Да не умер он в конце сюжета

Оппенгеймер был вне себя от радости. — Уходят, недоумки… Уходят… — нежно приговаривал он, поглаживая кольца на руке. Веритасу понадобились сутки, чтобы уговорить госпожу Ябули отозвать из школы Канделяграфии сотрудников КММ. Сейчас он и Авантюрин стояли рядом с Оппенгемером в вестибюле и все вместе наблюдали, как люди Корпорации уныло перетаскивали вещи на прибывший за ними корабль. — Господин Оппенгеймер, я слышал, посреди ночи кто-то пытался проникнуть в ваш архив и даже украл ключ, — произнес Авантюрин тоном невинного дитя. — Расследование расследованием, а это уже как-то слишком. — Именно, юноша. Поэтому я написал жалобу в их ведомство. КММ совсем отчаялась, раз принимает к себе всякий сброд. Воры, террористы, шлюхи, сигонийские рабы… Кого там только нет! Я бы этим людям не доверил даже мести листья со ступеней. Рацио покосился на своего поразительно словоохотливого коллегу, а затем незаметно дернул за рукав Авантюрина, предупреждая, чтобы тот сильно не увлекался. — Ты не верь этому говну про расследование. Риордан давно канул в небытие и все исследования с собой прихватил. Здесь ничего не осталось, — продолжал Оппенгеймер. — Я знаю, что они тут вынюхивают на самом деле, но чёрта с два это получат! — Господин Оппенгеймер, это так смело с вашей стороны противостоять им в одиночку! — бесстыдно польстил Авантюрин. Оппенгеймер одобрительно посмотрел на юношу и даже скособочено улыбнулся. — Молодой человек, я еще на чаепитии заметил, что вы очень остры на язык и тоже не довольны Корпорацией. Думаю, из вас может получиться толк… Эй, Веритас, отдай мне этого доброго мальчишку. Будет жаль, если он после твоей Академии как остальные уйдет деградировать в КММ. — Нет, — безапелляционно отрезал Рацио и скрестил руки на груди. — Да ладно тебе, — заканючил ученый. — Хочешь, я заплачу тебе за него. Сколько там стоит один ваш семестр? — Он — не раб и не продается. Глаза Авантюрина сверкали нехорошим блеском, пока Оппенгеймер говорил о нем в третьем лице, как о каком-то товаре. Рацио, заметив это, поджал губы и поспешил перевести тему в более безопасное русло, пока одному оскорбленному сигонийцу не пришло в голову прямо здесь, голыми руками, вырвать сердце некоему главе школы Канделяграфии. — У меня что-то в горле пересохло. Лучше пойдемте, выпьем чая и отпразднуем ваше избавление от сотрудников КММ. — Ладно, — в миг, поскучнев, протянул Оппенгеймер и, повернувшись к ним спиной, махнул рукой. — Идем в мой кабинет, я не хочу сидеть в столовой. Рацио последовал за ним, но напоследок подал знак Авантюрину, кивнув подбородком в сторону потолка. Это означало: «Иди в комнату и не высовывайся». Авантюрин закатил глаза и дал утвердительный ответ. В кабинете Оппенгеймер лично накрыл на стол, однако пили они не чай, а изысканное вино. — Я не имею ничего против Ябули, — говорил учёный, разливая алкоголь по бокалам, — но меня бесит, что она пытается усидеть на двух стульях. Я бы на ее месте добивался независимости Гильдии от КММ. Финансирования и так кот наплакал, так хотя бы у нас были б развязаны руки. Я устал уже заниматься только тем, что интересно Корпорации. Не для этого шёл в науку. Веритас все это слышал уже тысячу раз. Дальше были бесконечные жалобы наподобие: «А вот в Обществе гениев…! А вот у этих, а вот у тех…» С непроницаемым выражением лица, Рацио долил себе полный бокал и выпил его разом, ибо слушать это на трезвую голову просто невозможно. — И все же не только Ябули любит сидеть на двух стульях, — Оппенгеймер многозначительно посмотрел на Веритаса и усмехнулся. — Давай, рассказывай, что вы тут с мальчишкой вынюхиваете? Рацио лишь на мгновение замешкался. Он вопросительно приподнял брови и пригубил вина, пряча дрогнувшие губы за бокалом. Больше всего на свете, после невежества, он не терпел лицемерия и увертки. Оппенгеймер громко рассмеялся, запрокинув голову. Он оперся рукой о колено и чуть поддался вперед, сократив дистанцию достаточно, чтобы его собеседник еще сильнее занервничал. — Не делай такое нелепое лицо, Веритас. У тебя это всегда хреново получалось. Если хочешь выглядеть естественно, когда врешь, тебе бы стоило взять пару уроков у своего студента. — Я не понимаю, о чем ты говоришь… Однако Оппенгеймер прервал попытку доктора выпутаться, раздраженно шикнув сквозь сомкнутые зубы. — Давай без этого дерьма, ладно? Я тебя раскусил, так что дальше нет смысла продолжать юлить. Ты и Ябули, похоже, совсем меня за дурака держите. Скажи мне, когда мы в последний раз обменивались учениками? Это было давно и неправда. В Гильдии осталось всего лишь полторы калеки, в этом нет смысла. И тут появляетесь вы, два красавчика. Не проходит и суток, как мой архив воспламеняется посреди ночи, а ключ от всех дверей таинственно пропадает. Я тебя ни в чем не виню, Веритас, — мягко уверил Оппенгеймер, а затем его лицо ожесточилось, — но вот твоему студенту не мешало бы всыпать сто палок по спине! Это же уму непостижимо! Я, мягко говоря, охренел, когда увидел огонь и тогда еще ничего не понял. Но потом, проанализировав ситуацию, сообразил, что то перемотанное тряпками приведение, было твоим гребанным студентом! Оппенгеймер под конец истории будто бы сдулся, стал подавленным. Небрежно опрокинув в себя вино, он закусил полоской копченого мяса. На мгновение, Веритасу даже стало немного его жаль. — Если тебя это утешит, я сделал ему выговор. — А толку-то… — хмыкнул глава школы. — Как он тогда сказал на чаепитии? Его папочка не последний человек в КММ? Небось, пытается выслужиться перед будущими работодателями. Ради этого, камня на камне здесь не оставит. Рацио промолчал. Он опустил взгляд на закуски, затем осмотрел кабинет. В принципе, он мало отличался от его собственного: куча книжных стеллажей, какие-то статуэтки, стенд с грамотами, медалями и благодарностями… Правда, тут царил какой-то сонный полумрак, в отличие от его светлого, пронизанного солнечным светом, храма знаний. — Давай сделаем так, — снова заговорил Оппенгеймер. Выглядел он очень уставшим. Видно, как ему это противостояние КММ стоит поперек горла. — Я накидаю вам каких-нибудь сомнительных исследований, вы с чувством выполненного долга передадите их Ябули, а та, довольная, казнит виновного. — И кто же станет козлом отпущения? — скептически поинтересовался Веритас. Оппенгеймер отвел взгляд и почесал затылок. — Ну-у… — протянул он, — вообще-то я собирался выставить виновной Клео. Рацио сузил глаза. Заметив это, ученый тут же взвился: — Что?! Не смотри на меня так страшно! От этой сучки все равно никакого толку, да и яблоко от яблони недалеко падает. Она же женщина. Наверняка спит и видит, как сохранить вечную молодость! Веритас осуждающе покачал головой и выставил ладонь вперед, предупреждая, чтобы Оппенгеймер немедленно замолчал. — Я не собираюсь слушать этот бред дальше. Такой план не подходит. — Не подходит? Ладно. Тогда предложи свои варианты, доктор Рацио. Кстати, у меня тоже есть докторская степень, но почему-то называть себя «доктором» настаиваешь только ты. — У тебя одна степень, а у меня их восемь. Могу себе позволить, — пожал плечами Веритас. — Но, не отвлекаясь от темы, расскажи мне, для чего тебе Зеркало истины? Тут уже впал в ступор Оппенгеймер. Его лицо недоуменно вытянулось, а затем учёный расплылся в злой улыбке. — Ах, пронырливый крысеныш… — прошипел он себе под нос. — У этого человека совсем нет ни стыда, ни совести! Он бы мне еще в штаны залез! Рацио незаинтересованно наблюдал за этим приступом неконтролируемой истерики, закинув ногу на ногу и катая между пальцев ягоду винограда. — А для чего мне, по-твоему, нужно Зеркало? Конечно же, я прихожу в лабораторию каждое утро и задаю ему извечный вопрос: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» — И что? Каков ответ? — Я прекрасен, спору нет! — гордо ответил Оппенгеймер, выставив вперед грудь. — Однако, — он снова вернулся к своему мрачному настроению, — помимо этого, Зеркало предсказало мне ужасную смерть. Веритас нахмурился и принял задумчивую позу. — Разве Зеркало не предсказывает будущее туманно? — Эм, я, полагаю, тогда древние просто не знали слово «спойлер», потому что так куда точнее. Зеркало мне такое: «Ты прекрасен, спору нет. Но какой толк в красоте, если твой конец — гореть в огне страданий?» Клянусь, это дословно! — Звучит очень абсурдно. И… непрофессионально? Если это уместно по отношению к артефакту, задача которого предсказывать будущее. — Вот и я о том же, — покивал головой Оппенгеймер. — Вообще, ненавижу всю эту эзотерику. Но… теперь мне как-то не по себе. Зеркало ведь не может врать? Рацио пожал плечами и налил им еще вина. — Все мы когда-нибудь умрем, в этом нет сомнений. Однако не всякая смерть ужасна. Древние утверждают, что предсказания точны и необратимы. — Может, мне стоит разок долбануть по этому Зеркалу, и оно пересмотрит свое пророчество? — неуверенно предложил Оппенгеймер, зарываясь рукой в длинные волосы. — Как вариант, может, — абсолютно серьезно произнес Рацио. — Но, с твоего позволения, я бы хотел перед этим лично взглянуть на артефакт. — Хочешь погадать на любовь? — Нет. У меня есть надежный способ проверить, действительно ли это Зеркало может говорить истину.

***

Авантюрин сильно удивился, увидев, как доктор Рацио и глава школы Оппенгеймер вместе зашли в комнату, будто бы были старыми-добрыми друзьями. Он лежал в кровати и читал ту самую книгу Веритаса в совиной обложке. Ту, которой можно если не убить, то сильно покалечить. Авантюрин все думал, почему доктор никогда с ней не расстается, прямо как со своей гипсовой головой? Гадал, что же за драгоценные знания там записаны. А может это его личный дневник? Но, увы, правда оказалась куда тривиальней — это была квантовая физика. Впрочем, делать все равно нечего, так что Авантюрин решил, что будет не лишним пополнить свой багаж знаний. — Хм, а тут не так уж и плохо. Я бы даже сказал уютно и просторно, — произнес Оппенгеймер, по-хозяйски прохаживаясь по комнате. Авантюрин в это время следил за ним, недружелюбно глядя поверх обложки книги. — Разве это не стандартная комната для студентов? — Рацио встал в дверях, облокотившись плечом об косяк и скрестив руки на груди. — Неа. Изначально, я распорядился поселить вас в каморке для швабр, но, похоже, ответственный за это человек подумал, будто бы я шучу и выделил вам лучшую комнату. Эх, когда покончим со всей этой неразберихой, я тут всех поувольняю. Никак на это не отреагировав, Рацио обратился к Авантюрину: — Поднимайтесь. Глава школы любезно согласился показать нам Зеркало истины. Авантюрин рывком сел и вытаращился на него так, будто у ученого выросли на голове рога. — А, забыл сказать, — продолжил Рацио, видя его замешательство. — Господин Оппенгеймер раскусил нашу безыскусную игру. Однако мы смогли договориться. — Эй, мы ни о чем еще не договорились! — вмешался Оппенгеймер. — И вообще, нам обязательно брать его? — тыкнул он пальцем в сторону Авантюрина. Рацио прикрыл глаза и глубоко вздохнул, как делал всякий раз, когда у него кончалось терпение. — Вы начинаете действовать мне на нервы, — отчеканил он. — Голова раскалывается от вашего возмущения. И да, студент Сайфер нам нужен по той причине, что без него эксперимент не провести. — Эксперимент? Какой еще эксперимент? — вопросительно выгнул бровь Авантюрин, переводя взгляд с одного ученого на другого. Рацио издал не то горестный всхлип, не то стон. Похоже, придется потратить время на объяснения, иначе они еще долго будут спорить. Он начал с самого начала, ничего не утаивая к раздражению Оппенгеймера, а затем перешел к самой тяжелой части: — Перед тем как мы проведем эксперимент, вам, глава школы, придется постоять за закрытыми дверями. — Что? — не замедлил возмутиться тот. — Какого чёрта?! — То, что я хочу проверить, мне бы хотелось сохранить в тайне, — терпеливо пояснил Рацио. — Но я гарантирую, если Зеркало даст верный ответ, то оно настоящее, а не искусственный интеллект, выдаваемый за артефакт. — Забудь, — пренебрежительно фыркнул Оппенгеймер. — Ты пользуйся моим доверием, но палку не перегибай. Еще чего не хватало: чтобы я, в собственной школе, стоял за закрытыми дверями, как какой-то проштрафившийся студент! — Пожалуйста, — сквозь стиснутые зубы и с нажимом произнес Веритас, смиряя испепеляющим взглядом ученого. Авантюрин уже понял суть того, что хотел сделать Рацио. Усмехнувшись, он закинул ногу на ногу и с самым наглым тоном проронил: — Не стоит его уговаривать, профессор. Давайте просто подождем, когда пророчество сбудется и тогда точно станет ясно: подлинное Зеркало или нет. Оппенгеймер стрельнул в студента полным ненависти взглядом. Он тяжело задышал, покраснел, тщательно взвешивая все «за» и «против». — Ладно, — в итоге выплюнул он. — Вот вам ключ, идите. Я пока пойду и… сделаю что-нибудь очень важное! Но приду минут через десять, так что поторопитесь! Прикусив губу, скрывая усмешку, Авантюрин поймал ключ-карту. — Ну что, док, не будем терять времени? — весело сказал он, крутя на пальце кольцо картхолдера. Рацио ничего не ответил, лишь сухо кивнул и приложил ладонь ко лбу. Он устал. Смертельно. До лаборатории шли в молчании. Авантюрин отпер дверь и с галантным поклоном пропустил Рацио вперед, на что удостоился кислого выражения лица доктора. В лаборатории не было ничего, кроме ростового Зеркала в тяжелой медной витиеватой оправе. По правде говоря, это была обычная комната с серыми унылыми стенами. Стекло на Зеркале ничего не отражало, оно было похоже на речную воду, что шла мелкой рябью от эфемерного ветерка. Когда Веритас встал напротив, Зеркало перестало «рябить», явив серую безэмоциональную маску. — Чем могу помочь, почтенный доктор? — глубоким голосом спросило Зеркало. — Вы знаете, кто этот человек? Веритас отошел чуть вбок, чтобы Авантюрина стало видно. Мгновение Зеркало ничего не говорило, глядя на бывшего сотрудника КММ пустыми прорезями глаз. — А-аа, — протянуло оно. — Это очень интересно. Тело одно, а сущность совершенно другая. Что именно вас интересует, почтенный доктор Рацио? То, что я вижу снаружи или что зрю внутри? — Расскажите про то, что внутри. — Сигониец. Авгин, если быть точнее. Ныне их раса канула в небытие и это их последний представитель. Какавача, что означает «благословленный Треокой Гаятрой» и, надо сказать, этот юноша оправдывает свое имя, ведь его удача велика. Правда, его все равно ждет ужасная смерть. Авантюрин усмехнулся, глядя на маску. — Ужасный конец? Где-то я уже это слышал. Тут дверь скрипнула, и в лабораторию зашел Оппенгеймер. — Ну что? Веритас, будь милым, скажи, что эта штука безбожно лжет. Рацио, к его сожалению, покачал головой. — Зеркало действительно видит истину. — А какое будущее ждет профессора? Авантюрин схватил Рацио за плечи и потянул к Зеркалу. — Его тоже ждет ужасная смерть. — Хах, ложь! — радостно провозгласил Авантюрин. — Согласен, — кивнул Оппенгеймер, уперев руки в бока. — Может, объяснитесь? Рацио и Зеркало недоуменно смотрели на этих двоих. — Дело в том, профессор, что ваша смерть не может быть ужасной. Скорее, скучной. Вы задохнетесь библиотечной пылью или что-то в этом роде. — Или нелепой, — подхватил Оппенгеймер. — Поскользнешься на одной из своих ванных приблуд и свернешь шею. Рацио недобро сузил глаза и процедил. — Вы оба… такие славные люди. Слов не нахожу. — На правду не обижаются, профессор, — отмахнулся Авантюрин. — Однако мне все же интересно узнать, почему моя смерть будет ужасной? — Потому что вы умрете в сожалениях, что так и не смогли простить себя за прошлое, — ответило ему Зеркало. — А что, так можно было?! — воскликнул Оппенгеймер. Он быстрым шагом пересек комнату и оттолкнул Авантюрина, вперившись гневным взглядом в артефакт. — Какого чёрта?! Мне тоже тогда отвечай! Я думал, ты только можешь дать смутное предсказание, без причин и следствий. Маска покачнулась то в одну, то в другую сторону, как бы отрицая. — Всё, что вы знаете обо мне — искаженная истина. Двое из вас прославленные ученые и вам стоит подвергать сомнению все магическое, не имеющее доказательств. Моему происхождению есть логическое объяснение: когда-то я был Эоном Просветления, однако мои последователи нашли способ пленить меня и превратили в артефакт. Это было так давно, что все обиды уже забыты, однако, поверьте моему опыту: хоть изменить предначертанное непросто, но все равно возможно. Проблема в том, что не все хотят менять свою судьбу. — Меньше загадок и ближе к делу, — прорычал Оппенгеймер. — Что за ужасный конец меня ждет? — Вы умрете, сожалея, что так и не сказали нужных слов человеку, что дорог вашему сердцу. Оппенгеймер застыл как громом пораженный. — Он мертв, — бесцветным тоном произнес он, бледнея на глазах. — Это не так, — спокойно возразило Зеркало. — Да и вы тоже это знаете. Просто вам проще принять такую «правду». Проще, потому что тогда не надо будет ничего делать, можно притвориться жертвой и таить обиду на весь мир, за то, что с вами так несправедливо обошлись. — Неправда! Я бы перерыл весь космос, исследовал бы все чёртовы чёрные дыры в этой вселенной, если бы была хоть какая-то надежда! Никто. Никогда. Не выживал, попав в черную дыру. — Тогда думайте сами: когда в последний раз вы смотрели в телескоп? Когда в последний раз вы вообще занимались хоть чем-то отдаленно связанным с наукой? Вы прикрываетесь ответственностью главы школы, но на самом деле сидите целыми днями, запершись в своем кабинете, и впустую растрачиваете свою жизнь. Вы сдались, потому что таков был ваш выбор. Оппенгеймер опустил голову, тень легла на его лицо, не давая рассмотреть эмоции. Да и без того было понятно, что ему нечего ответить. — Я прошу прощения, что прерываю вас на таком драматичном моменте, но могу ли поинтересоваться, о ком идет речь? Авантюрин с грацией слона влез в чужой разговор и ни капли не сожалел об этом. — Я полагаю, что речь идет о Хосе Лазаро, — задумчиво произнес Рацио, подперев подбородок кулаком. — Он тоже является членом Гильдии эрудитов и работал на космической станции «Герта» в отделе галактической географии. Впрочем, это не мешало ему также быть вооруженным археологом… Его самая знаменитая работа — «Путеводитель по космосу», которую он написал в соавторстве с Оппенгеймером. А еще он пропал где-то лет десять назад. — Он не пропал, — возразил Оппенгеймер. — Он из-за каких-то дрязг с Гертой со злости проделал дыру в космической станции и улетел чёрт знает куда, а потом его засосало в черную дыру и больше мы ничего о нем не слышали. Скажи, Веритас, как много ты знаешь людей, которые выжили после падения в черную дыру? — Ни одного, — не задумываясь, ответил Рацио. — Черная дыра, это не то место, где можно выжить. — Правда что ли?! — истерически рассмеялся Оппенгеймер и резко поднял на них лицо с лихорадочно горящими глазами. — И я тоже так думал… А вот чёртово Зеркало утверждает, что мы с тобой дураки! — Сложно сказать, как оно есть на самом деле, — мягко заметил Веритас. — Иногда черные дыры не то, чем кажется на самом деле. Не вини себя. — А что толку-то… — невесело усмехнулся Оппенгеймер. — И как я уже говорил, — снова подал голос бывший Эон, — судьбу изменить можно, но не все этого хотят. Что же вы тут стоите и утираете друг другу слезы?! Вы будете исправлять свои ошибки или нет?! Все уставились на Зеркало, а то, осуждающе сузив прорези глаз, скривило губы. — Однажды люди удивят меня, но это произойдет явно не сегодня.