера и сомнения Тайлера. — Я хочу, чтобы ты проник глубже, — говорит Джош, не глядя на Тайлера, зато на Тайлера смотрит воображаемый Джош из его фантазий; язык упирается в щёку с внутренней стороны, глаза смеются. — Смотри на вещи шире. Не на фасад, не на красивую картинку и приукрашенные рассказы. Кто-то успел сделать к твоим двадцати двум три аборта. Нет, не то чтобы я был против абортов, но не тогда, когда ты пропагандируешь секс только после брака. Кто-то подсаживается на наркотики — опять-таки, не то чтобы я был против, но лёгкое баловство превращается в настоящую зависимость: сначала они просто не спят ночами и глотают таблетки, чтобы лучше сконцентрироваться, а потом всё идёт по пизде. Ты слишком рано бросил колледж, чтобы увидеть, чем всё это закончится. Тайлер касается пальцами пальцев Джоша; ему так хочется — потрогать, хочется убедиться в том, что Джош реален, как реально и всё то, о чём он говорит. Он пытается не думать, откуда Джош может знать, что он бросил колледж, в конечном итоге решая, что Колумбус — не такой уж и большой город. Это общедоступная информация, у них есть общие знакомые. Наконец, Джош мог его просто прогуглить — или расспросить о нём хотя бы того же Криса. Или Ника. Узнать всё через пару приятелей. — Но не у всех же, — бормочет Тайлер. — Всё идёт по пизде. Некоторые... остаются на плаву. На волне, я бы сказал. Пальцы Джоша чертовски горячие: приятно обжигают, когда Джош переплетает их с пальцами Тайлера, стискивает, сжимает. — Глубже, Тайлер, — мягко тянет Джош. — Иногда шкафы с чужими скелетами открываются после тридцати. Ну, знаешь, внезапно выясняется, что дочь подруги твоей матери с десяток лет трахается со своим отчимом. Нет, я только за, секс — это прекрасно, но красивая картинка счастливой американской семьи рушится на глазах. Одни кончают с собой в сорок два, просто пускают себе пулю в висок, другие пускаются во все тяжкие. Никто из них не в порядке, просто ты пока не видишь этого. Воображаемый Джош напротив Тайлера тянет два пальца в рот, смачно облизывает их, втягивает щёки. Средний и указательный по обеим сторонам от серебряного колечка, блестящие от слюны, они выскальзывают изо рта и толкаются в него снова. Тайлер сглатывает; Джош поглаживает большим пальцем ребро его ладони. — А ты видишь, значит? Нет, я помню: команда Дьявола, но... — Тайлер осекается, когда свободная рука Джоша снова подносит к его губам крекер. — Заткнись и ешь, да? — Просто ешь, — Джош посмеивается. — И верь мне на слово. Это одно из главных правил в Аду: надо слушаться даже мелких демонов, не говоря уже о самом Дьяволе. Они вообще-то пока не в Аду — вот что думает Тайлер, пока жуёт солёный крекер, ест прямо с рук Джоша. — А что случается с теми, кто не слушается? Воображаемый Джош напротив Тайлера имитирует половой акт с воображаемым партнёром, прямо там, не слезая с надгробия. Бедра вскидываются вверх, воображаемый Джош в фантазии Тайлера запрокидывает голову в экстазе. Тайлер негромко фыркает, реальный Джош склоняет голову на бок: то ли хочет рассмотреть надгробие получше, то ли задумывается, то ли просто прижимается на несколько долгих секунд виском к плечу Тайлера. — Их выгоняют из Ада? — Тайлер подсказывает, дополняет свой вопрос, пытаясь заставить воображаемого Джоша прекратить воображаемое соитие. Воображаемый Джош опускает голову, смотрит в глаза Тайлера, выражая шутливое осуждение. Мол, я вообще-то в твоей голове, проецирую твои мысли. — Ну что ты, двери Ада открыты для всех, никаких чёрных списков, никакого изгнания, никогда, — Джош сжимает пальцы Тайлера крепче. — Их просто лишают десерта. Вообще — сладкого. И карманных денег. И премий. И отключают платные каналы. Вообще — кабельное. И ещё — снижают скорость интернета до мизерной, так, что грузится только реклама, но чтобы прогрузились остальное, приходится ждать вечность. Тайлер касается кончиками пальцев своего плеча тем же вечером, прерывая мытьё стола: те пальцы, которые сжимал Джош, то плечо, в которое вжимался его висок. Его голос продолжает звучать в голове Тайлера даже сейчас, двенадцать часов спустя. Тайлер возится — сегодня вечером он до ужаса неловкий. Он успевает уронить тряпку и разбить стакан, порезать палец об осколок стекла и чуть не грохнуться с лестницы — всего-то две ступеньки на крыльце, а какой эффект. Тайлер делает всё слишком медленно, то и дело ныряя в воспоминания, глубже в себя — воображаемый Джош ныряет вместе с ним. На воображаемом Джоше — плавательные шорты чуть выше колен и кулон с сердечком на цепочке. Кристина — старший менеджер — то и дело кидает на него сначала непонимающие, потом обеспокоенные, а затем — раздражённые взгляды. Тайлер не похож сам на себя, с Тайлером всё не так сильнее, чем обычно. Воображаемый Джош показывает Кристине средний палец, когда она спрашивает у Тайлера, в порядке ли он. Тайлер давит желание закатать до локтей рукава рубашки, из-за духоты или от чистого упрямства. Тайлер пытается смотреть на Кристину глазами Джоша, задавая себе вопрос, что не так с ней. Что бы на это сказал Джош? Воображаемый Джош делает подзорную трубу из пальцев, подкручивая фокус правой рукой, поворачивая запястье туда-сюда. Тайлер давит смешок, но не давит улыбку. Тайлер представляет себе, как реальный — воображаемый реальный — Джош окидывает Кристину взглядом с головы до ног. Густо подведённые чёрным глаза, форменное платье, застиранный фартук, такая же форменная дурацкая бейсболка, тугой хвост русых волос, измазанные блеском губы. — Тайлер? — повторяет она, привлекая его внимание. — Ты в порядке? Тайлер представляет себе, что сказал бы Джош, глядя на неё: ей двадцать восемь, и она — старший менеджер в местной закусочной. Не замужем — нет кольца на пальце. Нет бойфренда. Нет ребёнка. Нет образования. Джош сказал бы: тебе необходимо проникнуть глубже. Что она забыла здесь, в этой закусочной, среди бумажных салфеток, хамящих посетителей и низкой заработной платы, предусматривающей выживание исключительно на чаевые? — А ты? — Тайлер таращится на неё, стоя плечом к плечу с воображаемым Джошем в плавательных шортах. — Ты в порядке? Она смотрит на него, таращится в ответ, а потом пожимает плечами; это больше похоже на то, что её передёргивает. — Заканчивай здесь уже, — она подчёркнуто игнорирует его вопрос и быстро отходит. Торопливые, нервные шаги, низкие каблуки стучат по кафельной плитке. Воображаемый Джош согласно кивает: так её. Вот так — всех, кто считает, что что-то не так с ним. Она просто старалась быть милой; она старалась быстрее покончить с уборкой. Остаточный эффект от встречи с Джошем длится три дня, и в эти три дня Тайлер не похож на себя прежнего. Тайлер больше тянет на человека, которым всегда хотел бы быть в глубине души — то, к чему он стремился. Он прокручивает в голове их разговор, все их разговоры, там, на заброшенном кладбище. Когда они прикончили солёные крекеры, пришла пора печенья с шоколадной начинкой. Тайлер вспоминает: хрустящий бисквит и тёмный шоколад, пузырьки от энергетика шипят на языке. Джош облизывает с ладони шоколадные крошки. — Так, почему Двадцать Один Пилот? — Джош всё-таки задаёт этот вопрос, и сердце Тайлера чуть-чуть разбивается. Чуть-чуть — оно не успевает разбиться полностью. — Пьеса Артура Миллера, — объясняет Тайлер. — Ну, знаешь, «Все мои сыновья». — Знаю, — перебивает его Джош. — Я читал. И я не об этом. Это не бездумное название. Не потому что тебе понравилось, как это звучит. Давай, впусти меня глубже, я хочу знать, что это значит именно для тебя. Это похоже на то, как Джош ловит его в падении, подхватывает, когда Тайлер спотыкается, удерживает. Сердце Тайлера заходится, рвётся из грудной клетки, бьётся. Тайлер откусывает шоколадное печенье, чтобы дать себе ещё несколько секунд на размышление. — Двадцать один пилот — это те, кто погиб, пока остальные заключали сделку с собственной совестью, — Тайлер говорит это так тихо, что его становится едва слышно за шелестом ветра и стуком сердца, и тем, как воображаемый Джош из его фантазий репетирует, стуча ладонями по собственным бёдрам. — Случайные жертвы. Символ... твоего личного, внутреннего света. Голос совести. То, что не даёт тебе смириться с тем, какое дерьмо вокруг происходит. Те, кто с того света преследует тебя, говоря: хватит. Джош больше не смеётся, хотя в какой-то момент Тайлер пугается этого — что он может начать откровенно забавляться. Даже воображаемый Джош перестаёт стучать, с любопытством разглядывая Тайлера — то ли заинтересованный рассказом, то ли не желающий его сбивать и смущать. Даже взгляд воображаемого Джоша смущает. — Двадцать два, если считать Ларри, — Джош копается в рюкзаке; он кажется немного бездонным — ещё по банке энергетика, пару пакетов чипсов, и почему-то сыр в вакуумной упаковке. Дьявол любит сыр, какая неожиданность. — Ларри не считается, — Тайлер упрямо качает головой. — В его случае — это был его личный выбор. Джош всовывает Тайлеру упаковку чипсов со вкусом соли. Тайлеру хочется спросить, откуда он знает, что это его любимые, но он лишь вопросительно смотрит на воображаемого Джоша, будто он может знать лучше обо всех этих делах. Воображаемый Джош в фантазии Тайлера с деревянной моделькой истребителя в правой руке изображает крушение. Джош тянет в рот кусочек сыра. — Личный выбор, помни об этом, — кивает Джош. — Помни об этом. Тайлер помнит: следующие три дня. Помнит, когда Джош отвозит его прямо на работу, сразу после пикника и прогулки по кладбищу — их встреча затянулась, они говорили слишком много. Во всяком случае, они говорили дольше, чем Тайлер говорил с кем-либо за все эти месяцы с их первой встречи. Больше, чем Тайлер говорил с кем-то за последний год. Разговор с Джошем действует на него лучше, чем сеансы с психологом: самое время воображаемому Джошу напомнить, что эти сеансы он безбожно прогуливает, пропуская по уважительной причине в виде рабочих смен, такой себе причины в виде репетиций и вот уж точно никуда не годящейся причины в виде «просто не хочется». Джош бы сказал, что эта причина — более веская, чем все остальные, если бы знал про сеансы. Нет, Тайлер помнит: команда Дьявола. Они просто не говорят об этом, там, на заброшенном кладбище: ни о сеансах с психологом, и ни о трёх попытках Тайлера пробраться в Ад. Тайлер помнит — на следующий день, когда во время ужина мама спрашивает, где ее сын пропадал вчера с самого утра. Она беспокоится, ей любопытно, ей надо чем-то занять тишину, пока Зак по её просьбе ищет батарейки для пульта от телевизора. Спасибо большое, Зак, не мог бы ты поискать их подольше, потому что совсем не хочется смотреть повтор бейсбольного матча, где команда, за которую болеет Тайлер, проиграла? Зак ищет, а мама спрашивает: — Где ты был вчера весь день? — её голос: мягкость и забота, тягучая и липкая, словно свежий мёд, такая же приторная. — Я слышала шум мотора рано утром. Ездил куда-то с Крисом и Ником? Остальные члены семьи набивают желудки. Иногда маме нравится Крис, но не нравится Ник, иногда — наоборот. Тайлер подозревает, что она просто путает, кто из них кто, не вдаваясь в подробности: хорошая память на лица и отвратительная — на имена. Тайлер всё ждёт вопроса из серии: «Крис — это же тот, который с гитарой, да?» Мама делает вид, что знает, кто из них кто; в её вопросах они превратились в одного слипшегося человека. Не Крис, который с машиной и за барабанной установкой, не Ник, который даже спит с бас-гитарой, — Крис-и-Ник, — пугающее существо с двумя головами, четырьмя руками, вечно ввязывающееся в неприятности. — Ездил за город с одним другом, — Тайлер отрезает кусочек от своей порции запечённой с сыром курицы. Воображаемый Джош торчит у огромного экрана телевизора в гостиной; пока вся семья ждёт Зака, который ушёл на поиски батареек, Джош из фантазий Тайлера занимается тем, что развлекает его, корча рожи и изображая из себя диктора новостей. Ответ Тайлера он принимает близко к сердцу, укладывая ладони друг на друга и глядя на Тайлера с преувеличенной нежностью и умилением. Тайлер незаметно постукивает себя указательным пальцем по груди, напоминая воображаемому Джошу, что сердце находится слева, и воображаемый Джош тут же перемещает ладони левее. Тайлер фыркает. Мэдди косится на Тайлера — капля недоверчивости, уголки губ едва заметно дергаются. — О, — задумчиво тянет мама, — друг, — она кивает и тут же переспрашивает. — Что за друг такой? Не то чтобы она и раньше знала всех его друзей по именам — не то чтобы у Тайлера было много друзей. Не то чтобы они вообще были — Крис и Ник не в счёт, но она даже их воспринимает, как одно целое. Она старается, она правда старается делать вид, что ей интересно, она беспокоится, она искренне волнуется за Тайлера и всё его окружение. В её голосе Тайлер улавливает те же нотки, что звучат, когда она спрашивает, всё ли с ним в порядке. — Его зовут Джош, — Тайлер думает, что запечённая курочка недостаточно прожарена, зато сыр слишком сильно засох, Тайлер оставляет листья салата на своей тарелке нетронутыми. Мама смотрит в его тарелку с некоторым неодобрением — то ли по поводу его вкусовых пристрастий, то ли по поводу этого самого Джоша. Воображаемый Джош, слыша своё имя, хлопает в ладоши с самым довольным видом — на этот звук, конечно, никто, кроме Тайлера, не реагирует. — Мам, где у нас батарейки? — голос Зака раздаётся со второго этажа. На втором этаже их точно нет, но, Зак, не мог бы ты заодно проверить чердак, подвал, и пару соседских домов, большое спасибо заранее. — Посмотри в ящике комода возле задней двери. И ещё — на полке в кладовой, — мама точно знает, где они должны лежать; но даже батарейки не делают того, чего должны. Взгляд матери снова упирается в Тайлера. — И кто такой этот Джош? Какой он? Тайлер приканчивает свой кусок курицы и принимается за отварную картошку, по-прежнему игнорируя листья салата. Ему хочется сказать, что Джош не похож ни на одного человека, встреченного им ранее. Джош зажигает его внутренний свет, Джош тянет его на голос собственной совести — даже с учётом того, что он в команде Дьявола. Джош делает Тайлера Тайлером — и это больше, чем сделал весь мир вместе взятый за двадцать два года жизни Тайлера. Джей пошёл в отца — им обоим плевать на этот разговор; один занят происходящим в собственном телефоне, второй — утренней газетой, до которой только что дошли руки. Тайлер подозревает: что угодно, лишь бы не принимать участие в разговоре за столом. Зак пропадает в поиске батареек, Мэдди косится на Тайлера с ноткой беспокойства. — Не волнуйся, мам, — Тайлер давит из себя успокаивающую улыбку, судя по гримасе на его лице, она не тянет на успокаивающую. — Он симпатичный, или такой же, как Крис? — Мэдди подпирает щёку кулаком. Зак заглядывает в гостиную; весь из себя смирение с осадком в виде раздражительности. День сегодня такой же серый, с тем же свинцовым небом и духотой, дождя не было вчера и нет сегодня, воздух плотный и наэлектризованный. — Их нет в комоде и нет в кладовой, — Зак машет пультом от телевизора, имея в виду батарейки. — Сегодня утром ещё были, — возражает мама. — Посмотри ещё разок. Так что там с этим Джошем? — Я смотрел уже трижды, во всех ящиках и на всех полках, — Зак закатывает глаза. — Посмотри сама. А кто такой Джош? — Как будто бы новый друг Тайлера, — Джей не отрывается от своего телефона, пишет сообщение приятелю, одновременно жуёт: Тайлер подозревает, что пока он в своем телефоне, ему можно подсунуть и стельки из кроссовок, в которых Зак занимается баскетболом — съест и не заметит, ещё и поблагодарит, и дежурно скажет, что было очень вкусно. Будто бы новый друг Тайлера. — Знаете, я уже вышел из возраста, когда заводят воображаемых друзей, — громко говорит Тайлер. Они поворачиваются к нему; они смотрят на него все. Даже отец поднимает голову. У воображаемого Джоша скептический взгляд и упаковка батареек в правой руке. По крайней мере, машина, на которой они уехали вчера утром, была настоящей: урчащие звуки мотора и кожаные сиденья. — Милый, — мама говорит громче, преувеличенно бодро, преувеличенно оптимистично, гиперзаботливо. — Мы вовсе не имели в виду... — Посмотри сама, — повторяет Зак, садясь рядом с Тайлером; пульт без старых батареек он пристраивает возле огромного экрана телевизора. — Я слишком голодный, чтобы продолжать бесплодные поиски. — Барабанщик, — говорит Тайлер, откладывая нож с вилкой на свою тарелку; листья салата остаются нетронутыми. Тайлер помнит: правильное питание — верная дорога в Ад. — Он играет на барабанах в другой группе. Дом для героев есть Ад для героев. Мама кивает словам Тайлера так, словно это всё объясняет: барабанщик — просто ещё один ярлык, который ничего не сможет объяснить его семье. — Я поищу батарейки, милый, — говорит мама, предпочитая теперь закрыть тему с Джошем. Воображаемый Джош в фантазии Тайлера стучит воображаемым пальцем по её плечу, привлекая внимание, машет перед её лицом упаковкой батареек; конечно, никто, кроме Тайлера, не обращает на него внимания. — Вот так: деньги уходят на вещи, которые невозможно найти, — бурчит себе под нос отец. Тайлер представляет: воображаемые вещи за воображаемые деньги, воображаемые люди на воображаемой работе. Тайлер прикидывает: только Ад из всего этого настоящий. Тайлер делает глубокий вдох: Ад и Джош, вся его команда Дьявола. — Странно, — тянет мама, когда Тайлер поднимается вверх по лестнице, к себе, на второй этаж; она копается в ящиках комода, все они, вытащенные, лежат на полу, и батареек в них нет. — Я утром ещё их видела. Милый, ты не брал? Она поднимает взгляд на Тайлера; Тайлер давит смешок, Тайлер озабоченно пожимает плечами, одновременно мотая головой. — Я бы сказал, если бы взял последние, — Тайлер ничуть не кривит душой: не брал, сказал бы, если бы брал. Тайлер помнит одну из шуток Джоша: в Аду все батарейки работают не дольше получаса. Тайлер помнит, он вспоминает об этом все три дня, что длится остаточный эффект, прокручивает их разговоры, переживает заново ощущения. В ночь со второго на третий день он пишет песню, немного текста, немного музыки, больше музыки и больше лирики. Он звонит в половину второго Нику, а когда он — что ожидаемо — не берёт трубку, звонит Крису. Тайлера всего потряхивает от нервого возбуждения; он только закончил её, она ещё сырая, надо подбирать и перебирать подходящие барабанные партии, но она уже хороша и она уже ему нравится. Тайлеру не терпится узнать, что скажет Джош по этому поводу; о, воображаемый Джош разваливается на диване в подвале родительского дома, он пишет маркером на стене: «Боже, храни звукоизоляцию!», он крутится на табурете за барабанной установкой вокруг своей оси, он выдергивает провод от синтезатора из розетки и всячески демонстрирует, что ему скучно. Тайлеру не терпится узнать, что скажет Джош по поводу песни, но он звонит сначала Нику, а потом Крису, чтобы узнать, что скажут они. — А что, это не может подождать хотя бы до утра? — по крайней мере, Крис отвечает на звонок, его голос заспанный, он плохо соображающий. — Нет, — впервые для себя Тайлер отвечает именно это. — Нет, это не может ждать. Слушай. Тайлер переключает мобильный телефон на громкую связь и кладёт телефон рядом: Тайлер с гитарой на шее, воображаемый Джош готовится отстукивать ритм ладонями по собственным бёдрам. — Пока я назвал её «Entertain my Faith». «Развлеки мою веру», — объясняет Тайлер. — Ну, знаешь. Рабочее название. Тайлер закрывает глаза, перебирая струны, он начинает петь — негромко, то и дело запинаясь, всё ещё плохо помня свой собственный текст. Он переделывает его на ходу: пропуская одни строчки и добавляя другие. Тайлер представляет себе, как Джош вслушивается, как его глаза смеются. Тайлер распахивает собственные — Тайлер пялится на воображаемого Джоша из своей головы, из своих фантазий: кончик его языка высунут от усердия и сосредоточения. Кончик его языка касается серебряного колечка в губе. Дыхание Тайлера перехватывает, когда их взгляды встречаются: воображаемый Джош сидит напротив и смотрит прямо на него, и его глаза смеются. — And I'll be holding on to you, — шепчет Тайлер, а затем повторяет это, потому что это, кажется, важнее, чем то, что он написал до этого. — And I'll be holding on to you. Воображаемый Джош кивает, словно считает это правильным: повторять именно эту строчку. Словно Тайлер действительно может держаться за него — пока Джош будет его развлекать. Команда Дьявола отвечает за развлечения, так уж повелось. — Здорово, — говорит Крис, когда Тайлер заканчивает петь. — Просто потрясающе. Теперь я, наконец, могу поспать? — Да, — тушуется Тайлер. — Да, конечно. Извини. Воображаемый Джош показывает средний палец телефону Тайлера. Тайлер достает из-под своей задницы новую упаковку пальчиковых батареек и вопросительно смотрит на воображаемого Джоша. Тот лишь пожимает плечами, мол, что такого — ты сам не хотел смотреть повтор матча. Этих батареек, новой, невскрытой упаковки, хватает, чтобы продержаться до вечера; Ник говорит, что сегодня никак не может подъехать, чтобы порепетировать, Крис мстительно игнорирует звонки Тайлера — Тайлер показывает песню Заку, показывает песню Джею и играет её для Мэдди, он даже просит маму послушать. Тайлеру кажется, что он падает: это всё не то и не о том, будто они до конца все же не понимают, о чём он. — Миленько, — так говорит мама. Тайлер засовывает упаковку с батарейками под подушку дивана, воображаемый Джош показывает ему большой палец: так ей, так им всем. Тайлеру кажется, что он снова падает, ему не хватает понимания и не хватает смеющихся глаз. — Просто догадался, — вот что говорит три дня назад Джош, повисая на нижней ветке дерева; он подтягивается, Тайлер делает вид, что считает количество подтягиваний, Тайлер пялится и с жадностью ловит каждое его слово. — Насчёт того, что ты бросил колледж. — Типа, такие, как я, всегда его бросают? — Типа, тебе этого недостаточно, — Джош повисает на вытянутых руках, его футболка задирается, обнажая узкую полоску живота. — Чему учит колледж: тому, что в конечном итоге всё всегда идёт по пизде. Ну, чему в колледже точно не учат, так это тому, как удержать руки, чтобы они не тряслись так сильно, когда звонишь своему личному Дьяволу. На часах без шести минут шесть, воображаемый Джош сидит так близко к Тайлеру, что их колени почти соприкасаются. Тайлер задерживает дыхание, считая гудки, Тайлер прикрывает глаза в ожидании. Тайлер готов молиться, чтобы Джош взял трубку — но его губы остаются плотно сжатыми. Тайлер хранит молчание даже про себя. — Дьявольская служба срочной психологической поддержки, Джош на линии, — голос Джоша раздаётся ещё до третьего гудка, и, судя по его голосу, Джош улыбается. — Привет, Тайлер. Сегодня тебе придётся прийти и найти меня. Как думаешь, справишься с этим? Губы Тайлера расплываются в улыбке, воображаемый Джош наклоняется к нему так близко, что их губы почти соприкасаются. Придётся прийти и найти меня — отличная строчка из текста ещё одной песни, которую только предстоит написать. Всё, что спрашивает Тайлер: — Куда идти?