***
После звонка Бяши, Рома почувствовал себя свежим, будто его окунули в ведро ключевой воды. Движения стали более легкими, быстрыми и уверенными. За рулем “жигулей” сидел не какой-то там лох, терпила и петух, нет. Теперь это был счастливый человек — Рома Пятифанов, с миллионом рублей в чёрном пакете и лучшим будущим впереди. Рассеяно разглядывая серые улочки Печоры через открытое окно, Рома представил себя главным героем черно-белого кино. После всего, что было в предыдущих сериях, он наконец-то сможет воспользоваться плодами своих усилий, чтобы игриво подмигнуть зрителю и рвануть за пределы плёнки, в сладкий, долгожданный “хэппи энд”. Бяша сказал ему, что человек, занимающийся документами, уже всё подготовил и будет ждать его в небольшом посёлке, в десяти километрах от города. Рома знал это место, раньше там жил цыганский табор, а потом цыган разогнали, дома снесли, а из коренных жителей там осталось только пара старух. На похороны одной из этих старух ездила его мать пару лет назад. Олеся не была знакома с той бабкой, она просто ездила на любые похороны при возможности, а ещё на свадьбы. Это было уже после того, как сел его отец и, скорее всего, Олеся просто искала себе хоть какое-то занятие на любых мероприятиях. “Интересно, как она там?” Рома оставил ей деньги, много денег. Пятьдесят с небольшим тысяч рублей, это было почти всё, что он скопил за всё время в Москве. Должно было хватить на то, чтобы снять другую квартиру, где-нибудь подальше от всех этих уродов. “А может, её убили?” Он вспомнил, как полтора года назад уже прокручивал в голове мысль о её смерти. Сейчас он думал об этом гораздо спокойнее, может быть потому, что внутренне был уверен, что с ней всё хорошо. “Когда поймёт, что меня нет, наверное, она испугается. Уже испугалась. Батя выйдет совсем скоро, ей нужно только дождаться его, денег ей на это хватит, — успокаивал себя Пятифанов. — А когда он выйдет, я уже буду в Испании. Буду пить сок из половинки кокоса, напишу им письмо и пришлю фотографию и денег, вот они охренеют.” Представив себе удивленные лица родителей, вертящих в руках его фотографии с Мальорки, Рома довольно ухмыльнулся. Оставалось совсем немного, главное, чтобы этот Бяшин знакомый не заломил цену на документы. “А неплохо Игорёк поднялся, времени не терял, такие связи приобрёл. А я-то думал…” Рома вспомнил свой последний разговор с Димой Гвоздрёвым, последний их “нормальный” разговор. Тогда Дима спрашивал его, сможет ли Бяша занять место Ромы в случае, если Рома перестанет вывозить. И Бяша смог, да ещё как. После сноса цыганских домов в посёлке, не имеющем названия, осталось три полуживых домика. Все они теперь пустовали. Возле одного из них Рома заметил маленький смешной автомобиль “инвалидку”, рядом топтался какой-то парень в ветровке с капюшоном и нервно курил. “Мой клиент”, — Рома почувствовал, как у него неприятно засосало в боку. Ему снова нужно было стать старым Ромычем Пятифановым. Забыть, хотя бы на полчаса, что он делает это всё ради Антона, притвориться, будто он бежит от серьёзных проблем, о которых и рассказывать нельзя, и вообще, напустить на себя видок очень делового человека. Это было тяжело, ведь он уже давно не разговаривал, как деловой человек. Остановившись рядом с “окой”, Рома выскочил из машины и осмотрел парня, стоявшего напротив. На торговца поддельными документами он не походил. Рома представлял его совсем по-другому: большим, толстым, бородатым и почему-то цыганом. А этот парень на вид был одного с Ромой возраста. Его длинное лицо с близко посаженными глазами и блеклыми волосами, торчавшими из-под капюшона, показалось Роме знакомым. — Ромыч, — парень сразу же подошёл поближе и протянул Пятифанову руку. — А я Сява. — Ага, — Рома кивнул, быстро облизнул губы и деловито огляделся по сторонам. Он достал из кармана сигарету и вальяжно, не торопясь, закурил, испытывая Сяву взглядом. — Давно не виделись, да? — хрипло пробурчал Сява, улыбаясь жёлтыми зубами. — А мы виделись вообще? — Ну да, я с Медведовки… Помнишь, ты нас крышевал раньше… Медведовку и Сяву Рома помнил очень смутно. Какие-то далёкие дела из давно минувших дней, когда ему приходилось собирать деньги в какой-то общак. А был ли вообще этот “общак”? — И чё ты теперь, документами занимаешься? — Рома с сомнением оглядел одежду парня, прикинув в голове, что стоит она не больше трёхсот рублей, это если вместе с кроссовками. Конечно, может быть, он специально оделся именно так, чтобы поменьше подозрений вызывать. Если Рома что-то и помнил про Сяву из Медведовки, так это то, что тот не отличался ни умом, ни сообразительностью. — Ага, документами, — Сява продолжал демонстрировать жёлтые зубы. — Бяша меня в тему притянул, сам бы я не воткнул, как это делается. Но там особо и не надо уметь, надо просто правильных людей знать. У нас же это всегда так… коррупция, взятки, сам понимаешь. — Ага. Ну, что там с паспортами-то? — Да всё есть, только фотографии нужно будет вклеить, — Сява развёл руками и потопал к дому. — Погнали, посмотришь. Рома взял с собой пакет с деньгами и двинулся за ним. Внутри домика было тихо и пыльно, по полу была хаотично раскидана какая-то одежда. Вслед за Сявой Рома прошёл в комнату, которая могла быть и спальней, и кухней. Разрушенная печь выглядела точно так же, как и печка в старом доме Ромы. Обстановка полуразрушенной сельской лачуги напомнила Пятифанову о прошлом, в которое он не хотел бы вернуться, несмотря ни на что. Чувство ностальгии ушло так же быстро, как и появилось, когда он услышал хриплый кашель прямо за своей спиной. Сява стоял перед ним, выставив вперед свои дурацкие жёлтые зубы. Слева от него, из другой комнаты, как чёрт из табакерки, вылез другой парнишка, низенький и маленький, непонятного возраста, с телом ребёнка и головой спившегося алкоголика. Оглянувшись назад, Рома с большим удивлением наткнулся на лицо, которое он знал хорошо. Это было даже не лицо, а самая настоящая харя, прыщавая, грязная и ещё более жирная, чем раньше. — Ха, — мерзко пискнул Бабурин, — Здарова, Ромыч. Спина Пятифанова покрылась мелкими мурашками, но не от страха, а от волнения. Несколько секунд он рассматривал лицо Семёна, пытаясь понять, что происходит. “Свинья” выглядел ещё хуже, чем раньше, он будто бы стал ещё толще, ещё грязнее и ещё неприятнее. Подбородок Бабурина покрылся тёмной жесткой волосней, которую так и хотелось вырвать вместе со всеми нависшими жировыми складками. Рома отвернулся от Семена и вопросительно взглянул на Сяву, но тот продолжал хлопать своими рыбьими глазами, будто бы всё шло по плану. — Что за дела? — Рома попытался повысить голос, но вместо этого почти пискнул от удивления. Он всё ещё пытался сообразить, что происходит. — Дела, — Сява пожал плечами и опустил глаза на пакет в руках Ромы. — Деньги там? — Что за дела? — повторил Рома громче. — Что происходит? Где-то в самом дальнем углу своей головы Рома уже догадался, что происходит. Он понял это ещё до того, как увидел Бабурина, но эта часть мозга не управляла его телом, поэтому он всё ещё ощущал себя довольно расслабленно. — Ты же уехать хочешь? — спросил Сява. — Испанских паспортов для тебя не нашлось, но есть один вариант, бля. Можешь переехать в Гвинею-Биссау, у меня как раз есть путёвка. — Чего бля!? — заорал Рома всем горлом. Понимание ситуации равномерно растеклось по всей голове, и ему стало страшно и волнительно. Он ведь так и не отвёз Антона в посёлок. — Гвинея-Биссау, — невозмутимо продолжал Сява. — Там по-португальски разговаривают, так что тебе тоже придётся выучить. Буэна динас, буэна ночес, вся хуйня. “Если напрыгну на этого, то их останется двое, — Рома нащупал в кармане свою верную бабочку. — Бабурин и тот доходяга. Не на того нарвались”. — Ромыч, — рявкнул Сёмен из-за спины. — А чего это тебя в Европу потянуло? Ты что, пидор? Рома рванулся вперед, на ходу выхватывая нож из кармана. Он целился Сяве в бок, туда, где примерно находится печень. Ветер свистел в его голове, ему казалось, что время остановилось, его рука скользила вперед, но на встречу ей вылетела другая, чужая лапа, остановившая нож. Рома услышал, как в его рту щелкнули зубы. Через секунду он понял, что его ударили в челюсть коленом. Это был его излюбленный школьный приём, хорошо подходящий как раз для таких ситуаций. Иногда, когда они с Бяшей доводили до слёз какого-нибудь хлюпика, тот не выдерживал и кидался вперед, забыв обо всём, как берсерк. Остановить его ударом по голове было невозможным, но коронный удар коленом в челюсть заставлял падать любого. Рома упал на спину и тут же получил удар ботинком в голову. Семён бил его ногой наотмашь, вкладывая в удар всю свою злость. Ботинки у него были новенькие, из вонючего китайского кожзама. “Бяша такими торгует, наверное”, — вдруг подумал Рома и разозлился ещё сильнее. И всё-таки, Бяша его кинул. Он сделал это очень цинично, грубо и в самое неподходящее для этого время. “Неужели миллион так захотел, сука?” Бабурин ударил его кулаком в живот, отчего Рома едва не задохнулся. Он попытался вскочить, поймать ухо Бабурина, чтобы потом найти точку опоры и вновь оказаться на ногах, но не смог. Вместо того, чтобы схватиться за голову Семена, он ударил его в ухо, безвольно и слабо, но Бабурин всё равно завизжал. — Убью! — заревел Семен. Подтянув колени к груди, Рома всё-таки нашёл точку, на которой можно было опереться, и оказался в положении “на корточках”. У него всё ещё было преимущество — его верный нож. — Уроды! — заорал Пятифанов, размахивая ножом. — Зарежу! Бабурин отвалился в сторону, справа подбирался мелкий доходяга, пытавшийся зайти Роме за спину. Пятифанову всё ещё нужно было встать на ноги. Обороняться, сидя на корточках, было невозможно, — любой удар ногой — и его снова опрокинут на спину. Словно прочитав его мысли, Сява выкинул свою длинную худую граблю вперед, прямо в незащищенный Ромин лоб. Пошатнувшись, Рома завалился на бок, и этого мгновения оказалось достаточно. На него набросился Семён, давя своей массой, он уронил Рому на пол и вцепился зубами в руку, сжимавшую нож. — Мочи его! — пискнул доходяга справа и наступил Роме на руку. Нож выпал из пальцев, кто-то ударил Рому по внутренней части бедра, отчего он едва не ослеп. Семён по-кабаньи хрюкал сверху, продолжая грызть его руку. — АААА!!! Теперь Рома не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Его тело пригвоздили к грязному полу, он потерял своё оружие и теперь… “Пиздец. Мне пиздец”. Рома пытался дёргаться, пытался вырваться, но ничего не мог поделать с огромной, навалившейся на него тушей. Слишком велика была разница в весе. Чувствуя своё полное превосходство, Семён немного ослабил хватку, продолжая придерживать обе Ромины руки. — Слышь, Ромыч, — сверху над Пятифановым нависло длинное лицо Сявы, — а это правда? — Правда, правда! — заорал Семён. — Они пидоры! Это точно! Я это ещё в школе понял, что он пидор. Кто ещё будет с этим чмом цацкаться — только пидор! — Ты пидор? — спросил Сява. — ААААА, — заорал Рома вместо ответа. Бяша выбрал идеальное место и время для такой афёры. Никто ведь не знает, куда подевался Рома, никто не услышит его в этом заброшенном селе. “Меня убьют здесь, и никто не узнает, где меня закопают, — с ужасом понял Рома. — Антон не узнает, а я ведь не сказал ему, куда еду. Он ведь даже не будет знать, где меня искать. Он подумает, что я просто его кинул, уехал с деньгами и пропал, блять, он ведь правда так подумает!” — Ты ведь вальнул Димона, — Сява аккуратно поднял нож Пятифанова с пола. — Это потому, что Димон был беспредельщиком. Мне Бяша всё рассказал. А сейчас, Ромыч, времена поменялись, и теперь беспредельщик — это ты. — Чего ты несёшь, блять!? — закричал Рома. — Что тебе там рассказали, блять!? — Смотрящий сказал, что тебя надо убрать, — Сява опустил голову, как будто извиняясь. — Тебе ведь тоже самое тогда сказали, правда? Ну, ты меня должен понять. — ЧЕГО!? — Рома злобно оскалился. — Этот пиздабол, Бяша, блять. Он же пиздабол, блять! Нет никаких смотрящих, нету! Димон все бабки себе в карман собирал, блять. Он пиздит тебе, пиздит, как дышит! — Да чего мы этого пидора слушаем? — заорал Семён. — Надо его замочить, бабки забрать и валить! — Смотрящие есть, — спокойно ответил Сява. — Я сам видел. Бяша с ними в мазе, он высоко метит, а ты, Ромыч, прихуел. Вы же с Игорьком раньше друзьями были… Он сказал, что надо всё сделать, чтобы ты не мучался, поэтому не мучайся, бля… “Не мучаться?! Да я этого уебка на куски разорву”, — Рома попытался вскочить и едва не потерял сознание от удара локтём в живот. — Он будет мучаться! — завизжал Семён. — Он мне руку сломал, просто так, по беспределу. Я в больнице лежал два месяца, а потом восстанавливал ещё… Долго восстанавливал. Этот уебок будет страдать, — Бабурин опустил свой дурнопахнущий рот прямо к Роминому уху. — И Гандошку мы найдём. Мы его отпидарасим, бутылкой, а потом тоже зарежем. К тебе в ад отправим, нахуй. Семён обхватил правую руку Пятифанова за запястье и стал тянуть на себя. От боли Рома заплакал, освободившейся левой рукой он попытался ударить Бабурина в голову, но удар снова получился слишком слабым и беспомощным. — Блять, держите ему другую руку, — злобно прошипел Семен. Мявшийся в сторонке доходяга подскочил к Роме слева и пригвоздил его руку к полу. Всмотревшись в его лицо, Рома узнал его. Это был Вова по кличке “Щепка”, мелкий шнырь из Медведовки. “Где Бяша всех этих уёбков откопал?” — Можно ему ещё на клык спустить, — неожиданно предложил Щепка. Семен и Сява недоуменно переглянулись и пропустили предложение мимо ушей. — Не, вы прикиньте, спустить на клыка самому Пятифану, — гнусаво захихикал Щепка. — Дайте-ка я… Поняв, что хочет сделать мелкий засранец, Рома отвернулся, но этого его не спасло. Холодная, вязкая, вонючая слюна растеклась по его щеке, унижая его ещё сильнее. — Щепа, еб твою, ты чё творишь, — возмутился Сява. — Нам же сказали, чтоб не мучался. — Да похуй, — зарычал Семён. — Можно его хоть в рот отъебать, только сначала все зубы выбить, чтоб не кусался. А может, он и так кусать не будет. Ты же пидорас, Ромыч, тебе ведь нравится хуй сосать. — ААААА! — Рома беспомощно взревел, уже не пытаясь вырваться. Его тело обмякло, рука, которую перехватил Семен болела всё сильнее и сильнее. “Сейчас он её сломает, — вдруг понял Рома. — Это конец”. Лёжа на грязном полу, среди пыльных тряпок, в окружении трёх уродов, которые когда-то были его окружением, он вдруг подумал о том, что наверняка все те, кого он унижал в школе, чувствовали то же самое, что и он в этот момент. Жуткий, животный страх и желание выжить любой ценой. — Я бабки отдам, — заблеял не своим голосом Пятифанов. — По-хорошему отдам! Блять! Я всё для вас сделаю! Только отпустите! Мне очень нужно, отпустите, ОТПУСТИТЕ, БЛЯТЬ, ПОЖАЛУЙСТА! — Ишь, как заорал, — ухмыльнулся Щепка. — Как петушок. — АААА! — ответил ему Пятифанов. — СЯВА, братик, умоляю. Туповатое лицо Сявы казалось ему единственной надеждой на спасение. Он вдруг поверил, что сможет убедить его просто забрать деньги и уйти. — Сява, братик, — умолял Пятифанов, — ты слышь, блять, ты Бяхе не верь. Он всем пиздит, он тебе пиздит, всем вам. Не было смотрящих, не было никаких начальств, блять. Он ведь тебя наёбывает, он меня наёбывал, столько лет наёбывал, а теперь… Блять! Сява! На секунду ему показалось, что Сява засомневался. Именно он был лидером этой шайки, и от его решения зависело абсолютно всё. — Слышь, Ромыч, — сказал Сява после некоторой паузы. — Со всем уважением, нахуй, но… мне поебать. Земля сейчас мягонькая, мы тебя в ближайшем лесу закопаем… Ты крещеный же? — АААА, — заорал Рома. — Блять! НЕ НАДО! Семён дёрнул его руку в сторону, затем ещё раз и ещё. В запястье что-то хрустнуло и от боли в глазах потемнело. — Не надо, — слабеющим голосом выдавил Рома. — Не надо. Его руку словно засунули в костёр. Ещё очень хотелось вытащить и остудить, но он не мог ей пошевелить. Рядом нависла жирная харя улыбающегося Семёна. — Вот так вот, Ромыч. Вот так вот! Я у тебя ещё и кроссовки заберу. В руках Сявы блеснул нож-бабочка. Из-за бешеного стука сердца Рома перестал слышать, о чём говорят все вокруг. Всё его внимание сконцентрировалось на острие его же ножа. Этот нож ему подарил Бяша. “Бяша, ебанная крыса”. Они были всегда вместе с пятого класса. Они вместе воровали в магазинах, вместе шарились по заброшкам, вместе ходили в школу целых шесть лет. И теперь… Рома представил себя с разрезанным до уха горлом, здесь, в глуши, посреди ничего. Никто его здесь не найдёт, никто не сможет ему помочь. “А как же Антон без меня?”***
Антону не хватило духу, чтобы выпрыгнуть в окно. “Да и зачем?” Оставшись наедине с самим собой, он глубоко выдохнул и вернулся на кровать. Пиццы не осталось, даже кусочка, от сладкой газировки ему захотелось пить. Облизнув пересохшие губы, Антон лёг головой на подушку и постарался успокоиться. — Побредит и перестанет, — прошептал он вслух. План Ромы о переезде в Испанию казался ему даже более сказочным, чем его собственная история про волшебных зверей. — И он меня считает сумасшедшим? — усмехнулся Антон. — А разве ты нормальный? Голос, ответивший ему, был не похож на его подсознание. Он был слишком женский. Перевернувшись на бок, Антон обнаружил лежащую рядом с ним Люси. От удивления он открыл рот и забыл, что хотел сказать. — Закрой, — Люси мягко захлопнула ему челюсть. — Муха залетит. — Так ты жива? — Нет. Просто ты уснул. Оглядев комнату, Антон не заметил ничего подозрительного. Ничего, что могло бы намекнуть ему, что он уснул. Однако он смог оглядеть всю комнату, не поворачивая шеей. — Так я сплю? Как это? — Не знаю, тебе лучше знать. Наверное, перевозбудился и уснул. Ты ведь последние два дня как в аду, да? Она разговаривала совершенно спокойно, будто никогда не умирала. Антон посчитал это слишком неправдоподобным. В их последнюю “встречу”, она вела себя совсем по-другому. — Ты не настоящая, да? Как и эти Звери. — Я — да, — кивнула Люси, — а вот они… не знаю. В общем-то я — это не я, как ты понимаешь. То, что ты видишь и слышишь — всего лишь проекция. Сложно объяснить, да я и не хочу. — Значит, ты не умеешь ходить в чужие сны? — Умею, — Люси встала с кровати и жадно схватилась за бутылку с колой. — Именно так у тебя в голове и осталась эта проекция. Это как… печать, понимаешь? Твоя башка — бумажка, я в неё залезла с помощью одной методики гипноза, про которую узнала в книжке. А потом… Бац, и осталась только печать. Антон попытался встать с кровати, но не смог поднять своё тело. Тем не менее, он мог поднять свои глаза и смотреть на всё с любого доступного ракурса. Он даже мог осмотреть себя со стороны. Его тело лежало на кровати, свернувшись калачиком. Оно показалось ему неприятно худым и жалким, ещё больше его смутили отросшие белые корни, придававшие ему совсем нелепый вид. “Худой, нелепый неформал”, — так Антон охарактеризовал собственное тело. — И что ты теперь будешь делать? — спросил он у Люси. — А что будешь делать ты? — девушка грустно улыбнулась. — Это ведь от тебя всё зависит. Ты можешь выжечь эту печать из памяти, и меня больше не будет. Вообще-то меня уже и так нет, но я имею в виду, что ты меня видеть не будешь. А я не буду чувствовать это глупое чувство, будто бы продолжаю существовать… — Постой! Это важно, — Антон попытался схватить Люси за руку, но её тело оказалось бесплотным. — Расскажи мне, что было… Когда мы с тобой приехали к тебе и… Что последнее ты помнишь?! — Я же сказала! — Люси покраснела. — Я — не она, я всего лишь проекция, образ, который ты сам себе нафантазировал. Именно поэтому я всегда голая и с грудью третьего размера, хотя у настоящей Люси она была меньше. Я помню только то, что помнишь ты! — Тогда откуда ты знаешь, что у Люси была грудь поменьше? Люси надула губы и попыталась выйти из комнаты. Дверь была заперта, даже бестелесный дух не мог через неё пройти. — Последнее, что она запомнила, был ужас, — тихо прошептала Люси. — Я только почувствовала её страх и всё… Я не знаю, чем он был вызвал, знаю только то, что ей было страшно, как никогда раньше. А потом её просто разорвало на куски. — Так она видела Зверей?! — закричал Антон. — Видела или нет!? — Я не знаю! — заревела Люси. — Я же сказала, повторила раз двадцать, а ты, тупорылый, не можешь это понять! Ты, ты… мудак ты, Антон! — Ладно, — Антон махнул на неё рукой и вернулся на кровать. — Значит, я сейчас в осознанном сне? Если я выйду на улицу, я буду видеть настоящую улицу, или только ту, которую я сам себе представляю? — Как ты будешь видеть улицу, если ты спишь!? — усмехнулась Люси. — Какой же ты глупый. — Скоро не буду глупый, — буркнул Антон ей в ответ. — Скоро меня вообще не будет, и тебя не будет. Скоро мы оба придём туда, откуда обратной дороги не будет. — Ты можешь открыть дверь, — Люси закрыла глаза и скорчила недовольную гримасу. — Только не надо. — Что “не надо”!? Антон встал и подошёл к выходной двери. Выглядела она точно так же, как и наяву. С одним небольшим отличием: у этой двери был глазок. — Не заглядывай! — вскрикнула Люси. “Если есть глазок, то значит, он не просто так”, — решил Антон и выглянул наружу через маленькое стеклышко. Он ожидал увидеть коридор, ведущий к лифту. Он его хорошо запомнил, по этому коридору они шли вместе с Ромой, направляясь к этому номеру. Но его там не было. Через глазок было вообще ничего не видно, кроме двух огоньков в кромешной темноте. Огоньки светились жёлтым, зловещим и тревожным цветом, маня его, как мотылька. — Не открывай дверь, — взмолилась Люси. — Мы можем остаться в комнате, можем делать всё, что угодно, но не открывай! Антон взялся за ручку и осторожно опустил её вниз. “Это ведь всего лишь сон”. Руки Люси легли ему на плечи, они пахли топленым молоком и ананасами. — Хочешь, я отвезу тебя на тот остров, где мы были… Мы можем купаться на пляже, можем трахаться… Только не надо, Антон! Петров опустил ручку до конца и толкнул дверь вперед. Перед ним возникла непроницаемая тьма с двумя зловещими огоньками вдалеке. Он не знал, сможет ли шагнуть вперед, но всё-таки решил попробовать. Темнота оказалась довольно-таки прочной на ощупь. Достаточно прочной, чтобы по ней можно было шагать. Как только он оказался одной ногой вне комнаты, его уши свернуло в трубочку от нечеловеческого крика. — ААААААА, — закричала Люси, впиваясь когтями в его плечи. — Нееет! Вырвавшись из её хватки, Антон прыгнул в темноту. Дверь позади него исчезла, и у него не осталось никакого другого выбора, кроме как двигаться вперед, к огонькам. “Какой жуткий кошмар”. Огни оказались кострами, возле которых уютно устроились две знакомые фигуры. Они жарили шашлыки. — Гандошка! — заверещал Заяц почти что дружелюбно. — Садись! — Рррр, — зарычал Волк. — Пришёл всё-таки! Антон подошёл поближе, готовясь задать самые важные вопросы. Обстановка была для этого самая подходящая. Сейчас Звери не выглядели страшными и опасными и обязательно должны были ответить. — Вы ненастоящие! — выкрикнул Антон, подходя ближе к костру. — Я просто сошёл с ума, так ведь!? — Нет! — заорал Заяц. — Дааа! — проревел Волк. — Вы убили её, эту девушку, так ведь!?! — Неет! — Заяц подпрыгнул на месте и злобно оскалился. — Или да?! — Пизда! — прорычал ему Волк. Звери хрипло захихикали, видимо, им очень нравилось просто издеваться над Антоном. — Зачем я еду в посёлок? — Свежий воздух полезен для здоровья, — хихикнул Заяц. — Здоррровья! — подтвердил Волк. — Блять! Антон потерял терпение. В осознанном сне он чувствовал свою силу, он верил, что Звери ничего не смогут сделать ни ему, ни кому-то ещё, он знал, что может требовать ответы. Но они не хотели ему отвечать. — А ну, отвечайте, живо! Иначе я вам бошки поотрываю, — заорал Антон. — Мальчик ррррычит на тигров, — Волк поднялся с пенька и протянул Антону шашлык. — Мальчик хочет дружить? — Много мальчик захотел! Мальчик сильно охуел! — Заяц повторил действия Волка. — Да кто вы такие, блять!? — Антон подошёл к ним поближе и протянул вперёд руки, пытаясь сорвать с чудовищ зловещие маски. Но они виляли головами, хихикали и не давали себя схватить. — Скушай шашлычок, — вдруг предложил Волк. — Скушай, и мы всё расскажем. — Скушай, скушай, скушай! — подтвердил Заяц. — И мы всё расскажем! “Ладно”. Антон взялся за горячий шампур и внимательно осмотрел предложенное ему мясо. Оно пахло свининой, сладковатой и немного пережаренной. Он аккуратно стащил зубами один кусок, затем второй. На вкус это была свинина, только чуть более железистая, чем обычно. Мягкая, сочная, отличная свинина. Антон ел ещё и ещё, забывая о вопросах, которые хотел задать. Вокруг загорались огни, десятки, сотни одинаковых жёлтых огней. Это были костры, на которых жарилось аппетитное манящее мясо. Когда на шампуре оставался последний кусок, Антон вдруг почувствовал, что наткнулся зубами на что-то жесткое и непрожаренное. Вытащив это изо рта, он с ужасом обнаружил человеческий палец. Маленький, нежный, с ногтем, окрашенным в чёрный цвет. Это был палец Люси. На его шампуре остался кусок её руки. Звери захохотали, и начали тыкать в Антона лапами. — РРРРР, людоед, долбоёб! — зарычал Волк. — Обманули дурака на четыре кулака, — хихикал Заяц. Антона охватили страхи и неуверенность, он повернулся назад, туда, где должна была быть дверь его комнаты, но там не оказалось ничего, кроме непроницаемой тьмы. Он побежал наугад, пытаясь выбраться из бесконечных костров, возле которых сидели бесконечные монстры. Все они были в разных масках, а на их шампурах были нанизаны человеческие конечности. Все они приглашали его разделить их трапезу. — Ешь! Ешь! Ешь! — кричали ему со всех сторон. Антон бежал по неосязаемой темной поверхности, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход. Через несколько часов он понял, что это пространство бесконечно. Мягкие лапы схватили его за грудь, безумная заячья морда оскалилась грязными клыками и подняла его вверх. — Ты наш! Наш! Наш! — заревели Звери. — Наш! Наш! Они подбрасывали его вверх, будто что-то празднуя. Антон закричал, он пытался вырваться, но они держали его слишком крепко. Наконец ему удалось соскочить, и он приземлился мимо их рук, прямо в тёмное нечто. Теперь он летел вниз, падение было почти бесконечным. Но внизу что-то было, там должно было что-то быть. И тогда он разбился. Боль оглушила его и заставила открыть глаза. Антон очнулся в луже крови, посреди улицы, рядом с единственным в Печоре отелем. Он всё-таки выпрыгнул из окна.